Читать книгу Отражение в окне - Дмитрий Андреевич Хатуцкий - Страница 7

Как только со вторым завтраком было покончено, Костя, извинившись, ненадолго оставил Джима одного и убежал на вокзал в поисках двери с изображением мужского силуэта – медленный темп прогулки сделал их путь весьма продолжительным, а чая этим утром он выпил преизрядное количество. Вскоре после того, как Костя скрылся из виду, к Джиму подошла молодая несколько растрепанная, крайне скромно одетая, очень невысокая, но суммарно симпатичная девушка, вручила дешевого вида черно-белую листовку и попросила:

– Подпишите, пожалуйста, петицию.

Джим взглянул на листовку, на которой из-за ее оставляющего желать лучшего качества было решительно невозможно ничего разобрать, кроме номера телефона, и уточнил:

– Позвольте поинтересоваться, чему, собственно, посвящен сбор подписей?

– Помощи членам общества, которым не повезло в жизни так, как нам с вами, – взглядом, полным неподдельной жалости, она указала на самых пунктуальных джентльменов города.

– Чем же вы хотите им помочь?

– В первую очередь, их необходимо увести с улиц, обеспечить муниципальным жильем и работой. Они такие же люди, как и все остальные, но к ним обращаются как к отбросам и рабам, готовым за смешные деньги выполнять самую тяжелую работу. Своим высокомерным отношением мы сами загоняем их все глубже в прозябание в нищете среди горя и несчастья, – проговорила она отрепетированную речь.

– А вы уверены, что они несчастны и им нужна помощь?

Девушка опешила, что выдали невероятно широко раскрывшиеся глаза. Джим продолжал:

– Судя по всему, они гораздо счастливее вас и будут таковыми оставаться, если только вы их не переубедите, – будто в доказательство слов Джима со стороны бездомных раздался взрыв дружеского беспечного хохота. – Статистика говорит о том, что люди, так или иначе пришедшие к подобному образу жизни, в итоге находят в ней больше положительных сторон, чем отрицательных. Даже если их насильно вытащить в нормальную, по вашим меркам, жизнь, снабдив для этого всем необходимым, рано или поздно они все равно вернутся к прежней более безмятежной жизни. Впрочем, в этом городе наверняка есть люди, действительно нуждающиеся в помощи, но вы их не увидите на улице в приподнятом увеселительными напитками настроении. Они сейчас заняты работой на по-настоящему рабских условиях.

Окончательно растерявшаяся девушка неуверенно спросила:

– Может, тогда надо помочь им? Ведь рабство в современном мире недопустимо?

– Безусловно, недопустимо. Рабство в любом проявлении – явление ужасное и постыдное. Но, к сожалению, я не уполномочен подписывать документы за моего хозяина. Впрочем, он – человек весьма сопереживающий и добрый, уверен, он найдет возможность помочь вашему правому делу.

Теперь глаза девушки и вовсе заняли чуть ли не половину всего лица.

– Ваш хозяин?!

Джим кивнул:

– Добрейший человек. Он даже разрешил мне сегодня поесть. Я ему обязательно передам ваш буклет.

С этими словами Джим раскланялся и пошел навстречу вышедшему из здания вокзала Косте, оставив обомлевшую девушку в полнейшем смятении. Из оцепенения ее вывели пискнувшие на руке дешевые китайские часы, возвестив таким образом начало нового часа. Она посмотрела на время и, чертыхнувшись, побежала к автобусной остановке. В кармане зазвонил телефон.

– Лена, ты опять опоздала! – раздался в трубке раздраженный мужской голос.

– Пожалуйста, прости, уже бегу, десять минут! – протараторила она и спрятала телефон обратно.

Сидя на заднем сидении покрытого дорожной пылью и копотью видавшего виды автобуса неоднозначного цвета, она собралась с мыслями и припомнила, что однажды читала про эксперимент, проведенный где-то в Америке. Тогда бездомному человеку предложили весьма крупную сумму денег в обмен на съемки документального фильма о том, как же он этой суммой распорядится. В итоге не прошло и года, как все деньги были растрачены, а подопытный вновь стал бездомным. Выходит, тот солидный мужчина хоть и нес какую-то чушь про хозяина, по меньшей мере отчасти был прав, и петиция, даже собрав необходимое количество подписей, была, вероятно, в конечном счете обречена.

Девушка снова чертыхнулась, впрочем, не особо расстроенно. Она привыкла, что петиции чаще всего не приводили к желаемым результатам, поэтому предпочитала волонтерство в более персонализированном формате, когда она могла лично работать напрямую с проблемой до получения результата. Например, за это утро она успела разнести три продуктовых набора, оставшиеся со вчерашнего дня, инвалидам и получила искренние улыбки благодарности, помогла безработному составить и отправить в несколько организаций резюме после того, как устроила его на курсы обучения компьютерной грамотности, помогла с ними справиться и в награду получила трогательные объятия, полные признательности, а также накормила колбасой дворовую кошку, получив в ответ мурчащее чавканье.

При этом альтруистом она себя не считала и вообще придерживалась мнения, что альтруизма как такового не существует, а каждым человеком так или иначе движет эгоизм, хотя ничего ужасного в этом она не видела и воспринимала как закон природы. Просто кому-то для удовлетворения собственного эго требуется добиться превосходства, либо возвысившись самому, либо втоптав окружающих, а кого-то тешит эго, когда те же окружающие ему признательны и благодарны.

Выскочив из автобуса, она увидела презентабельного молодого человека в компании не менее презентабельной молодой особы. Она его окликнула:

– Привет, Сереж, как жизнь молодая?

В ответ Сережа лишь отправил взгляд, полный презрения, и сказал своей спутнице, что его, видимо, спутали с другим, не столь великолепным Сергеем.

Лена горько вздохнула и тихо, чтобы ее не услышали, сказала:

– И тебе всего хорошего.

Не так давно она вытащила его из крайне неблагополучной семьи, выбила для него комнату в общежитии и устроила на престижную работу – все же очень многие помнили добро и готовы были костьми лечь, но выполнить Ленину просьбу. Сергей ее боготворил и регулярно звонил с отчетами о своих успехах, безустанно благодарил и даже присылал цветы ровно до тех пор, пока не вошел в высшее общество и не счел зазорным общаться с представителями рабочего класса. Поначалу он испытывал уколы совести, отвечая на ее звонки, что занят, перезвонит позднее, и не перезванивал, но со временем окончательно пропитался мировоззрением сильных мира сего, отчего совесть атрофировалась полностью, и начал просто сбрасывать Ленины звонки, не испытывая при этом ничего, кроме раздражения. Лена все понимала и даже не злилась на него, просто удалила очередной номер из телефонной книги. Подобная неблагодарность от бывших подопечных была редка, но тем сильнее ранила, впрочем не отбивая желание заниматься помощью нуждающимся, а наоборот, заставляя работать еще упорнее в поисках ответной доброты.

Наконец Лена влетела в кафе и приземлилась за столик к молодому человеку обиженного вида с поджатыми губами. Он сидел с ужасно прямой спиной, положив обе руки перед собой на стол, и в целом выглядел как неприступная крепость в глухой обороне. Перед ним стояли две опустевшие тарелки разного калибра и большая кружка со следами выпитого кофе, свидетельствовавшие о том, что он даже не пытался дождаться Лену.

– Привет, прости, пожалуйста, за опоздание.

– У тебя постоянно – подчеркиваю, постоянно – не хватает на меня времени.

Лена развела руками.

– Ты же знаешь, скольким людям нужна моя помощь и внимание.

– А мне, значит, внимание не нужно?

Лена нежно положила свою руку на его, сжатую в кулак.

– Леш, ну как мне загладить свою вину? Хочешь, сходим сегодня вечером в кино?

Молодой человек страдальчески вздохнул и закатил глаза.

– Лена, я так больше не могу. Ты стала уделять мне слишком мало своего драгоценного времени.

Справедливости ради, раньше она действительно проводила с ним по много часов почти каждый день – без постоянного контроля и поддержки избавить человека от сильнейшей алкогольной зависимости невозможно. Одна из множества общественных организаций, в которых состояла Лена, поручила ей Алексея как совершенно безнадежного алкоголика. Когда самое сложное осталось позади и ей удалось убедить Алексея в существовании проблемы, он принял ее помощь и от недели к неделе насыщенной терапии пропитывался к ней признательностью и уважением. Надо отметить, что гораздо большей признательностью к Лене преисполнилась его сестра Катя. Довольно быстро они стали близкими подругами, а поскольку каждая из них испытывала финансовые трудности на перманентной основе, начали снимать одну крошечную квартирку на двоих. С учетом того, что некоторые общественные организации худо-бедно помогали финансово или снабжали продуктовыми наборами, Лена со своей зарплаты библиотекаря вполне могла раскошелиться на половину ренты.

Работу в библиотеке Лена выбрала по ряду причин, главной из которых был сменный график, оставляющий большую часть времени на волонтерство. Вторым немаловажным фактором было то, что чтение на рабочем месте не только не возбранялось, но даже приветствовалось, а без литературы сохранить трезвый рассудок при таком образе жизни было бы, скорее всего, невозможно. Ближе к окончательному выздоровлению Алексей сказал, что восхищается Лениной самоотдачей и хочет вместе с ней помогать остальным, попавшим в беду, чтобы они всегда могли быть рядом, чем покорил ее сердце. Они начали работать в паре, но довольно быстро выяснилось, что Алексею больше нравится получать, чем отдавать, и он под разными предлогами начал увиливать от бесплатной работы, а поняв, что вне этой работы он может видеться с Леной не слишком часто, стал уговаривать ее сократить работу на безвозмездной основе. Не добившись в уговорах успеха, сейчас он решил поставить вопрос ребром.

– Пора выбрать, что тебе важнее: я или твоя бесплатная – подчеркиваю, бесплатная – работа.

Глаза Лены наполнились слезами.

– Но ведь только благодаря этой работе мы познакомились! И ты сам говорил, что восхищаешься этим занятием…

– Лена, пора повзрослеть и начать выстраивать свою жизнь, а не жизни всех этих твоих бесконечных неудачников.

– Давно ли ты сам перестал быть одним из этих неудачников?! – Лена, испугавшись собственных слов, зажала себе рот руками.

Алексей побагровел и медленно выдавил из себя:

– Что ж, в таком случае… – Он вытер рот салфеткой и, скомкав, бросил ее на тарелку перед собой. – Желаю тебе найти себе какого-нибудь наркомана, такая зависимость заставит дольше терпеть тебя!

Алексей резко встал и с гордым видом ушел из кафе, предоставив Лене возможность оплатить счет за его обед.

Так Лена поняла, что из телефонной книги придется удалить еще один номер. В слезах она позвонила Кате.

– Ой, дура-ак, – ответила Катя, выслушав сбивчивый, прерываемый всхлипываниями, пересказ недавних событий. – Когда у тебя ближайшее окно?

Катя никогда не посягала на Ленино время, занятое работой, считая его практически священным и потому абсолютно неприкосновенным.

– Сегодня ве… вечером, – размазывая по щекам тушь, прохныкала Лена.

– Значит, так. Во-первых, я люблю своего брата, но вспомни, что хорошего он для тебя сделал. Это не должно занять много времени. Хочешь, я отвечу за тебя? Один раз подарил цветы. И ты носилась с ними как с писаной торбой. Потому что ничего другого он для тебя не сделал, и ты пыталась выжать из этого события все возможное. Во-вторых, забей. Мы найдем тебе нормального мужика без букета психических расстройств и закидонов. Хотя такие тебе не нравятся. Значит, найдем мужика с красивым букетом психических расстройств. В-третьих, я сама собиралась тебе звонить, потому что меня повысили и, что гораздо важнее, дали нормальную зарплату, так что сегодня вечером мы празднуем. Подчеркиваю, празднуем, – Катя передразнила любовь «подчеркивать» Алексея, – твое избавление от моего братца на широкую ногу.

– Катька! Я так за тебя рада! – неподдельная радость за лучшую подругу моментально высушила слезы на глазах Лены. – Ты давно заслуживала повышения.

– Давай, боец, держись и не роняй слезы попусту. Скоро заживем!

– Я уже не плачу, пока, Кать.

Лена выдохнула и достала ежедневник, чтобы проверить, куда еще надо успеть сегодня. Выяснилось, что на очереди масса дел и ей совершенно некогда переживать за себя, поэтому она достала зеркальце и на скорую руку навела на лице некое подобие красоты.

Она поймала себя на мысли, что перспектива заниматься делами из ежедневника вместо общения с Лешей, будь они еще парой, вызывает у нее только радость. Выходит, их разрыв стал для нее облегчением. Она поморщилась от этой мысли. Значит, вроде как уже и незачем плакаться в Катину жилетку, хотя было жалко времени, потраченного на Алексея, так что моральная поддержка все равно будет кстати. Причем не жалость, а именно поддержка. В жалость Лена не верила так же, как и в альтруизм. Точнее, не в саму жалость, а в ее благотворность. Она считала, что это чувство исключительно деструктивно, и в первую очередь для того, кого жалеют, поэтому никогда никому не разрешала себя жалеть, хотя сама регулярно грешила этим и одергивала себя.

В общем, пролистав свои записи в ежедневнике, Лена побежала помогать не остро, но все же нуждающимся в помощи людям. Без жалости. С Катей она договорилась на восемь часов вечера, так что должна успеть вычеркнуть три, а если повезет – четыре пункта из своих списков.

В безлюдном захламленном переулке стояли трое подростков и обсуждали свои подростковые дела. Двое из них выглядели вполне прилично, насколько это вообще возможно подросткам. Внешний вид третьего (он был покрупнее одноклассников) прямо-таки кричал о вызове обществу и его устоям – эдакий стереотипный плохиш. Мимо них, уткнувшись в телефон, прошла девочка в мешковатой куртке с накинутым на голову капюшоном, скрывающим лицо. Без капюшона было бы понятно, что этой девочке давно за двадцать, но в нем из-за роста она больше походила на ученицу средней школы.

Подросток покрупнее указал на нее одноклассникам провокационным взглядом. Один из них ответил:

– Оно тебе надо? Завязывай ты с этим.

Второй поддержал:

– Я в этом участвовать не буду. Ничего хорошего их этого не выйдет, да и мобильник – дешевая китайская фигня.

Оба понимали, что физически остановить крупного товарища у них шансов нет, зато есть шанс (и притом неплохой) выхватить у него, предприми они такую попытку. Поэтому пытались облагоразумить словами. Но бунтарь не воспринял ни эти, ни еще несколько последующих доводов.

Плохиш хищно свистнул, великовозрастная школьница рефлекторно обернулась, но тут же вернулась к переписке. Свистун не успел разглядеть ее лица, двое же его собеседников узнали свою знакомую. Бунтарь грозно пошел за жертвой, оставив одноклассников за спиной. Один из них взглядом показал другому, что Лену надо спасать, другой в ответ усмехнулся и скорчил гримасу, говорящую: да брось, мы оба знаем, кто огребет в этой схватке. Переживающий прикинул в уме вероятности и успокоился.

Хулиган натянул на лицо бандану, висевшую до того у него на шее как платок, и крикнул:

– Девочка, а девочка! Тебе не говорили, что опасно ходить одной по пустым переулкам?

Лена остановилась, вздохнула, убрала телефон в карман и медленно обернулась. Подбежавший подросток наконец заметил, что жертва уже совсем не девочка, но охота началась, и ее возраст лишь прибавил адреналина.

– Не спеши убирать телефон, – в его голосе слышалась опасная улыбка, – мне как раз надо позвонить маме, а мой телефон отобрали хулиганы.

Лена оценивающе на него посмотрела и без малейшего напряжения в голосе сказала:

– Покажи-ка руки.

Плохиш от такой наглости запнулся. Лена закатила глаза и дернула его за руки, вытянув их вперед. Хулиган вообще перестал понимать, что происходит, и выдавил из себя только:

– Э!..

– Да помолчи ты, – оборвала его Лена. Она осмотрела и прощупала его руки. – Я еще ничего не спросила. Повернись.

Хулиган ошалело на нее уставился. Лена снова закатила глаза.

– Да не тупи! – резким, неожиданно сильным движением она его развернула. – Сказала же повернуться.

Она ощупала его шею и спину, будто осматривала пса на выставке, развернула обратно к себе лицом и спросила:

– Ты вроде сильный?

– Да… – неуверенно ответил хулиган. Из-за повязки голос звучал неразборчиво.

– Сними ты эту фигню! – Лена сдернула с его лица бандану. – Не слышно же ни шиша. Еще раз спрашиваю: ты – сильный?

– Да, – голос подростка был уже совсем растерянный.

Лена посмотрела на часы – без семи минут восемь – и чертыхнулась. Она надеялась сегодня хоть на встречу с Катей прийти вовремя. Но оставлять подростка на улице было нельзя, иначе он отыграется на более беззащитном прохожем. Она вытащила телефон, нашла в записной книжке номер Кати и нажала на вызов. Подросток начал что-то мямлить, она вскинула перед его лицом руку в жесте: «замолчи и жди» и сказала в телефон самым девчачьим пищащим голоском:

– Кать, прости, пожалуйста, я немного задержусь. – Катя ей что-то ответила, от чего Лена заулыбалась. – Ты самый замечательный человечек на свете, люблю тебя, чмоки-чмоки. Быстро пошел за мной!

Слова после чмоков были сказаны без запинки, но после сброса звонка и уже совсем другим тоном, не терпящим пререканий и без улыбки на лице. Подросток попытался возмутиться:

– Да какого вообще…

Лена снова его оборвала:

– Короче, так: у меня нет времени сейчас вправлять тебе мозги, поэтому коротенечко. Ты маешься от безделья и безденежья. Пойти на доступную работу, чтобы избавиться и от первого, и от второго, ты не можешь, потому что гордость не позволит тебе кричать: «Свободная касса!», ты же мачо, ты должен делать что-то крутое. А стоять за кассой не круто. Я тебя сейчас устрою на работу твоей мечты, где, если повезет, ты даже заработаешь несколько шрамов.

В глазах подростка мелькнула искра интереса, но тут же погасла под недоверием. Лена не дала ему ни задать вопрос, ни возразить:

– Мои мотивы тебя не касаются. Да, тебе это нужно. Спасибо скажешь потом, когда у меня появится на тебя время. Теперь пойдем – и быстро, у меня сейчас этого времени нет.

Она так грозно и нетерпеливо на него посмотрела, что он только спросил:

– Куда идти?

Лена просто махнула рукой, что означало: не отставай, и они торопливо пошли по переулку.

Один из двух стоявших в отдалении одноклассников хулигана тихо сказал ему вслед: «Добро пожаловать в клуб».

Минут через десять Лена с подростком, хранившие молчание всю дорогу, чтобы сберечь дыхание для быстрой ходьбы, добрались до черного входа в какое-то нежилое здание. Лена настойчиво вдавила кнопку звонка, в здании раздался лай множества собак. Вскоре дверь открылась, за ней стоял невероятно огромный мужчина вполне спортивного телосложения, хотя и с несколько выдающимся животом. Короткая, но чрезвычайно густая борода делала его в целом грозный вид даже несколько пугающим. Увидев Лену, он превратился в подкачанного Санта-Клауса:

– Здорово, Ленка! Какими судьбами? – Он ее подхватил, обнял и осторожно поставил обратно на землю. Создалось впечатление, что Лена весила не больше плюшевой игрушки.

– Рада видеть тебя, дядька! Скажи, тебе манекен нужен?

– Да нет, – ответил богатырь не задумываясь.

Лена нахмурилась, отчего великан осекся и поправился:

– То есть конечно нужен! Этот, что ли? – Он правой бровью указал на подростка.

Лена кивнула. Санта вновь посуровел, подошел к подростку и сказал:

– Вытяни руки.

Плохиш, догадываясь, что последует, тут же вскинул руки, подозревая, что если верзила сделает это за него, как это сделала недавно Лена, то, чего доброго, оторвет эти руки, не моргнув глазом. Ощупав руки, подростка развернули, проверили шею и спину, после чего терминатор повернулся к Лене и вновь подобрел.

– Пойдет. Лен, его как – насовсем или постажироваться?

– Неделю пробную, потом дашь оклад.

Было видно, что работник тут не особо нужен, но Лене дядька отказать не мог. Оставалось только догадываться, чем он ей обязан, но, по-видимому, всем, что у него есть, как минимум.

– Заметано, – сказал он весело. – Заходи через пару недель проведать. Как его зовут?

– Понятия не имею. Четверть часа назад… познакомились.

Плохиша не смущало, что о нем говорят, будто он и не стоит рядом. Сейчас он только боялся, как бы Лена не сказала, как именно они познакомились. Также он понял, что только что за него решили его ближайшую судьбу, и еще он понял, что не посмеет никому здесь возразить.

Дядька хмыкнул:

– Значит, только что познакомились? Ну что ж, мне все ясно, не переживай, сделаем из него человека.

Потом снова повернулся к подростку и сказал твердо, но уже не устрашающе:

– Ладно, не боись. Не все так плохо. Не ты у меня от Ленуськи первый… – Он послал ей воздушный поцелуй, хотя до этого представить, что такой человек способен на подобный жест, было решительно невозможно. – …не ты последний. Будешь приходить сюда после уроков без опозданий, и мы с тобой подружимся. И поверь, лучше тебе со мной дружить.

Подросток поверил. Дядька продолжал:

– Меня зовут Герасим. Имя не настоящее, но я к нему привык. Меня так прозвали очень давно, потому что больше собак люблю только Ленку. И ты ее полюбишь, когда поймешь, что она для тебя сегодня сделала. Я не знаю, чем ты занимался до сих пор, и меня это не интересует, но раз она тебя привела ко мне, значит, не все гладко в твоей жизни. Как тебя зовут, мне пока фиолетово. Продержишься три дня – тогда я поверю, что ты не безнадежен, и познакомлюсь с тобой. А сейчас топай домой, до завтра.

Подросток севшим голосом сказал «до свидания» и торопливо зашагал восвояси. Лена взяла руками руку Герасима, при этом обхватить смогла только два его пальца, и нежно сказала:

– Спасибо тебе, Гер, ты мне очень помогаешь. Надеюсь, он для тебя не проблема?

Богатырь поплыл, зарделся и смущенно ответил:

– Да что ты, такие пустяки. Ты же знаешь, что я тебе по гроб жизни… Да и от парня прок будет. Не переживай, свои деньги отработает.

– Ладно, Гер, я опаздываю, так что побежала. Нагнись-ка!

Герасим послушно нагнулся, Лена его обняла и чмокнула в щеку. Он глупо хихикнул и сказал:

– Пока, Ленуська, если что, приводи еще школоту, всех перевоспитаем!

Герасим занимался дрессировкой и профилировался на собаках, превращенных людьми в самых опасных, злобных и яростных животных. Таких, с которыми предпочитают не возиться, а усыплять. Самого безбашенного питбультерьера после общения с Герой можно было бы смело отдавать работать мягкой игрушкой в детский сад. Правда, обычно за четвероногими сотрудниками к нему приходили из правоохранительных органов и всегда оставались довольны.

Лена отправляла к нему на практику тех своих подопечных, которые могли бы стать или уже были угрозой для окружающих. Вначале они работают у Герасима, как он их называет, манекенами. На практике эта должность означала, что подростка одевали в невообразимо толстую, набитую ватой одежду с кевларовой подкладкой, после чего отправляли на встречу с настоящей угрозой. Обычно человек, которому нравится быть опасным самому, не особо представляет, что испытывает тот, кто его боится. Обычно человеку, которому нравится быть опасным и который сам по-настоящему не испытывал страх, достаточно один раз увидеть несущуюся на него крайне недружелюбно настроенную собаку весом под центнер, чтобы испытать это ощущение и раз и навсегда его запомнить. Обычно человек, узнавший, что такое настоящая опасность и страх, в здравом уме никогда больше не захочет испытывать это чувство вновь, равно как и вызывать его у других.

Каждый подросток, отправленный к Герасиму, работал манекеном по меньшей мере месяц. Спустя неделю трудный подросток становился одним из самых миролюбивых созданий на планете.