Читать книгу Тайна семейства Изморовых - Дмитрий Аверков - Страница 1

В недалеком будущем в одном из больших городов…

***

Рука визитера застыла, так и не дотянувшись до кнопки звонка.

Прежде, буквально за несколько шагов до входа, он будто пересек невидимую черту, за которой его сознание раскололось надвое: одна его часть безудержно стремилась вперед, а другая – напротив, требовала немедленно повернуть назад.

Летнее солнце уже грело вовсю, но человеку вдруг стало зябко.

Его чутье жалобно скулило и вопило на все голоса: «Не ходи туда! Забудь!»

Все-таки он через силу доковылял до массивной металлической калитки, втиснутой в высокий каменный забор, убеждая себя, что страх, несомненно, вызван встречей с весьма важным и влиятельным клиентом, подобных которому в его практике еще не было. Да и мечтать о таких «высотах и горизонтах» он раньше вовсе не решался.

А тут вот случилось столь неожиданное: его сюда – в загородный элитный поселок – настоятельно пригласили.

Как визитер ни старался унять терзания и сомнения, это у него никак не получалось.

Чутье его еще ни разу не подводило, всегда безошибочно сигнализировало, если появлялся хоть малейший намек на подстерегающую опасность.

По его глубокому убеждению, чутье подводило его лишь в отношениях с женщинами.

Причем всякий раз.

Но с этим он уже давно смирился.

Пытаясь приободриться, человек напомнил себе о том, что за предстоящее поручение ему пообещали невероятно щедрое вознаграждение, которое позволит расплатиться с тягостными текущими долгами и, что не менее важно, установить так желанный телесный контакт с одной приглянувшейся ему барышней.

Возникшие недобрые предчувствия он, мужественно стиснув зубы, обозвал самовнушением и плюнул на них как фигурально, так и в прямом смысле – тут, разумеется, пришлось плевать на асфальт.

И только тогда рациональное победило в нем окончательно.

Для него сейчас деньги решали абсолютно всё.

Но в последний момент его рука застыла, так и не дотянувшись до кнопки звонка…

Запорный механизм резко щелкнул, застав посетителя врасплох, вынудив его содрогнуться и вмиг утратить всю напускную степенность.

Калитка бесшумно распахнулась.

Навстречу к нему никто так и не вышел.

Для соблюдения этикета человек подождал еще с минуту и, посчитав, что официальное приглашение войти лишь этим и ограничилось, неуверенно шагнул внутрь.

Однако гостя поджидали.

С двух сторон его схватили крепкие руки и принудительно проводили в стеклянную будку, стоящую неподалеку, где посетителя бесцеремонно обыскали, обшарив одежду и вывернув карманы, и тщательно проверили документы.

После этих пугающих процедур один из охранников велел посетителю следовать за ним.

Прежде, подъезжая к месту назначения, человек ничего не сумел разглядеть за высоким забором, опоясывавшим огромную территорию частных владений.

Да и теперь мало что изменилось.

К особняку вела широкая мощеная дорога, а по бокам сплошной непроглядной стеной выстроились ряды аккуратных деревьев и декоративных кустарников, будто всем своим видом давая понять: незачем глазами по сторонам шарить, пригласили тебя, так будь добр, иди, куда пускают, и смотри на то, на что тебе позволяют.

А за излишнее любопытство можно и по лицу получить.

Красивый старинный особняк, показавшийся впереди, вызвал у гостя новый прилив страха. Ни один из домов, которые ему приходилось видеть в своей жизни, не казался настолько мрачным и даже жутким.

Только шансов сбежать отсюда у него теперь не было.

Правда, с восприятием реальности у этого человека частенько бывали проблемы. Наверняка у любого среднестатистического обывателя этот прекрасный особняк пробудил бы лишь восхищение и неуемную зависть.

О хозяине дома – Филиппе Игнатьевиче Изморове – визитер знал мало. Тот слыл крайне замкнутым человеком, на публике практически не появлялся. Официально он владел лишь одной юридической фирмой, однако Филипп Игнатьевич стоял во главе самого богатейшего семейства в городе.

Фамильный бизнес Изморовых, словно осьминог, запустил свои крепкие и пронырливые щупальца во все сферы человеческой жизни и деятельности в городе. И каждым «щупальцем» управлял кто-нибудь из многочисленного семейства.

Всякое поговаривали об Изморовых, но чаще упоминали о том, что будто бы они ведут свои дела таким невероятным образом, что ни одно из их начинаний еще не заканчивалось провалом, к тому же каждое из них становилось запредельно прибыльным. А знающие языки утверждали, что среди прожженных дельцов во всей стране, таких как Изморовы, еще поискать нужно.

При этом все Изморовы – от малого до старого – под стать главе семейства ничуть не кичились своим благосостоянием, словно оберегали семью от пристального внимания общественности.

Всегда ли были чисты в своих делах Изморовы перед законом? Гостю было совершенно всё равно. Он не стремился к «чистоплотности» и принципиальности, когда дело касалось работы.

Хлеб брал из любых рук. Лишь бы давали. И чем больше, тем лучше.

Потому-то с радостью и откликнулся на приглашение Филиппа Игнатьевича, совсем не догадываясь, что ему придется испытать такие жуткие ощущения, еще даже до встречи с клиентом.

Но дороги назад уже нет…

Глубокий старик, уронив голову на дряхлую грудь, сидел в темном кресле возле огромного мертвого камина. Представ перед ним, визитер потоптался какое-то время в замешательстве, затем тихо кашлянул и смущенно представился:

– Частный детектив Барбосин. Вы мне звонили…

Хозяин дома медленно приподнял голову и взглянул на гостя из-под густых пучков седых бровей. На его изможденном лице появилось нечто, похожее на усмешку.

– Да-да, я помню, собачья фамилия, роду твоей деятельности полностью соответствует, – едва пошевелил он губами и устало прикрыл глаза.

Детектив насупился. Возмутиться и выпалить что-нибудь вроде «да как вы смеете насмехаться надо мной!» – у него не хватило бы духу.

С кем-то другим – возможно, но только не с Изморовым.

Барбосин испытывал вполне объяснимый трепет перед столь значительной персоной, однако, ему хватило смелости скривить в ответ дурацкую рожицу, воспользовавшись тем, что клиент его сейчас не видит.

Неожиданно старик преобразился, вскочил и, бубня под нос что-то бессвязное и отрывистое, с безумным взглядом нервно зашагал взад-вперед, словно под действием медицинских стимуляторов.

Барбосин настороженно попятился, но через пару минут Филипп Игнатьевич успокоился и снова опустился в кресло. От припадка не осталось и следа.

– Мне тебя отрекомендовали как надежного специалиста по конфиденциальным вопросам, – произнес старик, внимательно вглядываясь в гостя. – Убеждали, что с твоей стороны не будет ни малейшей утечки информации. Ты первый, о ком мне сказали: надежный и поразительно неболтливый человек. И тебе можно полностью доверять. А это сейчас самое главное, поскольку дело деликатное и сугубо внутрисемейное.

Барбосин молча кивнул и снова «облачился» в напускную степенность.

То, что он умел держать язык за зубами относительно порученных ему дел, – это неоспоримый факт. Ведь речь шла о его репутации. Если он станет трезвонить на каждом углу о чьих-то мелких тайнах, то кто же после этого обратится к нему за помощью, кто захочет воспользоваться его услугами?

Он и так во многом уступает своим конкурентам, а если еще и станет болтать о том, о чем не следует, то и подавно лишится заработков.

– Недавно у меня пропали фамильные реликвии, – продолжил Филипп Игнатьевич, хмурясь и нервно вздрагивая впалыми щеками и острым подбородком. – Точно не знаю когда. Я на коллекцию в последнее время не каждый день любовался. Не поднимался в кабинет, здоровье пошаливало. Вроде три дня назад или два она была на месте. Небольшая коллекция, но невообразимо важная. Она издавна передаётся из поколения в поколение в роду Изморовых. Впрочем, ты, вероятно, удивишься, узнав о ней больше. Ведь у кого-то фамильные реликвии – это драгоценные изделия, редкие вещицы или прабабкины украшения, а у нас всего на всего маленькие фигурки. Они примитивные. Грубой работы. Их шесть. Две из кости, две из камня и две бронзовых. Если они и имеют какую ценность, то лишь из-за своей древности. Изморовы, я абсолютно в этом уверен, никогда и не пытались продать или просто выяснить их рыночную стоимость. Ни сто лет назад, ни тысячу лет назад, ни единожды с того момента, как стали владеть фигурками.

– Ну, хоть не фарфоровые слоники, – сокрушенно вздохнул Барбосин и заметно опечалился.

С недавних пор по установленному порядку тот, кто находил похищенное имущество и возвращал его законным владельцам, получал фиксированный процент от его стоимости. Детектив мысленно предположил, что, скорее всего, выйдет так: он долго провозится с этими богачами, вникая в их внутрисемейные разногласия, а в итоге ему заплатят три копейки, как все зажиточные скупердяи и поступают.

А от дела теперь никак нельзя отказаться.

Отказать самим Изморовым? Да кто же на такое решится?!

Ко всему прочему и в рекламный «послужной список» детектив не сможет добавить, что работал на это уважаемое семейство. Даже не похвастается ни перед кем. Ведь и такое могут расценить, как «сболтнул лишнего». Тогда точно неприятных последствий ему не избежать.

В мозгу детектива рисовались крайне пугающие плачевные перспективы: опять залезать еще глубже в долги, а там и полная безысходность не за горами…

– Но вы даже не сможете себе представить, насколько коллекция бесценна для Изморовых, – произнес Филипп Игнатьевич после короткой паузы, видимо, подбирая подходящие слова и почему-то переходя на «вы». – Наше семейство, скажем так, сильно привязано к ней. Ну, вы понимаете, семейными реликвиями всегда дорожат. У людей так принято. Наша же коллекция особо почитаемая. Она давно уже стала неотъемлемой частью, которая формирует, так скажем, семейный дух. Люди привыкли верить, что реликвии обладают некой чудодейственной силой. Изморовы – не исключение. Мы глубоко убеждены, что коллекция, доставшая нам от далеких предков, содержит уникальную энергию, которая помогает нашему роду. – И старик вдруг хохотнул как-то не очень естественно: – Конечно, это всего лишь предрассудки! Однако коллекция весьма дорога роду Изморовых издавна.

Барбосин встряхнулся и воспылал надеждой: не всё так уж и плохо. За то чтобы вернуть свои потерянные «игрушки», люди чаще всего платят щедро.

– Фотография коллекции имеется? – деловито уточнил он.

– Да ты что! – взбешенно вскрикнул старик, снова начиная «тыкать», но осекся и уже спокойно добавил: – Реликвии особо хранимы. Зачем создавать о них лишние свидетельства, которые случайно могут попасть в чужие руки?

– Да как я узнаю, что это именно те самые фигурки?

– Не беспокойся, узнаешь, подобных не существует, – усмехнулся Филипп Игнатьевич. – Они размером с кулак. – Старик сжал свои высохшие костлявые пальцы, придирчиво их оглядел и, поразмыслив немного, кивнул с несколько удрученным лицом: – Пожалуй, с твой кулак.

– Почему вы считает, что похититель – кто-то из близких родственников? – спросил Барбосин.

– Постороннему пробраться в особняк – абсолютно невозможно, и мои домашние работники не сумели бы тайно вынести коллекцию. Да и не решились бы. Ты ведь уже познакомился с охраной. Мимо нее и мышь не проскочит. – Хозяин дома покачал головой и, прокашлявшись по-стариковски, туманно продолжил: – Если и допустить, что коллекцию украл кто-то чужой, то наверняка это стало бы уже понятно.

«Видно, намекает на то, что вор успел бы уже потребовать выкуп, сообразив, что за реликвии больше заплатят Изморовы, чем кто-то другой», – решил Барбосин, мысленно похвалив себя за догадливость.

– И еще, – тяжело вздохнул Филипп Игнатьевич. – Вместе с коллекцией пропало завещание, стало быть, это точно сделал кто-то из родственников. Но я даже не знаю, кто бы на такое отважился. А главное – зачем?!

– Явно же тот, кто меньше всего получит при оглашении завещания, – резонно заметил Барбосин. – Первый и, разумеется, самый главный вопрос: кому более всего выгодно, чтобы оно исчезло? От этого и нужно плясать… – Но тут же сосредоточил лицо и изрек: – Хотя, что вам мешает оформить новое завещание?

– Всё не так просто, – прищурился старик. – По сути, завещание не касается ни финансовой, ни имущественной стороны. Оно не такое, как принято понимать. Скорее, это мое личное послание, так сказать, напутствия новому хранителю коллекции. И оно должно переходить вместе с реликвиями от старшего к самому младшему Изморову по мужской линии. Так издревле у нас принято. А сейчас случилась такая напасть! – И тут Филипп Игнатьевич подскочил на месте и завопил дурниной: – Кто же решился нарушить старинную традицию?! Да как они посмели?! Ума не приложу, кто бы на такое сподобился! Идиоты! Ничего не понимают!

– Переходит к самому младшему? – осторожно переспросил детектив, выждав пока старик утихомирится. – Надо думать, это сильно бьет по самолюбию того, кто после вас станет главой семейства.

– Нет, мой старший сын не пошел бы на такое, – раздраженно отмахнулся старик. – Я его хорошо знаю, сам его воспитал как следует. Похоже, это кто-то из моих племянников или, что вероятнее, из их великовозрастных бестолковых детишек, то бишь моих внуков. Молодое поколение ни во что не ставит заветы отцов и дедов.

– И много у вас родственников? – наморщился Барбосин, живо представив предстоящую затяжную и унылую работу.

– Хватает, – с недовольством ответил Филипп Игнатьевич и заявил: – Завтра я их всех соберу в этом особняке, сейчас вряд ли получится – они же все такие занятые! Да и слишком дурно я себя чувствую, сам видишь. А завтра они примчатся по моему зову, вот тогда ты посмотришь на них, познакомишься, побеседуешь. Надеюсь, твои навыки помогут сразу распознать злодея. Конечно, я мог бы нанять кого-то и поспособнее, чем ты. Правда, выбирать мне особо некогда. Повторюсь, главное – строгая конфиденциальность. А таким качеством безупречно обладаешь лишь ты, как мне сообщили. Нельзя поднимать ни малейшего шума, но и дело не терпит отлагательств, счет идет на недели, если не на дни.

После таких слов Барбосин не понимал: ему гордиться или снова терпеливо проглотить очередную порцию унижений?

– Так что ищи наглеца в семейном кругу, если бы было иначе… – Филипп Игнатьевич сделал долгую паузу, будто всё еще сомневался в своем убеждении. – То всё бы и было иначе… От тебя не требуется вникать во все подряд, да и не следует. Просто скорее разыщи коллекцию и верни мне.

– А записи камер видеонаблюдения? – поинтересовался Барбосин.

– В доме их нет, – резко ответил Филипп Игнатьевич. – Были бы записи, зачем бы я тебя тогда звал? Запоминай, в последние дни в особняке бывали практически все близкие, так что все они и под подозрением. Никого нельзя исключать.

Старик достал из глубин кресла пухлый конверт и молча протянул его детективу и, после того как Барбосин заглянул в него краем глаза, усмехнулся:

– Даже спрашивать не буду. По горящим глазам вижу, что берешься за дело. Мотивации в конверте для тебя – по самую макушку. И это только аванс. Ступай. Завтра в полдень жду. – И будто уже не детективу, а кому-то незримому резко прокричал: – Удача не должна покинуть Изморовых!

Барбосин успел приблизиться к дверям, но остановился и развернулся.

Филиппа Игнатьевича снова охватило безумие. Он вскочил и заметался по гостиной, дико похохатывая. Глаза его сверкали жуткими огоньками, на уголках губ пенилась желтая слюна, а его тело извивалось в неистовстве.

– Сами виноваты! – гневно покрикивал хозяин дома. – Это им не сойдет с рук! Поплатятся за свою дурь с лихвой! Все до одного! Будет беда!

Затем он упал в кресло без сил и тяжело вздохнул:

– Оно и к лучшему. Устал я от такой жизни, от всего этого… Будь что будет. Пусть сами расхлебывают… Взять бы, да и наплевать на всех, но долг перед семейством обязывает…

Через минуту старик снова взбудоражено вскочил, подбежал к детективу и схватил его за грудки, тараторя громким шепотом:

– Нужно всё исправить! Они не понимают! Ты должен разыскать реликвии! Как можно скорее! А сейчас уходи! Оставь меня!

Барбосин поспешно удалился.

Приступ больного возбуждения и невменяемости у Филиппа Игнатьевича детектив легко объяснил обидой старика на неблагодарное семейство.

Ну, кто бы на его месте не разозлился?

На каждого человека порой накатывает до такой степени, что…

До полной, ну или частичной неадекватности.

Непонятным возгласам хозяина особняка Барбосин тоже не придал особого значения: успокоится Филипп Игнатьевич, остынет и в следующую встречу прояснит подробности происшествия – без нервов, обстоятельно и по существу.

Вполне возможно, старик действительно наглотался каких-нибудь лекарств.

Сейчас лишь содержимое конверта полностью завладевало мыслями Барбосина. Оно действовало на детектива похлеще любовного приворота. И прежние его страхи мгновенно улетучились и позабылись.

Барбосин впервые предварительно не договорился о сумме будущего вознаграждения. Не попытался и заикнуться.

Пусть останется простор для полета фантазии.

Размер полученного аванса в разы превосходил его прежние заработки, так что обманутым себя он уже ничуть не почувствует.

Ни при каких обстоятельствах и расходах на поиски реликвий.

Пусть даже старик не поскупился просто в горячности и больше ничего ему не заплатит.

Фокусироваться на предстоящем наверняка склочном и затяжном деле Барбосину совсем не хотелось, и он предался мечтам…

***

В молодости Иван Барбосин был очень недоволен своей фамилией. Несколько раз он порывался поменять ее на более обнадеживающую и многообещающую – Скоробогатов, но ему постоянно что-то мешало. В конце концов, он плюнул и смирился – от судьбы не убежишь, не спрячешься и за хорошей фамилией.

Что на роду написано – не вырубишь топором. Да и мало ли всяких забавных фамилий? Живут же с ними как-то люди.

Долгое время у него всё было ровно, серо и однообразно. Это его вполне устраивало. Но когда ему перевалило за тридцать, точнее сказать, прилично уже перевалило, его угораздило попасть в социальный «загиб», и он вмиг лишился бесперспективной работы, скромных сбережений и не менее скромного жилья.

Его существование стало еще унылее.

Никому бы и в голову не пришло назвать Ивана человеком беспечным, просто так сложились обстоятельства. А других обстоятельств, с лучшим для него вариантом, он найти никак не мог.

«Это злая усмешка судьбы, я обречен, – думал он. – Если мне досталась собачья жизнь, то с этим ничего не поделаешь».

У него снова появились спасительные мысли о смене фамилии, но теперь было отчетливо ясно, что подобное делать уже слишком поздно. Он упустил время и все возможные шансы.

Довольно долгий период Барбосин провел в состоянии анабиоза, понимая, что полностью проиграл в великой битве с реалиями, и уже не имел сил и возможностей хоть чем-то утешить себя.

Когда его уныние стало совершенно невыносимым, Барбосин случайно повстречал приятеля из далекого детства. И эта встреча сыграла решающую роль в его жизни. Страдалец не ожидал такого поворота и уже потерял всякую надежду, но судьба будто сжалилась и открыла перед ним новые перспективы.

Барбосин попытался перехватить у приятеля денег до мифической зарплаты, а тот неожиданно предложил ему заработать. Всего-то нужно было проследить за его неверной женой и вывести ее на чистую воду. Дескать, добытый компромат (а основания, что нарыть на нее есть что – железные, в том – ноль сомнений) поможет приятелю не остаться в одних трусах после грядущего бракоразводного процесса. А за такую помощь он в долгу не останется.

Иван не раздумывая согласился.

Приятель снабдил его всем необходимым для слежки и выделил ему старенький отечественный автомобиль.

Барбосину повезло. Справился быстро и качественно. Конечно, приятель не озолотил Ивана, как он прежде клялся и божился, но деньжат подкинул, а еще в счет оплаты он отдал Барбосину оборудование для слежки и тот самый подержанный автомобиль.

За ненадобностью.

Легкий заработок вскружил Ивану голову. Он понял, что именно в этом его истинное призвание!

Так Барбосин и стал частным детективом.

Вот только дела, которыми он занимался, были мелковаты. Видно, он и сам, в глубине души осознавая свою некомпетентность, не искал громких дел – плавал в «тихих заводях». Впрочем, его и не приглашали на скандальную «поверхность омутов».

Пусть он и не особо преуспел на детективном поприще, однако, без хлеба не сидел. Кроме разоблачения адюльтеров Барбосин работал на мелких предпринимателей: собирал сведения о конкурентах или на партнеров по бизнесу, вызнавал их коммерческие хитрости.

Тем и жил.

Некоторые знакомые за спиной называли Барбосина недотепой, а коллеги по детективной деятельности открыто смеялись ему в лицо. Сам себя он таковым не считал, и старался реже встречаться с подобными неприятными знакомыми, а с коллегами-зубоскалами и подавно.

Порой его еще называли «тошнотиком», вызывающим своим поведением у окружающих определенные позывы организма. Он же это личное свойство именовал дотошностью, весьма необходимой в его непростой профессии.

Однако в столь унизительной атмосфере недоброжелательности и насмешек Барбосин все-таки сумел создать себе определенную позитивную репутацию хваткостью, исполнительностью и неболтливостью.

Но больше всего его ценили за «собачью» верность клиенту.

Бывало, ему доверяли такие секреты, которые можно было перепродать куда дороже вознаграждения за работу.

Но он никогда так не поступал.

Потому-то его замечал и успешный «средний класс», обращаясь к нему время от времени с различными поручениями.

«Кровью и потом можно многого добиться», – гордо говорил сам себе Барбосин.

И он добивался. Пусть немногого, но ему хватало.

Правда, хватало до тех пор, пока у него не возникала вспышка неуемной страсти к очередной смазливой барышне…