Читать книгу Кладбищенские рассказы - Дмитрий Чепиков - Страница 5

Вряд ли кому-то удалось разбогатеть таким же способом, как моему деду. Способ уникальный, но в него поверить сложно. Я сам поверить не мог, пока мне дед горсть золотых монет не показал. Это было через пару лет после смерти моей бабушки. И ведь скрывал же дед столько времени драгоценную находку, но вот решился наконец и себя, и меня облагодельствовать.

Клады у нас, конечно, положено сдавать государству, но дед что-то там замутил через нужных знакомых и сбыл часть монет на чёрном рынке, продал богатым коллекционерам за большую сумму наличкой, чтобы нельзя было отследить цифровой след.

Я, разумеется, деда пожурил, мол, не делается так. Я парень правильный, у меня нормальные перспективы, карьера только началась, но дед был непреклонен. Он вообще у нас бунтарь, государство с его бюрократией терпеть не может, из законов признаёт только «не убий», а вот в плане «не укради» для него есть варианты. Как он говорит, одно дело украсть у обычного гражданина, это табу, а другое – у власти позаимствовать, которая наши ресурсы распродаёт и кладёт к себе в карманы, роняя редкие крошки на несчастный народ. Но я ушел от темы, тут дело в том, как дед клад заполучил. Расскажу от его имени, так интереснее будет. Вот что рассказал дед:

– Бегал я по молодости за одной красивой девушкой. Народа у нас в деревне не так уж много проживало тогда, женского пола совсем мало, а уж красивых женщин – совсем наперечёт. Еленой её звали, мою избранницу. Только она на бригадира Петра глаз положила, и мои ухаживания проходили все мимо. А Петька в её сторону даже не смотрел, он ранний вдовец был. Жена его в колодец упасть умудрилась и утопла, вот он после этого уже на протяжении трёх лет на баб и не смотрел. Хоть и стервозная жёнка была, пилила постоянно Петра и истерики закатывала, а любил он её и всё прощал. Но судьба вот так сложилась. Так все думали.

В общем, осаждала Елена Петьку целый месяц, совсем уж стыд всякий потеряла, прохода не давала, а я ходил по деревне злой как чёрт, рвал и метал. Я не зря рассчитывал на её расположение, на то у меня доводы были. Случайно встретились мы с Еленой за полгода до тех необычных событий возле единственного кафе в райцентре, где она с подружкой отмечала её день рождения. А я как раз из города в деревню возвращался на своих «жигулях» и заскочил в ту кафешку пивка разливного с собой взять.

Набрались подруги по полной, и к ним уже заезжие кавалеры подсаживаться начали, приставать. Кабы меня рядом не оказалось, быть беде. Но я разрулил ситуацию, подругу-именинницу домой отвёз в райцентре, а Елену сдал на руки родителям уже в деревне. Она-то навеселе и целоваться ко мне лезла, и приятности всякие говорила. Я уши и развесил, надеждами преисполнился. А на следующий день девица, протрезвев, всё забыла. Ну и закрутилась эта история с Петькой.

В общем, я ещё месяц так пострадал, а потом плюнул на эти дела, оголённые болью любовные чувства в себе спрятал. Днём работал как проклятый, а по вечерам глушил душевную боль пивом, а то и чем покрепче. И тут страшная новость как гром среди ясного неба: зарубил топором Петька доставшую его ухаживаниями Елену. Да не просто разок приложил, а гнался за ней по всей улице, при всём честном народе угробил. Догнал и ударил топором по ноге; затем, прежде чем его другие мужики успели остановить, превратил в кровавую кашу её красивую, но глупую голову. Орал Петька, когда его мужики крутили, что эта «дура» его достала, как и его предыдущая жена, которую он сам в колодец и сбросил, психанув.

Так и выяснилась в припадке убийственного гнева чудовищная истина. Через час Петра забрал приехавший с нарядом участковый. Ещё через полчаса каждый в деревне знал в деталях о случившемся, в том числе и я. В полном шоке я тогда пребывал, ещё больше в спиртное ударился, так как даже мизерный шанс на счастливый исход испарился из-за этой трагедии.

Прошла неделя: Елену почти сразу схоронили в закрытом гробу, Петька пребывал в СИЗО, пока следствие шло. В тот майский вечер я с баклажкой пива сидел на своей любимой лавке перед двором и размышлял о своей несчастной судьбе, попутно пялясь на остатки живописного заката и вдыхая приятный запах распустившейся сирени. Пил пиво, закусывал таранкой, глядел, как багровый солнечный диск погружается за линию горизонта. Быстро темнело, загорелся фонарь на столбе возле моего дома. Проветриться вздумал, пройтись возле ближайшего леска, который начинался сразу за нашей улицей. Сделал последний глоток из полторашки, отряхнул штаны и уже собирался встать с лавки, но будто пристыл к ней.

Полнейший ужас сковал меня, когда я увидел, что к моей лавке, выйдя из кустов сирени, ковыляет Елена. Медленно так приближается, будто знает, что меня ноги слушаться перестали, и я никуда не сбегу уже. А за ней тянется серая кладбищенская мгла, а во мгле той вырисовываются кресты и каменные надгробия, хотя кладбище вообще в другой стороне находится. Но вот такая мрачная картина за ней плывёт, заставляя тускнеть электрический свет от фонарного столба. И улица безлюдна, будто вымерла. У нас вообще ложились рано, это один я, дурак, кладбищенского апокалипсиса дождался. Причём, касающегося непосредственно моей персоны.

Её движения были неуклюжи и в тоже время ритмичны, словно подчинённые единой, зловещей воле. Не было ничего живого, естественного в ней. Бледная кожа там, где не была прикрыта светлым платьем, оказалась покрыта трупными пятнами, волосы, спутанные и грязные, свисали спутанными прядями на плечи. Голова на удивление была цела, хотя люди, видевшие убитую сразу после происшествия, говорили, что не узнать её было. Безжизненные глаза с тусклым блеском смотрели сквозь меня и в тоже время – прямо мне в душу. Возле ног Елены стелился загадочный туман, затапливающий улицу кладбищенскими образами.

И всю эту загробную чертовщину видел только я, как будто один был в деревне. Самое любопытное, что в окнах домов уже начал зажигаться электрический свет, даже силуэты людей мелькали в них. Но ни один не выглянул на улицу, не увидел человека, пристывшего к деревянной лавочке, и направляющуюся к нему жуткую фигуру, а также плывущий за ней кладбищенский мираж.

Тем временем Елена приблизилась ко мне вплотную, схватила меня ледяной рукой за запястье и мир закружился вокруг меня. Я зажмурился, застонал от боли: хватка мертвячки сдавила, как стальные тиски. А когда открыл глаза, то увидел, что нахожусь на холме, вдалеке от деревни, чьи огоньки домов виднеются в паре километров отсюда. Девушка стояла рядом со мной, наконец выпустив мою руку. И она стала другой, всё ещё очень бледной, но без пугающих эффектов разложения. Почти такой же красавицей, как была при жизни. При этом её окутывало мягкое серебристое сияние, подсвечивая пятачок земли вокруг нас обоих.

– Ты один любил меня! – было первым, что я услышал от неё. Голос был глухим, слова будто гасли на окончаниях, но я отчетливо понимал их смысл. Правда, толком не понимал, что мне ответить и что вообще делать. Ситуация-то нестандартная, согласись, внук. К тому же были непонятны её окончательные намерения и вообще цель того, зачем я здесь оказался.

– Я хочу тебя наградить за твои страдания и мои ошибки. Здесь, именно в этом месте, спрятан клад половецкого военачальника, здесь его кости и кости воинов его отряда. Совсем близко к поверхности. Рой! – приказала она не терпящим возражения голосом.

Мне только и оставалась, что подчиниться. Я, вспотев от страха и прилагаемых усилий, на четвереньках грёб пальцами землю, перемешанную с травой. Когда почва стала плотнее, то наткнулся на довольно большую кость, схватил её и рыл уже ей, пока мой импровизированный инструмент не грюкнул обо что-то твёрдое. Вскоре я вытащил на серебристый свет тяжелую глиняную амфору. Её тонкое горлышко было сколото, и в сосуде были ясно видны драгоценные монеты из жёлтого металла. Я встал на ноги и вопрошающе смотрел на Елену. Моя глотка оставалась парализованной, я не мог произнести ни слова. Но это было и не нужно. Мне следовало только слушать и выполнять её указания.

– Это твоя награда. Но есть условие, только так мне разрешили помочь тебе, – впервые за свой уверенный монолог она запнулась и даже показалась мне растерянной. Кстати, кладбищенский мираж, сопровождающий её, исчез, едва амфора с монетами оказалась в моих руках.

– Ты можешь воспользоваться сокровищем в любой момент, но через десять лет после того, как ты потратишь первую монету, продашь или даже подаришь кому-то, твоя жизнь закончится, и ты будешь со мной. А теперь… мне пора, – завершила она свою речь и растворилась в меркнущем сиянии, оставив меня стоять на вершине холма в полной темноте с полным золота сосудом в руках.

Мне не оставалось ничего другого, как поплестись в сторону деревни к себе домой и вернуться так, чтобы никто не увидел, что я притащил с собой. Впрочем, ночь хорошо скрывала свои секреты, и эта часть загадочного приключения прошла без происшествий. Не откладывая до утра, я припрятал найденный клад, закопав его за нашим сараем.

Только со временем я понял, насколько коварным оказался дар мёртвой. У меня во дворе хранилось целое состояние, но никакие сокровища не стоят того, чтобы умереть через несколько лет в расцвете сил. В гробу, как говорится, карманов нет. А я и не пожил толком. В общем, годы шли, а я так и не решался прикоснуться к золоту и уж тем более продать его, даже в трудные времена, особенно в девяностых. Женился, дети пошли, потом внуки. Однако золото так и оставалось в земле нетронутым.

Елена, может быть, в меру своего понимания, хотела действительно помочь мне, но вышло как-то даже мучительно. Но теперь мне уже семьдесят, моей жены нет, и оставшихся десяти лет вполне достаточно. Я и тебе, внук, помогу и остальным родственникам, ну и себя не обделю. Попутешествую напоследок, мир посмотрю. А уж что будет дальше, как мы с ней встретимся и встретимся ли вообще, про то я всё равно узнаю только после смерти. Меня не раз посещали мысли, что, может, условие и необязательно, но я не хотел рисковать. Теперь ты знаешь всё.

Я выслушал деда и не знал, верить рассказанному или нет. Прозвучало как страшная сказка для нормального человека, но я держал на ладони несколько золотых монет с гордым анфасом воина с копьём, и об это разбивалось всё моё недоверие…