Читать книгу Тайное общество - Дмитрий Дартт - Страница 3

Кое-кто полагает, что движителем цивилизации являются женщины. Ведь это женщинам посвящали победы на рыцарских турнирах и лучшие стихи. Ради женщин происходили завоевания целых народов и покорение не виданных вершин. Это на всех самых известных и прославленных картинах, художники изобразили женщин. А главное, именно для женщин, мужчинами были сконструированы стиральные и посудомоечные машины. Но женщины не хотят довольствоваться и этим. Им всегда мало, и они продолжают требовать от мужчин еще чего-нибудь этакого, в обмен на признательность и любовь, а сказка «О рыбаке и рыбке» Александра Сергеевича Пушкина, наглядно и просто показывающая мужскую и женскую сущность, есть живое тому подтверждением. Поэтому, я был уверен, что именно чувство женской неудовлетворенности движет цивилизацию вперёд, заставляя мужчин придумывать все более изощренные способы завоевания женских сердец. А самое интересное, что многие женщины об этом никогда не задумываются, а некоторые, прочитав эти строки, возмутятся, будучи категорически не согласными с таким положением вещей.

В действительности же, главным движителем цивилизации являются дети. И если женщины относятся исключительно к категории заказчиков развития человечества, то дети уже являются не только заказчиками, но и непосредственными исполнителями, обеспечивающими свои детские потребности в будущем. Именно дети являются разрушителями всех стереотипов, традиций и обычаев, в рамках которых находится современность. Ведь то, что для взрослого является «табу», для ребенка может стать тем желанием и мечтой, которые он может воплотить в реальность, достигнув зрелого возраста.

Есть ли в цивилизованном обществе такие люди, кому родители разрешали с немытыми руками садиться за стол и смотреть телевизор до двенадцати ночи?! Наверняка есть и то, только по тому, что они росли в детском доме без родителей. И каждый, наверное, думал: «Вот, когда я вырасту, я не буду своим детям запрещать смотреть телевизор, сколько им захочется».

Но, что будет, если сознание взрослого человека поместить в тело ребенка? Я думал, что скорее всего, табу, а также другие, разного рода, запреты, разрушаться не будут, и возникнет высока вероятность того, что для такого человека защита консерватизма и ортодоксальности станет основополагающей деятельностью. Но так я думал до поры до времени, пока мне не выпал шанс на личном опыте познать все превратности такой метаморфозы человека.

Я не знаю, какие можно подобрать слова, чтобы максимально точно описать то чувство, что я испытал, приходя в сознание. Это было похоже на то, словно из глубокого небытия я погрузился в яркий красочный сон, где было множество персонажей и стояло теплое, солнечное, осеннее утро. Потом я проснулся, но сон не исчез, не растворился в нахлынувшей реальности, а наоборот стал преобразовывать настоящую реальность, оставшуюся где-то там далеко, за пределами сознания, в недавно приснившийся сон. То есть реальность стала сном, а сон стал реальностью. Или как в кино, когда герой под воздействием гипноза переносится в место, где ранее уже он был, например, в прошлое. Обычно в таких сценах герой видит все, что происходит вокруг него, иногда ощущает запахи и чувствует какое-нибудь физическое воздействие. Но при этом, этого «киношного» героя, как правило, никто не замечает, как бы он ни кричал и не привлекал к себе внимание. В моем случае все было совсем не так, поскольку я шел по реальной улице, а если точнее – через длинную арку, а за руку меня держала моя мама. Рука у мамы влажная и теплая, крепко сжимала мою ладонь. А еще к ощущению реальности добавлялась боль в лодыжке левой ноги, да такая реальная, что я невольно прихрамывал. Здесь, моя мама мыла молодой и чертовски привлекательной женщиной, хоть и в очках с крупной роговой оправой. И несмотря на то, что здесь моей маме не было еще и сорока лет, все происходящее вокруг было реальным и настоящим. По логике вещей, я не должен был узнать в этой молодой женщине свою родную мать, поскольку в реальности моей маме было уже за семьдесят. Тем не менее, в первые секунды моего «пробуждения», я даже не обратил на молодость моей мамы никакого внимания и воспринял это как само собой разумеющееся. Это уже потом я провел для себя такое сравнение, когда пытался переосмыслить произошедшее. А времени для размышлений у меня было хоть отбавляй. Но это потом.

На выходе из арки, солнце слегка ослепило глаза, а потом я увидел свой школьный двор. По пути в школу мама, время от времени, пыталась мне что-то объяснить. Но я абсолютно не понимал смысла её речи из-за ступора, в котором пребывал в тот момент. Так мы пересекли двор и дошли до входа в школу, где мама поздоровалась с какой-то женщиной, которая вышла из школы и прошла мимо нас. Войдя в школу, мы поднялись на второй этаж и пройдя по коридору метров тридцать, зашли в класс.

Весь этот путь я проделал смирно и покорно, не показывая своего недоумения от происходящего. Благо мой мозг был затуманен, и я действовал, скорее, подчиняясь своим рефлексам, чем здравому смыслу. В общем, я просто шел за мамой, которая влекла меня за собой, держа за руку. В свою очередь, как я понял потом, моё отрешенное состояние не вызвало у нее удивления, поскольку она вела меня первый раз в первый класс. А перед выходом из дома я сильно капризничал. Очень уж не хотелось идти в школу, где меня уже поджидала злая учительница. В этой связи моя мама решила, что ребенок, устав капризничать, впал в некий транс, вследствие чего на ее вопросы не отвечал и вел себя немного заторможено.

– Здравствуйте дети! – нарочито торжественно произнесла учительница, когда класс наполнился детьми и родителями на три четверти.

– Здр-ра-вс-твуй-те! – прожужжал неровный строй детских голосов. Некоторые родители, машинально и тихо, а другие только шевеля губами и подчиняясь стадному инстинкту, ответили:

– Здравствуйте!

Учительница решила не ждать опаздывающих и начала свою вступительную речь, посвященную первому сентябрю. Её повествование началось с достижений Советского народа на великой стройке коммунизма и немного с борьбы угнетенных народов за свободу и равенство. Я же в это время еще находился в ступоре. При этом, с одной стороны, я реально стал принимать себя за киношного героя, выполняющего специальное задание, который приступил к выполнению этого фантастического задания, но еще не осознавшего полноту всего происходящего. С другой стороны, я был уверен в том, что все это бред, галлюцинация или сон. В последнее время, когда мне снился какой-либо не благоприятный сон, в котором, например, я попадаю в ДТП, я научился прямо во сне заявлять себе о том, что все мне это просто снится, а чтобы избежать этой неприятности, мне нужно, всего на всего, просто проснуться. И я всегда просыпался, испытывая невероятное облегчение. Но, в этот раз эта моя способность не срабатывала, и я продолжал оставаться во сне, то есть в классе. Порой мне казалось, что вот-вот и сейчас, это пройдет, отпустит наконец. Я проснусь! Но ничего не происходило, а учительница между тем завела речь о пользе атеизма. Атеизм тут преподносился как неизбежное благо для общества.

– Глупые люди бегают по полю и кричат: «Бог, дай дождичка, дай дождичка!» – вещала учительница, вскинув руки к потолку и закатив к верху глаза. А дети слушали и смотрели на нее с открытыми ртами.

В моей памяти не отложилось ярких воспоминаний о дне, когда я первый раз пришел в первый класс. Все эти праздники из-за своей однообразности слились в один. Каждый год было одно и то же, даже погода, по-моему, не менялась. Всегда было тепло и солнечно. Единственное, что я запомнил, так это выступление моей первой учительницы, где она с ехидной иронией рассказывала о бегающих по полю людях и просящих дождя. Чаще всего этот эпизод всплывал из глубин моей памяти в лихие девяностые, когда религия вошла в моду не только криминальных авторитетов, но и политиков всех цветов и уровней. И при очередном религиозном откровении какого-либо рвущегося к власти политика, в прошлом активного партийного деятеля и убежденного атеиста, я всегда мог оценить уровень его лицемерия, вспоминая свою первую учительницу и ее фразу: «Бог дай дождичка!».

Это выступление моей первой учительницы, которую, к слову, звали Ниной Павловной, вызвало эффект дежавю. Но образ санитарки в цветастом халате, неожиданно возникший перед глазами, дал понять, что все происходящее, является реальным повтором событий давно минувших лет. Я отчетливо вспомнил больничную палату, где еще находился менее часа назад и моё нелепое обещание, данное той старой женщине с бритвенным станком в руке.

Воспоминания из недалекого прошлого, а теперь можно было с уверенностью сказать: «воспоминания из будущего», помогли мне сбросить оцепенение, позволили руководить своими действиями и давать им отчет. Тем не менее, некоторое время меня преследовало чувство нереальности произошедшего. Происходящее в голове не укладывалось и временами мне казалось, что все это мне снится. Но все же, мне пришлось смириться с таким положением дел. Другого выбора у меня не было, а все мои попытки проснуться от того, что я себя ущипнул, не дали никаких результатов.

Я смирился и стал привыкать к тому, что моё сознание переместилось в семилетнего мальчика, причем в свое же собственное тело. Несомненно, это был я. Маму, свою школу, а затем и учительницу, я узнал сразу. Потом я стал узнавать и одноклассников. Хотя, во взрослой своей жизни, их я уже благополучно забыл, и только старые школьные фотографии могли напомнить мне о том, кто есть, кто.

Чудесным образом я попал в первую половину 80-х годов. Перестройка еще не началась, и люди жили спокойной, размеренной Советской жизнью. Какими же знаниями я обладал в начале 80-х годов, будучи семилетним ребенком?! Что было заложено в мое самосознание?! Да только то, что я жил в самой благополучной стране планеты, папа и мама работали на благо нашего Советского государства, а негры, живущие в это время в США, страдали от голода и стояли в очередях трудовой биржи. Дедушка Ленин был великим вождем и защитником всего трудового народа.

Должен сообщить, что я родился в маленьком городке западной Украины, которая в Советское время была одним из благодатных мест из всех в СССР, не считая конечно Москвы. Лучше, наверное, было только в Прибалтике. Но это вопрос спорный и может обсуждаться до бесконечности. А своему появлению на западе Украины я обязан родителям моей матери, то есть бабушке и дедушке, которые сразу после Великой отечественной войны, гостили в этом городе у родственников. Дедушка только-только демобилизовался из красной армии. А сестра бабушки была замужем за военным, и имела возможность пригласить их к себе. Кто-то мне рассказывал, что в послевоенной западной Украине даже продуктовых карточек не было. Советская власть, с целью своего становления и в ущерб другим республикам Союза, по максимуму обеспечивала местное население продовольствием. Поэтому за бессмысленное и заведомо обреченное на бесславный провал, но поддерживаемое западом бандеровское движение, расплачивалось всё население СССР. Мои бабушка и дедушка, успевшие испытать на себе голод, холод и послевоенную разруху в Советской России, увидев относительное благополучие на западной Украине, решили воспользоваться возможностью там остаться. Так, потом в этом городе родилась моя мама, а через пару десятков лет, родился и я.

Я ходил в русскоязычную школу и все мои одноклассники, в основном, были детьми военных. Только у нескольких человек из класса, родители не имели никакого отношения к воинской части державшей. А воинская часть, к слову, держала шефство над нашей школой. Я до сих пор не знаю, в чем выражалось это «шефство», но многие почему-то этим даже гордились.

На собрании, которое проходило перед школьной линейкой посвященной первому сентябрю, я по-прежнему невольно сохранял отрешенный и заторможенный вид. Я даже не заметил то, как весь класс переместился на школьный двор и занял свое почетное первое место. Родители стояли позади первоклашек и негромко переговаривались.

– А наш Сережа уже умеет считать до десяти. А как он умеет рисовать! – не скрывая гордость, сообщила одна мама другой.

– А мы целое лето были в деревне у бабушки. – сказала в ответ другая мама, оставив без комментариев достижения Сережи, – Ах, какое там вкусное молоко! Вы бы только его попробовали! А вы ни куда из города не выезжали?

– Нет, не выезжали. Нашего папу в отпуск не отпустили. Все лето провел на службе. А вы слышали, что за лето в городе дети пропали? Два мальчика и одна девочка. – непонятно было, то ли из любопытства, то ли для поддержания разговора, вдруг выдала собеседница. – Наш папа все лето со службы не вылезал, все детей искали. В лесу жил, можно сказать!

– Да, да… Слышала. – прошептала другая «мама». – Весь город об этом гудит. Только пропало не трое детей, а целый пионерский отряд из пионерлагеря.

– На самом деле пропал только один ребенок! – встряла в разговор третья мама. – У моего мужа брат милиционер, так он точно знает. Он мне рассказывал об этом.

Постепенно тема разговора переменилась, и мама Сережи рассказывала уже другой маме о математических успехах сына.

Оркестр играл гимн, а некоторые бабушки и мамы у краткой утирали слезы. Мужчины-папы, многие из которых были в военной форме, улыбались. К слову сказать, в Советское время военные всегда носили форму, в том числе и школьный военрук – майор в отставке. Даже, когда я приходил в гости к своим одноклассникам, то заставал их отцов в смешанной форме одежды. Военная рубашка и трико или майка и брюками с лампасами.

Все линейки нашей школы всегда сопровождал военный оркестр. Никаких хриплых динамиков и фонящих микрофонов. Только оркестр, пионерский горн с барабаном и твердая, уверенная речь директора.

Нас построили в две шеренги, и я стоял во второй из них, за Ленкой Садковской. Она была крупной девчонкой, выше меня на голову, но ее высокий рост не защищал меня от солнца, и я щурился правым глазом от слепящего солнечного света.

Одно из моих многих «Я» требовало, чтобы я начал предпринимать какие-либо действия. Другое «Я» говорило мне о том, что это наваждение скоро пройдет, я проснусь в больничной палате, а потом меня выпишут. Еще одно моё «Я» потирало руки в предвкушении того, какой фурор я устрою, обладая всеми теми знаниями, которые я обрел, дожив до 20-х годов третьего тысячелетия. Но, при всем этом многообразии вариантов моих дальнейших действий, я не спешил принимать сторону какого-либо одного моего «Я», и решил немного подождать и понаблюдать за происходящим вокруг.