Читать книгу Что мне думать завтра - Дмитрий Игоревич Михин - Страница 8

Слышно музыкальное оповещение. Как будто откуда-то издалека.

– Доброе утро! В эфире радиостанция «Послание». И снова с вами его ведущие: Олег Затворин и Александр Разваденский. Все мы вас горячо приветствуем. Но у меня уже возник вопрос к Олегу Затворину.

Олег в это время что-то тыкал своим пальцем в телефоне, услышав свое имя, он тут же посмотрел на Александра.

– Да-да?

– Коллега, у меня к вам такой вот вопрос: недаром ли молилась на ночь Дездемона?

– Недаром.

– Замечательно, потому как новость о мертвом блогере все разрастается и разрастается. Вы же помните?

Олег опять отвлекся от телефона и ответил так, что прозвучало пространно, когда человек сосредоточен на более важном и не хочется отвлекаться на постороннее.

– Ну конечно же, Саш.

– Вот видите. Все начинает подтверждаться, что я и говорил.

– Каким образом?

– К этому мы еще вернемся. А я должен напомнить зрителям и слушателям, чтобы они присылали нам письма и звонили нам на номер +7999… Также параллельно ведется трансляция радио на нашем сайте.

– Кстати, Олежа, я все-таки выполнил поставленную мною задачу.

– Опять эти блогеры? – Олег внешне выражал безразличие.

– Прямо в точку! И знаете, несмотря на ваше презрение, они действительно не хуже нас справляются с нашей работой. И дошли они уже до такого совершенства в этой стезе. Что неизбежно начали повторять за нами.

– Это в чем же они повторяют за нами, объясните-ка?

– А вот в чем, – придав себе задумчивый вид и подняв указательный палец вверх, удерживая какую-то мысль в голове, – они начинают, как и мы, умирать!

Затворин, подержав паузу, не выдержав, засмеялся.

– Саш, ну ты хочешь сказать, что нам пора на покой? – добродушно и ласково произнес Олег.

– Олежа, вот знаешь, за что я тебя люблю и что в тебе, откровенно говоря, так бесит?

– И что же это могло бы быть?

– Вот это твоя неисправимая оптимистичность, – Олег еще раз засмеялся, пока Александр рассказывал, – чет сует он ее и сует постоянно, как старая бабка на базаре. Ну сколько ж можно, Олежа? Вы же взрослый человек. Мне кажется жизнь не идет вам на пользу. Это, кстати, и ответ на ваш предыдущий вопрос.

– Да, жизнь вреднее всего действует на человека.

– Ну вот же! Весьма дельную мысль изрекли!

– А я должен все равно вас разочаровать. Что, впрочем, всегда и выходит. Не склонен я думать: блогеры, смерть.

– Эх, сорвалась! Ну хорошо! Давайте пойдем на компромисс. Представьте себе, – уже представили?

– Ну а как же, – все также он продолжал смотреть своим сонным, уставшим взглядом на обворожительного, подвижного Разваденского.

– Замечательно, вот вы представляете, что это не совсем смерть.

Затворин, закрыв глаза, спросил.

– А что тогда? Прошу вас продолжайте.

– Сию минуту. Нам нужно прерваться на срочные новости. А пока, дорогие зрители, вам представляется к просмотру прямая трансляция с места событий. Что касаемо нас, мы скоро вернемся.

По главному федеральному каналу показывают прямую трансляцию похорон на днях умершего блогера. Тот самый, что уже вызвал своей смертью бурную реакцию общественности. Помимо самих родственников и его девушки, на похоронах присутствует сейчас довольно много людей, которые приходятся умершему его подписчиками, либо люди, которые только узнали о нем. И все они с цветами и разными другими вещами. Большая вереница людей, несшие портреты молодого человека. Все это как-то напоминало паломничество.

Сидя перед телевизором, на его экране мы видим журналиста с микрофоном, который как раз находится на месте того события, о котором шла речь. Мы не можем не обратить внимание на его молодость, симпатичное лицо, светлые волосы, на его красивый костюм, который был надет не для того, чтобы просто покрасоваться, а потому, что это его первый опыт, быть может второй, ведения эфира. Отчего он посчитал, что нужно сегодня особенно выглядеть хорошо, опрятно и уверенно перед зрителями, чтобы оправдать их внимание. Потому как он понимал, что он будет их проводником в сегодняшнее событие. Так что очень важно каждое его действие, каждое его слово. Это как игра. Нельзя оступиться, нужно наступить на правильный квадрат платформы и если угадаешь не то слово, то это кардинально меняет концовку игры. Ну что, начнем? Ну так начинайте, у вас же пульт от телевизора.

– Здравствуйте, я, Михаил Алейников, сегодня я буду вести этот прямой эфир для вас. Сегодня я вам покажу… взгляните сколько здесь людей. Узнаем, для чего они сюда пришли. Узнаем, что происходит. Поговорим с родителями умершего. Итак! Погн… пошли.

Ладно. Для начала сойдет. Но вы как зритель заметили, что говорил он как-то быстро, пытаясь не оговориться, и видно было, как он предал себе веселое настроение, не излишне, конечно, но уже этого достаточно, чтобы вводило в легкое недоумение зрителей. Когда смотришь ему в лицо, черты лица, мимика подвижны, что создает естественность и его вовлеченность в процесс, кроме его глаз, которые широко открыты и застывшие, что создает у зрителя ощущение, что он сверлит ими его. В общем, пока бросается в глаза эта борьба с волнением и напряжением молодого человека.

Корреспондент, придав своему шагу уверенности, направился к этому шествию. Зрительно выбрав для себя пару людей, подошел к одному из них. Это был мужчина довольно зрелого возраста с портретом блогера.

– Простите, пожалуйста. Мы представители первого канала. И не могли бы вы ответить на пару вопросов. Ответьте, пожалуйста, что вас привело сюда?

Мужчина остепенился и с предубеждением взглянул на молодого журналиста.

– Да-а… как и всех здесь. Нам не безразлично то… что говорил этот блогер.

Мужчина всячески пытается избежать зрительного контакта с ним, смотря по сторонам и продолжая так же растерянно отвечать.

– А что он говорил?

Мужчина неожиданно для себя усмехнулся и стал еще чаще смотреть по сторонам, будто отыскивая помощь.

Ну знаете ли, – мужчина пытался придать себе самоуверенный вид и говорить так, что он говорит о довольно очевидных вещах, – между прочим, он думал о нас, о народе. И желал для нас другой жизни. Я за изменения, которые он предлагал! – но тут же ему сделалось неловко, так как слова не прозвучали должным образом – очевидно, и он еще больше подставился и ждал напряженно следующего вопроса.

Молодой человек, не меняя своего прежнего вида, задал этот вопрос.

– Простите, я все-таки не пойму, да и нашим зрителям поясните – какие изменения, какая другая жизнь?

И тут терпение зрителя не выдерживает. Соответственно, он начинает рассуждать так: ну как так можно давить на человека? Ну разве он не видит, что ему уже неловко, не по себе? Ну зачем вот это надо человека так принижать?

Ох, Михаил, Михаил, теряете очко. Игра теперь идет не в вашу пользу.

Мужчина, закинув голову, смотрел уже совсем в другую сторону и отвечал, делая вид, что не замечает молодого человека и ничего от него не слышал.

Михаил догадался, что ответа он не получит, и тогда надо сменить тему.

– А вы бы не могли показать портрет, что вы держите. Ага, вот сюда на камеру. Так это икона, на которой изображен сам покойный в рясе и… Подождите, а почему у него на цепочке вместо креста с распятым Христом смартфон?

– Потому что он к нам пришел из изернета.

– Простите, откуда?

– Господи, да что я тут с тобой морочусь, – и тут же ушел от него.

«Ладно, надо найти кого-то попроще, – подумал Михаил, – вот, подойду к той молодой девушке. Уж с ней-то не будет так трудно».

– Здравствуйте, мы представители первого канала. Не могли бы вы ответить на пару вопросов. Для начала представьтесь.

«Я забыл сказать представиться тому мужчине», – промелькнуло в голове у Михаила.

Да, Михаил, за это тоже придется отнять у вас очки.

– Меня зовут Марго, а это моя подруга Алена.

– Так вы не одна.

– Да.

– Что вас обеих привело сюда?

Марго смутилась, так как для нее этот вопрос показался глубоко личным. Она не хотела отвечать, не хотела этим выдавать себя, чтобы о ней что-то думали, и скорее всего не то. Плюс она смотрела на всю эту обстановку: на это шествие, на эти похороны, на эти телекамеры, которые были везде и все снимали. Она не понимала, как это можно. Всю эту толпу людей окружить камерами. Ведь эти камеры компрометируют эту толпу. Их истинный посыл теряется, оставаясь вне экрана. Они же не показывают то, что есть на самом деле.

– Да влюбилась она в него, не видишь, что ли? – вмешалась Алена, смотря исподлобья на подругу с украдкой и удерживая смех.

Марго ужаснулась, пытаясь предпринять что-то, чтобы исправить то впечатление, которое о ней могло сложиться после слов Алены.

– Это не так, – покраснела Марго, не сильно ударив локтем в бок подруги, – просто… она всегда так со мной, – и тут она замолчала, осознав, что ей не нужно было этого говорить. Это может ее выдать.

– Я правильно понял, что влюбилась в этого блогера?

– Нет же, – резко ответила Марго, стараясь опередить любую неверную мысль.

– Молодой человек, – Алена решила, что нужно пристыдить его, чтобы из всей ситуации сделать его виноватым, – ну вы че тупите?

– Я что-то не так сказал?

Взяв под руку свою подругу, Алена продолжила.

– Видите до чего вы довели мою подругу своими вопросами. У нее теперь несчастный вид.

Тут же она увела Марго из-под камеры.

– Марго, ну ты че исполняешь? Мы же с тобой это обсуждали, пока ты будешь себя так вести на камеру, у тебя ничего не получится.

– А зачем ты это сказала? – все еще обижаясь на нее.

– Да какая разница! Мы же этого и добиваемся!

Михаил стоял и недопонимал ситуацию. Он начинал задумываться, что как-то уже неудачно складывается его эфир. Но не поддаваясь этим мыслям, он заново взял себя в руки, принял прежний уверенный вид – так он думал – и добавил зачем-то улыбку. В том смысле, что нельзя унывать.

М-да, Мишань, все херня. Давай по новой.

Михаил подходил то к одним, то к другим. Но все оканчивалось одним и тем же – смущением. Люди уже шарахались от него. Тех, кого не настигала та же участь, но видели со стороны, как это происходит. Пытались всячески избежать его, уходя в другую сторону. А те, кому не оставалось путей для отступления, надеялись, чтобы только не подошел к ним, только не к ним.

Молодому журналисту, что тут таить, становилось обидно и оскорбительно то, чем он занимался. Однако он продолжал делать дело. За его стойкость отдельная похвала, но, так или иначе, очки отнимаются.

И тут он добрался через всю толпу людей до родителей покойного и его девушки. И вот эти люди обошлись с журналистом более обходительно, нежели толпа. С их стороны он не встретил того сопротивления и попытки сбежать. Они, напротив, были общительны и хотели высказаться.

Пока Михаил брал интервью у девушки блогера. Ее звали Полиной, если вам интересно. Да нет, конечно же. Мы, зрители, услышали ничего нового. Утрата, потеря, горе, мне будет его не хватать, любила до конца его дней, какое это несчастье. Все, что так пусто отзывается в нас. Именно слова, которые она произнесла. Должно было быть странно. Но нет. И видно, что она действительно переживает эту утрату, ей не безразлично. Но слова, слова не те. Как будто ее слова этого не переживают. Как так вышло?

А теперь он разговаривает с родителями покойного. И что тут странное для нас может показаться, так это то, что они как-то недостаточно сопереживают его смерти. Каждый из нас в голове представляет, как он бы сопереживал, если бы умер его ребенок. Свои представления куда более вышли правильно. Какие-то эти родители сухие все же. Опять что-то не то. И непонятно, как это выразить словами. А вот отец блогера нашел решение этому. Причем не словами! Давайте послушаем.

– Даниил Сергеевич, вы как-то упомянули про надгробие, что оно будет особенным, не таким, как все. Расскажите, что в нем такого?

– Ну да, так, хотел сделать подарок напоследок сыну. Думаю, ему бы понравилось. А вот и, собственно, уже несут само надгробие.

Камера предоставляет нам запечатлеть это надгробие. Довольно дорого обошлось, и мы такого никогда не видели. Это была плита в форме телефона, на экране которого изображен сам блогер. Причем все подделано под интерфейс настоящего телефона. Те же дата и время, правда, смерти блогера. Наверху, что примечательно и немного вводит в заблуждение, нарисован заряд батарейки, который показывает, что она разряжена, и рядом же показывается интернет-связь, по которой можно сделать вывод, что сигнал ловит вполне хороший.

На вопрос корреспондента – почему решили заказать именно такое надгробие, отец ответил.

– Ну вы знаете. Он же все время проводил в интернете, в своем телефоне. И я подумал, что было бы хорошо, если бы он там и остался. Он бы так хотел.

Прошли похороны. Все разошлись. Эфир закончился. Зрители сидят перед телевизором, смотря уже что-то другое, с таким чувством от увиденного. Ну, назовем это фрустрацией. Ничего ведь непонятно. Что это все было? Похороны. Ну да. Но зачем это все? Зачем эти люди, зачем этот телефон, зачем этот блогер? Весь эфир вызвал какое-то недоумение. И это так злит. И конечно же, вся эта злость сваливается на Михаила. Почему выбрали его для ведения эфира? Ничего ж непонятно из-за этой неуверенной, хаотичной молодости, что бросается из стороны в сторону. И теперь от всей этой трансляции в башке засел этот образ журналиста. Он полностью собой заслонил то событие, при попытке вспомнить что-либо. Как это так! Почему такой непрофессиональный подход! Неужто нельзя было позвать более профессионального корреспондента!

Можно было. Но это уже ничего не исправит. Да к тому же, если бы и позвали другого, более компетентного. По сути ничего бы не изменилось. Да, Михаил создал продукт правды, сам им и оказавшись, что, конечно же, ошибка. Но очень важная ошибка. Профессионал, конечно, не сделает себя продуктом. Все было бы по-другому. Но опять-таки суть не меняется. Продукт-то уже создан. И мы поздравляем молодого журналиста с пройденным этапом. Хоть он и теряет все очки и проигрывает игру. Но нам это и нужно. Нам важно дальнейшее течение истории. Потому как концовка поменялась. И, знаете, как это принято в интернете – чем хуже, тем лучше. Именно так мы и поступим.

Нас снова возвращают в студию.

– Ну и зачем это все? – посмеивался Олег Затворин над представлением Разваденского, которое преподносилось как нечто серьезное, хотя на деле представлялось глупой шуткой, хоть и забавной.

– Так вам удалось представить? – Александр заулыбался так, как будто ему удалось заманить очередного покупателя.

– На что только не пойдешь ради вас, – ответил Олег уставшим голосом.

– Нет. Ну а что такого? Вы разве не верите, Олежа?

– Да верю, верю. Просто не знаю, как на такое можно было согласиться.

– Ой, да перестаньте, Олежа. Где же теперь ваш обаятельный оптимизм.

– Всегда при мне.

– Тогда что вас может тут смущать?

– Правда.

– Опять вы все за свое. Ну это ж всего лишь продукт. Что тут трудного, чтобы с этим смириться?

– Да вовсе ничего такого, – опять уставший голос, и его действительно не пугала эта мысль, а то, что он задумался над этим, так для того чтобы заглянуть немного вперед.

– А хотите сделаем ставки?

– А толку-то? Вы же выиграете.

– Ну вот сделали бы мне приятное.

– Саш, не наглейте. Время и так на вашей стороне. А значит, фортуна вам светит, – Затворин принял тот свой вид, когда он смотрит на Александра, как на ребенка, который получил то, что так хотел больше всего, и радовался за него.

– Ну раз уж вы сами это признаете, Олежа. Тогда подпишите этот договор, что вы даете свое согласие, – и протянул ему бумаги.

Олег взял эти бумаги, достал свои очки, чтобы разглядеть, что там. Смотрел он не долго, ему достаточно было посмотреть на это в общем. Потом он посмотрел на Разваденского.

– Вы действительно склоны так думать?

– Я бы сказал, что это действительно нужно.

– Ну хорошо, – и Олег поставил свою подпись, – держите.

– Премного благодарен.

– Желаю вам в дальнейшем успехов.

Они обменялись рукопожатием, искренними улыбками. И никто из них не остался от этого ни с чем. Как раз оба получили то, что и хотели.