Читать книгу Видеосклеп. Часть вторая - Дмитрий Коровин - Страница 2

В комнате, разложив на столе тетради и учебники, юноша предался мечтам. Мысли о приближающемся дне, когда он сядет за баранку собственного автомобиля, целиком захватили голову. Дин представлял, как подъезжает к школе; как паркуется рядом с «Мустангом» Макса Хогана; как на глазах Сабрины вылезает наружу, небрежно хлопнув дверцей; как никого не замечая, направляется мимо девушек «избранного кружка» и как они сами стараются обратить на себя внимание. Глаза! Эти прекрасные синие глаза уже с интересом смотрят на Дина! Сначала драка с Коршуном, затем команда по футболу, теперь автомобиль! Прогресс не может быть ей не замечен! Если б не чертов Макс, Дин бы мог перейти в наступление, особенно сейчас, когда у него есть собственный транспорт. Теперь он сможет раскатывать по городу, а значит, без труда сможет выследить Сабрину и найти с ней встречи! И тогда бы, словно невзначай, он подвес бы ее куда-нибудь, получая за это поцелуй или обыкновенную улыбку.

«Необыкновенную!» – мысленно поправил Дин. – «Какое же сияющее у нее лицо, когда она улыбается! А когда не улыбается, то оно просто красивое и свежее, как зимний рассвет. А кожа какая чистая! Бьюсь об заклад, у нее даже родинок нет на теле. Терпеть не могу, когда у девушки много родинок! У меня их куча, везде есть, весь крапленый, кроме лица, шеи и ягодиц. Может, потому и не люблю их у других».

Вконец запутавшись с решением дробей, Дин отложил тетрадь, понадеявшись, что Йети его завтра не заметит. Он может, конечно, специально проверить знания новичка и его добросовестность, относительно письменного домашнего задания, но в этом случае Дин заявит, что забыл тетрадь. Первый раз прокатит, он же новичок. По остальным урокам вроде бы ничего серьезного не задали.

«Ну и пошли они все!» – подумал Дин. – «Послезавтра мы с папой пригоним джип! Какие тут могут быть уроки при такой новости! Я и спать-то сегодня не смогу».

Светлые мысли юноши вдруг пересеклись с предостережениями о Коршунах. Эти подонки завтра потребуют мзду! Что делать, если известие о футбольной команде никак на них не повлияло? Он может обратиться к Вэйну, приукрасить, что ему хотят сломать ноги, мол, как он тогда будет играть? Что ж, это выход. Пусть уж лучше Дин прослывет сексотом, чем еще хоть раз получит «горячих» от этих падальщиков.

«Будь что будет!» – так он решил, включая любимый компьютер, но приятные фантазии о собственном автомобиле все равно не возвращались. Теперь их перебили воспоминания о подозрительном незнакомце и его любительских шоу.

Известными путями Дин пробрался на сайт, но поглядев на часы, разочарованно развел руками.

– Все ж придется разобраться с этими гадкими заморочками, – сказал он со вздохом, покосившись на тетрадь по математике. – Не-на-ви-жу!

В упорных научных потугах время пролетело молниеносно. Сделав заключительный стяжок, словно хирург зашивающий рану, Дин сверился с ответом по учебнику, разочарованно понимая, что он не сходится, но плюнул и, закрыв его вместе с тетрадью, быстро переключился с физики на лирику, пододвинув клавиатуру.

В этот раз Птицелов предстал в чуть измененном обличии, одетый в темную толстовку. Голову прикрывал капюшон, а под ним все та же маска насекомого, таинственно глядящая ледяными стеклами. На столе винная бутылка, предусмотрительно развернутая этикеткой назад, и фужер в черных пальцах кожаной перчатки, до половины налитый. Свеча, в горделивом одиночестве, горела где-то слева от видеокамеры, красиво отражаясь в хрустале рубиновыми звездами.

Этот сказочный живительный напиток незнакомец пригубил, сдвинув маску, и встрепенулся немного, будто только что заметил объектив.

– Здравствуйте не спящие, – начал мужчина, подняв фужер чуть выше в знак приветствия. — Вы, наверное, сообразили, что дневник я записываю по ночам. Темнота избавляет от необходимого камуфляжа в интерьере, а значит, мешает визуальному опознанию комнаты и, соответственно, дома, где эта самая комната находится.

А у меня сегодня праздник. Расслабляюсь, лакомлюсь нектаром и отмечаю почин. Хотя надо признаться, что вчерашний мазок получился будражным, будто застигнули врасплох те самые руки на плечах. А виной тому несколько извращенцев, зависающих на сайте, чтобы потешить свое испорченное любопытство! Догадываетесь, о ком я говорю? Ночами нужно спать, а я репортажи веду, как журналюга угробищный, вот и заснул на рабочем месте. Ну да ладно, позволяю себе Вас простить, друзья мои, с надеждой на появление новых поклонников. Сейчас закончу вступление, посплю пару-тройку часов и на рассвете за дело! Лишь вечером, возможно, я смонтирую дневной сюжет и тогда уж занимайте места поудобнее, несите пиво, чипсы и ожидайте с полуночи. Эксклюзив того стоит, но зачем я это говорю? Ведь когда Вы увидите, видео будет цельным и законченным.

Птицелов пожал плечами, допил содержимое фужера и, перевернув его вверх дном, поставил на стол.

– В привычной постановке снифтер1 напоминает пиковую масть. Неспроста ли, а? Я сейчас опрокинул его и сделал масть червонную, похожую на сердце с воткнутым сверху кинжалом. Капли стекли на стол, будто кровь и получился знак любви. Вот таким простым способом можно девушку за ужином развлечь при затянувшемся молчании. Кстати о девушках…

И новый видеоролик не заставил себя дожидаться, появившись сразу же, лишь только демагог успел закончить фразу.

Камера, смотрящая сквозь лобовое стекло, показывала мостовую, бледный газон за ней и фасады домов.

– Думаю здесь подходяще, – заключил голос Птицелова. — Окна ближайшего жилья скрыты за теми елями. Справа, как видите, водонапорная станция и стена из красного кирпича, облупленная, местами пожелтевшая, старая.

Камера развернулась, подтверждая описание.

– Чуть дальше забор из железной сетки, много деревьев и дом в глубине, для чьих хозяев я здесь не виден. – Он обернулся назад, показывая салон своего четырехместного купе, но лишь знаток мог бы с точностью определить марку этого автомобиля по виду кресел и форме окон. — Зачем я это вам показываю? А затем, чтобы вы убедились в удачно выбранной точке, единственной на этом отрезке тропы. Не спорю, я здесь виден для проезжающих водителей — припарковался на узкой дороге, как прилипший к коре трутовик — меня с трудом объехать можно, ну и что? Кто может стать свидетелем? Кто вспомнит обо мне спустя какое-то время? Приметы? Вряд ли. Лицо? Маловероятно. Цвет авто? Ну и что! Если уж говорить откровенно, машина — это обуза. Она как предатель, старается себя показать, привлечь внимание, подставить своего владельца. Возможно, она в этом и не виновата, и даже более того, хочет подать себя с достоинством, сверкнуть фарами, блеснуть полировкой, погудеть, черт возьми. Видите, как он крут, этот чувак за баранкой! Это мой хозяин! А городок-то маленький, двух одинаковых машин и не сыскать… Поняли, куда веду? Так что мне в любом случае задерживаться здесь надолго очень и очень опасно, учитывая подозрительную слежку за птицевозом. Хорошо хоть у птичника не приходилось зависать в машине на виду у всех, там был другой наблюдательный пункт. Но, хватит трепаться, сейчас я расскажу, что сделаю…

Итак. Американская пищуха. Что это за птица и что мне известно о ее повадках и привычках? Очень и очень мало, практически ничего. Из двенадцати дней, посвященных бёрдвотчингу по учету, я, насколько помню, сработал по пищухе всего два часа и не могу быть уверенным в своих расчетах. Первый раз у птичника ее забирал петух на огромном «Эскалэйде». Я сильно тогда удивился, увидев такую дорогую тачку в этом городишке. Второй раз я встретил Пищуху при высыпке. Удостоверившись, что джипа нет, и она зависла на насесте со всей стаей, я прыгнул в свой драндулет и караулил приезд птицевоза, которому упал на хвост. На каждом насесте мне приходилось замедляться и, с возобновлением пути, разглядывать сброшенную птичью стайку. На третьем насесте я заметил свою Пищуху и, проследовав мимо, повернул на тропу, отъехав на внушительное расстояние до поворота и наблюдая за ее движением в бинокль. Убедившись, что дятлы, сошедшие вместе с ней, отвалились в начале пути, поменяв тропу, я подождал, пока она долетит до моей машины. Но Пищуха свернула влево, теряясь в каких-то палисадниках. Гнездо ее осталось неопознанным, но необходимости в этом не было.

Мимо протиснулся красный фургончик с наклейкой Кока-колы и Птицелов на мгновение смолк, ожидая, когда стихнет шум.

– Что этот ядогон забыл здесь полседьмого утра? – удивился комментатор, возвращаясь к теме, оставленной перед появлением кока-коллера. – Следующим днем, буквально за пять минут перед проездом птицевоза, я стал курировать насесты, вылавливая взглядом учетных птиц и обнаруживая двух на разных ветках. И значит, мне не нужно было следовать за птицевозом, как накануне, а следующие полдня провести в засидке у насеста с птицей номер три. Подскажу Вам, негодяям, что это была за птица… Красно-черная пиранга! Желанная и непредсказуемая! Чуть шею узлом не завязал, провожая взглядом, но о ней, надеюсь, разговор пойдет в ближайшей нашей встрече. Ну, а пока мне предстоит разобраться с Пищухой и надеяться, что за прошедшие дни она все так же отдает предпочтение птицевозу из птичника и не поменяет прежнего пути от гнезда к насесту.

«Насест, птицевоз, дятел, гнездо, бёрдвотчинг… Чувак совсем тронулся…» – подумал Дин, приподнимая наушники, чтобы прислушаться к тишине дома.

– Сейчас я выйду, разложу завернутый в тряпицу инструмент у машины и с надеждой стану поджидать… – докончил рассказчик.

На какие-то доли секунды промелькнувшая чернота сообщила о смене кадра. Видеокамера изменила положение, оказавшись на задней панели и показывая салон. Ветровое стекло закрыто поднятым серебристым капотом, из чего можно было предположить, что машина была того же цвета. Птицелов, судя по всему, ковырялся в моторе, либо делал вид, попеременно выглядывая на дорогу одним глазом. Дин не видел его, но догадывался.

Снова черный экран, как пропущенный квадрат неудачно склеенной при монтаже пленки. Вновь новое событие, все еще недоступное зрителю. Боковое окно открыто. В салон забрался ветерок и, шурша кожей, ползал по сиденьям, словно какое-то невидимое, но внушительное по размерам, насекомое. Кроткий железный стук за капотом и почти не различимые шаги, приближающиеся к машине, а после удалявшиеся от нее.

– Девочка! – окликнул узнаваемый мужской голос. — Подай, пожалуйста, отвертку!

– Что вы, нагнуться не можете? – вторил женский голосок в ответ, больше походивший на писклявый щебет.

– Матерь божия… – по-русски, копируя привычку матери, удивился Дин, чувствуя движение волос на макушке. – Пищуха…

– Если я отпущу провод, то все придется начинать сначала, а я уже час не могу завести этот чертов драндулет. Что тебе трудно, что ли?

– Ну ладно, – ответила девочка и, видимо, приближалась. — Которую?

– С белой рукояткой, крестовую, – подсказал Птицелов.

– Эта?

– Ага! Вот так… Закрепил… Закрутил… Отлично! Еще, если не трудно, пассатижи подала бы, а?

– Как они выглядят?

– Кусачки такие, с красными ручками, как крокодил.

– Хи-хи, – усмехнулась девочка. — Держите вашего крокодила.

– Ну вот! С помощницей как быстро! Раз-два и дело в шляпе! А то уж думал, придется на школьном автобусе добираться.

– А вас бы и не посадили. Автобус только для учащихся.

– Посадили бы! Я к вам на работу устраиваюсь.

– Вы? Кем?

– Учителем рисования.

– А разве миссис Свифт уходит?

– Я не знаю, но спрошу у директора и скажу тебе на перемене, если встретимся.

Девочка опять усмехнулась на какой-то невиданный жест, улыбку или подмигивание собеседника и затем последовало страшное предложение, от которого у Дина по телу пробежала дрожь:

– Садись, подброшу, если я, конечно, запущу мотор.

– Спасибо, но я… – не успела возразить Пищуха, как быстрая, казалось бы, непринужденная настойчивость Птицелова довершила начатую фразу собственным сомнением:

– А если нет, составлю тебе компанию до остановки.

Капот со скрежетом опустился вниз, гулко хлопнул и стих, показывая за стеклом кусочек светлого мужского джемпера. Девочка стояла у водительской двери и теперь отошла, мелькнув перед камерой желтым краешком легкой курточки. Водитель нагнулся, заворачивая инструмент, и через несколько секунд на экране появилась его волосатая рука, которой он забросил сверток на заднее сиденье. А вот спина и плечи не такого уж большого человека, как показалось сперва; и затылок головы, скрывавшей мозг садиста; и черные кудрявые волосы. А за стеклом опять мелькнула девочка, обходя автомобиль с пассажирской стороны. Птицелов наклонился, учтиво открывая дверь, а Пищуха опустилась в салон, показывая узкие плечи, тонкую шею и волосы с черно-белым пробором, спадающие вниз и собранные на середине заколкой.

Двигатель заработал.

– Аллилуйя! – воскликнул Птицелов, выжимая сцепление. — Завелся!

Машина тронулась.

Дин старался присмотреться к зеркалу, свисающему с потолка, где отражалась часть лица водителя, однако настроенный на ближнюю съемку объектив не позволял уловить там какие-либо приметы.

– Что у вас сиденья без подголовников? – поинтересовалась пассажирка, поворачиваясь профилем к видеокамере, по-шпионски наблюдающей сзади. Этот стеклянный, бесчувственный глаз много уже повидал, путешествуя по стране с хозяином, и свыкся быть свидетелем некоторых чудовищных событий, какие, будь его воля, побрезговал бы записывать на электронную карту. Но он был создан для подчинения и не мог воспротивиться приказам, с точностью фиксируя увиденное и бережно сохраняя это в памяти.

– Я спросила про сиденья… – повторила Пищуха, и Дин рассматривал доступную половину ее лица, с жадностью пожираемую видеосъемкой.

– Она совсем еще сопливая, – произнес юноша. – Чего он с ней собрался делать?

– Плевать на сиденья, главное что под капотом, а под капотом в этой тачке все, что нужно для игр в кошки мышки, – наконец ответил водитель, приближаясь к шоссе. Голос его упал, стал сухим и натужным.

– С кем?

– С егерями. Пристегнись, – добавил он.

Девочка отвернулась, наклонила голову и щелкнула ремнем безопасности. А машина между тем взобралась в подъем на трассу и со свистом повернула влево, минуя остановку.

– Наших еще нет, – бросила пассажирка. — Чет рано я сегодня.

– Это же хорошо!

– Почему?

– Засадить тебе успею до уроков!

Не успела еще Пищуха раскрыть рот и с испугом взглянуть на мужчину, как в ту же секунду резкий, глухой удар локтя вырубил ее в нос. Девочка уронила голову, но ремень надежно держал все остальное, не давая повалиться вниз.

Все произошло так стремительно, что Дин не успел ничего понять и потянулся к компьютерной мышке, чтобы вернуться к упущенному моменту, но на видеоплеере была единственная кнопка «воспроизвести/пауза» и юноша не мог перемотать обратно. Смирившись, он брезгливо отдернул руку, боязливо взглянув на экран.

– Слушать надо папу и не садится в чужие машины с незнакомцами! – проговорил водитель тоном воспитателя. — Неужели так сложно подумать о своих действиях, перед тем как их совершать? Глупые! Глупые маленькие девочки!

Никто ему не ответил. Пряди черно-белых волос виднелись за низким сиденьем. Затылок покачивался в такт колесам, наезжающим на неровности дороги, и владелица его казалась тряпичной марионеткой, которую дергали сверху за нить.

Машину тряхнуло, затем еще раз, но сильнее. Видеокамера подпрыгнула, упав на сиденье, и с этого места режиссер опять позволил себе отрезать все ненужное, считая лицезрение обшивки салона делом скучным и затяжным.

Фильм возобновился с показа леса, тишину которого нарушала пара перекликающихся воронов. Птицелов стоял, держа камеру в руке, и будто наслаждался этими неприятными звуками. Теперь он сделал шаг, затем следующий, и медленно опустил руку, направляя объектив вниз на лежащую на земле девочку. На ногах ее грязь, ссадины и прилипшие еловые иглы; одежда испачкана и будто расправлена кем-то небрежно; лицо разбито; руки, связанные на запястьях, вытянуты вверх, и веревка тянется к стволу дерева, опоясывая его кольцом. Грудь плавно опускалась вниз, тяжело поднимаясь обратно, девочка дышала, а значит, была жива.

– Простите меня, друзья, – произнес мужчина. — Птицелов моего статуса по желторотым не работает, там нет еще ни стати, ни сладкой трели, тем более с ее тоскливым голоском. Но, черт возьми, птенец-наследничек, грозящий со временем превратиться в зазнайку, гордячку, и далее, в жуткую стерву, не мог быть мною пропущен! Сколько ее ожидает ошибок, сколько боли она причинит другим. Нет, я не позволю!

Дин сидел неподвижно, широко раскрытыми глазами таращась на экран. Его сковал страх. А ужасающее представление подходило к завершающей стадии, обещая неискушенному зрителю того, что он еще не видел. Юноша пока не перестал лелеять надежду на то, что все это отличный розыгрыш, поставленный весьма профессионально, но эта робкая надежда не приносила почему-то облегчения.

Девочка пошевелилась, издав протяжный стон, будто подавая палачу команду к заключительному действию драмы. Мужчина поставил камеру на какое-то возвышение, по железному шуршанию походившее на автомобильный капот, убедился, что объектив направлен туда, куда нужно, и вышел из тени. Черные брюки, с такими же еловыми иглами, воткнувшимися в ткань; грубый бежевый джемпер; черные перчатки, не оставляющие следов и маска насекомого, полностью закрывающая лицо.

– Ну вот, очухалась… вполголоса озвучил Птицелов. – Сейчас будет самое интересное, смотрите внимательно…

Он подошел к жертве, вынуждено распластавшейся на земле около зеленого пня, присел на корточки у запачканного кровью и заплаканного слезами женского лица, боязливо вздрогнувшего и прошептавшего что-то губами и, засунув руку в карман, вынул предмет, напоминающий рулетку. Еще какое-то мгновение Птицелов прислушивался к словам, отчаянно слетающим с обессиленного от страха языка, схватил голову за черно-белые растрепавшиеся волосы и молниеносно опутал тонкую шею вытянутой из рулетки леской.

Девочка задрыгала ногами, пытаясь вскрикнуть из последних сил, и неподвижно застыла через минуту.

Маска уставилась на окуляр объектива, перчатка выпустила леску и поднялась вверх, распрямившись в прощальном жесте. Ненадолго появились помехи, и видеопроигрыватель автоматически свернулся, показывая белую страницу с файлами дьявольских шоу.

Дин сидел, врастая в стул. Руки, сложенные на столе, соприкасались кистями и мелко подрагивали.

– Быть такого не может… – прошептал юноша. – Неужели я постепенно схожу с ума?.. Может у меня сотрясение?

Мысли о сумасшедшем доме сразу же вгрызлись в мозг, стараясь отвлечь от увиденного.

«Ну, точно, сотрясение! Индейский прихвостень все ж постарался не напрасно. Отпечаток моей головы в земле до сих пор, наверное, используется грызунами, как укрытие от пролетающей мимо совы. Нужно сказать об этом матери. Череп у меня вроде крепкий, но ведать не настолько».

Стащив наушники и положив руку на компьютерную мышь, Дин непроизвольно щелкнул кнопкой, закрывая браузер. Заставочная картинка рабочего стола помогла ему с собою совладать. Он поменял ее совсем недавно и вид кукурузного поля, плавно слившегося с небом, выглядел спокойным и умиротворяющим.

«Что же это такое, в конце концов… Это ведь неправда? Это же не могло произойти по-настоящему…»

Юноше совсем стало плохо от этих размышлений. Подрагивая всем телом, он чувствовал, как по ногам и спине путешествуют микроскопические Санты Клаусы, забивая снегом каждую пору его кожи. Было холодно, голова разламывалась пополам, а ноги гудели так, что на них невозможно было и встать.

Приняв решение лечь, Дин выключил компьютер и, в попытке подняться, повалился на четвереньки, что-то бурча и охая в темноте. Таким способом он и подобрался к кровати, ударившись в нее лбом. Осталось заползти и прямо в одежде лечь в постель, что юноша проделал с большим усилием.

Вскоре, согревшись и немного успокоившись, он забылся и заснул.