Читать книгу Видеосклеп. Часть вторая - Дмитрий Коровин - Страница 6

Небольшое потрясение, полученное в бегстве от Коршунов, порядком помотало нервы и без того задетые выпендрежами Зельды. Страх, тоска и обида все еще холодили душу, а тело, не смотря на усталость, требовало разрядки и желательно сексуальной.

«Нет, мастурбация для ботаников, буду терпеть, ведь я всего лишь временно отвержен», – убедил себя Дин, располагаясь за столом и машинально включая компьютер.

Увидев на экране часы, показывающие приближение полуночи, юноша занервничал, боясь нарваться на родительский дозор. Дин поднялся, осторожно подошел к двери и, чуть приоткрыв, выглянул в коридор. Тишина. Спальня, на противоположном конце, кажется, закрыта, а значит, родители уже легли. Тогда, плотнее прижав дверь, Дин взял плед и положил его под нее, закрывая щель снизу. В комнате свет не горел, но экран монитора все равно выдавал его ночное бдение. Теперь можно было не беспокоиться. У отца всегда был крепкий сон, а мать если и просыпалась случайно, то лишь для того, чтобы навестить туалет.

Вернувшись за стол, Дин уставился в монитор, продолжая необъяснимое ожидание. Жалость, отвращение, любопытство и ненависть салатом перемешались в голове.

– Пищуха… – невнятно слетело с губ юноши, и он добавил более уверенно: – Это же дочь Портманов!

И он был прав. Если видео было подлинным, то растерзанная в лесу девочка могла быть только ей. Ведь как сказал изувер в маске – по птенцам он не работает, это исключение, а значит, две оставшиеся жертвы заведомо известны. Пиранга – рыжая девушка, похожая на Николь Дилэни и какая-то там индейская сова… совладелица бара «Шишки». Первую нашли под мостом Стэклинта, про вторую Хобб упомянул лишь вскользь.

– Две оставшиеся… – повторил Дин, силясь вспомнить разговор у Кёллеров. – Их было всего четыре, а где же пятая, какую Птицелов наметил на отъезд? Может его обложила полиция и он умчался без оглядки из города? И записей осталось всего три. Если убийца сохранил последовательность и не прервал репортажи своих похождений какой-нибудь ерундой, наподобие той короткометражки, принадлежащей не его авторству, то, стало быть, жертв остается три. Три видео, три девушки.

Запустив браузер, Дин открыл файлообменик и, какое-то время, гонял по экрану курсор, не решаясь нажать последнее видео. Ведь в нем наверняка все объяснялось подробно. Птицелов словоохотлив, чего не скажешь обычно о людях, гонимых одиночеством и ведущих замкнутый образ жизни. Впрочем, это совсем не обязательно. Такие типы не редко оказываются хорошими семьянинами, заботливыми отцами и верными мужьями, если бы не шизофрения, превращающая их в исчадья адские. Словно оборотни, при полной луне, они кидаются в поисках жертв и, резвившись в кровавом экстазе, насыщают своих безжалостных чудовищ, всплывающих наружу из глубин подсознания. Потом они ныряют, возвращая носителям власть над собственной психикой до того момента, пока не проголодаются вновь – и в каком-нибудь провинциальном городишке все начинается сначала.

Вспомнив о давности событий, что с последнего запротоколированного преступления прошло ровно два года, Дин решил продолжать смотреть видеоролики в том порядке, в каком они были расставлены. Если пятая жертва и существовала, то пара дней ничего не изменят.

И Дин представил себя, передающим полиции адрес таинственного файлообменника. Как про это разузнают в городе и как им возгордятся в школе! В такой дыре, под названием Тсуга, редко что-то занимательное происходит, а значит, и серийные убийства еще очень долго будут терроризировать впечатлительные умы, превращая Тсугского душителя в страшную легенду, с помощью которой родители продолжат пугать подростков, привыкших задерживаться на танцах или вечеринках.

И вот он – тсугское проклятье – сидит в полумраке весь в черном, закрывшись маской насекомого. А на столе газета в свете двух свечей перед видеокамерой, справа и слева.

– Хау! – поздоровался Птицелов, показывая ладонь, с плотно прижатыми друг к другу пальцами. — Вождь Ночной проказник приветствует свое племя! Надеюсь, Вы получили удовольствие от последнего моего приключения? Знаю-знаю, Вам хотелось бы увидеть немного больше, но Вы же не забыли, что я не порно-актер, а убийца! – Маска отвернулась на мгновение и мечтательно посмотрела куда-то вбок, приподнявшись от судорожного вздоха. – Юность бывает лишь однажды и быстро проскальзывает будто сон, награждая разочарованием и смешными воспоминаниями. Как сказал Хемингуэй5американский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1954). — жизнь изначально трагедия, когда человек рождаясь, уже знает, что умрет.

Нашей застенчивой пташке повезло не встретиться со старостью, уйдя из мира стройной и красивой. Сочная, сладкая, нежная плоть. Признаться, не впервые жалею, что не имею склонности к каннибализму, так бы и съел ее всю целиком, настолько она мне понравилась. Да, но тогда бы я испортил всю картину, лишив патологоанатомов дополнительного жалования. Они ведь терпеть не могут закрытых гробов! Теперь ее отмоют, причешут, приукрасят, замажут сломанный нос, завернут в белое платьице и аккуратно положат в цинковую коробку, как куколку, с предварительно зашитым ртом. И никто никогда больше не услышит ее странного голоса. Не будет он никого раздражать, не будет и возбуждать, если кому-то нравился.

И мальчику с соседней парты немного взгрустнется этой осенью. Но он будет больше потрясен от обстановки на кладбище (где побывает впервые), чем от потери главного лица произошедшей драмы. Задумчивый, уже чуть-чуть философ, он долго будет сидеть на лавочке в саду, любуясь однолетними растениями и мошками, доживающими собственный срок. А потом его позовут ужинать, где за столом родители сделают вид, что все понимают, что им тоже грустно. Потом они проверят, закрыты ли двери и окна, посадят сына на диван и заставят любоваться комедией, в попытке вытравить тоску по однокласснице и страх от разгуливающего по улицам убийцы.

И девочка станет плакать несколько часов подряд, не потому, что ей будет уж слишком жалко подругу, а потому, что нужно будет заводить себе новую, посвящая в свои девичьи секреты, о которых поклялась никому не рассказывать. Никому, кроме убитой. Но, вдруг решив, что за сохранность клятвы отвечать не надо, сделает перерыв, заранее перевернув мокрую от слез подушку. Затем она посмотрится в зеркало, пожалеет, что похожа на двадцатилетнюю кошелку, умоется в ванной, где снова посмотрит в зеркало и, назвав себя бессердечной, снова убежит в комнату, продолжив плакать, от чего и уснет без сил.

Вот как-то так, друзья. А вы-то думали, что после смерти по Вам весь мир с ума сойдет? Да кто Вы такие и кто у Вас есть? Пара родственников, какие Вас действительно любят? Не надо лицемерить!!! Вы никому не нужны, потому что Вы эгоистичный жлоб! Потому что Вы скотина и предатель, каких поискать! Потому что Вы убогий извращенец! Иначе бы не смотрели сейчас эти записи, которые (давайте будем честными) Вам нравятся и вызывают интерес, пробуждая что-то запретное и непознанное, оживающее где-то внутри Вас и заставляющее возвращаться на этот сайт. Охота! Мужчине необходимо драться, воевать, брать силой женщин и доказывать свое великое наследие! Посмотрите, во что они нас превратили, все эти жуткие стервы! Слабаки, подкаблучники, геи! О, ужас! Давайте вместе избавим мир от не заслуживающих жизни, от тех, кто нас презирает и не уважает. Сколько Вы думаете терпеть? Пока не превратитесь в старика-импотента, обессиленными руками поднимающего топор, чтобы прикончить, наконец, сумасбродную жену-старуху, испортившую Вам жизнь? А зачем ждать? Давайте сейчас, пока Вы молоды, пока жизнь еще не отравлена духами и обещаниями, и не разрушена никем!

Маска подалась вперед, приблизившись к объективу, и Дин попытался представить глаза этого сумасшедшего. Маленькие, бесчувственные, холодные глазенки, принадлежащие змее, а никак не человеку. Да что он корчит из себя? Кем считает это жалкое, трусливое, ничтожное создание, способное лишь издеваться над незащищенным существом? Психопат, садист, убийца! Чертов макрушник, над которым, попади он в тюрьму, будут сутками потешаться здоровенные негры.

– В тюрьму, – повторил Дин, плюнув в экран. – Как же! Тебя ждет электрический стул или смертельная инъекция! В зависимости от штата, где изловят.

Птицелов отодвинулся назад и сел на место, складывая руки на груди.

– Вождь Ночной проказник готовится похитить скво, – неожиданно проговорил он. — Честно сказать, друзья, я не решил еще в кого мне поиграть. Притворится все-таки вождем, наводящим приваду, или нацепить ковбойскую шляпу на уши, да по-быстрому снять скальп. – Мужчина задумчиво склонил голову, разглядывая лежавшую на столе газету. — Презренные записки бледнолицых! Для журналиста звездный час! Мусолят с таким аппетитом, будто в этом сонном царстве никого и никогда не убивали. Не стану Вам цитировать, тошнит. И потом, я тщеславен, конечно, но не настолько же, чтобы самому восхвалять свои проделки. Одно могу сказать — начинается травля самого охотника и теперь мне на цыпочках нужно передвигаться по городу, в опаске наступить не в то место. Да и вообще у меня возникло чувство, что я в улей помочился и эти ленивые трутни бросились в панику, ничего не понимая. Впрочем, пусть побегают, покричат, а то засиделись, заплыли жирком, обросли бородами. Им давно пора заняться спортом и побриться для разнообразия. Я же пока послежу за Пирангой. Есть пара вопросов, касающихся ее гнезда. Уж очень хаотично перемещается со своими дятлами на байках.

Небольшая ремарка. При любой слежке ведите себя непринужденно и неторопливо, действуйте спокойно и плавно, никогда не суетитесь, не нервничайте и не смотрите пристально на объект. Идите по незнакомой улице так, будто гуляете по ней не в первый раз. При подозрении, объект либо ускоряет ход (в таком случае не нужно его догонять), либо замедляет и ждет (здесь лучше обогнать его и исчезнуть). При малейшем намеке на раскрытие, все нужно бросить и уйти. Ваш союзник — внезапность! Если Вы его теряете – теряете и контроль над ситуацией. Бесконтрольная ситуация всегда играет против Вас. Помните — Вам терять нечего, у вас будут еще попытки и другие цели. У жертвы же, в отличие от хищника, на кону поставлено слишком много, возможно даже, что и жизнь, а инстинкт выживания в состоянии аффекта очень сильная штука и никакая жажда крови не совладает с ним. Злиться тоже не надо. Злоба ведет к ошибкам. Жертва только и ждет, чтобы Вы совершили ошибку! Даже если она воткнет Вам спицу для вязания в глаз, соблюдайте хладнокровие! Тоже применимо и к жалости. Оценив степень Вашей серьезности, жертва, после угроз, всегда пытается разжалобить. Да, у нее веревки жмут и что же? Ослабьте узлы и в тот же миг получите по башке табуретом. Если Вы приготовили для пытки: скальпель, клещи и молоток, то какие тут к черту «веревки жмут»? Идите до конца или не беритесь вовсе! А если не собираетесь идти, значит вам этого всего и не нужно. Снимите лучше проститутку в переулке, позабавьтесь в садомазо за дополнительную плату, ведь для большего Вы не созрели и вряд ли когда созреете.

Вы сейчас подумали, что я время тяну, пытаясь отодвинуть предвкушаемое зрелище как можно дальше? Нет, что Вы! Просто оно не будет сегодня завораживающим, как прошлое. Снимал мало, сработал быстро, короче говоря — сплошной консерватизм и подлинная классика! Смотрите…

И Дин смотрел, как из знакомого наблюдательного пункта таращится зловещий глаз электронного циклопа. Трудно было сравнить, кого Дин больше возненавидел, его или все-таки того, кто им снимал, ведь не будь у Птицелова видеокамеры, не было бы и этой страшной документалистики, а значит, ничего бы никто никогда не увидел. Минимум подробностей, меньше проблем, крепче сон. И никакого чувства причастности, никакого отвращения, никакой боли и никакого гнева. Да и на кого его выплескивать? Где этот чертов придурок, украдкой приподнимающий объектив над рулем? В каком далеком штате отлавливать этого гада, и как вообще найти?

– А чего я бешусь? – шопотом удивился юноша. – Пусть полиция решает. Если маньяк не был пойман по горячим следам – проще сказать по не остывшим телам – то кто теперь найдет его по этим записям? Что они им дадут? Подробности расправы и фрагменты автомобиля неопределенной марки цвета серого металлика, с коричневым салоном и сиденьями без подголовников. Даже если определят, неужели, спустя два года, он все еще разъезжает на ней? Да это и не его наверняка. Обычно для таких кровавых вояжей тачки крадут. – Дин разочарованно фыркнул. – Хотя, откуда мне знать. Вся информация из фильмов и близко не отражающих реальность. Кто их знает этих параноиков, как они действуют, рыская в поиске жертв. Не исключено, что это все-таки фарс с дешевыми актрисульками.

Дин почувствовал, как к горлу подступает ком и с усилием сглотнул. Теплящаяся надежда на розыгрыш до этих слов его по-прежнему не отпускала, и лишь сейчас, произнеся их, он словно ощутил слабенький импульс в самом дальнем уголке мозга, где произошла маленькая стычка, точнее избиение, избиение этой самой надежды, которую потом задушили, как Птицелов беззащитную Пищуху. В этот миг весь скептицизм молодого парня был низвергнут в бездну и размозжен о скалы. Все, что он видел, было подлинным материалом дьявольского журналиста!

Одноэтажное, приземистое здание, будто растянутое вдоль дороги. Несколько автомобилей, красный свет в затемненных окнах и надпись «Бар Шишка».

– Шесть минут назад я вышел из этого заведения, где за стойкой прислуживает сама Пестрая неясыть — женщина двадцати семи неполных лет, этническая индеанка, с прекрасными чертами лица, которые, с непривычки, могут показаться слегка грубоватыми, будто при лепки ее бюста у скульптора дрожали от волнения руки, – быстро прояснил голос Птицелова. — Впрочем, индеанки все такие. Их внешность преисполнена независимости, страстным норовом и кроткой нежностью, намекающей на абсолютное подчинение и неисчерпаемую верность тому, кто сумеет подавить ее гордость и пробудить в ней жгучую страсть. Она как дикий мустанг, которого нужно объездить, пользуясь цепкими руками, сильными ногами и живым красноречием. Последним наименее всего, так как словам подобные особы доверяют мало.

Я сидел, пил пиво и, в общении с соседями, разыгрывал неподдельное удивление, потому что речь, по большей части, касалась произошедших убийств. А душа моя посмеивалась над этими пугливыми крестьянами.

– Душа, – буркнул Дин, снова фыркнув. – Да есть ли она у тебя?

– Кучка несчастных скотов, ведущих пустую и скучную жизнь. Скучную до омерзения! Я сразу все возненавидел в них: отсутствие манер, дикцию, ограниченность мысли. Казалось, они добровольно загнали себя в эти рамки, где упивались собственным «ничто». Приезд рок-группы, пролетевший низко вертолет, необходимость смены впавшего в кому мэра, даже сломавшийся комбайн или разбитая тарелка могли нарушить их великое прозябание в пустоте, выбить из колеи и надругаться над сознанием, повергнув в шок. Чего уж натворили мои убийства, и рассказать нельзя! Жаль я не мог записать это на камеру или хотя бы на диктофон. Сейчас поржали бы вместе.

Птицелов сипло засмеялся через нос и, опустив камеру, запустил двигатель. Урчащий звук донесся из-под капота.

– Нужно отъехать подальше, а то я засиделся. Как бы подозрений не последовало. Рано. Еще и половины учета не сработал. Машин за баром нет, я проверил при приезде, значит Неясыть паркуется где-то тут, а значит и выйдет сюда под конец выклева. Что требуется от меня? Закрепить камеру на скобе вон того дальнего столба… ах, вы же не видите, ну и перебьетесь… Дятлы поползли из бара, как бы ни заметили. Сейчас сделаю вид, что отливаю на газон под разбитым фонарем, а сам примотаю камеру скотчем, направив объектив на парковку. Почему не на дверь? Нет-нет, не беспокойтесь, я убью там, где мне выгодно. У каждого свой пунктик, свои приметы, свои привычки, в общем, свои персональные бесы. А у меня их полная голова. Иногда харкаю, а они выпрыгивают и разбегаются. Выпрыгивают неохотно, я им нравлюсь, царапаются когтями, стараясь удержаться, рвут мне десна и нёбо, потому слюна получается иногда кровавая. Но это все метафоры, демагогия, вода, я-то знаю, что Вам ненасытным мяса подавать нужно!

– Мне бы подобное словоблудие, любую бы девушку уболтал, – вставил Дин.

Птицелов открыл дверь и вышел, забрав с собою свое всевидящее око. Пока он шел, любя прижимая его к бедру, чтобы скрыть от посторонних глаз, оно снимало асфальт. Серый камень, безжизненный и шершавый, он будто предвещал трагедию. Но вот мужчина шагнул в тень к газону, асфальт почернел, а позже появилась мертвенно блеклая трава, словно росшая на могилах.

– Я предварительно заляпал жвачкой лампочку, она может выдать местонахождение камеры, – вновь заговорил Птицелов, остановившись у столба. Казалось, он провожал кого-то, боясь приступить к делу. Автомобиль проехал неподалеку от него. – Такая маленькая красная точка, как капелька крови, по которой могут определить группу, ДНК, а значит и ее хозяина. Гм, вот ведь! Кругом одни предатели! Так, ну ладно, свидетели вроде бы уезжают… уезжают… уехали. Теперь прикрепим камеру и уберемся за ними вслед. Все на коленках, опять эта ненавистная импровизация, которую стараюсь избегать, ох-ох. Можно конечно отправить сигнал на ноутбук, чтобы видеть, когда эта долбаная курица выпорхнет наружу, но поздно уже. По моим подсчетам в баре осталась пара поползней и пять машин на стоянке, не считая моей. Две — клиентов, две — официанток, одна — главного действующего лица — индеанки Неясыти. Вы можете сейчас поспорить, что главное лицо в этих пьесах Ваш покорный слуга, но, позвольте, Вы мое лицо-то видели? То-то! Место тут уж больно открытое, куда мне тачку прятать, в лес что ли? А потом топать оттуда? Нет, стоп! Придумал! А вот Вам об этом не скажу. Я и без того слишком откровенен в последнее время, в этом уж меня не упрекнете…

Дин сидел, схватившись за голову. Зная об ограниченном наличии файлов с записью продолжения кровавых похождений Птицелова, юноша был заранее уверен, что часы, а возможно и минуты девушки по прозвищу Неясыть сочтены. Совладелица бара – третья жертва сумасшедшего душителя. Дину на секунду показалось, что поехав сейчас на это место, он увидит на столбе видеокамеру и застанет маньяка, стоящего у выхода с приготовленной рулеткой. Но все это были фантазии, которым помешать нельзя, как и вмешаться в происходящее событие ожившего прошлого. В какой-то момент Дин даже захотел позвать родителей, заручиться их поддержкой, свидетельством, что это видит не только он, но юноша сидел, врастая в стул, и клок волос пытался вырвать с затылка руками.

Промелькнувшие привычные помехи подсказали о новой сцене.

Стеклянный глаз сквозь мрак пробил дорогу к фасаду здания. Святая тишина приближавшегося рассвета, которую никто не посмеет испортить ни криком, ни обманом, ни убийством. А силуэты вдалеке – мужской и женский – намекали на обратное. Он стоит уверенно, чуть согнув правую ногу. Она – не ожидающая встречи – застыла напротив в нерешительности. О чем-то разговаривают.

– Неужели никого больше нет? – наивно спросил Дин, вырвав, наконец, несколько волос с головы. Удивленно скосив на них глаза, юноша пропустил дальнейшее событие и, при возвращении взгляда на экран, увидел пустоту. – Куда пропали? Как так быстро? Где они, черт возьми!?

Ну вот, казалось бы, раздался ожидаемый крик, но Дину это лишь почудилось. Он, не моргая, уставился в монитор, пытаясь в нависших на асфальте тенях рассмотреть хоть какое-нибудь движение.

– Скотина! При беседе с индеанкой Птицелов будто нарочно стал так, чтобы скрыть свою подлую физиономию. Если приблизить изображение, ухо и часть щеки разглядеть будет возможно, но хватит ли этого для полиции? Вряд ли… Хитрый, хитрый, на редкость хитрый гад! – громко возмущался Дин, совершенно забывая о спящих родителях, которых мог разбудить, не смотря на две закрытые двери. – Где же ты, мерзавец!?

И он появился согнутый задом к камере и что-то тащил за собою упорно и долго, пока не подтянул эту ношу к столбу и не спрятался.

– Опять! Опять он скрылся, тварь!!! – закричал Дин.

Птицелов вышел. На лице маска насекомого, на руках перчатки и вновь жестикуляция, как у мага, сопровождающего эти действия запрещенными заклинаниями. Еще один заключительный взмах и в одной руке у него появилась бритва, раскрытая двумя пальцами. Да он и вправду настоящий фокусник! Раз-два и судя по шуршанию, он обрезал скотч со столба и взял свою ширпотребную видеокамеру, не умеющую четко снимать хозяина ни в ночи, ни при искусственном свете. И сразу же глаз ее опустился вниз, показывая перекореженное ужасом лицо убитой женщины. Огромные глаза распахнуты; рот раскрыт в попытке ухватить частицу воздуха; кровь на подбородке и губах от перекушенного в агонии языка.

Дин не мог больше этого вынести. Он отвернулся и, для большей надежности, закрыл ладонями лицо, как если бы боялся, что его насильно заставят на это смотреть. Он всхлипнул и хотел заплакать, но не смог и лишь женский пронзительный крик, вдруг раздавшийся в самом ухе из наушника, пробудил в юноше желание вернуться к экрану. Неужели опять послышалось? Нет же, нет!

Земля, трава, глухой топот бегущих ног. Помехи. И вот маска опять за столом в привычной для себя позе.

– Да-да, друзья, великий вождь Ночной проказник, замочивший скво из конкурирующего племени, как последний простак нарвался на свидетеля. Одна из официанток действительно находилась в баре, а я-то думал, что Неясыть меня пыталась развести, сказав, что ее провожать не нужно, что она не одна. Вот и не верь женщинам после этого! Хорошо хоть эта официантка не вышла в момент расправы! Это все равно что одеяло сдернуть в минуту наступавшей эякуляции, эффект тот же.

Не смотря на то, что все это случилось два дня назад (а то, что я сейчас говорю и то, что вы сейчас меня видите, соответственно записано гораздо позже), я все еще прибываю в таинственном отупении. Страха не ощущал, адреналин — другое дело, даже какая-то приподнятость, забористость появилась! В точно таком состоянии я удирал из Мичигана, когда меня прижали егеря. Вот и здесь пришлось сутки ночевать в машине, в лесу, думая, что та кричащая ворона опознает меня, или кто-то из клиентов, с ее слов вспомнит о чужаке, навестившим бар. Придорожное заведение всегда было местом гиблым. Убийца все равно объявится, другой вопрос — когда? И ничего в этом удивительного нет. Рядом шоссе, перелетных птиц много: ночные дальнобойщики, лесовозы с соседних городов, путешествующие байкеры. Видите, тут чужаков и без меня хватает, а про свою остановку в Тсуге я никому не говорил. – Птицелов запрокинул голову и почесал небритый подбородок. Все это он сделал так естественно и непринужденно, словно бы рассказывал о рецепте яблочного пирога, а не об убийствах. – Засады не было. Я спокойно вернулся в арендованный домик, монтировать видео и подготавливать четвертую, самую долгожданную, встречу, выбросив из головы весь процесс очной ставки. Да и как бешеная официантка могла меня опознать? От входа было метров тридцать, предрассветный сумрак и все такое. Мне кажется, она и вскрикнула из-за того, что увидела маску и приняла меня за инопланетянина, а уж когда я сиганул, как кролик, через луг к шоссе, тогда она и заметила труп своей начальницы, если вообще она заметила труп.

Пальцы на экране потянулись к свечкам, потушив их одну за другой.

– Слышите? За окном дрозд. То есть настоящий дрозд, без сленга. Я таких уже слышал на днях. Навострились в сады за виноградом и фруктами. Что ж, пусть отъедаются, путь им предстоит не близкий в Южную Америку. А мне пора проститься с Вами. Через недельку отрапортую, а пока придется залечь на дно. Жуткая обстановка в городе, даже на чай к соседке опасно сходить.