Читать книгу Философия приключений. Сборник рассказов - Дмитрий Кругляков - Страница 11

Недаром говорят, что понедельник день тяжелый. Ночью я ворочался, то и дело просыпаясь от света фар встречных машин, потом опять проваливался в сон. Окончательно проснулся, лишь когда въезжали в спящий Осиек. Примерно в шесть утра прибыли на автовокзал, где я узнал, что первый автобус на Илок отправится через час, а время в пути займет два часа.

Приобретя в кассе билет, к которому была заботливо приложена картонная карточка с расписанием движения автобусов по маршруту Осиек – Илок, я обратился к дежурной по автовокзалу с просьбой. Мне нужен был совет, как лучше спланировать свое время, чтобы на обратном пути осмотреть Осиек и засветло вернуться в Загреб. Она было принялась объяснять, но поняв, что я ее плохо понимаю, протянула еще одну карточку, на сей раз для маршрута Осиек – Загреб.

Заполучив билет и ценную информацию в виде этих двух карточек-расписаний и имея в запасе час свободного времени, я принял решение немного пройтись по улицам города. Но как таковой прогулки не получилось, ибо, с одной стороны, я выглядел как сомнамбула, периодически зевая, а с другой – у меня дико болели мозоли, я шел то крадясь на цыпочках, то переваливаясь как косолапый мишка. В общем, пройдя метров пятьсот по улице, пришлось повернуть обратно, поскольку, идя таким темпом, я попросту опоздал бы на автобус.

Тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы составить собственное мнение об удивительной архитектурной красоте города, улицы которого были застроены каменными зданиями XVIII—XIX веков, чьи фасады, наличники окон и балкончики украшала лепнина и причудливый орнамент, придавая увиденному налет провинциальности, что, впрочем, только усиливало чувственное восприятие. Но цельной картины умиротворенности все же не получилось. И виной тому, как и прежде, была война, оставившая свои ощутимые рубцы не только в душах людей, но и на камне, разом перечеркнув столетние творения человеческих рук. И если на побережье такая картина встречалась довольно редко и воспринималась как нонсенс, то здесь она преследовала меня на каждом шагу. И от этого становилось и страшно, и больно одновременно.

Вернувшись на автовокзал, я отметил, что людей, как и автобусов, заметно прибавилось, в принципе, это следовало ожидать, ведь наступила новая трудовая неделя. Подошел и мой автобус, похожий внешне на допотопный ЛиАЗ, а вот по уровню загазованности внутри салона и комфортабельности – на старый дребезжащий «Икарус», который в народе прозвали соответствующе – «скотовоз». Дорога была под стать автобусу, вдобавок сильно холмистая, из-за чего мы то падали вниз, то взмывали вверх. Немного укачивало. Все это вкупе с моим недосыпом только способствовало тому, что я временами проваливался в сон и невнимательно следил за меняющимся за окном пейзажем, хотя ряд интересных мест все же отметил, но оценить их по достоинству не сумел в силу ряда обстоятельств, сложившихся в дальнейшем.

По пути в Илок я внимательно изучил расписание движения автобусов. Полученная информация меня сильно озадачила. Мало того что транспорт в этих краях ходил крайне редко, так еще разброс по времени прибытия и отправления автобусов из конечных пунктов вообще не оставлял мне шансов на изучение окрестностей, за исключением разве что Илока, где, ожидая обратный автобус, я мог провести три часа. Однако, возвратившись обратно, мне следовало сразу же ехать в Загреб, либо, исследовав Осиек, заночевать в нем, поскольку других автобусов на Загреб в тот день не предвиделось. Но самым печальным было то, что при любом раскладе о Вараждине можно было забыть, не было у меня ни единого шанса попасть туда. Даже если уехать в Загреб, в столице я был бы не раньше семи часов вечера, тогда пришлось бы искать ночлег там, что в планы мои не входило, так как я собирался этой же ночью вернуться в Трогир. Единственное, что нужно было сделать с самого начала, так это отказаться от данной поездки, но этот вариант был неосуществим, ибо мы уже подъезжали к Илоку.

Одного взгляда на город хватило, чтобы ощутить нереальность происходящего, словно я оказался в послевоенной Западной Украине или Румынии. Это сходство усиливала и архитектурная составляющая местных построек, большая часть которых была деревянной. Но добротностью здесь и не пахло. Серые и темно-коричневые краски зданий в сочетании с грязно-пылевым цветом грунтовых дорог и буйной темно-зеленой растительностью придавали унылость и какую-то запущенность этому уголку Хорватии.

Поразило меня и то, что как таковой остановки, а уж тем более автовокзала, в этом приграничном городке не было. Повернувшись к водителю и узнав, что через двадцать минут автобус отправится обратно, я попросил его подождать меня, добавив, что, скорее всего, здесь не останусь. Он взглянул на меня с удивлением, но я не стал терять драгоценное время на объяснения с ним, а, быстро достав из рюкзака фотоаппарат, устремился по примыкающей к остановке улице.

Куда идти, я не знал, просто шел на автопилоте, пока не заметил на вершине холма силуэт замка. Чтобы приблизиться к нему, требовалось время, которого у меня не было, раз я намеревался вернуться тотчас обратно. Мелькнувшая было мысль о том, правильно ли поступаю, что уезжаю, не осмотрев Илок, была тут же безжалостно отброшена. Что-то подсказывало мне, что не стоит терять время в этой большой «деревне».

Стоит отметить, что в этот утренний час на улицах города было довольно много ребятни, спешившей с ранцами в школу, но в их детском смехе и веселье прослеживалась несвойственная этому возрасту сдержанность, в то время как лица взрослых отличались большей замкнутостью и строгостью. Да и не было в их глазах той заинтересованности или, правильнее сказать, любопытства при виде незнакомца, свойственного жителям маленьких населенных пунктов, где каждый друг друга знает, лишь молчаливый взгляд без тени улыбки. Таким и сохранился в моей памяти Илок, окрестности которого я сумел осмотреть лишь мельком за неполных двадцать минут.

У автобуса меня поджидал улыбающийся водитель, который, поинтересовавшись у меня, знаю ли я английский, тут же перешел на него, спросив, почему я не хочу здесь остаться. Пришлось парировать его встречным вопросом о том, как бы он поступил, попав сюда впервые. Он на мгновение задумался и тут же ответил, что точно так же, как и я. На мой вопрос о наличии здесь других, кроме виденного мной замка, достопримечательностей, последовал ответ, что ничего интересного в этой глуши нет.

Приметив на входе откидывающееся сиденье и учитывая дружеское отношение ко мне водителя, я попросил у него разрешения расположиться там. Мой вопрос его несколько озадачил, поэтому вначале он ответил отказом, но затем, узнав, что я хочу сделать несколько снимков тех мест, мимо которых мы будем проезжать, согласился. И, как я понял впоследствии, отчасти из-за того, что ему просто хотелось со мной поболтать.

За все время, что мы ехали обратно, я сделал не более двух-трех снимков, потратив львиную долю времени на улавливание линии разговора, который велся на английском языке, тем более что словарный запас Горина, как звали водителя, был намного шире моего. Иногда я просил его перейти на хорватский, но Горин по национальности был серб, причем переехавший жить в Хорватию после войны, поэтому его хорватский изобиловал сербскими словами, что по сравнению с английским было еще более худшим вариантом. В этих случаях мы переходили на жестикуляцию.

Тем не менее мне удалось узнать много нового, хотя это не то слово, которым можно описать виденные мной руины домов и церквей, бескрайние кладбища, утыканные однотипными черными крестами, места кровопролитных сражений и зверств сербов, вырезавших целые селения. Горин был объективен в своих суждениях, не обеляя сербов и не черня хорватов, все-таки признавая, что сербы отличались крайней жестокостью. Он показал мне поле, на котором сейчас колосилась пшеница, а тогда проходила передовая линия обороны. Увидел я и танк, наш советский Т-54, в центре одного из сел, который стоял, обратив дуло пушки в сторону Сербии, как напоминание о минувшей войне.

Проезжая Вуковар (Vukovar) Горин обратил мое внимание на здание музея, ныне сильно разрушенного, в котором хранятся местные археологические находки времен каменного и бронзового веков, в том числе знаменитая керамика с характерным выемчатым орнаментом, заполненным белой пастой на черном фоне. Самой известной находкой является ритуальный сосуд в форме стилизованного голубя, датируемый 2800—2500 годами до нашей эры, который сейчас находится в Археологическом музее в Загребе, а также изображен на денежной купюре в 20 кун.

Из рассказа Горина я узнал, что после войны на территории Славонии осталось очень много минных полей, которые из-за отсутствия средств до сих пор не могут разминировать, поэтому, учитывая это, а также отсутствие достоверной информации о местах их расположения, тут следует путешествовать с предельной осторожностью. Отметил он и то, что по сравнению с другими районами Хорватии, например, той же Истрией или Далмацией, в Славонии самая низкая в стране заработная плата и самый высокий процент безработицы. Не говоря уже об отсутствии субсидий на восстановление разрушенных зданий или хотя бы на их элементарный косметический ремонт. А что касается дней минувших, то Горин счастлив лишь оттого, что в дни войны был мал и в ней не принимал участия. Расстались мы на автовокзале, напоследок крепко пожав друг другу руки. У него был следующий рейс в Илок, а я отправился к кассам приобретать билет до Загреба.

В оставшееся время я планировал совершить небольшую прогулку по Осиеку, но, отойдя от касс, решил прежде заглянуть на железнодорожный вокзал, находившийся рядом, всего в нескольких шагах. Ничего нового для себя я там не обнаружил, обычное ничем не примечательное здание, каких много в российской глубинке. Однако, просматривая расписание поездов, я обратил внимание на одно из них, которое заинтересовало меня возможностью добраться до Вараждина часикам к шести вечера, сделав при этом всего лишь одну пересадку в Копривнице (Koprivnica). И автобус, и этот поезд отправлялись из Осиека практически в одно и то же время, с небольшим перевесом в пользу последнего. Все бы ничего, но на руках у меня был уже купленный автобусный билет, а терять еще восемьдесят кун после неудачной поездки в Илок было бы слишком накладно.

Тем не менее желание добраться до Вараждина, который так расхваливала Оливера, а также прокатиться на поезде было так велико, что я вновь вернулся на автовокзал и предпринял попытку сдать свой билет обратно. Объясняться пришлось долго, начиная с вопроса о гипотетической возможности вернуть билет и заканчивая взыванием к гуманизму и соблюдению прав человека. В результате дежурная по автовокзалу, забрав у меня билет, молча удалилась. Заволновавшись, я попытался заглянуть в окошко и определить, куда же она скрылась. Но та вскоре вернулась и протянула мне деньги, которых оказалось кун на семь меньше. Отнеся это к издержкам производства, я быстро направился к железнодорожным кассам, где приобрел билет до Вараждина, после чего отправился гулять.

На сей раз утруждать свои ноги я не стал, а воспользовался трамваем, на котором проехал через весь город, выйдя на остановке возле лесопосадки в паре кварталов от центра. Такой маневр был неслучаен. Я надеялся, что, зайдя с тыла кафедрального собора, который доминировал над городом, смогу обнаружить неприметные улочки с исторической застройкой.

Заметив сверкнувшую гладь Дравы (Drava), я спустился к берегу, но, кроме иссохшего, заросшего осокой, русла некогда полноводной реки да бескрайне-пустынного противоположного берега, ничего интересного не увидел. Пройдясь по набережной и осмотрев застройку жилых кварталов, чьи жестяные крыши были выкрашены в темно-коричневый цвет, я направился к кафедральному собору.

Он был выстроен из красного кирпича в классическом готическом стиле, а его фасад украшали скульптуры мифических животных. Следующим моим открытием стал деревянный купол одной из церквей, придававший каменной конструкции некую оригинальность.

Еще раньше, когда только готовился отправиться в Славонию, я изучал карту-схему Хорватии, на которой интересные в туристическом плане города обозначались силуэтами тех достопримечательностей, благодаря которым они получили свою известность.

Так, Осиек изображался в виде площади с колонной, тем не менее, обойдя, как мне казалось, практически весь центр города, я нигде не увидел ничего подобного. Пришлось обращаться за помощью к местным жителям, которые объяснили мне, что она находится на территории крепости Тврда (Tvrda) совершенно в другой части города, причем минутах в десяти ходьбы от того места, где я в тот момент находился. Учитывая, что до отправления поезда оставалось чуть больше часа, мне следовало поспешить, однако не зря говорят, что «близко, когда знаешь».

Каждый новый встречный убеждал меня, что осталось пройти еще немножко, а я все шел и шел, временами поглядывая на часы. Перебежав дорогу с трамвайными путями, я очутился на утоптанной дорожке городского парка, ведшей вглубь к берегу Дравы, но, дойдя до непонятно откуда взявшегося там ручейка, свернул вправо, перебрался через мостик и метров через сто вышел к беленым известью зданиям, внешне напоминающим казармы. Эту ассоциацию усиливал характерный для сторожевых будок орнамент, нанесенный в углах, в виде чередующихся черных и белых косых полос. На заднем плане виднелись купола церкви.

Контрольное время, которое я сам себе назначил, истекло, но отступать не хотелось, интуитивно чувствуя, что крепость где-то рядом. Отбросив последние сомнения и рискуя опоздать на поезд, я устремился по одной из мощеных булыжниками улочек, петляющей по дворам, в сторону церкви и внезапно оказался на площади Св. Троицы с колонной, воздвигнутой в 1729 году в память о жертвах чумы.

Я даже предположить не мог, что Тврда не одинокая крепость, окруженная массивными стенами и крепостным рвом, а уникальный комплекс, объединяющий военные сооружения и выполненные в стиле барокко дворянские особняки, один из которых, с угловыми башенками, примыкал непосредственно к площади. На фасадах многих домов сохранились следы от попадания пуль и осколков снарядов. Тем не менее Тврда пленила меня своей скромной красотой, и я сожалел, что у меня было время лишь поверхностно ознакомиться с ней.

Пора было возвращаться обратно. Хотел уехать на трамвае, но его не было. Пришлось идти пешком.

Когда увидал троллейбус, подумал, что наконец-то мне повезло. Не тут-то было. Водитель объяснил, что в городе сейчас большие пробки, поэтому мне будет проще и быстрее добраться до вокзала своим ходом. Делать было нечего, взгрустнул и отправился дальше, но, оказавшись на знакомой улице, по которой гулял ранним утром, тут же повеселел и зашагал бодрее.

На вокзал прибыл минут за двадцать до отхода поезда. Пока ждал, решил сделать пару снимков на память, но стоявшие на перроне контролеры попросили меня отказаться от этой затеи, объяснив, что это не позволено. Я удивился, спросив, что в этом месте особенного, махнул в сторону поезда рукой и добавил, что у нас электрички фотографировать не запрещается. Однако они продолжали настаивать. Пришлось убрать фотоаппарат от греха подальше. Чтобы как-то скрасить время, я решил разговорить железнодорожников и поинтересовался, возникнут ли у меня проблемы при пересадке в Копривнице. В ответ один из них, узнав конечный пункт моего маршрута и посовещавшись со своими товарищами, пригласил следовать за ним. Признаться, я испугался, ибо подумал, что меня собираются отвести в полицейский участок. Даже попытался отказаться от предложенной «прогулки». Моя реакция его сильно озадачила и меня стали заверять, что идти тут недалеко. Пришлось подчиниться. Вот же было смешно, когда меня привели к дежурному по вокзалу, который, просмотрев расписание, разъяснил мне, что в Копривнице будет ждать другой поезд, который по времени отправления стыкуется со временем прибытия этого поезда. Однако, чтобы не проехать станцию пересадки, мне желательно предупредить об этом своего проводника.

После этого разговора желание маячить перед глазами контролеров у меня пропало и я, показав им свой билет, забрался в вагон поезда, где, найдя свободное купе, расположился у окна. Купе оказалось сидячим на шесть человек, по трое с каждой стороны лицом друг к другу, с маленьким столиком возле окна. Очень уютно и чистенько. Входная дверь прозрачная с плотными шторами по бокам, которые можно задернуть при необходимости, что обычно все и делают.

Вслед за мной в купе заглянул пожилой мужчина и, узнав, что места свободны, занес два больших чемодана, один из которых передал его товарищ, стоявший в проходе. Затем они вышли, а спустя какое-то время пожилой мужчина вернулся, но уже один. Я помог ему разместить его вещи на верхней полке (багажного отделения под сиденьем, как в нашем купе, там не было), но вступать в разговор не спешил. Посмотрев на свои часы, он уточнил у меня время отправления поезда и добавил, что выйдет прогуляться. Возвратился он перед самым отправлением поезда, держа в руке газету.

В дороге я с ним разговорился, оказалось, что он неплохо понимает русский язык, а я – хорватский. Чтобы отметить наше знакомство, мой попутчик пригласил меня в бар попить пиво, сказав, что свои вещи можно оставить в купе и их никто не тронет, добавив при этом, что если меня одолевают сомнения, то лучше взять рюкзак с собой. Однако я настолько свыкся с жизнью в Хорватии, что ушел с ним, оставив свой рюкзак без присмотра. Конечно, в душе я переживал, но виду не подавал.

Взяв в вагоне-ресторане по бутылочке пива (хорват сам оплатил его, не позволив мне сделать это), мы расположились возле одной из стоек и продолжили свой разговор. Когда же поезд остановился на одной из больших станций, мой попутчик предложил вернуться в купе, чтобы мне зря не волноваться за оставленные вещи. Нам позволили забрать пиво с собой, а мы пообещали, допив его, вернуть бутылки обратно, что я и сделал впоследствии.

Вскоре наше купе заполнилось. Сперва к нам подсела бабушка, а затем еще три молодые женщины, одна из которых была очень симпатичной. Черные волосы, короткая стрижка, смуглый цвет кожи, худенькая спортивная фигурка, я даже подумал, что это немка, но когда мы вместе выходили в Копривнице и я заговорил с ней, то оказалось, что она хорватка. А пока мы болтали с хорватом. Слушавшая нас бабушка время от времени вклинивалась в наш разговор и, в конце концов, полностью завладела вниманием моего собеседника, рассказывая о социальных проблемах, цыганах и о чем-то там еще. Попытался прислушиваться к их разговору, но мне это вскоре надоело, и я задремал.

В Копривнице все, кто следовал в Вараждин, пересели на другой поезд, состоящий всего-то из четырех небольших вагончиков. К этому времени я выспался, собеседники меня не докучали, и я смог вдоволь насмотреться в окно. Проезжая мимо сел и деревень, я обратил внимание на деревянные постройки, схожие с теми, что видел еще в Илоке, конструктивно выполненные в виде обычного сарая, крытого черепичной или шиферной крышей, но очень узкого и достаточно высокого (метра под три, а то и больше). Только присмотревшись, я понял, что это хранилище для кукурузы.

Напротив меня в соседнем ряду сидела очень смазливая молоденькая хорватка. Она была настолько по-детски непосредственна, что мне захотелось ее сфотографировать. Делать это исподтишка не хотелось, просить ее об этом почему-то тоже, но она была столь фотогенична, что мне пришлось заговорить с ней. К моему огорчению, несмотря на мои уговоры, стать фотомоделью она наотрез отказалась, сославшись, что выглядит уставшей и непричесанной, однако с удовольствием поболтала со мной о всяких мелочах, в том числе и о сегодняшней жизни хорватской молодежи.

В Вараждин мы прибыли около пяти вечера. Минут пять ушло на выяснение направления к центру города и еще минут двадцать, чтобы от станции добраться до автовокзала. Лишь уточнив расписание движения автобусов на Загреб, я отправился осматривать сам город.

Если обратиться к истории, то Вараждин в средние века служил мощным военным форпостом на реке Драве. От былого величия остался небольшой замок, крытый рыжей черепицей, с массивными стенами, узкими окнами-бойницами и округлыми остроконечными башнями. С трех сторон его окружают земляные валы.

В старой части города сохранилось много красивых зданий, выполненных в стиле барокко и датированных XVIII веком, в гербовой составляющей которых преобладают орлы и львы. Возле одного из храмов я наткнулся на знакомую по Сплиту уменьшенную копию бронзовой фигуры Нинского. Большой палец на его левой ноге был также натерт до зеркального блеска. На сей раз мне никто не мешал, и я внес свою лепту в его полировку, пожелав себе удачного путешествия. Разгуливая по улицам «стари града», я наслаждался его видом, настолько здесь было уютно и спокойно. Я слышал от хорватов, что, увидев однажды Вараждин, в него захочется снова вернуться. С этим чувством я и покидал ставший милым моему сердцу город.

В Загреб прибыли еще засветло, но к тому времени я порядком устал, поэтому, пересев на другой автобус, идущий в Сплит через Трогир, я тотчас провалился в сон. За всю дорогу просыпался лишь раз, когда делали плановую остановку, чтобы попить кофе. Окончательно проснулся лишь на подступах к Шибенику, хотя не сразу смог разобрать, куда мы заехали, так как окружавшие меня места, которые я пытался разглядеть в сполохах света встречных машин, были мне незнакомы. Как выяснилось позже, мы возвращались дорогой через Книн, а не через Задар, поэтому-то и доехали быстрее, чем я ожидал. Выйдя на автовокзале Шибеника размять ноги, я обнаружил большие лужи на тротуаре, что свидетельствовало о недавно бушевавшем здесь сильном дожде. Впрочем, очутившись за городом, мы вскоре нагнали его, но в районе Примоштена дождь внезапно стих, пробарабанив напоследок по стеклам. Меня высадили возле отеля около двух часов ночи, на два часа раньше, чем я планировал.