Читать книгу Черчилль 1911–1914. Власть. Действие. Организация. Незабываемые дни - Дмитрий Л. Медведев - Страница 4

Для руководителя высшего звена формирование команды начинается с заместителей. В нашем случае речь идет о четырех морских лордах, непосредственных заместителях главы Адмиралтейства. При этом, если морские лорды являются профессиональными моряками, то первый лорд, как правило, – профессиональным политиком. В истории Соединенного Королевства было лишь четыре случая, когда морским министром становился не политик, а военный, и все они приходились на XVIII – первое десятилетие XIX столетия. Последним моряком, занимавшим пост главы Адмиралтейства, был адмирал лорд Бархэм в эпоху наполеоновских войн.

Некоторые честолюбивые адмиралы пытались изменить порядок вещей, но их попытки не увенчались успехом. Например, лорд Фишер в 1915–1917 годах приложил немало усилий, пытаясь добиться совмещения постов первого морского лорда и первого лорда Адмиралтейства, но воплотить свои идеи в жизнь так и не смог.

Практика назначения политика на пост главы Адмиралтейства не случайна. Помимо единоличной ответственности за состояние и развитие британского флота, первый лорд обязан представлять интересы флота в парламенте и правительстве. Как указывает вице-адмирал сэр Ричард Весей Гамильтон, занимавший пост первого морского лорда с 1889 по 1894 год, «первый лорд формирует характер и силу военно-морского флота, а также является каналом, через который флот получает политические направляющие».[258]

Предпочтение политической фигуры перед профессиональным моряком в руководстве Адмиралтейством обладает не только преимуществами, но и, как это часто бывает в теории управления, имеет свои ограничения. В частности, руководитель ведомства, являясь носителем политических инициатив, не может принимать единоличные решения без учета мнений и опыта профессионалов. Подобная ситуация является достаточно распространенной не только в государственном, но и в коммерческом секторе. Например, непосредственными подчиненными главы предприятия являются руководители конкретных направлений: финансов, маркетинга, юридического, технологического, логистики, безопасности и т. д.

Несмотря на сходство в управлении государственными и коммерческими организациями, подобное разделение по направлениям деятельности проявляется более заметно в первом случае. Как правило, руководители коммерческих структур, несмотря на свое высокое положение, одновременно являются специалистами в какой-то конкретной области – например, юриспруденции или финансах. В нашем случае специфика деятельности Адмиралтейства накладывала серьезное ограничение на свободу действий морского министра. По справедливой оценке Весей Гамильтона, «будучи гражданским лицом, первый лорд очень сильно зависел от морских лордов и находился под серьезным влиянием их взглядов, оценок и мнений».[259]

О том, какое место в управлении Адмиралтейством занимает профессиональная составляющая, видно из правила, принятого в середине 1890-х годов: после смены правительства, а соответственно и отставки первого лорда, морские лорды не покидают Адмиралтейства. Однако срок пребывания в должности был ограничен: по прошествии определенного времени морские лорды либо выходили в отставку по возрасту, либо возвращались в плавсостав, чтобы иметь возможность увидеть воочию, как реализуются их начинания. Подобная ротация снижала вероятность увлечения адмиралов административной работой, кроме того, они не утрачивали связь с реальным положением дел на флоте.

При рассмотрении вопроса управления Адмиралтейством необходимо учитывать и то обстоятельство, что речь идет не о простом министерстве, а о ведомстве, отвечающем за обороноспособность страны. «В конце концов, Адмиралтейство – это военная организация, и пусть военные специалисты управляют военно-морским флотом, – заявил в августе 1912 года во время парламентских слушаний, посвященных управлению морским ведомством, член Консервативной партии, будущий член Тайного совета Джон Греттон. – В этом отношении нежелательно, чтобы влияние гражданских лиц преобладало в Совете Адмиралтейства».[260]

До поры до времени так и было. Например, адмирал флота сэр Артур Худ, занимавший пост первого морского лорда в 1885–1889 годах, признался во время обсуждения флотского бюджета в 1888 году, что не может вспомнить ни одного случая, когда первый лорд накладывал вето на решение хотя бы одного мало-мальски важного вопроса, предложенного морским лордом. «Это означает, – комментирует член палаты общин полковник сэр Алан Бургойн, – что, если решение поступило от одного из морских лордов и если это решение имеет под собой твердые основания и принято в ходе обсуждения Советом Адмиралтейства, первый лорд не может использовать свое право отменить подобное решение». Как следствие, указывает Бургойн, «первый лорд должен очень внимательно подходить к выбору своих заместителей, в противном случае народ имеет право обидеться».[261]

Другими словами, речь идет об установлении гармоничных отношений между членами Совета Адмиралтейства. При этом в большей степени успешность установления подобных отношений зависела от взаимодействия между министром и его первым заместителем – первым морским лордом, который выделялся среди других морских лордов и являлся primus inter pares.[262] Например, британский политик XIX века сэр Джеймс Грэхем, дважды возглавлявший Адмиралтейство (в 1830–1834 и 1852–1855 годах), называл первого морского лорда не иначе как «главным военно-морским советником», а первый лорд Адмиралтейства (в 1885–1886 и 1886–1892 годах) Джордж Гамильтон считал, что его первый заместитель выполняет функции, «аналогичные главнокомандующему в армии».[263]

В октябре 1904 года, с приходом в Адмиралтейство амбициозного Джона Фишера, первый морской лорд обрел еще больше власти и стал оказывать еще больше влияния на принятие решений. Отныне он стал нести «полную и единоличную ответственность за боеготовность флота и за военно-морское строительство»[264] с подчинением себе остальных морских лордов.

Среди прочего в обязанности первого морского лорда входило: подготовка флота к войне; решение основных вопросов военно-морской политики; организация и, при необходимости, мобилизация флота; контроль за эффективностью деятельности флота; контроль за разведывательным, гидрографическим и артиллерийским управлениями Адмиралтейства.[265] По сути, первый морской лорд был главным технологом министерства, аккумулирующим всю ключевую информацию, знания и практический опыт военно-морского флота, необходимые для реализации политических решений в соответствии с решениями правительства.[266]

После таких преобразований первый морской лорд, как выразился Черчилль, уже не являлся primus inter pares, он превратился в facile princep[267].[268]

Столь явная концентрация власти в руках одного должностного лица в изначально коллегиальном органе управления вызывала поддержку и одобрение далеко не у всех. Например, Джон Греттон считал, что распределение полномочий с «доминированием одного члена Совета» «полностью нарушает его работу».[269] Однако Джону Фишеру мнения других были безразличны. Власть интересовала его только в том отношении, насколько ему удавалось ее увеличить. «В течение нескольких лет лорд Фишер де-факто осуществлял единоличное руководство всей морской политикой Империи и требовал признания за ним этого права деюре, – отмечает профессор Д. В. Лихарев. – Случай беспрецедентный в истории Англии. В первой трети XX в. первый морской лорд неизменно был в числе тех, кто „делал“ внешнюю политику Великобритании».[270]

Какое отношение было у Черчилля к сложившемуся распределению власти внутри Адмиралтейства? В своей управленческой деятельности британский политик отдавал предпочтение централизации власти, поэтому к сосредоточению полномочий в руках первого морского лорда относился вполне благосклонно, считая ее полезной для эффективного управления военно-морским флотом. Он исходил из принципа соответствия ответственности и полномочий, считая, что власть этого должностного лица оправдана сферой тех немаловажных проблем, за которые он несет ответственность.

«Учитывая обязанности первого морского лорда, он должен занимать и особую позицию, – полагал Черчилль. – В Адмиралтействе должна быть высшая власть для решения военно-морских вопросов, которая была бы непосредственно связана с ежедневными перемещениями флота и основными направлениями подготовки последнего к войне». По мнению министра, тот факт, что часть структурных подразделений находится в непосредственном подчинении первого морского лорда, не означает, что остальные морские лорды не имеют к ним доступа и не могут использовать их для получения необходимой информации. «Причина, по которой эти подразделения находятся в прямом подчинении первого морского лорда, – объясняет Черчилль, – состоит в его ответственности при консультировании по важнейшим вопросам военной стратегии и боеготовности флота».[271]

Обращает на себя внимание, что в своей позиции относительно концентрации власти в руках первого морского лорда Черчилль рассматривает взаимоотношения руководителя министерства с другими морскими лордами. Что же касается собственной позиции, то в тандеме «глава Адмиралтейства – его первый заместитель» ключевая роль, по мнению политика, принадлежит именно министру. И идти на ограничение своей власти наш герой, конечно, не собирался.

Одним из следствий успешных инициатив Фишера по расширению полномочий первого морского лорда стало образование в Адмиралтействе двух полюсов власти: один – политический (министр), второй – профессиональный (первый морской лорд). Формально верховная власть в этом ведомстве принадлежала министру, однако, учитывая, что большинство решений были связаны с сугубо техническими и профессиональными вопросами, влияние первого заместителя также могло быть весьма значительным. Конкретное же распределение власти между двумя руководителями зависело от отношений, которые складываются между ними. Именно поэтому эти взаимоотношения и играли столь важную роль в деятельности министерства и успешности проводимых в нем реформ.

Черчилль прекрасно понимал, что с приходом в Адмиралтейство ему придется решать вопрос об объемах полномочий первого морского лорда. Он придерживался мнения, что основу управления должно составить сотрудничество и взаимное дополнение профессионального и политического полюсов власти. «Для решительного воплощения в жизнь намеченной политики первому морскому лорду не обойтись без министра, единственного, кто может его поддержать и защитить, – считал Черчилль. – Их власть увеличится более чем вдвое, если они объединят свои усилия. Работая в гармонии, они только помножат потенциал друг друга, не оставляя места разногласиям и ссорам».[272]

Именно такой – основанной на взаимном сотрудничестве – Черчилль и представлял себе модель управления Адмиралтейством. Но это была идеальная модель, не учитывающая личностных особенностей каждого из руководителей. Черчилль и сам это прекрасно понимал, настоятельно рекомендуя в решении кадровых вопросов учитывать не только общеорганизационные принципы, но и особенности конкретных людей, о которых идет речь. «Нельзя рассуждать о должностях абстрактно, – говорил первый лорд. – Обсуждая должности, необходимо принимать в расчет тех людей, которые их занимают».[273]

Опыт Черчилля

«Нельзя рассуждать о должностях абстрактно. Обсуждая должности, необходимо принимать в расчет тех людей, которые их занимают».

У. С. Черчилль

На протяжении всей своей карьеры Черчилль взял за правило, сталкиваясь с какой-либо проблемой, не только досконально изучить ее, но и проанализировать, как похожие вопросы решались его предшественниками. Аналогично он поступил и на этот раз. Обращаясь к прошлому, Черчилль, разумеется, не мог обойти вниманием колоритную фигуру лорда Фишера. Он полагал, что адмиралу не повезло с министрами, двое из которых «были тяжелобольными людьми».[274] Речь шла о дяде Черчилля лорде Твидмауте, скончавшемся спустя десять месяцев после ухода из Адмиралтейства, и лорде Каудоре, который, хотя и пережил своего коллегу на два года, также не отличался крепким здоровьем.

За время пребывания Фишера на посту первого морского лорда в Адмиралтействе сменилось четыре руководителя: Уильям Селборн (ноябрь 1900 – март 1905), Фредерик Каудор (март – декабрь 1905), Эдвард Твидмаут (декабрь 1905 – апрель 1908), Реджинальд Маккенна (апрель 1908 – октябрь 1911).

С лордом Селборном у Фишера сложились отношения вполне пристойные. Он сам признавался, что «ни один первый лорд не оказывал своему главному советнику более теплой поддержки, чем та, которую Селборн оказывал мне».[275] Энергия и напористость адмирала сделали свое дело, и министр попал под его влияние. Согласно сообщению немецкого военно-морского атташе капитана 1-го ранга фон Керпера, лорд Селборн «не глядя» подписывал «все проекты адмирала Фишера».[276]

Лорд Каудор, преемник лорда Селборна, попал под еще большее влияние своего зама. Слабое здоровье и отсутствие живого интереса к проблемам военно-морского флота вынудили его делегировать основные полномочия по управлению Адмиралтейством лорду Фишеру, который воспользовался этим сполна.

В декабре 1905 года консервативное правительство Артура Бальфура уступило место либеральному кабинету Генри Кэмпбелл-Баннермана, и на смену лорду Каудору пришел барон Твидмаут. В отличие от своего племянника, барон Твидмаут был, по большей части, бесцветной фигурой. Считалось, что барон «подходил для поста военно-морского министра не больше, чем для должности королевского астронома».[277] Слабо разбираясь в стоящих перед его ведомством проблемах, он так и не смог окончательно решить для себя, какую сторону выбрать в конфликте Фишера с Бересфордом, и вместо того, чтобы взять управление флотом в свои руки, также делегировал полномочия первому заместителю.

Иначе обстояло дело с Реджинальдом Маккеной, который и в физическом, и в умственном отношении резко выделялся на фоне предшественников. К моменту назначения в Адмиралтейство ему было сорок четыре года, он был строен, подтянут, собран. Во время учебы в Кембридже Реджинальд увлекался греблей и добился в спорте неплохих результатов. В двадцать семь лет его избрали в парламент. Большой карьеры Маккене сделать не удалось, однако в 1907–1908 годах он хорошо проявил себя на посту министра образования. Его отличали ясный, холодный и расчетливый ум, а также хорошие организаторские и административные способности. Все это нашло благодатную почву в Адмиралтействе – успехи Маккены в стремительном развитии военно-морского флота были общепризнанными. Что же касается Фишера, то в отличие от предыдущих трех министров, с которыми у него сложились формальные отношения при явном превосходстве адмирала, с Маккеной он вступил в плодотворное сотрудничество.

Наблюдая за отношениями Фишера с морскими министрами, невольно задаешься вопросом, почему Черчилль считал, что адмиралу не повезло с начальством? Все дело в сотрудничестве и взаимном дополнении, на которых настаивал политик и которых не наблюдалось в связке «Фишер – первый лорд». Селборн, Каудор и Твидмаут были слишком слабы, чтобы олицетворять собой политический полюс власти, что предопределило их неизбежное попадание под влияние своего заместителя.

С Реджинальдом Маккеной проблема была в другом. Он был достаточно умен и обладал необходимой силой воли, чтобы выстроить отношения сотрудничества со своенравным адмиралом. Но одного этого оказалось недостаточно для формирования эффективной системы управления. Черчилль специально акцентировал внимание на «поддержке» и «защите» первого морского лорда со стороны министра. А для этого необходимо было обладать властью и влиянием в правительстве и парламенте, чего не хватало Маккене. «Любая организация – это политическая система, – объясняет профессор Линда Хилл, – конфликты в ней разрешаются и решения принимаются с помощью влияния. Чтобы преуспеть, нужно влияние, а отсюда дилемма: чтобы обрести и укрепить влияние, нужно держать руку на политическом пульсе».[278]

В следующих главах мы еще остановимся на методах, к которым обращался Черчилль для приобретения власти с дальнейшим ее использованием в повышении эффективности проводимых изменений. Что же касается Реджинальда Маккены, то он не снискал популярности среди коллег в правительстве и депутатов палаты общин. Его высокомерие раздражало многих. Кроме того, ему ставили в вину непоследовательность в отношении вопросов финансирования военно-морского флота. Работая в 1905 году в Министерстве финансов, Маккена выступал за строгую экономию средств на военные нужды. Спустя три года, перейдя в Адмиралтейство, он начал придерживаться диаметрально противоположной точки зрения, чем вызывал раздражение таких видных представителей Либеральной партии, как Дэвид Ллойд Джордж и Уинстон Черчилль. Пройдет время, и Черчилля тоже будут обвинять в непоследовательности, однако он сумеет отбиться от критики и не только сохранит, но и приумножит свое влияние в кабинете министров.

Имея весьма четкие представления о том, какую систему управления следует выбрать для Адмиралтейства, Черчиллю оставалось только воплотить ее в жизнь. К моменту его прихода в министерство пост первого морского лорда занимал адмирал флота Артур Кнайвет Уилсон.

Уилсон был полной противоположностью Джона Фишера, которого сменил в январе 1910 года. Его отличала викторианская самодисциплина и доходящее до фанатизма служение флотскому делу. Внешние атрибуты власти его не волновали, поэтому, когда он с полным безразличием отнесся к своему награждению высшим военным орденом Соединенного Королевства – Крестом Виктории, – на флоте мало кого удивила подобная реакция. В одежде адмирал также был непритязателен и даже немного неопрятен. Что касается семьи, то служба на флоте настолько поглощала его, что на устройство личной жизни у него не осталось времени. В общении он, как правило, был невозмутим и немногословен. В минуты хорошего настроения Уилсон иногда пытался шутить, но выходило это настолько топорно, что вместо звонкого смеха вызывало лишь легкое недоумение.

Нетрудно догадаться, что служить под началом «Старого Арта» или «Буксира», как его прозвали офицеры, было делом нелегким. Фанатик морской службы, адмирал был одинаково беспощаден как к себе, так и к своим подопечным, которые трудились при нем не покладая рук. Ежегодный плановый поход к берегам Испании он непременно назначал на рождественские праздники. На просьбы женатых офицеров, мечтающих встретить Рождество в кругу жены и детей, он невозмутимо цедил сквозь зубы: «Служба».[279]

Несмотря на суровый нрав, «Старого Арта» уважали и любили на флоте. О его самоотверженности ходили легенды. Например, Крест Виктории адмирал получил за бой во время Суданской кампании, когда бросился на дервишей со сломанным клинком в руках. Используя эфес как кастет, он бесстрашно раскидывал противника. Как настоящий морской волк, он был нечувствителен к погоде и одинаково хорошо чувствовал себя на ледяном ветру Северного моря и под раскаленным тропическим солнцем Африки.[280]

Когда король Георг V предложил Артуру Уилсону сменить на посту первого морского лорда Джона Фишера, адмирал, чуждый амбиций, отказался. «Только однажды, сэр, – сказал он, обращаясь к монарху, – я просил за кого-то с тех пор, как поступил на службу. И это был сэр Джон Фишер. Когда Фишер собирался уйти с поста третьего морского лорда, он подготовил себе преемника, однако, когда тот отказался, он предложил этот пост мне. Могу вас заверить, сэр, что я был худшим третьим морским лордом. И если я сейчас сменю Фишера на его посту, то я стану худшим первым морским лордом в истории военно-морского флота».[281]

Мнение экспертов

«„Звездам“ индивидуальной работы труд руководителя кажется особенно трудным. Они не готовы отказаться от тех принципов и практик, которые обеспечивали им до сей поры успех, и менее других готовы к переменам».

Профессор Линда Хилл

Работа Уилсона на посту первого морского лорда действительно сложилась не совсем удачно. Адмирал стал наглядным подтверждением того правила, что хороший исполнитель далеко не всегда является хорошим руководителем. «“Звездам“ индивидуальной работы труд руководителя кажется особенно трудным, – объясняет профессор Линда Хилл. – Они не готовы отказаться от тех принципов и практик, которые обеспечивали им до сей поры успех, и менее других готовы к переменам».[282] Те качества, которые на флоте позволяли адмиралу добиваться своего и вызывать уважение у сослуживцев: бескомпромиссность, упорство, готовность идти до конца, молчаливое и невозмутимое исполнение своих обязанностей, – в кресле первого морского лорда привели к нежелательным последствиям.

Коллеги, хорошо знавшие Уилсона, предсказывали появление проблем еще до его назначения в Адмиралтейство. «Он – самая лучшая кандидатура, но я знаю по собственному опыту, что служить под его началом – мало радости, – признавался второй морской лорд адмирал Фрэнсис Бриджмен за два месяца до назначения Уилсона. – Тоска смертная! И полная бескомпромиссность. Он никогда не будет ни с кем советоваться, а чужие доводы только выводят его из себя».[283]

Опасения Бриджмена полностью оправдались. Как уже говорилось выше, официально Уилсон сменил Фишера в конце января 1910 года, однако к исполнению своих обязанностей он приступил еще в декабре 1909-го. «Многие уже начинают охать, что с момента вступления первого морского лорда в должность придется весьма тяжело, так как новый начальник почти не разговаривает, но зато работает день и ночь, – докладывал русский морской атташе в Санкт-Петербург. – Характерно, что на следующий день после выхода приказа о том, что адмирал с 25 января[284] должен занять пост первого морского лорда, адмирал уже поехал в турне по портам. До Рождества он объехал почти все учреждения морского министерства и теперь ежедневно работает по несколько часов в Адмиралтействе».[285]

Не привыкший обсуждать свои решения с кем бы то ни было во время службы на флоте, Уилсон не изменил своим правилам и в министерстве. Совет Адмиралтейства он привлекал к совместному решению вопросов еще реже, чем его предшественник, а к другим морским лордам относился с высокомерием, словно это были не адмиралы, а безусые лейтенанты, едва закончившие военно-морское училище. Даже Маккена был вынужден признать, что ему «очень тяжело» с первым заместителем,[286] который превратился в малоуправляемый «Буксир».

Но самым главным было то, что адмирал Уилсон проявил себя как противник перемен. «С его приходом двери Адмиралтейства оказались наглухо закрыты для всех новых идей и начинаний», – жаловался Артуру Бальфуру лорд Эшер.[287] Даже Джон Фишер, курсу которого следовал его преемник, был вынужден признать, что «от Уилсона на суше мало толку».[288]

В одном из первых посланий Черчиллю после его прихода в Адмиралтейство Фишер, признавая таланты Уилсона как морского офицера и даже называя его Admiralissimo, заявил, что именно «Старый Арт» стал причиной отставки Реджинальда Маккены.[289] Учитывая поведение адмирала на экстренном заседании Комитета имперской обороны, которое мы рассматривали в первой главе, предположения Фишера не далеки от истины. Да Черчилль и сам довольно быстро разобрался, что представляет собой его заместитель.

«Адмирал Уилсон был самым самоотверженным и бескорыстным человеком, которого я когда-либо встречал или о котором я что-либо читал, – пишет Черчилль. – Он ничего не желал и ничего не боялся, абсолютно ничего. Не важно, командовал ли он британским флотом или ремонтировал старый автомобиль, он был одинаково проницателен, увлечен и удовлетворен. Перемены в жизни с выходом в отставку, а затем с возвращением на вершину власти и могущества не оказывали на него никакого влияния, его сердце билось так же спокойно, как и прежде. Все это долг. Каждый должен делать то, что должен, настолько хорошо, насколько способен. И не важно, идет ли речь о чем-то великом или незначительном. Каждый должен исполнять свой долг, исполнять его безвозмездно, не претендуя на почести и награды. Такими принципами он руководствовался, служа на флоте. Приказ есть приказ. Не важно, ставит ли он крест на карьере офицера или приводит к славе, связан ли он с приятной или самой отвратительной работой. Таков был этот человек с сомкнутыми губами. На все жалобы, чувства и эмоции он отвечал мрачной улыбкой и снова смыкал губы. Я никогда не видел его ни взволнованным, ни возбужденным. Он всегда был замкнут и неприветлив».[290]

Черчилль обратил внимание на Уилсона еще на заседании Комитета имперской обороны, когда тот выступал с докладом о планах Адмиралтейства после начала боевых действий. «Буксир» произвел на него смешанное впечатление: с одной стороны, «восхищение, с которым другие отзывались о его характере», с другой – «полное несогласие со взглядами адмирала» по таким «масштабным и важнейшим вопросам», как структурные изменения в Адмиралтействе, изменение стратегии ведения боевых действий, межведомственная координация и поддержка высадки экспедиционных сил.[291]

Артур Уилсон отнесся к приходу Черчилля в Адмиралтейство со свойственной ему невозмутимостью. «У нас будет новое руководство, – сказал он морским лордам. – Если оно захочет, чтобы мы служили под его началом, мы будем служить. Если нет, тогда ему придется найти других офицеров для работы».[292] Что же касается Черчилля, то он не мог не отдать должное профессиональным качествам «Старого Арта», считая его «очень опытным и успешным флотоводцем». Также первый лорд признавал, что адмирал обладает острым умом, что подтверждалось его корреспонденцией. Большой мастер письменных коммуникаций, Черчилль знал, о чем говорил. По его мнению, Уилсон выражал свои мысли на бумаге «четко и основательно, многие его документы отличало убедительное изучение деталей с широтой охвата рассматриваемого вопроса».[293]

Несмотря на столь хвалебные отзывы, после нескольких бесед с адмиралом Черчиллю стало понятно, что тот «слишком привязан к прошлым достижениям военно-морской науки, невосприимчив к новым идеям в условиях быстро меняющихся обстоятельств и, в довершение всего, крайне упрям и неподатлив».[294] Политик подготовил меморандум[295] о структурных преобразованиях и передал его на рассмотрение своему заместителю. В ответ адмирал сформулировал, со свойственной ему педантичностью, обоснования, направленные против предложенных изменений.[296]

Профессор Джон П. Коттер считает, что «руководители, которые не хотят меняться сами и предъявляют к своим подчиненным требования, несовместимые с целями преобразований, являются самым серьезным препятствием» для проведения изменений.[297] На самом деле ситуация, в которой оказался Черчилль, является достаточно распространенной в организационном управлении. Руководитель желает перемен, а его заместители выступают против изменения существующего порядка вещей. Особенно часто это происходит, когда руководитель назначен извне и к управлению ведомством приступил совсем недавно. «Начиная преобразования, руководитель-чужак обычно сталкивается с молчаливым сопротивлением коллектива, – комментирует Уоррен Беннис. – Цель этого бессознательного заговора – сохранить существующие порядки. Проблемы посыплются как из рога изобилия – и новые, и доставшиеся в наследство от предшественника. Если на каждую реагировать, времени на осуществление собственных замыслов совсем не останется».[298]

Как же следует поступать инициаторам преобразований? Для начала необходимо признать важность субъективных факторов при осуществлении реформ. По мнению австрийских ученых Кристиана Фрайлингера и Иоганнеса Фишера, «субъективные факторы, а именно личная позиция и отношение к изменениям, представляют собой ключевую функцию в работе над изменениями».[299]

Управление изменениями

«Начиная преобразования, руководитель-чужак обычно сталкивается с молчаливым сопротивлением коллектива. Цель этого бессознательного заговора – сохранить существующие порядки».

Уоррен Беннис

Поэтому необходимо прийти к четкому пониманию, кто из членов команды поддерживает перемены, а кто выступает против них. Американские ученые из Гарвардской школы бизнеса Клейтон Кристенсен, Мэтт Маркс и Говард Стивенсон советуют: «Прежде чем затевать какие-либо реформы, нужно определить уровень согласия в организации». Для этого они предлагают оценить, насколько «сотрудники единодушны в своих представлениях о том, что они хотят получить, и о том, как достичь желаемого». В зависимости от степени согласия по этим двум вопросам будут зависеть и методы, к которым следует обратиться руководителю.

Ученые выделили четыре модели поведения: силовая, управленческая, лидерская и «культурная». В рассматриваемом нами эпизоде с Черчиллем и Уилсоном наблюдается высокая степень разногласий и рекомендовано обращение к силовым методам, одним из которых является увольнение человека, мешающего проведению изменений.[300] «Это неприятно, но рано или поздно почти каждому начальнику, „своему“ или пришлому, приходится просить каких-то сотрудников уйти из организации», – признает У. Беннис.[301]

К аналогичному средству прибегнул и Уинстон Черчилль. Не найдя общего языка с Артуром Уилсоном, он «решил без промедления сформировать новый Совет Адмиралтейства».[302] Пятого ноября, меньше чем через две недели после назначения в морское министерство, Черчилль связался с премьер-министром Гербертом Асквитом по вопросу кадровых перемен. Передав премьеру ответ Уилсона на свои предложения, он констатировал, что адмирал «решительно настроен против» структурных изменений. Причем его оппозиция «распространяется не на какую-то отдельную схему, а на саму идею» преобразований.

Спорить со своим заместителем первый лорд считал делом бесполезным, поскольку это могло «быстро перерасти в личную ссору». Портить же отношения с Артуром Уилсоном, которые, по мнению Черчилля, в настоящий момент носили «приятный характер», он также не собирался. Он признался, что сэр Артур Уилсон ему «лично симпатичен».[303] Поэтому единственным выходом из сложившейся ситуации, считал министр, будет отставка адмирала с поста первого морского лорда.

Увольнение руководителей, которые препятствуют изменениям, не редкость в мире управления. Специалист по антикризисному менеджменту Дэвид Н. Джеймс признается, что, приступая к выводу организаций из кризиса, он всегда надеется на сотрудничество с руководством предприятий. «К сожалению, очень часто мне приходится расставаться с ними из-за того, что им, по всей видимости, трудно смириться с тем, что они должны передать бразды правления в чужие руки, – пишет Д. Н. Джеймс. – Они продолжают надеяться на чудесное избавление и сопротивляются нашим усилиям, не желая признавать свое фиаско».[304]

Использование силовых методов связано с одной особенностью, без учета которой управленцы рискуют создать себе дополнительные сложности и сократить свои сроки пребывания на посту. «Силовые методы чрезвычайно эффективны при отсутствии согласия, но нужна власть, чтобы их применить, а у руководителей она не всегда есть», – отмечают профессор К. Кристенсен и его соавторы.[305]

Уинстон Черчилль, разумеется, обладал полномочиями для инициирования процедуры замены первого морского лорда. На флоте не исключали, что он пойдет дальше и вступит в схватку с адмиралом. В битву титанов она, конечно, не превратится, однако понаблюдать за ней, когда сойдутся молодой, энергичный и красноречивый министр с опытным, упрямым и молчаливым адмиралом, хотели многие. Были и те, кто считал, что Черчилль сумеет избежать лобовой атаки. К этому меньшинству относился кузен первого лорда Освальд Фревен, записавший в дневнике 28 октября 1911 года: «Не думаю, что Уинстон станет биться с „Буксиром“ Уилсоном. Уинстон не глуп».[306]

Управление изменениями

«Силовые методы чрезвычайно эффективны при отсутствии согласия, но нужна власть, чтобы их применить, а у руководителей она не всегда есть».

Клейтон Кристенсен, Мэтт Маркс и Говард Стивенсон

Фревен окажется прав. Всё дело в том, что выступить открыто против Артура Уилсона, не понеся при этом репутационных издержек, не представлялось возможным. Слишком велик был авторитет адмирала на флоте и в обществе, чтобы от него можно было с легкостью избавиться. Не случайно в своей оценке противостояния Уилсона и Черчилля Рой Дженкинс назвал адмирала «крепким орешком», превосходившим любых адмиралов и генералов, с которыми Черчилль будет иметь дело в годы Второй мировой войны.[307] Правда, и Черчилль к моменту нового мирового конфликта уже приобретет значительный опыт в управлении человеческими ресурсами и наберет достаточный политический вес для решения кадровых проблем. Однако в начале карьеры ему следовало быть более осмотрительным и внимательно оценивать нежелательные последствия каждого своего шага.

Не располагая достаточными ресурсами для безболезненного выхода из тупика, Черчилль решил обратиться к тем, у кого эти ресурсы были, либо привлечь на свою сторону человека, обладающего необходимым авторитетом, способным склонить чашу весов в сторону первого лорда. К кому мог обратиться молодой министр? К лорду Фишеру?

Джон Фишер не стал поддерживать Черчилля в противостоянии с Уилсоном. Он решил сохранить нейтралитет и дистанцироваться от кадровых проблем Адмиралтейства. «Сейчас очень щекотливая ситуация, и мне следует быть осторожным, – делится он 9 ноября с лордом Эшером. – Мне не следует выбирать между Уинстоном и А. К. У. Это не только неправильно, но и фатально для дальнейшей спокойной работы. Поэтому я попросил Уинстона пока мне не писать».[308] К слову, у Фишера не было причин не любить Уилсона. Да, он выступал противником перемен. Но принципы, заложенные Фишером, менять не стал и в целом продолжал начинания своего предшественника.

В противостоянии с Уилсоном Черчилль решил заручиться поддержкой другого влиятельного лица – премьер-министра. На стороне первого лорда было то обстоятельство, что 4 марта адмиралу исполнялось семьдесят лет, после чего он должен был выйти в отставку. Возраст заместителя, разумеется, играл на руку политику, однако это не решало проблему полностью. Весна следующего года была слишком далеко, а намеченные преобразования следовало претворять в жизнь уже сейчас.

Черчилль обратился к Асквиту с предложением о досрочной отставке адмирала, аргументируя это следующим образом: «Если Уилсон уйдет в отставку, как положено, в марте следующего года, тогда в самый разгар обсуждения военно-морского бюджета в парламенте я останусь без первого морского лорда, а его преемник не сможет достойно отвечать на возникшие вопросы». По мнению министра, отставка Уилсона должна была произойти не позднее января следующего года. В этом случае времени хватило бы на выполнение всех формальностей: выбор новой кандидатуры, согласование ее с королем, а также посвящение адмирала в пэры за достойную службу Соединенному Королевству.[309]

Премьер-министр с доводами Черчилля согласился. Отставку Уилсона удалось осуществить даже раньше намеченного срока. 28 ноября 1911 года, чуть более чем через месяц после прихода в морское министерство, первый лорд объявил состав нового Совета Адмиралтейства. Артура Уилсона в нем не значилось. По словам Черчилля, расставание с Уилсоном прошло в «дружелюбной, вежливой, но одновременно с тем прохладной манере». Адмирал «не выказал ни малейшего недовольства столь кратко временным пребыванием на посту» первого морского лорда, «он был, как обычно, в хорошем расположении духа и немного безразличен к проис ходящему».[310]

Единственное, что вызвало у адмирала протест, так это желание премьер-министра рекомендовать его в пэры Соединенного Королевство. «Что я с этим буду делать?» – решительно возразил он. После уговоров флотоводец согласился принять из рук короля орден «За заслуги». Устроив прощальный обед в духе нельсоновского братства, адмирал ушел в отставку и уединился в поместье в Норфолке.

Что же до Черчилля, то эпизод с Уилсоном заставил его вспомнить карикатуру известного английского художника Джона Тенниеля, который, помимо прочего, вошел в историю как первый иллюстратор замечательных книг Льюиса Кэрролла о приключениях Алисы в Стране чудес и Зазеркалье. Карикатура называлась «Избавляясь от штурмана», и изображала она импульсивного, молодого и неопытного кайзера Вильгельма II, который наблюдает, как князь Отто фон Бисмарк с гордо поднятой головой спускается по трапу, покидая корабль. Черчилль утешал себя только тем, что в своем решении он руководствовался «высокими общественными интересами».[311]

Новым первым морским лордом стал 63-летний адмирал сэр Фрэнсис Бриджмен. До этого он два года, с 1909 по 1911-й, занимал должность второго морского лорда, а с марта 1911-го служил главнокомандующим флота метрополии. Черчилль пригласил адмирала к себе и сказал, что планирует назначить его своим первым заместителем. Сэр Фрэнсис начал отказываться, мотивируя это тем, что не обладает достаточным опытом, а пост главнокомандующего флотом метрополии занимает меньше года.[312]

Относительно флота метрополии адмирал лукавил. С момента его назначения главнокомандующим действительно прошло меньше года, но адмирал уже занимал этот пост с 1907 по 1909 год, до своего прихода в Адмиралтейство на должность второго морского лорда. Черчилль, разумеется, об этом знал. Понимал он также и то, что найти в ближайшее время надежного и опытного адмирала, способного взять на себя профессиональную составляющую в руководстве военно-морским флотом, вряд ли возможно. Поэтому он приложил все усилия, чтобы убедить нерешительного Бриджмена вступить в новую должность.

Эпизод с Артуром Уилсоном, а также общение Черчилля с другими первыми морскими лордами невольно наводит на размышления о том, какими на самом деле должны быть взаимоотношения между первым и вторым лицом в организации, особенно когда в ней происходят кардинальные преобразования. Если переводить этот вопрос в плоскость коммерческих структур, то наиболее близкой к рассматриваемой тематике будет связка «генеральный директор – исполнительный директор». Вопросу взаимодействия первого и второго лица в организации посвящено не так много исследований. Наиболее интересными представляются исследования специалиста по теории управления Школы бизнеса Технического университета штата Джорджия Нейтана Беннета и редактора Leaders Talk Leadership Стивена Майлза.

Ученые выделили семь типов исполнительных директоров: «исполнитель», «проводник преобразований», «наставник», «дополнение», «партнер», «самый ценный сотрудник в организации» и «прямая замена».

В отношении описываемого эпизода в Адмиралтействе позиция первого морского лорда более всего соответствует первому типу: «исполнитель», когда основной задачей первого заместителя является претворение в жизнь стратегических планов, разработанных руководителем. «В этом случае, – отмечают исследователи, – он берет на себя часть огромной и невероятно сложной работы руководителя организации, позволяя ему сосредоточиться на внешней политике».[313] Но первый морской лорд также выступает и в роли «проводника изменений», отвечая за конкретные стратегические направления и, в роли «дополнения», восполняя пробелы первого лорда в специфике военно-морских вопросов.

По мнению Н. Беннета и С. Майлза, основу успешных взаимоотношений между первым и вторым лицом в организации составляют доверие, а также понимание взаимных обязательств друг перед другом. К подобным обязательствам со стороны первого лица относятся ясная постановка задач и четкие права принятия решения, а со стороны второго – уважение к первому лицу, контроль за собственным «я», контроль за исполнением, навыки тренера и координатора.[314]

Установить плодотворные взаимоотношения с сэром Фрэнсисом Бриджменом Черчиллю не удалось. Причин тому будет несколько: и отсутствие полного доверия к адмиралу со стороны Черчилля, и отсутствие подлинного уважения к Черчиллю (как к вершителю судеб военно-морского флота) со стороны адмирала. Пройдет время, и министр решит найти другого кандидата на пост своего первого заместителя. И здесь ему суждено будет столкнуться с неприятной проблемой. Конечно, Фрэнсис Бриджмен не располагал таким авторитетом на флоте, как два его предшественника – лорд Фишер и адмирал Уилсон, однако сместить его с занимаемой должности было не легче, чем отправить «Старого Арта» на пенсию. В чем-то это было даже сложнее сделать. Бриджмен, хотя и был старше своего руководителя на 24 года, уходить по возрасту не собирался. Соответственно Черчиллю пришлось приложить немало усилий, чтобы осуществить задуманное, при этом он продемонстрировал изрядную изворотливость, напористость и красноречие.

Для отставки адмирала он решил обратиться к проверенному в мире политики предлогу – слабое здоровье лица, намеченного на сокращение. Момент для этого был подходящим: за год Бриджмен перенес два бронхита и в конце осени 1912 года восстанавливался после лечения аппендицита. Воспользовавшись в конце ноября 1912 года очередным отсутствием первого морского лорда на рабочем месте по болезни, Черчилль направил ему послание, в котором, одновременно с заботой, поднял вопрос об уходе по собственному желанию:

«Уважаемый сэр Фрэнсис!

Я очень обрадовался, когда услышал из нескольких источников, что сейчас вы в некоторой степени восстановились после простуды, которая столь немилосерд но испортила ваши выходные. Я надеюсь, что вы быстро поправитесь.

Я должен был вам раньше написать о вашем здоровье, которое тревожит меня и как вашего коллегу, и как вашего друга. В течение года, что мы работаем вместе, я наблюдал, насколько сильное давление оказывают на вас нагрузки, связанные с вашей высокой должностью. Я понимаю, что только ваше чувство долга, а также хорошее расположение ко мне вынуждают вас успешно противостоять желанию подать в отставку. Я боюсь, что в будущем нагрузок не станет меньше. А если по несчастному стечению обстоятельств мы будем вовлечены в войну, я думаю, что ноша, которая падет на ваши плечи, окажется выше той, что вы способны вынести.

Если в сложившейся ситуации вы расположены к тому, чтобы подать в отставку, я, несмотря на все мои сожаления, не смогу вам препятствовать. Я считаю, что подобный шаг будет для вас освобождением.

Всегда ваш, Уинстон С. Черчилль».[315]

Истинной причины «заботы» Черчилля Бриджмен, очевидно, не понял. В ответном письме он поблагодарил первого лорда, сказав, что «внимательно ознакомился» с его посланием; он также подчеркнул, что ему «намного лучше» и что он вернется в Лондон «настолько быстро, насколько позволят врачи».[316]

Черчилль сделал вид, что не заметил непонимания со стороны адмирала и начал активную кампанию за его освобождение от занимаемой должности. На следующий день после отправки письма сэру Фрэнсису он надиктовал послание королю. В нем он вновь коснулся упоминаемого во время предшествующих аудиенций «беспокойства о состоянии здоровья сэра Фрэнсиса Бриджмена».

«Мистер Черчилль не уверен, что этот офицер сможет справиться с огромной ответственностью и нагрузками, которые придутся на него в случае, если мы по несчастью будем вовлечены в масштабную войну на море», – значилось в послании. Далее первый лорд сообщал о своем предложении адмиралу подумать над вопросом о досрочной отставке. На место Бриджмена он предлагал назначить принца Луиса Баттенберга, занимавшего пост второго морского лорда. Полное имя Баттенберга было Луис Александр Маунтбеттен, 1-й маркиз Милфорд-Хейвен. Его первая дочь Алиса выйдет замуж за принца Греческого Андрея. У них будет пятеро детей: четыре девочки и один мальчик – принц Филипп Греческий, праправнук английской королевы Виктории и российского императора Николая I. В 1947 году принц Филипп женится на дочери короля Георга VI, будущей королеве Елизавете II.

В годы Второй мировой войны Черчилль будет активно сотрудничать с младшим сыном Луиса Баттенберга графом Маунтбеттеном Бирманским. Сейчас же, представляя королю кандидатуру Баттенберга на пост первого морского лорда, он напишет в завершение письма: «Прежде чем сделать соответствующие представления, мистер Черчилль будет глубоко благодарен, если сможет получить от Его Величества сообщение, что Его Величество согласен с предложениями, которые мистер Черчилль считает необходимыми в интересах военно-морского флота и государства».[317]

Как правило, короли редко отвечают лично на обращения своих министров. Обычно монаршую волю доводят до них личные секретари. В конце 1912 года этот пост занимал лорд Стэмфордхем. Второго декабря он сообщил Черчиллю, что «Его Величество огорчила новость о болезни сэра Фрэнсиса Бриджмена и связанной с этим его досрочной отставке». При этом король выказал недовольство, что глава морского ведомства не обсудил с ним кандидатуру преемника во время его последнего визита в Виндзор. «Его Величество уверен, вы согласитесь с тем, что гораздо лучше обсуждать подобные вопросы при личной встрече, чем посредством переписки». Что же касается самой кандидатуры на пост второго чело века в Адмиралтействе, то «король очень рад одобрить назначение принца Луиса Баттенберга, которого он считает подходящим по всем параметрам для этого важного и ответственного поста, на должность первого морского лорда».[318]

Прочитав про недовольство короля, политик не растерялся. Он подготовил аргументированный ответ: «Когда мистер Черчилль в последний раз имел честь быть принятым Его Величеством, он еще не пришел к окончательному решению о переменах в составе Совета Адмиралтейства, также он не обсуждал установленным порядком назначения с премьер-ми нистром. Поэтому мистер Черчилль считал, что у него не было оснований поднимать эти вопросы в присутствии Его Величества, поскольку он не мог представить по ним четкой позиции». Поблагодарив за внимание к его предложениям, политик также выразил уверенность, что Луис Баттенберг «лучшая кандидатура, которую можно было найти», и что он «значительно усилит Совет Адмиралтейства».[319]

Как воспринял Фрэнсис Бриджмен столь неожиданную отставку? Черчилль написал ему 2 декабря, после того как направил послание Георгу V. Первый лорд сообщил лишь, что он принял «окончательное решение», предварительно обсудив его с премьер-министром и поставив в известность короля. Также Черчилль сказал, что рад слышать о выздоровлении адмирала, заметив при этом: «Теплый климат, а также освобождение от должностных забот восстановят ваше здоровье».[320]

Письмо Черчилля дойдет до адмирала только через день. Пока же Бриджмен не собирался покидать Адмиралтейство. Сэр Фрэнсис заявил, что «тщательно обдумал сложившуюся ситуацию», но в связи с тем, что вопрос касается его здоровья, окончательное решение не может быть принято без учета мнения специалиста. Поэтому он обратился к доктору Уэксли-Смиту, у которого наблюдался. Мнение врача было однозначно – у адмирала нет никаких органических нарушений, препятствующих ему выполнять свои должностные обязанности.

«Перемена мест оказала благотворное влияние на мое самочувствие, – писал Бриджмен. – Я возвращаюсь в Лондон в следующий понедельник. Не вижу смысла уходить в отставку и уезжать на лечение за границу. Я планирую остаться в Лондоне на неделю или на десять дней, затем вернуться в Копгроув-холл на рождественские праздники и со следующего года с новыми силами продолжить трудиться в Адмиралтействе». Он также сообщил, что согласовал свои планы с Луисом Баттенбергом.[321]

Бриджмен не знал, что, когда он писал эти строки, Черчилль уже поставил короля в известность об изменениях в составе Совета Адмиралтейства. Он понял, что его участь решена, только когда прочитал послание морского министра от 2 декабря. Адмирал тут же подготовил ответ, завершавшийся словами: «Теперь я понимаю, что вы ждете от меня отставки, и я счастлив оправдать ваши ожидания».[322]

Соблюдая политес, Черчилль направил своему бывшему коллеге прощальное письмо, в котором выразил «искренние сожаления» по поводу произошедших перемен.[323]

Если морской министр полагал, что с отправкой этого письма самый трудный этап в увольнении Бриджмена пройден, то он ошибался. По сути, трудности еще и не начинались. Согласование с королем и премьер-министром было лишь частью процедуры отставки. Теперь кадровые изменения необходимо было озвучить в парламенте. И здесь началось самое интересное.

Одиннадцатого декабря 1912 года на заседании палаты общин лорд Чарльз Бересфорд поднял вопрос об обстоятельствах ухода адмирала сэра Фрэнсиса Бриджмена.

– Причины увольнения первого морского лорда связаны со здоровьем, – ответил морской министр. – Сожаление, которое испытываю лично я и коллеги по Совету Адмиралтейства в связи с отставкой столь выдающегося флотоводца компенсируются лишь тем фактом, что произошедшие изменения не привели ни к каким разногласиям».

Депутаты не удовлетворились подобным заявлением.

Лорд Бересфорд:

– Могу я спросить, только ли плохое здоровье – и никакая иная причина – повлияло на увольнение первого морского лорда?

Черчилль:

– Насколько мне известно, никакая другая причина не повлияла.

В этот момент к обсуждению присоединились другие депутаты:

Лэйн-Фокс:

– Могу я спросить достопочтенного джентльмена, получил ли он одобрение со стороны сэра Фрэнсиса Бриджмена о заявлении, которое сделал и в котором указывалось, что отставка сэра Фрэнсиса Бриджмена связана с плохим здоровьем?

Черчилль:

– Я выступаю, обладая всей информацией о случившемся, и мое заявление конечно.

Лорд Бересфорд:

– Обсуждаемый вопрос очень важен. Могу я спросить, какой стороной была инициирована отставка – Адмиралтейством или первым морским лордом?

Черчилль:

– Прежде чем ответить на этот вопрос, я хочу уточнить – благородный лорд выступает от имени сэра Фрэнсиса Бриджмена?

Лорд Бересфорд:

– Это очень справедливый вопрос. Нет, сэр, я не поддерживал никакую связь с сэром Фрэнсисом Бриджменом с момента его отставки. Я задаю свой вопрос исключительно в интересах военно-морского флота, поскольку столько морских лордов сменилось за последний год. Это вопрос, который очень интересует в первую очередь военно-морской флот.

Лорд Бересфорд нанес Черчиллю весьма болезненный удар, обратив внимание присутствующих на частые кадровые перестановки в Совете Адмиралтейства. В следующей главе мы подробнее остановимся на обстоятельствах, связанных с формированием нового Совета. Сейчас же Черчиллю пришлось обратиться к своему опыту парламентария, чтобы убедить депутатов в легитимности перемен. Причем делать это приходилось под градом неприятных вопросов, которые не прекращались. Лэйн-Фокс, например, вновь вернулся к вопросу о том, было ли заявление первого лорда согласовано с адмиралом:

– Могу я спросить, заявление об отставке сэра Фрэнсиса Бриджмена в связи с его плохим здоровьем сделано с его разрешения?

Черчилль:

– Нет, сэр. Я взял всю ответственность на себя, выступив с заявлением, что плохое состояние здоровье сэра Фрэнсиса Бриджмена является причиной его отставки. Я несу всю ответственность за мое заявление.

Лорд Бересфорд:

– Могу я получить ответ на мой вопрос – какой стороной инициировано предложение об отставке?

Черчилль:

– Очень хорошо, если благородный лорд настаивает: предложение было инициировано мной.[324]

На следующий день парламент вернулся к вопросу увольнения первого морского лорда. Черчилля спросили, может ли он что-то добавить к своему предыдущему заявлению?

– Обязанности первого морского лорда оказывают огромное влияние на безопасность нашего государства, – ответил глава Адмиралтейства. – В последние несколько месяцев, в ходе тесного взаимодействия с сэром Фрэнсисом Бриджменом, я пришел к заключению, что его здоровья и жизненных сил недостаточно для того, чтобы без чрезмерного напряжения сил справляться со своими должностными обязанностями. Его жизнь в последний год превратилась в постоянную борьбу с плохим самочувствием. Его это глубоко беспокоило, и несколько раз он рассматривал вопрос о своей добровольной отставке. Придя к окончательному решению на этот счет, я, после согласования с премьер-министром, сообщил о нем в письме сэру Фрэнсису Бриджмену, который в этот момент по болезни отсутствовал в Лондоне. В ответ на это сэр Фрэнсис Бриджмен самым пристойным образом подал в отставку.

В заключение своей речи Черчилль добавил: «Никаких разногласий во взглядах между нами никогда не возникало, и это не могло привести к его отставке; лично я очень сожалею, что наши официальные взаимоотношения подошли к концу».[325]

Черчилль последовательно и упорно настаивал на своей точке зрения, что единственной причиной увольнения первого морского лорда стало его слабое здоровье. До поры до времени главе Адмиралтейства удавалось убедить в этом общественность, однако настал момент, когда делать это стало сложнее.

Обсуждение скандального эпизода началось в прессе. Четырнадцатого декабря Morning Post вышла со статьей, посвященной «подробностям увольнения адмирала сэра Фрэнсиса Бриджмена». Среди прочего журналисты упоминали о разногласиях в Совете Адмиралтейства по ряду вопросов управления военно-морским флотом (укомплектование личным составом и повышение жалованья), а также указывали, что предложение об отставке, сделанное Черчиллем, было не единственным его обращением к своему первому заместителю по этому вопросу.[326]

Прочитав статью, Черчилль тут же связался с адмиралом. Он полагал, что публикация «затронула очень серьезные вопросы», и поэтому ему «необходимо четко понимать позицию» Бриджмена. Первый лорд не обвинял своего бывшего заместителя в «большой утечке доверия к государственным структурам», но при этом, понимая, что неизбежно последуют «желчные обсуждения в парламенте», хотел «согласовать точки зрения по некоторым позициям». Черчилля волновали три вопроса. Первый: отсутствие разногласий относительно укомплектования личным составом. Второй: согласование адмиралом предложений по повышению жалованья матросам и офицерам. Третий: отсутствие каких-либо разногласий, которые привели к отставке с поста первого морского лорда.

Глава Адмиралтейства счел нужным заручиться поддержкой сэра Фрэнсиса, чтобы «закрыть эту тему без нежелательных последствий». В противном случае, заявил первый лорд, он будет вынужден придать огласке переписку с Бриджменом в период с конца ноября по начало декабря 1912 года. Также он попросил согласия адмирала на обнародование (при необходимости) писем, которые он, Черчилль, направлял своим коллегам по Совету и в которых были упоминания о слабом здоровье адмирала и стремлении восстановить силы в теплых краях.[327]

Первоначально Бриджмен «согласился абсолютно со всем», что написал первый лорд. «Не знаю, откуда появилась статья в Morning Post, – выразил он удивление. – Представленные в ней сведения не соответствуют действительности».[328] Но затем Бриджмен вернулся в Лондон и встретился с друзьями из оппозиции. Они-то и убедили адмирала не сдаваться без боя, и он постепенно начал менять свою позицию. Теперь уже Бриджмен считал, что между ним и Черчиллем не было разногласий по трем пунктам: укомплектование личным составом, повышение жалованья и общие вопросы. Что же касается остальных расхождений во взглядах, которые могли привести к отставке, то, по словам адмирала, «они возникали не раз по вопросам первостепенной важности». В качестве примера он привел не так давно обсуждавшийся вопрос о назначениях, «приведший к столь серьезному конфликту, что я был вынужден предложить мою отставку». Что же касается обнародования писем, то адмирал дал согласие на эту не самую приятную процедуру при условии, что она будет проведена в полном объеме, так как это позволит создать объективную картину.[329]

Такого поворота событий Черчилль не ожидал. Всего несколько дней назад он взял в парламенте на себя всю ответственность за добровольное увольнение своего заместителя по причине слабого здоровья. Теперь же, со слов Бриджмена, следовало, что в Совете Адмиралтейства имели место разногласия, повлиявшие на отставку. Настаивать на своем и пытаться оказывать давление на адмирала было бесполезно. Не сделать это значило навлечь не себя серьезные неприятности, способные привести к другой отставке, на этот раз самого морского министра.

Черчилль выбрал промежуточный вариант, сделав вид, что не заметил серьезности заявления Фрэнсиса Бриджмена. «Я очень рад, что получил от вас одобрение и смогу заявить об отсутствии разногласий между нами по общим вопросам». А как же быть с тем, на что указывал адмирал? «Это не существенно, – отмахнулся первый лорд. – Действительно, порой наши точки зрения не совпадали, впрочем, как и у многих других, кто задействован в решении сложнейших вопросов государственного управления. Главное, что ни одно из подобных разногласий не послужило для вас основанием уйти в отставку. Все разногласия снимались после честного и дружественного обсуждения». Затем Черчилль конкретизировал свою мысль на примере назначения одного адмирала.[330]

Риторика первого лорда оставила Бриджмена равнодушным. Он продолжал настаивать на своем, заявив, что ему «нечего добавить» к последнему посланию.[331] В том же случае, если Черчилль намерен сообщить о единстве мнений по общим вопросам, он, Бриджмен, будет вынужден выступить с заявлением, что по другим вопросам их «взгляды расходились». Причем расходились настолько сильно, что первый морской лорд даже был вынужден предложить свою отставку.[332]

Позиция Бриджмена вывела Черчилля из себя. «Я не могу принять ваши утверждения, – заявил он. – Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не предлагали мне свою отставку». Министр также напомнил ему о своем письме, в котором выражал беспокойство о состоянии здоровья адмирала и о том, что его жизненных сил может оказаться недостаточно для работы в условиях постоянных перегрузок. Также Черчилль обратил внимание адмирала на его же ответ, в котором содержалась готовность продолжить выполнение должностных обязанностей. «Только одно это доказывает, что между нами, как я уже сказал, не было разногласий во взглядах, которые могли привести к отставке, – аргументировал свою позицию глава Адмиралтейства. – Вы ведете себя недостойно, пытаясь опираться на заявления, необоснованность которых хорошо известна тем, с кем вы работали».[333]

Черчилль злился, и было от чего. В тот день, когда он писал Бриджмену эти строки, в парламенте вновь обсуждался злополучный вопрос. Представители оппозиции и раньше смотрели со скептицизмом на произошедшую кадровую перестановку. Теперь же, после публикации в Morning Post и изменения позиции самого Бриджмена, они были настроены еще более агрессивно.

Атаку вновь начал неугомонный Чарльз Бересфорд:

– Правда ли, что первый лорд Адмиралтейства в письме от 28 ноября 1912 года, которое он направил адмиралу сэру Фрэнсису Бриджмену, не оставил тому выбора, кроме как подать в отставку? Первый лорд Адмиралтейства в курсе, что подобными действиями он вызывает беспокойство в военно-морском флоте? Понимает ли он, что создает прецедент, указывающий на то, что, если позиция морских лордов не будет совпадать со взглядами первого лорда по техническим вопросам, требующим экспертного мнения, они будут вынуждены уходить в отставку?

Черчилль попытался уйти от ответа, заявив, что «предположения благородного лорда недостоверны».

После этого морскому министру была задана сразу серия вопросов от нескольких депутатов. Одних волновало, угрожал ли когда-нибудь Бриджмен своей отставкой из-за иной точки зрения по вопросам технического характера? Других – продолжал ли адмирал работать в министерстве в августе, сентябре и октябре, в то время как другие морские лорды брали отпуска? Третьих – обсуждалась ли с адмиралом возможность его отставки до того момента, как он взял отпуск, и когда, собственно, впервые встал вопрос о его отставке?

В ответ Черчилль заявил, что «не собирается вдаваться в детали, которые были подробно обсуждены» во время предыдущих слушаний.

В других обстоятельствах подобный ответ мог бы сойти, но только не в этот раз. Оппозиция была настроена слишком агрессивно, чтобы спустить столь громкий инцидент на тормозах. Наиболее открыто выступил адмирал Бересфорд, поставивший вопрос о том, что «достопочтенный джентльмен намеренно ввел палату в заблуждение», когда заявил в прошлый раз, что «сэр Фрэнсис Бриджмен по собственной воле направил прошение об отставке в связи со слабым здоровьем».

Бересфорду парировал спикер, заявивший, что «в компетенцию благородного лорда не входят предположения о том, что министр намеренно вводит палату в заблуждение». Оставив этот вопрос в покое, оппозиция продолжила наступление с другого фланга. Черчилль был вынужден сказать, что до отправки первого письма Бриджмену он советовался с премьер-министром. На просьбу же предоставить переписку с адмиралом он ответил, что это «частная корреспонденция» и он не видит оснований для ее обнародования.[334]

Над первым лордом сгустились тучи, а 20 декабря 1912 года разразилась гроза. Наболевший вопрос вновь был поднят в парламенте, на этот раз генерал-лейтенантом Эдвардом Фицроем (в 1920–1940-е годы он будет спикером палаты общин). Фицрой просил предоставить больше подробностей об отставке адмирала, поскольку «большая часть общественности и, что особенно важно, военно-морского флота, испытывают неприятные чувства по поводу обращения с сэром Фрэнсисом Бриджменом и методами, к которым прибегли при его увольнении».

Фицрой подчеркнул, что речь идет не о каком-нибудь кадровом офицере, а о первом морском лорде.

– На флоте моряки воспринимают первого морского лорда как руководителя флотом, и если появляются подозрения в неблагородном обращении с ним, в их рядах зарождается недовольство, – предупредил генерал-лейтенант. – Подобная ситуация, если она имеет место, а я убежден, что она имеет место, сказывается крайне негативно как на репутации руководства Адмиралтейством, так и военно-морской службы.

Депутата также интересовал вопрос о разногласиях в руководстве Адмиралтейства – только ли слабое здоровье послужило основанием для увольнения, не создавался ли тем самым опасный прецедент?

– Любой государственный служащий будет беззащитен, если по какому-либо вопросу его точка зрения будет отличаться от точки зрения руководителя того ведомства, которому он принадлежит. И в случае разногласия он может быть отправлен в отставку по причине плохого здоровья.[335]

Затем слово взял адмирал Бересфорд:

– Все, что я хочу знать, сделал ли первый лорд аналогичное заявление Его Величеству, премьер-министру и членам кабинета министров? Я имею в виду – такое же заявление, как он сделал в палате общин? Поскольку его заявление в палате общин привело к тому, что большинство депутатов пришли к заключению: сэр Фрэнсис Бриджмен добровольно подал в отставку из-за плохого состояния здоровья. Если первый лорд также ввел в заблуждение короля и кабинет министров…

Депутаты палаты общин:

– О-о-о! О-о-о!

Бересфорд:

– Я сказал, «ввел в заблуждение». Я еще раз повторяю: «ввел в заблуждение». Я утверждаю, что это было заявление, которое ввело в заблуждение. Я полагаю, я прав. Я хочу знать, действительно ли первый лорд ввел в заблуждение Корону, премьер-министра и кабинет министров своими двусмысленными заявлениями, аналогичными тем, что он делал здесь. В своем втором письме, я полагаю – потому что не знаю, что в нем действительно было написано, – он сказал, обращаясь к сэру Фрэнсису Бриджмену: «Вы больны, вы будете больны, я приказываю вам болеть». А дальше добавил: «Если вы будете сохранять молчание, вас наградят и произведут в адмиралы флота». Как я и говорил, вся политика первого лорда Адмиралтейства основана на угрозах и подкупах. Это случалось и раньше. Например, сэру Артуру Уилсону предложили пэрство.[336]

Как мы помним, Артуру Уилсону и в самом деле предлагалось пэрство. Но он отказался от него, согласившись после больших уговоров на орден «За заслуги». Что же до его преемника, то Черчилль действительно обсуждал с королем вопрос о повышении Бриджмена до адмирала флота. Но на этот раз против предложения Черчилля выступил король, сославшись на то, что «это может вызвать трудности и быть неправильно понятым на флоте». Причиной, которой руководствовался Георг V, было наличие других адмиралов, которые, по его мнению, имели более веские основания для повышения в звании, чем Фрэнсис Бриджмен.[337] Но дело даже не в этом. Куда важнее в обсуждаемом вопросе была истинная причина отставки первого морского лорда.

– Все дело в том, что он не согласен с автократическими методами первого лорда, – громогласно заявил Бересфорд. – Все дело в том, что сэр Фрэнсис Бриджмен считает: в технических вопросах следует принимать во внимание мнение эксперта.

– В каких вопросах? – неожиданно спросил Черчилль.

До поры до времени министр сохранял спокойствие. Однако выступление «Чарли Би» с его опасными предположениями вынудило Черчилля взять слово, не дожидаясь своего выступления по регламенту.

Мистер Черчилль не случайно считался опытным парламентарием. Хотя его и загнали в угол, он не растерялся и, вместо того чтобы отвечать на вопросы, начал их задавать. При этом, понимая, что предположения оппозиции построены на смеси фактов и домыслов, он направил свой удар на детали происходящего.

Черчилль:

– Благородный лорд заявил, что имело место разногласие по техническим вопросам, не указав при этом, о каких конкретно вопросах шла речь. Я уверен, что он не стал бы рисковать и делать заявления подобного рода, не имея данных о конкретном инциденте. И я хочу знать, что это за инцидент?

Бересфорд:

– Неужели первый лорд полагает, что сэр Фрэнсис Бриджмен сказал мне, о каком вопросе идет речь? Я сделал весьма четкое заявление…

Депутат палаты:

– Не четкое. Бересфорд:

– Я сделал весьма четкое заявление о наличии вопроса или вопросов, по которым сэр Фрэнсис Бриджмен не согласился с первым лордом и которые привели к его отставке.

Черчилль:

– Тогда я говорю, что благородный лорд, делая подобные заявления, должен прояснить и конкретизировать, о чем идет речь.

Бересфорд:

– Первый лорд отрицает мое заявление?

Черчилль:

– Какое заявление?

Бересфорд:

– Заявление, что сэр Фрэнсис Бриджмен был вынужден подать в отставку не из-за разногласий по политическим вопросам, к которым он не имеет отношения и которые относятся к компетенции кабинета министров, а по вопросам технического характера, вызвавшим разногласия с первым лордом.

Черчилль:

– Какие вопросы технического характера?

Бересфорд:

– Первый лорд Адмиралтейства очень умный человек. Я просто сделал заявление и хочу знать, достоверно ли оно.

Черчилль:

– Я лишь хочу узнать, что имел в виду благородный лорд, если он вообще что-то имел в виду.[338]

Бересфорд решил сменить тему, заявив:

– Я надеюсь, палата не поймет меня неправильно – что государственный деятель, занимающий должность, которую занимает этот достопочтенный джентльмен, не может менять первого морского лорда. Но я возражаю против того, как это было сделано. И с сэром Артуром Уилсоном, и с сэром Фрэнсисом Бриджменом.[339]

Обвинения, прозвучавшие в адрес Черчилля, были неприятны, болезненны и опасны. Несмотря на это первый лорд был спокоен, непоколебим и уверен в себе. Когда ему предоставили слово, он направил главный удар на адмирала Чарльза Бересфорда. Прежде всего он напомнил собравшимся, что благородный лорд начал нападать на него буквально через две недели после прихода в Адмиралтейство.

– Когда меня назначили, он сказал: «Дадим ему шанс, будем справедливы», но уже через две недели он выступил с речью, в которой заявил, что я предал военно-морской флот. Всего через две недели после моего прихода в Адмиралтейство он яростно атаковал меня и продолжает это делать до сих пор, распространяя по стране обвинения в мой адрес в шпионаже, фаворитизме, шантаже, мошенничестве и неэффективности.

Это была только прелюдия, потому что затем прозвучали слова, сокрушившие репутацию Чарльза Бересфорда.

– Я никогда не относился серьезно к этим обвинениям, – заявил Черчилль. – Я не из тех, кто относится к благородному лорду серьезно. Я хорошо его знаю. Он не настолько опасен, каким хочет себя видеть, выступая с трибуны. Он может быть отнесен к числу тех ораторов, которые до того, как начать выступать, понятия не имеют, о чем они будут говорить. Когда они выступают, они не знают, что они говорят. И наконец, когда они заканчивают свою речь, они слабо представляют, что они только что донесли до публики.[340]

Обрушившись на Бересфорда, Черчилль ударил по слабому звену оппозиции. Адмирал был сложным, противоречивым и трудноуправляемым человеком. На флоте он запомнился своим пренебрежением к субординации и отталкивающим высокомерием, которое питало его аристократическое происхождение. Адмирал любил внешний блеск, светские удовольствия и общество женщин. Он неоднократно избирался в парламент, но большой карьеры в политике не сделал. Согласно воспоминаниям современников, «на флоте его никогда не считали настоящим моряком, полагая, что он больше политик; в палате общин его не воспринимали в качестве политика, полагая, что он – моряк».[341]

Бересфорд нередко производил впечатление опытного оратора, которым на самом деле не являлся. Его публичные заявления, как справедливо заметил Черчилль, часто отличались слабой аргументацией и излишней эмоциональностью. Известный журналист Джеймс Гарвин сравнил Бересфорда с «самым большим из всех существующих воздушных шаров». А германский морской атташе, капитан 1-го ранга Керпер, сообщал в центр, что «лорд Бересфорд много говорит и часто говорит неправду».[342] Кроме того, по мнению некоторых флотоводцев, адмиралу не хватало способностей к концентрации, и он «обладал посредственным интеллектом».[343]

Несмотря на свои недостатки, Бересфорд пользовался расположением у некоторых моряков. «Как флотоводец и командир Бересфорд был неутомим, – отмечает профессор Д. В. Лихарев. – Он имел редкий дар управлять людьми и при необходимости выжимал из них все что можно. Бересфорд мог неплохо осуществлять судовождение и маневры большими со единениями кораблей. Многие матросы и офицеры, служившие под его началом, отзывались о „Чарли Би“ с симпатией и уважением. Сторонники адмирала искренне верили, что из него получился бы лучший первый морской лорд, чем из Фишера».[344]

Фишер, разумеется, так не считал. «Бересфорд дурак, – однажды заявил он Черчиллю. – И ты знаешь, как его одурачить. Даже не буду докучать советом на этот счет».[345]

В свое время адмирал поддерживал дружеские отношения с отцом Уинстона. «Лорд Рандольф Черчилль стал членом парламента одновременно со мной и на протяжении всего времени был моим большим другом», – писал Чарльз Бересфорд в своих мемуарах.[346] Однако установлению дружеских отношений с сыном лорда Рандольфа это не способствовало, хотя в свое время 23-летний субалтерн Черчилль поздравил Бересфорда с избранием в парламент и даже поделился с ним в одном из писем мыслями по поводу открытости в критике вышестоящего начальства.[347] «Я думаю, ты не права относительно Чарльза Бересфорда, когда воспринимаешь его слишком сурово, – заявил он своей матери в марте 1898 года. – Как бы он себя ни вел, он обладает влиянием в английской политике, и я не хочу лишать себя его помощи».[348] Кроме того, Черчилль поддерживал отношения с братом адмирала Уильямом Бересфордом.[349]

С годами политик изменит свое мнение о «Чарли Би». «Он и в самом деле причиняет огромный ущерб флоту, – скажет Черчилль журналисту Джеймсу Гарвину в августе 1912 года. – Причем дело не только в том, что он способствует распространению недовольства и требует, чтобы к нему относились с уважением. Гораздо хуже, что из-за его поведения Германия полагает, что наш флот полностью неэффективен и у нас нет достойных моряков». Первый лорд был уверен, что адмирал Бересфорд «нанес флоту огромный вред и очень сильно обесчестил себя».[350] Именно поэтому он не стал беречь его нервы в своем ответном выступлении в парламенте 20 декабря 1912 года.

Атака на Бересфорда не была единственной целью выступления Черчилля. Напомним, что депутатов волновала отставка Бриджмена и связанные с ней подробности. Первый лорд повторил сказанное ранее: причина отставки – «плохое здоровье и только плохое здоровье». Отвечая на вопрос Фицроя, он сказал:

– Мне не известно о разногласиях между мной и сэром Фрэнсисом Бриджменом, не считая обычных дискуссий, которые случаются между коллегами. Между сэром Фрэнсисом Бриджменом и мной, а также Советом Адмиралтейства нет никаких разногласий, которые могли бы привести к его отставке. На каждое решение в военно-морской сфере, большое или малое, а также на каждое решение в отношении управления военно-морским флотом, требующее одобрения первого морского лорда, у меня есть письменные согласия сэра Фрэнсиса Бриджмена за все время, что я возглавляю Адмиралтейство.

Для подтверждения своих слов о том, что между ними не было разногласий, и о том, что сэр Фрэнсис Бриджмен готов был продолжать работать, если бы не плохое здоровье, Черчилль прочитал пять писем, которыми обменивался с адмиралом в конце ноября – начале декабря 1912 года.[351]

Бриджмен был крайне разочарован обсуждениями в парламенте. Особенно негативно он отнесся к цитированию переписки. На следующий день после слушаний адмирал заявил Черчиллю, что, когда он давал согласие на цитирование корреспонденции, им было выдвинуто условие – всей корреспонденции, а не отдельных мест. «Я ожидал, что вы именно так и поступите. Однако вы производили цитирование лишь для ответов на вопросы, не соблюдая поставленного мною условия». Теперь, по мнению Бриджмена, ему ничего не оставалось, как потребовать от Черчилля опубликовать всю переписку, касающуюся отставки.[352]

Черчилль ожидал, что со стороны Бриджмена может прозвучать недовольство, поэтому подготовился к этому заранее. В частности, он связался с Его Величеством, направив ему все письма. Послание сопровождалось следующими словами: «Мистер Черчилль не имеет причин возражать против того, чтобы опубликовать всю переписку, но он полагает, что публикация нанесет серьезный вред сэру Фрэнсису Бриджмену». Первый лорд выразил мнение, что оппозиция использовала адмирала для «партийных атак в парламенте».[353]

Георг V решил отстраниться от конфликта. Он «резко осудил» «никуда не годное дело» с отставкой первого морского лорда. Через своего личного секретаря он заявил, что «в сложившейся ситуации предпочитает не давать никаких советов и оставить это дело на откуп» первого лорда Адмиралтейства.[354]

Получив от короля карт-бланш, Черчилль написал ответ своему бывшему заместителю. Тот не стал возражать против публикации всей переписки и даже подготовил подробные предложения о том, в какой последовательности это лучше сделать, чтобы «сформировать у общественности правильное мнение». В заключение первый лорд предупредил адмирала: публикация «причинит серьезный вред вашей репутации».[355]

Теперь уже Бриджмен попросил аудиенции у короля. Во время беседы Георг V по-прежнему держался нейтральной позиции. Тем не менее встреча с монархом повлияла на адмирала, который решил, что в «интересах государства» публиковать переписку не следует.[356]

Бриджмен принял свою отставку. Спустя несколько дней он написал личному секретарю короля письмо, в котором выразил сожаление, что в настоящий момент мистер Черчилль подвергается нападкам в связи с затянувшимся инцидентом. Адмирал пообещал лорду Стэмфордхему, что постарается сделать все, что в его силах, чтобы эти нападки прекратились.[357]

Этот эпизод наглядно демонстрирует, что руководитель любого уровня должен уметь отстаивать свое решение. Что же до конфликта с Бриджменом, то его «слабое здоровье» скорее выступило в качестве предлога, чем причины. После отставки адмирал прожил еще 16 лет, а работая в министерстве, он каждую неделю три дня посвящал псовой охоте.

Конфликт интересов среди руководства Адмиралтейства действительно наблюдался. В частности, первый морской лорд выступал против активного вмешательства Черчилля в управление техническими вопросами. «Меня вынудили уйти, даже не предупредив, – признался Бриджмен сэру Фрэнсису Хопвуду. – Но это произошло не потому, что я был слаб, а потому, что я был слишком силен!».[358] Видя, что ему не хватает сил переломить волю первого лорда, Бриджмен жаловался на него премьер-министру и королю. Подобного Черчилль позволить не мог. В середине ноября 1912 года в приватной беседе со вторым морским лордом Луисом Баттенбергом он поставил того в известность, что скоро ему, Баттенбергу, предстоит занять место Фрэнсиса Бриджмена. Баттенберг принял новость слишком близко к сердцу и, не в силах сдержать волнение, тут же отправился домой. «После нашей утренней беседы я обнаружил, что не могу сконцентрироваться, – сообщил он Черчиллю. – Не могу ни о чем думать. Я на пороге самого важного и поворотного момента в моей карьере, и мне нужно собраться с мыслями».[359]

Поведение Черчилля можно подвергнуть критике, однако нельзя не признать, что он оказался в весьма непростой ситуации. Или, как выразился вице-адмирал сэр Питер Греттон, столкнулся с «деликатной проблемой»: «как избавиться от офицера, с которым у него не было открытых ссор, но которого он считал не подходящим для занимаемой высокой должности».[360] Плохое самочувствие адмирала Бриджмена Черчилль воспринял как «подарок судьбы»[361] и не преминул воспользоваться этим в полной мере.

Впоследствии, анализируя поведение британского политика в этой ситуации, Норман Роуз напишет: «Способ, которым Черчилль расправился с неугодным чиновником, наглядно показывает, что он не гнушался самыми жесткими, даже жестокими средствами. Горе грозило тому, кто вставал у него на пути или оспаривал его точку зрения».[362]

Н. Роуз совершенно верно передал настрой первого лорда, хотя и сгустил краски, особенно про «жестокие средства». Однако случай с Бридж меном интересен не только теми средствами, которые использовал морской министр, но и самим фактом увольнения его первого заместителя. Между прочим, это было уже второе увольнение за тринадцать месяцев.

Искусство управления

«Если человеку поручена работа, с которой он не справляется, – значит, ошибку совершил руководитель».

Питер Друкер

Известный исследователь теории управления Питер Друкер учил своих последователей, что «если человеку поручена работа, с которой он не справляется, – значит, ошибку совершил руководитель. Бессмысленно обвинять этого человека, бесполезно жаловаться на судьбу. Руководитель ошибся».[363] «Недооценка человеческого фактора и недостаточное отношение к нему» действительно признается одной из самых распространенных ошибок при осуществлении преобразований.[364] Но в случае с Черчиллем всё выглядело гораздо сложнее. Проблема заключалась в том, что выбор первого морского лорда был ограничен отсутствием подходящих кандидатур. Причем ключевым словом здесь является именно «подходящих». Сам по себе адмирал Бриджмен не был ни плохим флотоводцем, ни плохим администратором. «Он мог бы стать умеренно успешным первым морским лордом, служи он под началом кого угодно, но только не Черчилля», – признает профессор Артур Мардер.[365] Не случайно специалисты в области управления персоналом указывают, что на отношения между начальником и подчиненным «заметно влияет степень совместимости между ними, основанная на сходстве позиций, моральных ценностей и социальных характеристиках».[366]

В целом же, случай с Бриджменом лишний раз подтверждает известную максиму, что поиск хороших кадров остается одной из самых актуальных проблем управления. Согласно одному из недавних исследований, проведенных школами бизнеса и консалтинговыми фирмами, «от 30 до 50 % вновь нанятых высших руководителей в скором времени оказываются уволенными или уходят сами».[367]

В итоге той гармонии и плодотворного, дополняющего друг друга взаимодействия политического и профессионального полюсов власти, на которые рассчитывал Черчилль, ему добиться не удалось. Как справедливо заметил Артур Мардер, и Бриджмен, и Баттенберг «не обладали силой и влиянием, чтобы обеспечить Черчиллю поддержку».[368] После начала войны первый лорд будет вынужден отправить Луиса Баттенберга в отставку. Выбор среди новых претендентов окажется невелик, и Черчилль обратится к своему старому знакомому адмиралу Фишеру, которого назначит на пост своего заместителя в октябре 1914 года. В течение следующих семи месяцев Фишер будет девять раз угрожать отставкой и наконец уйдет с поста первого морского лорда 15 мая 1915 года. В тот же день в отставку подаст и Черчилль.

Анализируя совместную работу с Фишером, Черчилль не будет жалеть, что пригласил его в Адмиралтейство в конце 1914 года: «Оглядываясь назад, на те трагические дни, мне кажется, исходя из моего тогдашнего знания, что я не поступил бы иначе, случись мне снова принимать такое решение. Фишер принес с собой в Адмиралтейство огромный напор энтузиазма к строительству боевых кораблей. Его основной талант проявлялся в качестве конструктора, организатора и вдохновителя. Его единственным посланием Адмиралтейству суровой критической зимой 1914 года было требование строить разнообразные боевые корабли, как можно больше и как можно быстрее. Я предоставил ему возможно большую свободу действия и помогал по мере сил».[369]

Когда уход Фишера из Адмиралтейства весной 1915 года стал неизбежен, Черчилль вновь столкнулся с проблемой поиска профессионального флотоводца на пост первого морского лорда. В очень характерной для себя манере – когда стоял вопрос принципиальной важности, личные симпатии и антипатии, отношения и эмоции отходили для него на второй план – он обратится к… адмиралу Артуру Уилсону. Ответ адмирала, для которого исполнение долга превалировало над всем остальным, также был весьма характерен: он согласился.[370] Когда же Уилсон узнал, что Черчилль покидает Адмиралтейство, он тут же изменил свое решение, заявив премьер-министру, что желает служить только под началом Уинстона Черчилля.[371]

«Я был очень удивлен этим поступком, – вспоминал Черчилль. – Я даже почувствовал определенную гордость, словно молодой офицер, которого впервые отметили в военном отчете».[372] Он попытался переубедить Уилсона, однако это было бесполезно. «Я тронут», – скажет он адмиралу. «Это лишне, – прозвучит ответ. – Вы знаете все нюансы своей работы. Мне нужно было бы вмешиваться лишь время от времени. С кем-то другим сработаться я не смогу».[373]