Читать книгу Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - Дмитрий Миропольский - Страница 9

Тем временем Дубровский-младший ни сном ни духом не ведал о том, что в застольях под Раненбургом решается его судьба, и славно провождал дни в Петербурге. Рука заживала, полковой лекарь делал последние перевязки; рукою Владимир Андреевич владел уже свободно.

Фантазия его не иссякала – для товарищей своих поручик выдумывал всё новые забавы, одну рискованнее другой. После катания на похоронной шлюпке повесы взяли обычай с оглушительными криками носиться галопом по городу на пожарных каретах – в сертуках без эполет и в голубых вязаных шерстяных беретах с серебряными кистями. Ещё они устраивали засады в женских купальнях; пробирались на дачи, где жили актрисы французского театра…

…и теперь предложил Дубровский наведаться в палисадник одной хорошенькой дачки к знаменитой певице Генриетте Зонтаг, которая приехала в столицу на гастроли. Когда после концерта мундирная компания подкрепляла впечатления красным вином, у Владимира возникла шальная мысль: сняв осторожно ставни с окон в спальне обольстительной певицы, полюбоваться её ночным туалетом. Он ярко живописал друзьям свою затею; молодые офицеры в ответ весело загоготали, и лишь один усомнился:

– А ежели она заметит?

– Не беда, – отвечал Дубровский, – извинимся учтиво, мол, думали, что здесь живёт наш товарищ, и вся недолга!

Прибывши на место, офицеры стали спорить, какой палисадник им надобен: ночь, как назло, выдалась безлунная, да ещё Петербург окутался туманом, и с дачей легко было ошибиться. Поплутав с четверть часа, приятели достигли цели. Через невысокую ограду они проникли в палисадник, на цыпочках миновали кусты и замерли возле дома.

Окна располагались невысоко; через щель между ставнями на одном из них пробивался тусклый свет. Кровь молодых людей весело бурлила, вожделенное зрелище было близко. Первая ставня далась без особых усилий – её приподняли за нижний край, чтобы снять с петель, осторожно спустили вниз и положили у стены. Со второй ставней вышла заминка: она никак не желала подниматься. Дубровский шепнул:

– Пособите-ка!

Двое приятелей с готовностью пригнулись. Поручик встал им на спины и обеими руками начал толкать ставню вверх, но её по-прежнему что-то крепко держало в петле. Он поднажал, невзначай опершись об оконный переплёт, – и окно вдруг открылось внутрь, а Владимир потерял равновесие, оступился и рухнул на пол спальни.

Мигом поднявшись, он окинул взглядом комнату: слева белела просторная расстеленная кровать, справа мерцал свечами туалетный столик с зеркалом, у которого на пуфе застыла женщина…

…и это была не Генриетта Зонтаг. Вскрикнув, она выставила перед собою для защиты руку с расчёской, а другою рукой прикрыла грудь под прозрачным пеньюаром и в испуге спросила:

– Кто вы?

– Владимир Дубровский. – Поручик щёлкнул каблуками. – Виноват, хотел подшутить над приятелем и вижу теперь, что ошибся домом… Покорнейше прошу принять мои самые искренние извинения, госпожа баронесса.

Он растягивал губы улыбкою, а сам думал: «Вот проклятье! Эк меня угораздило-то…» Перед ним сидела Жюльетта фон Крюденер, известная в столице благодаря близости к загадочной графине де Гаше. Владимир ещё учился в Кадетском корпусе, когда отец представил его обеим дамам: странным образом старший Дубровский был с ними знаком. Вскоре после этого графиня и баронесса с матерью уехали в Крым. С тех пор минуло лет семь, Жюльетта вернулась в Петербург не так давно; Дубровский мельком видел её несколько раз издалека и теперь от всей души желал, чтобы она его не вспомнила, но надежды оказались тщетными.

– Дубровский… Вы не сын ли Андрея Гавриловича? – Страх в глазах баронессы пропал, и она с интересом разглядывала молодого офицера. – Как он поживает?

– Благодарю вас, отец в добром здравии.

Владимир тоже во все глаза смотрел на Жюльетту. Она была заметно старше его – пожалуй, лет тридцати пяти, – и весьма хороша собою. Особую прелесть придавали ей густые русые волосы, волною рассыпанные по плечам, и маленькая тёмная родинка над верхней губой.

– Вы говорите, ошиблись домом, – задумчиво молвила баронесса. – Я знаю всех соседей. Как зовут вашего приятеля?

Мысли вихрем неслись в голове поручика. Если фон Крюденер знает своих соседей, нет смысла врать. Но и правду говорить не годится… А как быть? Он ввалился ночью в окно к незамужней даме старинного рода, бывающей при дворе. Хорошо ещё приятели сообразили притаиться, а не полезли следом на подмогу, тогда уж вышло бы совсем из рук вон… Да и так выходит чёрт его знает что! У красавицы Жюльетты хватит могущественных поклонников, которые захотят покарать наглеца. Государю представят молодецкую шалость в нужном свете – и прощай, Петербург! Прощайте, вольготная жизнь и светлая будущность. Просить за Дубровского некому, а коли так – Россия большая, и поедет разжалованный гвардии поручик в какой-нибудь самый далёкий гарнизон, которого и названия-то никто не знает, чтобы сгинуть в полной безвестности…

– Я влюблён. – Дубровский сказал это неожиданно даже для себя, и баронесса в удивлении вскинула соболиные брови, а большие серые глаза её распахнулись ещё шире.

– Вот как?!

Глубоко в душе каждого мужчины дремлют потаённые слова, которые ждут, когда появится женщина, достойная их услышать. Безвыходность положения заставила Дубровского противу желания обратить эти слова к той, которая могла его погубить.

– Я влюблён! – повторил поручик и продолжал, воодушевляясь всё больше: – С первой нашей встречи вы завладели всем моим существом. Лишённый сна, ни о ком больше не мог я думать, понимая, что нет и не может быть меж нами ничего, кроме бездонной пропасти. Кто вы – и кто я?! Безусый мальчик, бедный дворянин… Скоро вы уехали, и я слёг в безысходной тоске. Но время – лучший лекарь, и за давностию лет мне казалось, что любовные томления в прошлом… Наивный, как же я ошибался! С вашим возвращением тотчас вернулись и прежние чувства… Нет, не прежние – стократ сильнее прежних! С тех пор я прихожу тайком к этому дому, чтобы завидовать каждой ступеньке, которая имеет счастие прикасаться к вашим ногам. Я без колебаний отдал бы все сокровища мира за единый благосклонный взгляд. Я был бы раб вашей священной воли, предупреждал бы всякую вашу прихоть и старался превратить вашу жизнь в одно беспрерывное волшебство. Увы, судьба судила мне иное. Ведь я всё тот же бедный дворянин и могу лишь любоваться вами издали. – Дубровский перевёл дух и закончил: – Простите мою дерзость, я не должен был являться сюда и смущать ваш покой своим признанием. Я больше никогда не потревожу вас. Благодарю, что выслушали, и смиренно прошу позволить мне уйти… госпожа баронесса…

Он замолчал на полуслове и сглотнул, потому что Жюльетта поднялась от столика. Прозрачный пеньюар не скрывал, а лишь выгодно подчёркивал изгибы её роскошного тела. Поручик старательно отводил взгляд от этого совершенства, но смотреть совсем в сторону было бы невежливо, в глаза – невозможно, и он сосредоточился на родинке над её верхней губой.

– Уйти? – Томный глубокий голос баронессы был столь же обворожителен, как она сама. – Зачем же вы приходили?

– Увидеть вас… признаться… – пролепетал Дубровский и снова сглотнул: Жюльетта медленно подплыла к нему, остановившись в одном шаге.

От искусительницы веяло духами с горьковатым ароматом осенних цветов после дождя, и поручик затрепетал. Баронесса чуть заметно улыбнулась ночному гостю.

– Вы врёте, – сказала она.

Дубровский хотел возразить, но Жюльетта приложила пальчик к его губам.

– Тш-ш-ш… Судя по вашей пылкой речи, вы читаете недурные книги, а потому, без сомнения, знаете, как следует вести себя в подобных случаях. Но где же цветы? Где какая-нибудь безделушка в подарок на память вечную? Вы не пали на колено и не с того начали, а заканчиваете и вовсе скверно…

Так сытая кошка забавляется с беспомощным птенцом в уверенности, что ему не вырваться из её когтей. О любовных признаниях Жюльетта фон Крюденер знала не понаслышке и к тридцати семи годам успела выслушать их без счёта. Она была ниже ростом, стояла почти вплотную, и теперь Дубровскому приходилось смотреть ей прямо в глаза. Баронесса чувствовала, как пересохли его губы, а тонкие золотистые усики оказались колкими на ощупь. Смущение молоденького гвардейца выглядело таким трогательным – и таким соблазнительным…

– Вы врёте, но до того мило, что я хочу вам верить, мальчик мой, – мурлыкала она с коварною улыбкой. – Вы любовались мною издали, вы мечтали обо мне, вы завидовали ступенькам… Что же теперь? Вы в самом деле готовы уйти, когда я совсем рядом и целиком в вашей власти?

Отняв пальцы от губ Дубровского, Жюльетта положила руку ему на грудь, чувствуя бешеный стук под мундиром.

– Баронесса… – вмиг осипшим голосом сказал поручик.

– Лили, – шепнула она. – Самым близким я позволяю звать меня Лили.

– Лили, – покорно повторил Дубровский и притянул её к себе.