Читать книгу Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай - Дмитрий Ольшанский - Страница 7

Матфей Асень сидел напротив меня, подложив под спину несколько подушек. Тяжелая рана, нанесенная ему османским клинком под Варной, уже затянулась, однако выглядел он неважно. Песочного цвета волосы слиплись от пота, глаза были полуприкрыты, а бледное лицо выражало чудовищную усталость.

– Ты проделал долгий и опасный путь, – произнес я. – В твоем состоянии это неразумно.

Матфей качнул головой.

– Лучше уж умереть в дороге, чем смиренно ждать своей участи. – Молодой человек поморщился, меняя положение на стуле. Некоторые движение все еще давались ему с трудом. – После Варны Болгария потеряла остатки независимости. Теперь это одна из провинций Османской империи. На родине меня объявили изменником, а люди султана преследуют на каждом шагу.

Протянув дрожащую руку к чаше с вином, Матфей залпом осушил ее и продолжил:

– Мне некуда больше возвращаться, Георгий. Судьба болгарского народа теперь зависит от твоего императора, и я прибыл сюда, чтобы вступить в его войско.

– Похвально, – кивнул я. – Морея очень нуждается в таких отважных людях. Однако ставка нашей армии находится сейчас в Фивах, почему же ты решил явиться сюда? Полагаю, это связано с делом, которое я поручил тебе.

– Ты прав, – отозвался Матфей, утирая пот со лба. – Я нашел человека, о котором ты просил. И даже говорил с ним.

Я в нетерпении пододвинулся ближе к столу.

– Значит, он жив…

– Жив, – кивнул головой Матфей. – По крайней мере был. До той злополучной битвы.

Он снова заелозил на стуле и тихо выругался – даже после нескольких месяцев раны давали о себе знать.

– Полагаешь, Константин Граитца мог уцелеть? – спросил я.

Матфей пожал плечами.

– Его гибели я не видел. Но и среди отступавших войск о нем ничего не было слышно.

Около минуты мы молчали.

– Что ты можешь сказать о нем? – нарушив тишину, спросил я.

Матфей потеребил в руках опустевший кубок, вздохнул и отставил его в сторону.

– То же самое, что и ты однажды сказал обо мне. – На лице юноши появилась вымученная улыбка. – Он честен, добр и смел.

– Ты забыл еще об одном своем качестве, – поправил я. – О верности.

– Верности? – Матфей поднял брови. – О верности кому ты говоришь, Георгий? Насколько я могу судить, этот человек лишился всего, что имел. Дом, семья, состояние и, даже, честь – все это у него забрали. Так кому он должен быть верен?

В комнате вновь воцарилась тишина.

– Я вижу, ты проникся к нему теплыми чувствами. А ведь он преступник, не забывай об этом.

Матфей фыркнул.

– Если он и оступился в своей жизни, то уже претерпел достаточно, чтобы смыть свой позор.

– Есть грехи, за которые расплачиваются только кровью… – протянул я. – Что же, ступай, ты выполнил все, о чем я просил. Надеюсь, что в следующий раз мы свидимся при более благоприятных обстоятельствах.

Я сделал знак слуге, и тот помог юноше подняться на ноги.

«Храбрый мальчик, – подумал я, глядя вслед удивляющемуся болгарскому царевичу. – Воистину, тяжелые времена рождают сильных и благородных людей».

* * *

Прошло почти полтора года с тех самых пор, как я стал верховным архонтом Мистры. Император наделил меня самыми широкими полномочиями и очень многие теперь старались заручиться моей дружбой и поддержкой. Впрочем, власть и титулы были для меня словно пыль, а лесть придворных – подобна жужжанию мух.

Я знал, что могу быть полезен на том посту, куда определил меня император и исправно исполнял свои обязанности. Я сумел побороть многоначалие и практически под корень уничтожил мздоимство, справился с голодом после страшной засухи и локализовал начавшуюся было эпидемию чумы. Предстояло сделать еще многое, но время поджимало – война, затеянная Константином Палеологом на Балканах, эхом отзывалась и здесь, в далеком от суеты большого мира, городе морейских деспотов.

Почти каждый день я принимал у себя иностранных послов. Со всем смирением, дарованным мне небесами, я выслушивал их требования, просьбы, а иногда и угрозы. Все эти люди прибывали в Мистру лишь с единственной целью – узнать о дальнейших планах царевича Константина.

Впрочем, я сам оставался в неведении относительно того, как далеко может зайти мой господин в своей отчаянной борьбе. Однако пока его войскам улыбается удача, нет причин полагать, что он остановит свои завоевания.

После года беспрерывных боев Константин Палеолог сумел объединить под своей властью всю Центральную Грецию – от Коринфского перешейка до самых Афин. Тем временем Иоанн Кантакузен, выступил против карательного корпуса османов, направленного на подавление греческого мятежа. В нескольких битвах он наголову разбил турецкие войска и занял ряд крепостей, одну из которых, благодарные местные жители даже переименовали в его честь.

Очень скоро слухи об успехах Константина Палеолога достигли и Рима. Папа Евгений вновь призвал всех христиан объединиться против неверных и даже попытался организовать новый крестовый поход, однако в памяти европейцев трагедия под Варной была еще слишком свежа и интереса к новому предприятию никто так и не проявил.

И все-таки триумф Константина в Греции был одобрен далеко не всеми. Венецианцы, почувствовавшие серьезную угрозу своим торговым интересам, потребовали от царевича немедленно остановить боевые действия. В случае отказа республика Святого Марка грозила разорвать дипломатические отношения с Мореей и Константинополем. Однако Константин оставил все эти угрозы без ответа, чем привел венецианских послов в еще большее бешенство.

Назревающий конфликт мог зайти очень далеко. В конце концов, за его разрешение пришлось взяться мне. Используя все свои связи при венецианском дворе, я добился приезда в Мистру герцога Антонио Диедо, который являлся личным представителем дожа[15]. Когда мы остались наедине, он начал говорить напрямик:

– Между Венецией и Константинополем слишком много противоречий. И разрешить их в короткие сроки будет очень сложно. Но правитель Венеции не желает враждовать ни с императором ромеев, ни с его братом и хочет поскорее укрепить связь между нашими державами.

– Видит бог, – сказал я, – мы все желаем того же. Но каким образом это можно сделать?

Итальянец с недоверием покосился на Алексея, моего секретаря, а затем произнес:

– Нам хорошо известно, что правитель Мореи Константин Палеолог не так давно потерял супругу. Это трагическое происшествие… Однако царевич еще достаточно молод, и быть может, в новом браке он найдет утешение, которого ему так не доставало все эти годы?

Венецианец замолчал, пристально глядя на меня.

– Полагаю, у вас даже есть подходящая кандидатура? – спросил я.

– Верно, – учтиво улыбаясь, отозвался посол. – У нашего правителя Франческо Фоскари имеется дочь. Она умна, красива и образованна, а кроме всего прочего, за ней числится солидное приданое. Думаю, она составит прекрасную пару вашему господину.

Я быстро понял, что это предложение из разряда тех, от которых нельзя так просто отказаться. Венецианский дож не примет отказа и, несомненно, найдет, как отомстить.

– Если ответ будет положительным, – заметив мои сомнения, поспешил добавить Диедо, – нам удастся уладить многие противоречия, ведь экономические и торговые связи сплачивают гораздо слабее, нежели семейные узы.

– В эти непростые времена мы будем рады видеть Венецию в числе своих союзников, – ответил я, чтобы мой ответ нельзя было трактовать ни как согласие, ни как отказ.

Выпроводив венецианского посланника и устало опустившись на стул, я взглянул на своего секретаря.

– Что скажешь? Как тебе его предложение?

– Весьма своевременно, – сказал Алексей, оторвавшись от бумаг. – Союз с Венецией заметно укрепит наши позиции на Балканах.

– Это верно, – вздохнул я. – Но не забывай: венецианцы не так глупы, каждый их шаг хорошо продуман. И мне вполне ясно, чего они добиваются этим браком.

Алексей посмотрел на меня вопросительным взглядом.

– Наш император Иоанн тяжело болен, – с грустью сказал я. – Это ни для кого не секрет. Неизвестно, как долго проживет василевс, но уже сейчас все вельможи и сановники, словно коршуны, слетаются в Константинополь, чтобы вовремя ухватить свой кусок. Все они ждут, что Иоанн назовет имя преемника. Феодор, Константин, Димитрий и Фома – каждый из братьев надеется взойти на трон, пусть и не говорит об этом открыто. Но лишь один будет править, и если император скончается до того, как с его уст слетит имя наследника, тогда престол займет сильнейший. А тот, кто окажется подле него, получит все возможные блага.

– Вы думаете…

– Я почти уверен: Франческо Фоскари хочет сделать ставку на царевича Константина и, если мой господин все-таки взойдет на трон, венецианцы получат полный контроль над торговлей и государственным аппаратом империи. На пользу ли это нам?

Алексей, отложил перо и, немного подумав, произнес:

– Константинополь давно зависит от венецианских и генуэзских торговцев. Пока латиняне богатеют, греки нищают, но долго это продолжаться не может.

– Люди слишком устали от тех, унижений, которые сыпались на их головы все последнее время, – согласился я. – В этих бедах они видят руку венецианцев и, говоря, по правде, в чем-то они правы. Но мы должны отбросить чувства и действовать, согласуясь с интересами государства.

– И в чем этот интерес? – осведомился Алексей.

– Я думаю нам не стоит торопиться, – ответил я. – Подождем и увидим, чего стоят клятвы латинян…

Внезапный шум в коридоре прервал наш разговор. Через минуту двери распахнулись и в зал влетел офицер придворной стражи.

– Господин! – крикнул запыхавшийся воин. – У нас беда! Склад с зерном…

– Что с ним? – я вскочил на ноги, а вместе со мной поднялся и Алексей.

– Его охватило пламя. Здание выгорело практически полностью!

– Как это произошло? Куда смотрела стража?!

– Пока нам ничего не известно, – ответил офицер. – Все силы брошены на борьбу с огнем.

– Ступай. Я скоро буду!

Воин поклонился и поспешно выбежал за дверь.

– Там же все наши запасы! – в ужасе воскликнул Алексей. – А ведь до следующего урожая еще почти четыре месяца! Мистре грозит голод!

– Теперь уже поздно об этом думать, – бросил я, выбегая из-за стола. – Пойдем посмотрим, что там случилось.

Картина, которая предстала моим глазам, выглядела удручающе. Склад действительно сгорел дотла и лишь обугленные камни, составлявшие некогда основу здания, чернели теперь на фоне догорающих балок.

– Судя по всему, его подожгли изнутри, – сказал один из офицеров, когда я оказался на месте. – Снаружи неотлучно дежурила стража и никто не смог бы подобраться к нему незамеченным, тем более днем.

– Но каким образом поджигатель оказался внутри? – теряя терпение, спросил я. – Лично мне неизвестно, чтобы к этому складу вели иные пути. Скажи еще, что кто-то сделал подкоп.

– Это звучит странно, – пробубнил офицер. – Но кажется, именно так поджигатель и пробрался на склад.

– Что? Да ты в своем ли уме? – не сдержался я. – Как такое возможно?

– Я сейчас все покажу.

Мы подошли к обгоревшим руинам, где несколько человек разбирали завалы.

– Посмотрите вот сюда. – Офицер указал на глубокую, полузасыпанную яму. – Здесь когда-то находился подвал, он почти не использовался и его накрепко заколотили еще лет десять назад. Однако теперь, крышка оказалась сорвана с петель. По правде сказать, даже не представляю, какой силой надо обладать, чтобы сотворить такое.

– Наверняка для этого использовалось что-нибудь тяжелое, – сказал я, внимательно осматривая деревянную крышку, обитую железными листами. – Но в таком случае грохот от ударов был бы слышен на весь город.

– Солдаты клянутся, что ничего подозрительного не слышали.

– Что ж, допустим. – Я еще раз окинул взглядом скорбную картину недавнего пожарища. – А как же дым и языки пламени? Этого они тоже не заметили?

– Мы бросились тушить пожар, сразу же! – принялся оправдываться начальник караула. – Только вот…

Офицер запнулся.

– Продолжай! – приказал я.

– Это был непростой огонь, – сказал воин. – Потушить его было невозможно, и он распространялся с невероятной быстротой, грозя перекинуться на соседние здания. Даже камни плавились под его жаром. Клянусь, это был сущий ад.

«Жидкий огонь? – промелькнуло в моей голове. – Нет. Этого не может быть».

– Узнайте, куда ведет подземный ход, допросите всех, кто видел что-нибудь подозрительное, – распорядился я. – Все зерно, которое удалось спасти, снесите во дворец. Мой секретарь лично проследит за его учетом. А сейчас вызовите ко мне начальника дворцовой стражи!

– Я уже здесь! – передо мной появился воин, в чешуйчатом доспехе. В одной руке он держал металлический шлем-касидион с кольчужной бармицей[16], другой – придерживал висящий на поясе меч.

– Павел, – обратился я к эскувиту[17], – разыщи и приведи ко мне всех, кто сторожил склад во время поджога.

– Будет сделано, – услужливо кивнул офицер, однако уходить он не спешил.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался я.

– На пожарище мои люди кое-что нашли. – Павел достал из-за пазухи небольшой бронзовый медальон и протянул его мне. – Ума не приложу, как он там оказался!

Удивление офицера было мне понятно – почти все внутри склада было уничтожено огнем, а этот медальон даже не оплавился. Его подбросили сюда специально, вот только кто и зачем?

Я внимательно рассмотрел вещицу. На одной стороне медальона был выгравирован причудливый узор, в виде четырех лилий, разделенных крестом, а на обратной стороне виднелись письмена: «Не отвержи меня от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отними у меня. Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня»[18].

– Псалом покаяния, – заключил я, еще раз внимательно изучив текст. – Любопытно.

Похоже, кто-то снова захотел сыграть со мной в свою загадочную игру. И этот незнакомец явно уверен, что мне до него не добраться…

– Провести тщательное расследование, – убрав медальон, приказал я. – Усилить патрули на улицах. Всех, кто вызывает подозрение, отправлять на дознание!

Офицер кивнул, уже собираясь уходить, однако я остановил его.

– Павел… постой! У меня есть к тебе разговор.

Павел служил в Мистре уже много лет. Иоанн Далматас отзывался о нем хорошо, да и я, за время своего пребывания не обнаружил за ним каких-либо проступков. Исполнительный, опытный, немногословный, в меру услужливый – такой человек казался прекрасным кандидатом на пост начальника дворцовой стражи, тем более что после отбытия Далматаса в Константинополь и гибели Фоки, достойных кандидатур на этот пост не осталось. Однако моя интуиция подсказывала мне, что с этим человеком не все так просто. Павел отчаянно пытался изображать из себя этакового простачка, провинциального вояку, мечтающего лишь о девках и выпивке, однако в его движениях, словах и жестах угадывалось скорее воспитание дворянина, нежели крестьянина. Да и лицо Павла, еще в первую нашу встречу, напомнило мне о моем далеком и печальном прошлом. До сих пор я не придавал этому никакого значения, однако таинственный медальон, найденный на обгоревших руинах, напомнил мне о предосторожности и возродил старые подозрения.

– Ты ведь родом из Патр, не так ли? – спросил я, когда мы отошли в сторону от суетящихся на пожарище стражников.

– Так точно, – ответил Павел, несколько удивившись моему вопросу. – И свою службу я начинал именно там.

– А твой брат тоже состоял на службе?

Прищурившись, Павел взглянул на меня:

– Вам известно о моем брате?

– Совсем немного. Только его имя – Матфей, кажется. А также то, что он погиб в какой-то стычке. Я надеялся, что ты расскажешь мне эту историю чуть подробнее.

– Если вам угодно… – замялся Павел. Эти воспоминания явно не доставляли ему особого удовольствия. – Вы должны знать, что мой брат был храбрым и честным человеком, который верно служил своему городу.

– Даже когда город был в руках римской церкви?

– Да, – без тени смущения отвечал Павел. – Но как грек, он с самого начала был против вражды с Константинополем.

– Что же было дальше?

– Когда войска ромеев захватили город, а наш прежний правитель, епископ Пандольфо Малатеста, бежал на Запад, мы с братом перешли на службу к вам.

– Предположим, – кивнул я, хотя не помнил у себя на службе ни Павла, ни Матфея. Впрочем, это было не удивительно, ведь в захваченном армией Константина городе первое время царила такая суета и неразбериха, что мне едва удавалось уследить за всем. Кроме того, мои мысли тогда захватила красавица Феофано…

Я мотнул головой, прогоняя печальный образ моей покойной возлюбленной, и сделал знак, позволяя Павлу продолжить свой рассказ.

– Вероятно, вы знаете, что не все жители Патр приняли смену власти так же восторженно, как мы с Матфеем. Нашлись и те, кто захотел вернуть старые латинские порядки. Эти изменники день и ночь думали о том, как поднять людей на восстание, и им это почти удалось.

– О заговоре мне докладывали не раз, – вспомнил я те давние события. – Среди предателей нашелся даже один знатный архонт, который был готов убить меня и вернуть город латинянам. Это был некий Николай Граитца, один из самых влиятельных людей в Патрах и непримиримый враг Константинополя.

– Вам известно многое, но далеко не все, – сказал Павел, явно довольный тем, что информирован лучше меня.

– Говори.

– Волею судеб мы с моим братом служили у Николая Граитцы.

– Вот как? – оживился я.

– Куда важнее, – продолжал Павел, чувствуя мой интерес, – что у Николая был сын, который по коварству и подлости не уступал своему отцу. Его звали Константин. Мы росли бок о бок с ним и считали его своим другом. Особенно Матфей. Он любил его и не верил, что этот змееныш способен на предательство. Но мы ошибались.

– Я знаю, что Константин принимал важное участие в заговоре. Но я также слышал, что на нем лежит и другой, не менее тяжкий грех. Это так?

– Да! На его руках кровь моего брата! – воскликнул Павел, с ненавистью в голосе. – Однажды он захотел встретиться с нами в одной небольшой роще, вдали от города. Когда мы явились на условленное место, Граитца и его люди окружили нас. Он требовал, чтобы мы встали на сторону мятежников, а когда получил отказ, набросился на нас со всей своей сворой.

– Очень интересно. Продолжай, – стараясь не выдать охватившего меня волнения, произнес я.

– Матфей был хорошим воином, но не желал убивать Константина, а лишь взывал к его благоразумию. Но все было напрасно.

Павел прикрыл глаза рукой, словно силясь вспомнить все подробности.

– Мы с братом бились плечом к плечу, вдвоем против многих. К счастью, на звон мечей стали сбегаться люди, кто-то уже вызвал стражу и Граитца, понимая, что его план обречен на провал, согласился пойти на примирение. Но когда Матфей уже опустил меч, этот предатель напал на него со спины и убил на месте. Меня от смерти спасло лишь прибытие солдат.

– Константина поймали?

– Нет, ему удалось сбежать, – вздохнул Павел. – С тех пор я его больше не видел.

– Что было потом?

– Это я помню плохо. Боль от утраты единственного брата застилала мне глаза. Но едва оправившись от горя, я поспешил донести обо всем властям.

– Кому именно ты сообщил о случившемся?

– Его высочеству киру Феодору, – ответил Павел. – Он как раз в это время находился в городе.

– Но почему ему? – удивился я. – Феодор не имел в городе никакой власти.

– Он ведь брат императора, – растерянно произнес офицер.

– Это неважно, – отмахнулся я. – Феодор находился в городе тайно, более того, если ты не лжешь, то получается, что он так никому и не передал твои слова о заговоре. О нем я узнал намного позднее и сам чуть не погиб от рук заговорщиков.

Павел, в ответ не произнес ни слова, но я уже чувствовал, что на его откровенность полагаться нельзя. Да и в истории, которую он мне рассказал, было слишком много темных пятен.

– Что ж, ты славно потрудился, Павел, – сказал я вслух. – А что с тем беглецом… Константином Граитцей? Быть может, он уже мертв?

– Возможно, – пожал плечами Павел. – Но если он жив, то лучше бы ему никогда не возвращаться обратно. Слишком многие в Патрах желают ему смерти.

– Значит, он ее заслуживает, – развел я руками. – Ступай, Павел, у тебя впереди много работы.

Офицер поклонился и быстро пошел прочь. Я же, еще раз прочитав надпись на странном медальоне, погрузился в собственные мысли.

– Константин Граитца, – пробормотал я себе под нос. – Кто же ты все-таки такой? Предатель и мятежник или жертва дворцовых интриг? Уже много лет меня мучают одни и те же вопросы, и вот теперь я знаю, кто может дать на них ответ. Но тебя нет рядом. Я даже не знаю, жив ли ты, а если жив, то куда теперь судьба направила паруса твоей беспокойной души?