Читать книгу Превосходство - Дмитрий Пшеничный - Страница 14

***

Вечером того же дня, как и было условлено, две пиратские команды в полных составах собрались в местной таверне, устроив тем самым небывалый для обычного времени аншлаг, чем немало обрадовали хозяина заведения. С «Каприза», той самой быстроходной шхуны с косыми парусами, лавирование которой в бухте и наблюдал Нэш несколькими часами ранее, людей было больше – человек сорок или даже пятьдесят, в отличие от экипажа «Кокетки», в котором насчитывалось не более двадцати пяти моряков.

Командовал «Капризом» выходец с берегов Трента, уроженец Ноттингема, сорокатрёхлетний капитан Роберт Хейден, которого среди друзей, а каждый из ходивших с ним людей имел право считаться таковым, если только какой-либо гадостью не доказал обратного, называли просто Бобби, а иногда – Кровавый Бобби. Едва ли стоит уточнять, в каких случаях использовалась эта приставка, да и не сказать, что к ней прибегали так уж часто – Хейден, хотя и был в своём деле вполне себе успешен и уважаем, излишней жестокостью или жаждой кровопролития никогда не славился.

Квартирмейстером у него на корабле, а в действительности абсолютно равным ему по правам компаньоном и близким другом, являлся огромный, невероятной физической силы африканец по прозвищу Смол. Нэш, от природы весьма любознательный и любивший докапываться до всяких мелочей, не преминул поинтересоваться, откуда повелось такое забавное имя – оно не было дано от рождения и, несмотря на то, что на первый взгляд выглядело словно обычная английская фамилия, в сущности являлось кличкой, причём несущей под собой определённый смысл. Разгадка оказалась банальной – прозвище восходило к чрезвычайно тёмному оттенку кожи гиганта, который его товарищи весьма прозаически сравнили со смолью.

Так или иначе, Смол на подобную кличку не только не обижался, но даже наоборот, всецело её принимал – своё настоящее имя он давно позабыл, а если и вспомнил бы, едва ли у этого имени был шанс прижиться среди выходцев из Европы. Они бы его и выговорить не смогли! В то же время то, как его стали называть потом, когда он приобщился к западной цивилизации, Смол предпочёл забыть. Всё дело в том, что в мире белых он был бежавшим рабом.

В кандалах и цепях, влача жалкое существование невольника на французском острове Гваделупа, он прожил долгие и полные лишений два с половиной года, пока не сумел однажды бежать. Смолу повезло: он прибился к небольшой пиратской шайке и за свои недюжинные физические способности и верную, даже животную преданность команде и капитану, африканец быстро снискал уважение и успех в кругу пиратов. Сменив несколько экипажей и побывав в ряде знатных дерзких экспедиций, как говорят, одно время походив даже в команде нашумевшего своими удачами капитана Тейта, Смол впоследствии оказался на «Капризе», где, уже достаточно заматерев и набравшись немало опыта, являлся, по сути, вторым человеком после Хейдена.

Оба, и свирепый чёрный гигант Смол, и дальновидный расчётливый капитан Бобби Хейден, обладали в команде «Каприза» неоспоримым авторитетом, к слову – абсолютно заслуженным, и потому без лишних раздумий были моментально подтверждены в своих руководящих должностях и на предстоящий рейд.

Что касается «Кокетки», то здесь, как и ожидалось, вышел спор – впрочем, будучи направленными именно к тем решениям, которых и ждали от них Хейден и покровители похода, моряки в итоге сделали свой неоднозначный выбор.

Квартирмейстером, взамен убитого Мейсона, ожидаемо назначили Гая Брукса, его известного протеже. А вот тот удивительный факт, что капитаном вновь был избран голландский пьяница и неудачник Йоханнес Баккер, и это после абсолютного провала прошлого похода, из которого моряки с «Кокетки» вернулись не то что с пустыми руками, а ещё и круглыми должниками, вызвал вопросы у многих. Хейден, впрочем, поспешил всех успокоить и заверить, что на этот раз всё будет иначе, хотя бы благодаря тому, что теперь они были не одни – «Капризу», несмотря на название, всегда сопутствовал успех, да и своевольничать Баккеру больше бы не позволили – шлюп ныне входил в миниатюрную эскадру, и самопровозглашённым адмиралом этого формирования, очевидно, нужно было считать трезвого как стёклышко Бобби.

После непродолжительного голосования о высших офицерских постах, уже прилично запьяневшие (а хозяин заведения хорошо знал, как использовать такие возможности), моряки приступили к оформлению договорённостей и всевозможным клятвам. Зрелище это было забавным – даже для раздосадованного последними событиями Нэша, и заставило его вернуться к окружающей бренной действительности. После перечисления внушительного и довольно скучного списка статей или пунктов, сводившихся в основном к правилам дележа и необходимости соблюдать дисциплину во время похода, пираты клали правую руку на принесённую кем-то ветхую Библию и произносили молитву – кто какую знал, а зачастую толком не зная слов ни одной, и кощунственно их перевирая. Затем они крестились, целовали пергамент, и совершали всяческие другие обряды, порой крайне занимательные, но в их представлении тесно связанные с принятыми в христианском мире.

Нэш, смотря за этими ритуалами, пребывал в смешанных чувствах. Картина, с одной стороны, неприятная, особенно зная, что уже через пару дней эти люди достанут ножи и начнут убивать себе подобных, – что примечательно, не чувствуя на этот счёт ни малейших угрызений совести. С другой стороны, многие пираты казались весьма искренними в своих обещаниях, и подобным актом будто заранее раскаивались за всё зло, что им предстояло совершить. Если вдуматься, многим из них выбора судьба не оставила: взять одного – беглый каторжник, вполне возможно незаконно осуждённый, а скорее совершивший какую-нибудь детскую провинность; другой – обнищавший разорившийся крестьянин, которому в случае возвращения к прежней жизни, грозили долговая тюрьма и рабство.

Впрочем, самому Нэшу сейчас было не до философских размышлений о справедливости устройства бытия. Он понимал, что планы его рушились с неумолимой скоростью – ему необходимо было поговорить с губернатором Джонсом наедине, и наконец раскрыть свою истинную личность, а сделать это в нынешних обстоятельствах было крайне затруднительно. Нэш не представлял, как выбраться из-под постоянного наблюдения Хейдена, Брукса и других бандитов. Более того, он не знал, что с ним будет, если его заподозрят в каком-либо нехорошем умысле, но наверняка догадывался об одном: шансы остаться в живых в этом случае стремились к нулю. После той несдержанности, которую он позволил себе за обедом у Джонса, Брукс явно точил на него зуб, и только капитан «Каприза» Хейден, по неизвестной причине сделавшийся его защитником, сдерживал Гая от агрессии по отношению к Нэшу.

К одиннадцати часам градус алкоголя в большинстве собравшихся в таверне зашкаливал: некоторые заснули прямо за столами, другие начали буянить и громко возмущаться, и тем самым чуть было не развязали массовую пьяную драку.

Видя обстановку вокруг, Нэш понимал, что сейчас, вероятно, судьба предоставляет ему последний шанс, который он просто обязан был разыграть. Он также осознавал весь риск того, что собирался предпринять, но выбора не было – как потенциальный будущий джентльмен удачи, он должен был испытать эту вёрткую бестию.

Аккуратно встав со своего места в тёмном, сыром, прокуренном насквозь углу таверны, Нэш проскользнул к массивной дубовой двери, ведущей на улицу. Нервно обернувшись, и ещё раз окинув взглядом панораму зала, он нашёл глазами Хейдена и Брукса – оба хорошенько надрались и теперь о чём-то оживлённо спорили в тесном кругу моряков, не обращая внимания ни на что вокруг. Убедившись в том, что остался незамеченным, Нэш медленно приоткрыл дверь и прошмыгнул во мрак тропической ночи. Внимательно следившего за его действиями Смола он не заметил – тот сидел в плохо освещённом противоположном углу и видел каждый его шаг.

Оказавшись на улице, Нэш с облегчением выдохнул – в сотне футов вокруг не было ни живой души, ни единого часового. Все они либо несли вахту на кораблях, либо присоединились к всеобщему веселью внутри трактира.

Быстро сориентировавшись на местности, он, внезапно начав сильно хромать на левую ногу, засеменил в направлении продолговатого бревенчатого дома. Взобравшись на узкое крыльцо, Нэш застучал: стараясь делать это как можно тише, вместе с тем так, чтобы было слышно внутри. Через пару минут в прихожей наконец послышалось шуршание, а спустя мгновение бесконечную песню цикад нарушил недовольный хриплый голос:

– Какого чёрта? Что за дьявола принесло в такой час?

– Это Нэш. Я был у вас сегодня днём.

Дверь с неприятным скрипом отворилась, и перед Томом появилась сутулая фигура его превосходительства – из одежды на нём был один лишь ночной халат. Джонс держал в руке подсвечник, бросавший тень на недовольное лицо. Он грубо спросил:

– Так какого дьявола тебе надо?

– Дело крайне важное, сэр. Прошу вас, разрешите мне войти, – Нэш старался говорить как можно вежливее, но в то же время убедительно.

Губернатор фыркнул, но позволил Нэшу войти. Тот проковылял до ближайшего стула, и Джонс с удивлением уставился на него:

– Пару часов назад ты вроде не хромал?

– Должно быть, вы просто не заметили, – поспешил объясниться Нэш. – Но речь не об этом.

Кадваладер пробубнил под нос какое-то ругательство и запер дверь. Затем он вопрошающе посмотрел на Нэша:

– Ну, и что стряслось?

– Всё дело в том, сэр, что я вовсе не бандит и уж тем более не пират.

Губернатор устало рассмеялся.

– И ради этого ты меня поднимал, собака? – сквозь смех, обиженно проговорил он.

– Нет, не ради этого, – серьёзно продолжил Нэш. – Как я уже сказал, я не разбойник и только волею судьбы оказался на их судне. Я прибыл в Порт-Ройал с важной государственной миссией, но мои планы были нарушены чёртовым землетрясением. В результате я был вынужден покинуть Ямайку, так и не успев обговорить дела с его превосходительством губернатором Уайтом.

– Государственной миссией? – несколько оживился Джонс.

– Так точно, сэр. Речь идёт об операции национальной важности, курируемой самим светлейшим Генрихом Сомерсетом, герцогом Бофортом. При ведущих европейских дворах серьёзно обеспокоены происками испанцев, которые, по данным английских доносчиков, разослали уже с десяток дорогостоящих экспедиций по всем океанам. В соответствии с последней имеющейся у меня информацией, одна из таких экспедиций сейчас находится здесь, в Вест-Индии.

– Что они ищут?

– Это-то мы и хотим выяснить, ваше превосходительство. Испанцы зовут свою миссию «Платон», по имени античного философа, что описывал в своих трудах погибший в морской пучине остров, а может быть даже и целый континент.

Джонс застыл на месте, пристально смотря на собеседника, словно тот изрёк нечто глубоко зачаровавшее разум губернатора. После продолжительной паузы, он вдруг расхохотался пуще прежнего.

– Будь я проклят, чудные небылицы сегодня рассказывают в Англии!

Нэш сразу понял, что Джонс даже не думал всерьёз отнестись к сказанным им словам, а каким способом можно было убедить его в их правдивости, Том пока не представлял.

– Слушайте, Кадваладер, – смело начал он. – Я плыл на Ямайку, чтобы раздобыть информацию о Карибской экспедиции, которой, по нашим сведениям, обладал губернатор Уайт. Дьявольски важную информацию. Но злой рок рассудил иначе, и какие бы тайны не хранились в голове у мистера Уайта, теперь они покоятся под грудой камней.

С этими словами он неуклюже поднялся и угрожающе приблизился к Джонсу. Тот попытался отстраниться, но Нэш был неумолим – он продолжал свою разгромную речь:

– Как видите, судьба была ко мне не слишком благосклонна, но я всё ещё жив, а потому намереваюсь исполнить возложенное на меня поручение, чего бы оно ни стоило. В связи с этим, тешу себя надеждой, что и вы, как представитель королевской власти, также выполните предписанный вам долг, и окажете помощь Англии, а именно – её подданному в моём лице.

Нэш мог бы сказать ещё многое – он не на шутку разбушевался и питал жгучее отвращение к насквозь прогнившему, с головой погрязшему в коррупции и преступлениях чиновнику.

Однако совершенно неожиданно он замолчал, и тупо уставился в черноту за спиной Джонса.

Губернатор непонимающе обернулся. Ничего не было, дверь была заперта. Джонс испуганно посмотрел на Нэша. Тот молчал и только продолжал сверлить глазами не то самого Кадваладера, не то мрак вокруг него. На некоторое время в комнате установилась мертвецкая тишина, от которой Джонсу стало не по себе – в ушах стоял неприятный свист, исходящий откуда-то изнутри, а всё, что он видел, было странное лицо Нэша, в тусклом свете канделябра приобретавшее какой-то причудливый бледноватый оттенок.

Вдруг гость спросил:

– Вы тоже заметили?

– Заметил что? – переспросил уже не на шутку взволнованный Джонс.

– Тень промелькнула. Вроде рослого человека, – пояснил Нэш, также не без доли тревоги в голосе. Потом он резко изменился в лице и совершенно спокойно произнёс: – Должно быть, показалось. Освещение такое. Не волнуйтесь, Кадваладер.

Физиономия Джонса вновь наполнилась цветом и жизнью. Он смахнул со лба несколько проступивших капель.

– Кхм… Что ж… – он не мог собраться с мыслями. Потом наконец взял себя в руки: – Теперь тебе лучше уйти… По поводу твоей просьбы: не переживай… Конечно, я помогу. Отошлю письма кому надо, наведу справки.

– Было бы отлично, – холодно ответил Нэш.

– Естественно, это займёт некоторое время. Возможно, дело затянется. А посему пока ты на мели, я бы советовал уйти с остальными в запланированное предприятие, развеяться немного. Ну а к тому моменту, когда вы вернётесь, у меня для тебя как раз появится свежая информация.

Нэш отвёл взгляд. Незатейливое предложение выглядело скорее вынужденной мерой, отказаться от которой не представлялось возможным. Подняв глаза на губернатора, он заставил себя кивнуть.

Вновь оказавшись на улице, Нэш глубоко вдохнул. Дневная духота немного спала, с моря дул лёгкий ветерок.

Он снова пребывал в смешанных чувствах, и разговор с Джонсом ничего толком не изменил – теперь иллюзии Нэша относительно колониальных властителей были полностью рассеяны, и он отчётливо осознавал, что губернатор, на самом деле, едва ли собирался что-либо для него делать. Все его заверения были не более чем словами. Даже если бы он захотел помочь, переписка с другими колониями заняла бы немало времени. А время было драгоценно для англичан: специфика дела была такова, что за эти месяцы соперники могли ещё ближе подобраться к цели – если не вовсе достичь её.

Помимо всего прочего, Нэша обуревала сильная тревога. По необъяснимой причине, у него в голове и перед глазами вновь крутились изображения карт. Нэш смотрел за червонным валетом, окружённым странным, неприятным взору алым фоном. Неожиданно изо рта статного юноши заструилась мутная, гадкого вида пурпурная жидкость. Её становилось всё больше, и вскоре она залила юношу полностью. Затем Нэш увидел ещё несколько рядов карт, они были повсюду – бубны, трефы, дамы, короли…

Он вдруг заметил, что одного валета не хватало. Приглядевшись, он нашёл его – карта не стояла, как другие, а лежала плашмя.

Красноватая жижа заполняла всё вокруг. Она налипала на каждую карту, просачивалась во все уголки, проникала в тело каждого изображённого на пергаменте.

Нэш провёл рукой по лицу и вновь увидел ночной Нью-Провиденс. Тело Нэша дрожало, как если бы продрогло от холодного дождя.

Он обернулся на губернаторский дом и вновь почувствовал тревогу. Он боялся, что ночью с Кадваладером Джонсом случится страшное, хотя с чего у него появились подобные опасения и имели ли они под собой основания, объяснить он не мог.

Сжав зубы, он постарался успокоиться. Он решил, что ему всё привиделось или показалось. Ещё раз всё обдумав, он, наконец, засеменил в направлении причала.