Читать книгу Собрание сочинений в 20 т. Том 14. Тайна трёх - Дмитрий Сергеевич Мережковский - Страница 17
Тайна трех: Египет и Вавилон
Вавилон – Таммуз
Тайна Двух в Таммузе
ОглавлениеI
«Ложесна Твоя престол сотвори и чрево Твое пространнее небес содела», – поется в церкви песнь Пречистой Деве Матери.
Ложесна, женский стыд, для христианских девственников есть бездна ада, престол диавола. И вот, этот престол разрушен, Бог сошел в ад. Так оно и есть, не может быть иначе, если Непорочное Зачатие – истина. Там, где наши грешные очи смежаются, открываются очи святых и видят: в ложеснах – Бог.
II
Бог в ложеснах – последняя точка пути бесконечно длинного, темного, тайного. Весь Египет, Вавилон, Ханаан, Хеттея, Эгея, Израиль – весь Отчий Завет идет по этому пути.
Когда привратник вводит богиню Иштар в седьмые врата ада, то снимает «с ложесен ее покров стыда», subat palti ša zumriša.
«Зачем, привратник, ты снял покров со стыда моего?»
«Войди, госпожа моя! Таков закон царства подземного».
Рождение-смерть есть закон пола; пол покрывается смертным страхом-стыдом, как ночь – днем, тот мир – этим. Вот почему снятие покровов – половое бесстыдство – есть смерть, а целомудрие – целость пола, целость личности – есть жизнь и, в последнем пределе, вечная жизнь – Воскресение.
III
На Вавилонскую башню, Zikkurrat, семиярусную, семивратную, восходит «божья невеста», enitu, жрица богини Иштар, и, когда, в седьмых вратах, снимается с ложесен ее покров стыда, несметные толпы молящихся падают ниц в благоговейном ужасе:
«Ложесна Твоя престол сотвори и чрево Твое пространнее небес содела!»
IV
«Какая мерзость!» – вот наше первое чувство при этом совпадении древнего с новым. Безбожник Вольтер хохочет, а верующий в Бога Паскаль ужасается, но оба согласны в этом, и только в этом – в ощущении древней святыни, как мерзости. Тут вообще между нами нет споров; во всем разделяемся, воюем, но тут наступает мир: ни эллина, ни варвара, но все – «новая тварь», новый мир – антипод древнего. Религиозно-половое чувство древних богопротивно для нас, так же как для них – наша религиозно-половая бесчувственность. Центростремительная сила пола сделалась центробежною: чем когда-то все притягивалось, от того ныне отталкивается все.
Неощутимо, невидимо перевернулся мир на оси своей, и это величайший из всех переворотов, из всех «революций» величайшая.
Кости наши извела половая проказа, духовный сифилис, но мы молчим, стыдимся говорить об этом; так молча, в стыде и погибнем. Никогда не поймем, что пол есть место святое или проклятое, врата неба или ада, но глубина, а не плоскость. Всею своею тяжестью навалился на эти врата наш мир, наш ад, чтоб не открылись.
«Открой мне, привратник, открой мне ворота!
Ворот не откроешь – замки я сломаю.
Сорву я запоры, разрушу пороги,
И выведу мертвых!»
V
На одном ассирийском каменном конусе, посвященном богине Милитте (по-гречески Μίλιττα, по-вавилонски Mullittu, Родительница, Мать), изображен поклоняющийся жертвеннику жрец, а над жертвенником узкий параллелограмм, геометрическая фигура ктеиса (κτείς), женского стыда, и рядом – утренне-вечерняя звезда Венеры. Явлением звезды знаменуется то, что изображаемое действие происходит на небе, в трансцендентной области.
В небе светлеющем, во исполнение пророчеств,
Я восхожу, восхожу в совершенстве.
Я – Иштар, богиня закатная,
Я – Иштар, богиня рассветная.
Может быть, и сама звезда есть огненный ктеис в темных недрах ночи, «Невесты с покрытым лицом».
VI
«Каждый вавилонянин имеет свою печать», – сообщает Геродот. Вот почему дошло до нас такое множество этих печатей-цилиндров, из ляпис-лазури, яшмы, агата, корналина, халкедона, гематита, горного хрусталя и других камней. У каждого человека – свой камень, обладающий своею магией, особою, личною. Большею частью имя владельца вырезано на нем рядом с именем того бога, которому человек посвящен, и со сложными знаками, выражающими связь человека с богом, тоже особую, личную; и тут же, между звездами, лунным серпом и солнечным диском, т. е. опять-таки в небесной, трансцендентной, области, реет параллелограмм ктеиcа, женского стыда.
Так запечатлен каждою вавилонскою печатью пол в личности – тайна Одного в тайне Двух.
VII
Что это значит, и зачем это нужно? А вот что, и вот зачем.
«Если жена отвратится от мужа своего и скажет ему: ты больше не войдешь ко мне, то испытать должно сокровенное: нет ли в чем вины ее перед мужем; и, если она непорочна, а муж нарушил закон, пренебрег ею, то никакой вины да не будет на ней: приданое свое может она взять обратно и возвратиться в дом отца своего». Это закон царя Гаммураби, от начала второго тысячелетия.
«Я – царь Гаммураби, единственный… Я показал людям свет… Путями мира вел их… И, дабы не угнетал сильный слабого, начертал я законы мои… Угнетенный да придет перед лицо мое, слова мои да услышит, и будет оправдан; да облегчится сердце его, и да скажет он: «Воистину, царь Гаммураби – отец народа своего», и да помолится обо мне от всего сердца Мардуку, богу моему».
Через сорок веков могли бы помолиться за царя Гаммураби честная женщина, Анна Каренина, и проститутка, Соня Мармеладова. Он один не сказал о них: «Мне отмщение, и Аз воздам», но, «наклонившись низко, что-то чертил перстом на земле», – не эти ли слова: «должно испытать сокровенное?» – «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень».
Да, царь Гаммураби имел право сказать: «Я показал людям свет».
Свет небесный, огонь пламенеющий,
Это ты, о богиня, над землей восходящая!
Богиня Иштар – «Жена, облеченная в солнце», или «Божия Невеста», Enitu, на вершине вавилонской башни, зиккуррата, с темным треугольником ложесен: «Ложесна Твоя престол сотвори, и чрево Твое пространнее небес содела!»
VIII
Мы смотрим на этот треугольник или параллелограмм и ничего не понимаем. «Какая мерзость!» – хохочет Вольтер, ужасается Паскаль. Но ни хохот, ни ужас не помогают Анне Карениной и Соне Мармеладовой: одна кончает под поездом, другая – в кабаке, на Сенной. Не так ли кончит и вся наша «цивилизация»? «Я думаю: не можно ли эту цивилизацию послать к черту на рога, как несомненно от черта она и происходит?» (Розанов).
Мы на горе всем буржуям,
Мировой пожар раздуем!
Нам кажется, что это пожар только социальный. Нет, не только: за громовою бурей общественной – тихая буря пола; под сверкающим огнем социальным – темные лучи полового радия.
IX
«Жены да безмолвствуют», «жена мужу да повинуется», – учит апостол Павел. Ну, а если жена отвратится от мужа и скажет ему: «Ты больше не войдешь ко мне», как это предвидел царь Гаммураби, за две тысячи лет до апостола Павла, – тогда что?
«Испытать должно сокровенное?» Нет, слова эти, начертанные перстом на песке, стерлись.
Все сокровенное в любви, всю божественную тайну Двух мы свели к «Елене Прекрасной», к женскому равноправию и полицейской регламентации публичных домов. Потухли небесные огни пола, и вспыхнули земные огни проституции. «Вавилонскую блудницу» напоминает наша христианская цивилизация так, как ни одна из языческих.
«Бог в ложеснах» – мерзость для нас; ушел Бог, пришел дьявол.
Существо нашей цивилизации – бесполое, потому что безбожное, и это не простится ей: «охладеет любовь», сойдет в ад, и проклята будет земля проклятием бесплодия.
Истощились хлебные житницы…
Люди людей пожирают от голода…
Мать дитя свое изготовила к трапезе…
И вторая Атлантида погибнет так же, как первая.
X
Что значит вавилонское поклонение ктеису? Что значит целомудрие, целость пола – целость личности, как путь к воскресению? Почему нужна тихая буря пола, бо`льшая, чем все бури общественные, все революции, чтобы мы это поняли.
XI
«Всякая женщина, рожденная в той стране, должна, хоть раз в жизни, войти в храм Афродиты, чтобы отдаться чужеземцу… В ограде святилища устроены ходы, разделенные веревками; чужеземцы ходят по ним и выбирают себе женщин, которые понравятся им. Женщина, занявшая место в ограде, уже не может уйти, пока чужеземец не бросит ей денег на колени и не совокупится с нею вне ограды. Кидая деньги, он должен сказать: «Призываю богиню Милитту!» И как бы ни был скуден дар, женщина не отказывает мужчине: это запрещено ей законом, ибо дар тот свят; следует же она за первым, кто бросит ей денег» (Herodot. I, 199).
Геродот повествует об этом, не осуждая и не оправдывая, но уже ничего не понимая, так же как мы не понимаем. Что это? «Священная проституция»? Соединение этих двух слов нелепо и кощунственно. Но, кроме слова «проституция», у нас нет другого.
Проституция есть половое самоубийство женщины. Проститутка продает тело свое и берет плату себе. Но эти вавилонские женщины и девушки, как бы ни был щедр или скуден дар, отдают его богине; и натянутая между ходами веревка уравнивает всех, бедных и богатых, знатных и простых. Здесь не может быть и похоти в грубом смысле, по крайней мере со стороны женщины: не она выбирает мужчину.
Раз в жизни посвящаются Милитте все вавилонские женщины и девушки, а иные – навсегда. Эти живут за оградою святилищ, в особых кельях, как затворницы, и называются «чистыми», kadištu, «святыми», kedeša, «невестами божьими», enitu. Строгие законы о них напоминают римские законы о весталках, или средневековые уставы женских обителей. Город Урук (Эрех) есть священный город кеде-шей, блудниц богини Иштар, и сама она – Кедеша, Блудница богов.
Есть и у царя Гаммураби закон о священной проституции, и тут же, рядом, – закон о свободе женщин в браке, о равенстве жены и мужа, непревзойденный в нашей христианской цивилизации.
Нет, мы тут, в самом деле, ничего не понимаем.
XII
Единственный смысл пола для нас – деторождение. Человек родится, чтобы родить и умереть: смертная личность, бессмертный род – таков порядок естественный, данный, и мы принимаем его, как должный, иного не ищем.
Вавилон ищет: он уже смутно предчувствует, что в деторождение включается пол не без остатка; что есть что-то в половой любви ненужное для безличного рода, но для человеческой личности самое ценное; что созидание бессмертного рода на разрушении смертной личности, этот «закон природы» – для человека беззаконие; это естество пола – данное, но не должное; и человек восстает на него. Из этого-то восстания, пусть еще слепого, грешного, но уже вещего, и родилось то, что мы называем «священной проституцией».
Всякий человек должен, хоть раз в жизни, вырваться из цепи рождений-смертей; всякий мужчина должен, хоть раз в жизни, соединиться с женщиной, и всякая женщина с мужчиной, не для того чтобы родить и, родив, умереть. Когда мужчина говорит женщине: «Призываю богиню Милитту!» – то она становится для него Милиттою, и покров стыда падает с нее, как с самой богини Иштар на дне ада, или с «божьей невесты», enitu, на вершине вавилонской башни, зиккуррата. И нечаянный гость, чужеземец, входит к ней, как таинственный Вестник с белым цветком:
Он вошел, и не боюсь,
Не боюсь я Светлоликого.
Он, как брат мой… Поклонюсь
Брату, вестнику Великого.
Белый дал он мне цветок…
XIII
«И разрушил (царь Иосия) домы блудилищные, которые были при храме Господнем, где женщины ткали одежды для Астарты… И высоты… их же устроил Соломон, царь Израилев, осквернил… и наполнил место их костями человеческими» (Четв. Царств. XXIII, 7–14).
Но не там ли, на этих высотах, воспел царь Соломон Суламифе, смуглой пастушке, «дикой серне гор бальзамических», чистейшую песнь чистейшей любви, Песнь песней?
На ложе моем ночью искала я того,
кого любит душа моя;
искала его и не нашла его.
Встану же я, пойду по городу,
по улицам и площадям…
Встретили меня стражи,
обходящие город…
«Не видали ли того, кого любит душа моя?»
Избили меня стражи, изранили,
сняли с меня покрывало…
(III, 1–3; V, 7)
«Покрывало стыда» сняли с нее, как с блудницы или с самой богини Иштар. Но в ту же ночь постучался к ней Чужеземец, таинственный Вестник с белым цветком.
«Отвори мне, сестра моя,
возлюбленная моя… чистая моя!..»
Я встала, чтобы отпереть…
и с рук моих капала мирра,
и с перстов моих мирра капала на ручки замка…
(V, 2–5)
Не этой ли миррою наполнила сосуд свой Грешница, чтобы разбить его у ног Господа и приготовить тело Его к погребению?
И первая увидела тело Воскресшего.
«Крепка, как смерть, любовь», – это и значит: предельный смысл пола не вмещается в родовое бессмертие, личную смерть; предельный смысл любви – не рождение смертных, а воскресение мертвых.
XIV
Вот какую любовь назвали мы блудом; вот какие «высоты» мы осквернили, наполнили костями человеческими. И тщетно поет Церковь Песнь песней о Суламифе Невесте: мы уже не понимаем, что это значит. Вавилонские корни христианского цветка вырваны, и цветок увял.
Но и в самом Вавилоне, так же как в Египте, Ханаане, Хетте, Эгее, Израиле – во всем Отчем Завете – брезжит Завет Сыновний – христианство до Христа. И здесь уже борется с Эросом Антэрос, с полом – противопол.
XV
«Варвары стыдятся наготы», – удивляются эллины (Геродот), люди Запада, религиозно угасающего пола, сравнительно с людьми Востока. Но вот Египтяне, тоже «варвары», наготы не стыдятся: прозрачный египетский лен – «тканый воздух» – почти не скрывает нагого тела, и это, конечно, не только потому, что здесь жарко, но и потому, что здесь еще не совсем исчез с человеческого тела след рая.
В Вавилоне лен заменяется шерстью, опять-таки не только потому, что здесь холоднее, но и потому, что след рая здесь уже совсем исчез. На шумерийских памятниках люди и боги изображаются в тяжелых длинных юбках из косматой или волнистой козьей шерсти, со множеством оборок, воланов, напоминающих наши старомодные женские платья: покров на покрове – стыд на стыде. Только жрец, barû, приносящий жертву, обнажается. Здесь, может быть, еще уцелела древняя связь Вавилона с Египтом.
Но, вообще, чувство наготы, как чувство греха, родилось здесь же, в Вавилоне. Прикосновение к нагому телу, мужчины или женщины, не очистившихся после соития, оскверняет, как прикосновение к трупу.
Так в Вавилоне, так и в Израиле. В обоих уже открывается наш «дурной глаз» на пол, как на трансцендентно-нечистое.
XVI
«И открылись глаза у обоих, и узнали они, что наги… И сказал (Бог Адаму): кто сказал тебе, что ты наг?» (Быт. III, 7–11). Сказал Сын. Пол – в Отце, противопол – в Сыне. Или так, по крайней мере, людям кажется.
XVII
Противопол, сила полового отталкивания, действует в Таммузовой мистерии, так же, как в Гильгамешевом мифе; но в мистерии – религиозно-положительно, как иное «да», а в мифе – отрицательно, как единое «нет»; в мистерии вскрывается «противоположное – согласное» в поле и в личности, как путь к воскресению, а в мифе – противоречивое – несогласуемое, как путь к смерти.
XVIII
Гильгамеш, победив исполина Гумбабу, вступает в торжественном шествии в город Урук.
Омыл он одежды, оружие вычистил,
Распустил по плечам кудри прекрасные,
В светлые ризы облекся, препоясался,
Возложил на главу свою царский венец.
Взглянула Иштар на красу Гильгамешеву:
«Будь, Гильгамеш, будь супругом моим,
Подари мне цвет плоти твоей,
Будь мне мужем, я буду женою твоей!
Дам тебе колесницу из ляпис-лазури и золота,
С золотыми колесами, с алмазными дугами,
Запряженную крепкими мулами.
Когда же вступим в чертог наш, в благовонии смол,
Все цари земли тебе поклонятся,
Облобызают стопы твои властители,
Принесут тебе дани гор и долин.
Козы твои – тройни, овцы двойни будут метать;
Весить будет осел твой, что весит лошак,
А лошаку в ярме не будет равного;
И кони твои колесницу, как вихрь, помчат!»
Гильгамеш открывает уста свои,
Так говорит богине Иштар:
«Оставь себе дары свои, владычица!
Будет с меня и одежды моей,
Будет с меня и пищи моей!
Вот, я вкушаю брашна богов,
Упиваюсь царскими винами…
Ты же подобна двери, под бурей незапертой,
Подобна ты крыше, готовой обрушиться,
Подобна слонихе, стряхнувшей седло свое,
Подобна ты ноше, согнувшей носильщика,
Подобна ты камню, стены не держащему,
Подобна ты злому талисману вражьему,
Подобна ты узкой, жмущей обуви!
Кому из мужей своих осталась ты верною?
Вот, пересчитаю всех твоих любовников
И счету итог подведу:
Судила Таммузу, любовнику юности,
Ты из году в год плачи надгробные;
Полюбила Аллалу, крапчатого Ястреба,
И крылья ему изломала; ныне живет он в лесу,
«Крылья мои, крылья!» – стонет жалобно;
Полюбила ты Льва многосильного
И дважды семь западней ему вырыла;
Полюбила Коня быстроногого
И загоняла его плеткою до смерти;
Полюбила Табулу, пастуха овечьего, —
Обернула его волком, и псы растерзали его;
Полюбила Ишулану садовника,
Обернула его мышью летучею.
Ныне меня полюбила – и так же погубишь, как тех!»
(VI, 1–77)
Оскорбленная богиня восходит на небо к Ану, отцу своему, и молит его отомстить Гильгамешу. Ану сначала отказывает, но когда она грозит сокрушить врата адовы и выпустить мертвых, то насылает на Гильгамеша Тура небесного. Огнедышащий Тур опустошает землю Урука. Но Гильгамеш и Энгиду, загнав чудовище в болотные камыши Евфрата, убивают его.
Взошла богиня Иштар на стену Урукову,
Вспрыгнула на зубец стены, воскликнула:
«Горе тебе, Гильгамеш, надо мною надругавшийся,
Умертвивший Тура моего небесного!»
Услыхал Энгиду слово Иштар,
Оторвал член у Тура небесного
И бросил богине в лицо:
«Так же будет и с тобой, проклятая!»
(VI, 174–181)
XIX
Вот предел кощунства; дальше идти некуда, дальше и мы не пошли.
Богиня Иштар – из всех вавилонских божеств величайшее.
Нет Бога истинного, кроме Тебя!
«Матерь богов», Ummu ilâni, была уже тогда, когда никого из них еще не было. Как дитя знает и любит мать раньше отца, так и все человечество: путь его – от Матери-Земли к Отцу Небесному, а может быть, и обратно, от Отца к Матери. Мать – первая святыня человечества и последняя. Вот почему хула на Мать, как хула на Духа, не прощается.
Не простилась и Гильгамешу. Вечной жизни ищет он – и находит вечную смерть. Казнь за кощунство – безбожие, а за безбожие – бессмыслица мира: «дно горшка с нечистыми объедками».
XX
Но и в кощунстве, так же как в святыне, пол связан с Богом: кто против пола, тот против Бога.
Связан пол с личностью на обоих полюсах: восстановление, исполнение личности есть воскресение; но личность без пола – тайна Одного без тайны Двух – не может исполниться. Вот почему не находит Гильгамеш вечной жизни: «воскресительница мертвых», mubali-tat mîti – есть богиня Иштар, а ее-то он и отверг.
XXI
Богиня любви могла бы ответить ему, как Дух Земли отвечает Фаусту:
Du gleichst dem Geist, den du begreifst, Nicht mir!
Ты равен духу, коего постиг, – Не мне!
Мукам и злодействам пола подводит Гильгамеш верный итог, но требует уплаты по счету не там, где следует. Проклят пол, искажен, осквернен, но не Богом, а человеком. В человеческий ад нисходит богиня Иштар, и люди вопиют к ней из ада: что ты с нами сделала? А она отвечает им: что вы со мною сделали?
XXII
Divina Astarte… hominum deorumque vis, vita, salus;
Rursus eadem quae es pernicies, mors, interitus!
Ты, богиня Астарта… людей и богов жизнь, сила,
спасение;
Ты же – и смерть, разрушение, гибель!
(Plaut. Mercator, IV)
Люди сами выбирают жизнь или смерть в поле. Выбрали смерть – и смертоносный пол опустошает землю, как «огнедышащий Тур».
XXIII
Суд тебе изреку я, блудница,
И он никогда не изменится.
Вот, проклинаю тебя проклятием тяжким…
Будет домом твоим улица,
Тень стены – твоим убежищем,
Изнемогут ноги твои от усталости,
Пьяный и трезвый будет бить тебя по щекам…
За то, что ты скорбь на меня навела,
Выманила в город из полей моих.
(Gilgam. VII, 125–142)
Так проклинает зверебог Энгиду блудницу богини Иштар. «Суд тебе изреку я, блудница», – начинает Энгиду, а кончает св. Иоанн на Патмосе: «Суд твой пришел…» «Пал, пал Вавилон, великая блудница!» (Откр. XVIII, 10; 2).
То, что мы называем «цивилизацией», и есть «Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным» (Откр. XVII, 5), ибо, воистину, душа цивилизации – блуд: за растленным обществом, растленною личностью – растленный пол. И ведь уж, конечно, не только языческой, но и нашей христианской цивилизации предсказан этот страшный суд.
Пьяный и трезвый будет бить тебя по щекам, начинает Энгиду, а кончает св. Иоанн на Патмосе: «Возненавидят блудницу, и разорят ее, и обнажат, и плоть ее съедят, и сожгут ее в огне» (Откр. XVII, 16). В огне мирового пожара:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем!
«И восплачут и возрыдают о ней цари земные… когда увидят дым от пожара ее» (Откр. XVIII, 9).
За явным пожаром – тайный, тление полового радия; за всемирным бунтом – блуд всемирный.
XXIV
То, что мы называем «цивилизацией», движется в том, что мы называем «прогрессом», – в поступательной смене родов, рождений, в половой динамике. Вот почему «маленькая ошибка» в передвижении рельсовой стрелки, именно здесь, в точке пола, может погубить весь прогресс и всю цивилизацию. Эту маленькую ошибку мы и сделали, вынув религиозную душу из пола.
XXV
Праведен ли суд Божий над «вавилонскою блудницею»? Праведен. Ибо наша «великая цивилизация» – великая Проститутка – воистину «растлила землю» (Откр. XIX, 2).
Весь вопрос в том, действительно ли та, которой поклонялась вся языческая, Отчая древность, под именем Изиды-Иштар-Астарты-Анагиты-Кибелы-Деметры, есть блудница.
Du gleichst dem Geist, den du begreifst,
Nicht mir!
Плоть Господа – от семени Авраамова. Но уже Авраам у вавилонян, в Уре Халдейском, мог слышать эту молитву к богине Иштар, как бы христианский акафист Пречистой Деве Матери:
Царица всемогущая, милосердная заступница,
Нет иного прибежища, кроме тебя!
В веках и народах произошло – страшно сказать – смешение Пречистой Девы Матери с «вавилонскою блудницею», святого пола с проклятым, и от этого смешения гибнет мир.
XXVI
Нехотя говорю я об этих страшных тайнах, не потому, что боюсь кощунства и соблазна. В религии мы уже давно не соблазняемся и не кощунствуем: как соблазняться несущим, и зачем бросать камни в пустое небо? Говорю об этом нехотя, потому что это сейчас никому не понятно и не нужно.
Вообще люди не глупы: легко понимают трудного Маркса и еще более трудного Эйнштейна. Только в религии глупеют вдруг неестественною глупостью, не понимают самого простого, потому что им этого не нужно понимать, или нужно это не понимать. То, о чем я сейчас говорю, самое для них ненужное, и потому самое непонятное.
XXVII
Третье лицо Пресвятой Троицы – Лицо Женское.
По-гречески Πνευμα, Дыхание, среднего рода, по-латински Spiritus, Дух – мужского рода, по-еврейски Ruach, то мужского, то женского, по-арамейски Ruacha – всегда женского. Иисус Назарянин говорил на языке арамейском: Его язык прикасался к этой тайне – к существу Женскому в Боге.
Там, где есть только мужское, еще нет пола; пол начинается там, где есть мужское и женское. В Бога включается пол только с Существом Женским. Мы этого не делаем, потому что пол для нас проклят, и половая символика кощунственна, т. е. была бы кощунственна, если бы мы еще могли кощунствовать. Но сказать: Отец родил Сына, не значит ли уже начать половую символику?
XXVIII
Мы не умеем ни говорить, ни даже думать о Боге. Вся наша теология есть «мифология». Но ведь и весь наш язык насквозь мифологичен, баснословен, условен, как условна вся наша земная Евклидова геометрия. Мы говорим: Бог есть; но, может быть, человеческая категория бытия столь же несоизмерима с Богом, как и человеческая категория пола.
Человек или совсем не думает о Боге, отпадает от него, как отпали мы, или приникает к нему всем существом своим и чистейшею, огненнейшею точкою существа своего – Полом.
XXIX
«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт. I, 1–2).
«Носился», «опускался», как птица с распростертыми крыльями опускается, чтобы высидеть яйцо. «Дух Божий», Ruach, Душа («душа» не то слово, но другого нет), Душа Божия «высиживала» мир из хаоса, как птица высиживает яйцо.
XXX
И на Озирисову мумию опускается богиня Изида, ястребиха с распростертыми крыльями: высиживает воскресшее тело его из мертвого, как птица – яйцо.
«Сколько раз хотел я собрать детей твоих (Иерусалим), как птица собирает птенцов своих под крылья, – и вы не захотели», – говорит и Сын, как Мать (Матф. XXIII, 37).
XXXI
Голубь есть птица Девы Матери – вавилонской Иштар, ханаанской Астарты, сиро-финикийской Ашеры, тиро-сидонской Танит и той для нас безыменной богини преэллинской (Крито-Эгейской), которая потом названа Афродитой-Уранией.
«Крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него» (Матф. XVI, 3).
Не он, а Она – Ruach – ниспускалась, носилась над водами Иордана, так же, как в начале Бытия – над водами бездны.
XXXII
«Деяния Фомы, Acta Thomae, сообщают евхаристическую молитву первых христиан: «Сниди, Голубица Святая… сниди, Матерь Сокровенная… даруй нам приобщиться Тебе в тайнах сих, совершаемых во имя Твое» (Act. Thom. – Bousset. Hauptprobleme der Gnosis, 66).
Так Евхаристия древнейшая совершается во имя Духа-Матери. И крещение тоже (Ibid., XXVII. W. Bousset, op. cit., 66).
«`Η μήτηρ μου το ¥γιον πνευμα. Матерь Моя, Дух Святый», – говорит Иисус в Евангелии от Евреев (Hieronim. In Mich., VII, 16. – Origen. In Iohan., 11, 6).
«Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (Лук. I, 34–35).
Всевышний есть Отец; Дух Святый, Ruach – Мать. В пречистом теле Марии Отец соединяется с Матерью.
XXXIII
Бог есть Мать: к тайне этой, в христианстве еще не раскрывшейся, уже прикасаются идолы каменного века, глиняные фигурки Матери с Младенцем, находимые всюду, от Двуречья до Атлантики, по всем путям христианства будущим.
Может ли это быть? Может. Как тень Сына, еще не пришедшего, уже легла назад, на все человечество, до начала времен, – так и тень Матери.
Озирис-Таммуз – тень Сына предсказывает не только то, что Он уже сделал для нас, но и то, что Он еще сделает.
XXXIV
«Ištar Mami» – «Мама», – пролепетал Вавилон первым детским лепетом, и это ему зачтется в веках и в вечности.