Читать книгу Возвращение жизни - Дмитрий Шульман - Страница 4

Январь, крещенские морозы, красное солнце торопливо плывет над самым горизонтом… Холодно. Мы гуляем во дворе, снега много, но он не лепится, и крепость построить нельзя. Лыжи и коньки уже надоели, самодельные клюшки долго не выдерживают, но заняться чем-то надо.

Двор небольшой, прямо посередине между двумя двухэтажными домами (по шестнадцать квартир в каждом) вкопаны столбы. На них натянуты веревки, на которых сушится, а точнее сказать, вымораживается белье. Летом из-за него нам нельзя играть в футбол. Все соседки и наши матери ругают нас:

– Не пылите, уходите, идите на стадион или на школьный двор… Нечего тут мяч пинать, а то будете сами воду с колонки таскать да белье полоскать…

Короче, не было летом нам места во дворе. Откровенно говоря, после лет этак девяти двор и так становился для нас тесен. Но это летом. Зимой – совсем другое дело. Белый снег, чисто, белье замерзает, большие простыни, полотенца, разная одежда – все висит почти до земли, создавая лабиринты, где можно поиграть, например в прятки.

Тот день был обычным: утро, школа, обед, уроки. Еще надо натаскать дров, протопить печи, принести воды. Время бежит быстро. Вот и вечер, сумерки. Уже на пороге меня пытается остановить мама:

– Ты куда собрался?.. Гулять?

Заходить обратно нельзя, задерживаться рискованно, можно и дома остаться, поэтому стою на пороге. Предвосхищая следующие вопросы, тороплюсь ответить:

– Да я уроки сделал! Вода вроде есть… Если что, позже схожу, потом, как погуляю.

Конечно, хитрю: воды меньше, чем полведра, если налить чайник, наполнить кастрюлю, а заодно и умывальник, то она закончится, и ведро будет пустым.

– Мороз большой. Ты тепло оделся?

Вопрос застает меня врасплох. Но дальнейшую суть разговора знаю хорошо. Не люблю кальсоны китайского производства под названием «Дружба». Такая дружба мешает нормально гулять. Зная заранее, что сейчас спросит мама, отвечаю продуманно:

– Кальсоны не надел, но штаны теплые.

– Ты скажи еще, что трусы теплые… – строго говорит она и рукой показывает, мол, возвращайся одеваться. Это точно не входит в мои планы, и непредсказуемый ответ заставляет ее задуматься и улыбнуться:

– Мам, я двое трусов надел, двое! Теперь точно будет тепло…

От неожиданности она соглашается:

– Хорошо, иди гуляй, но недолго. Придет с работы папа, будем ужинать.

Свобода!!! Можно идти гулять! Можно бегать и прыгать – эти ненавистные толстые кальсоны абсолютно точно не будут мешать.

Друзья радостно встречают во дворе. Для начала идем играть в хоккей. Клюшки в магазине продавали крайне редко, а ломались они очень часто. Конечно, в большинстве случаев мы, мальчишки, делали их сами: аккуратно выпиливали дощечки, склеивали столярным клеем, обматывали изолентой. Но и самоделки приходили в негодность мгновенно, особенно если играли настоящей шайбой. Был еще один вариант изготовления клюшек, но для этого надо было найти изогнутую ветку дерева соответствующих размеров, что не всегда удавалось.

Играли в хоккей рядом с домом, прямо на укатанной машинами и санями дороге, которая по вечерам практически пустовала. Иногда на коньках, чаще – без. Коньки с ботинками были редкостью, лишь немногие счастливцы могли ими похвастаться. А в валенках с прикрепленными самым непостижимым образом «снегурочками» гонять шайбу очень неудобно.

…К вечеру мороз усилился. Свежий воздух наполнился легким запахом печного дыма и ароматом еды – хозяйки готовили ужин. Стемнело быстро, полная луна, звезды. Наверное, всем знакомо возникающее в такие моменты ощущение бесконечности детства…

Вчетвером – двое на двое – долго не побегаешь, а тут еще Игоря позвали домой. Мы остались втроем. Отец задерживался на работе, я задерживался на улице.

Стоять на месте было невозможно, стали просто бегать, дурачиться. И не заметили, как оказались возле белья. Что тут только не висело: простыни, полотенца, брюки, рубашки. Наше внимание привлекли огромные, как парашюты, женские трусы. Мы перемещались в лабиринте развешанных вещей, и они нам помешали. Сергей взял и согнул их пополам, а Сашка тут же разогнул обратно. Меня это заинтересовало. Промерзшая ткань очень легко гнулась. Раз, два, три и еще – мы сгибали и разгибали объемистые рейтузы из плотной ткани с начесом – и вдруг они с треском разломились пополам…

Это было имущество соседки из десятой квартиры. Когда она проходила по двору, дядя Вася, отслуживший на флоте, провожал ее взглядом и почему-то постоянно произносил одну и ту же фразу:

– Вот это корма так корма проплывает…

Мы ничего не понимали, но смеялись вместе со взрослыми. Тетя Нина порой это слышала и сверкала белозубой улыбкой. Но мы-то хорошо знали, что так же улыбаясь, она всегда громче всех кричала, прогоняя нас со двора…

Легкий шок от произошедшего сменился вдохновением. Бюстгальтеры ломались посередине очень хорошо и быстро… На третьем мы остановились. Он был гигантского размера, и когда Серега, несмотря на холод, стягивающий кожу, натянул половинку себе на голову, его лицо расплылось в счастливой и одновременно глупой улыбке. Мы смеялись, глядя на него, надрывая животы, падали на снег.

– Вот это шапочка! Чепчик для младенца, – Сашка, куражась, приседал в толстом драповом пальто, притопывая ногами в валенках.

– Какой чепчик?.. Это же шлем для рыцаря, – Сергей оглянулся по сторонам, поднял половинку трусов, – а это щит!

Уже все трое мы надели на головы «шлемы», взяли в руки «щиты» и, хохоча, начали толкаться, скользя по перемерзшему снегу. Что нами руководило, тяжело понять и объяснить. Мы знали, что чужое трогать нельзя, тем более портить. Но в тот студеный зимний вечер мы совершили удивительно радостное открытие. Ну где и как еще можно было не порвать, а поломать трусы!..

Однако позднее время и уж совсем разошедшийся мороз прекратили наше гулянье, мы поспешили домой. «Доспехи» аккуратно сложили возле колодца: четыре «щита» и шесть «шлемов» разных размеров и цветов…

На следующий день утро началось раньше обычного. Мороз и ветер сделали свое дело: выбираться из теплой постели в утренний холод квартиры не хотелось. Печь почти остыла. Погреться можно было только с одной стороны. Окна со стеклами, разрисованными узорами, с застывшим внутри льдом, тепла не добавляли. Было слышно, как в подъезде кто-то спустился со второго этажа, потом поспешно поднялся наверх. Через короткое время вниз спускался уже не один человек.

В дверь постучали, отец открыл. На пороге стоял ухмыляющийся сосед со второго этажа, рядом Серега, за ним с раскрасневшимся лицом разъяренная соседка из второго подъезда. «Веселенькая компания», – только и успел подумать я, но, глядя на кислую гримасу друга, засомневался.

– Рыцарь проснулся? – с порога спросил сосед.

Отец, не зная, о чем идет речь, все же понял, что рыцарем могу быть только я. Зато мне все было ясно и, конечно, совсем уже не хотелось быть средневековым воином и надевать на голову шлем. Стопку этих «головных уборов» держала в руках соседка. Она все время пыталась выдвинуться из-за спины дяди Лени и показать моим родителям наше творчество.

Мама выглянула из кухни. В это время Серега подпрыгнул от толчка в спину (это постаралась тетя Нина) и оказался внутри квартиры. Путь для серьезного разговора был открыт. Изогнувшись узкими плечами и широкой «кормой», соседка протиснулась внутрь и, размахивая поломанными лифчиками и еще не совсем оттаявшими трусами, закричала, загудела, как пожарная машина:

– Вы посмотрите! Посмотрите, что они наделали, рыцари!..

Она подлетела к Сереге и протянула ему «шлем»:

– Покажи, как ты это вчера надевал? Покажи новый фасон!

Друг молча спрятал руки за спину, наклонился. Тогда она сама нахлобучила ему на голову наше изобретение. Сделала шаг назад, словно любуясь.

– Твой размер? – спросила, упершись руками в бока, а потом повернулась ко мне. – Иди сюда, я тебе тоже подберу!

Я совсем не хотел выходить в коридор. Серега тоскливо стоял с остатками бюстгальтера на макушке. На груди, зацепившись за плечо, как аксельбант, свисала лямка.

Спас его сосед сверху:

– Нина, это точно твой, ему восьмой не годится, великоват…

Женщина сначала оторопела, а потом расплылась в улыбке. Мои родители ничего не понимали. Между тем соседка хотела показать то, что было у нее спрятано в другой руке. Но не успела: вмешался дядя Леня, он был очень уважаемым в нашем дворе человеком.

– Свою половину я уже успокоил! И ты, Нинка, – он не мог сдерживать смеха, – ты тут своими трусами не тряси. Рыцарей не пугай! Все понятно? Они сегодня будут весь двор от снега чистить! Думаю, возражений ни у кого не будет.

Соседка растерянно держала в руках остатки белья, Серега осторожно стащил за лямку «шлем» и неловко отдал хозяйке. Тетя Нина как-то безропотно взяла его и прижала к груди. Отцу не все было ясно, и он, как и мать, не понимал «технологии» случившегося.

– Ты тоже в рыцарей играл?! – спросили они меня почти хором.

Пришлось все рассказать, за исключением того, что третьим был Сашка. Его мы не сдали. Правда, никто особенно и не расспрашивал, сколько нас там было…

После три дня в хоккей не играли, мне еще и книги запретили читать.

Специальных лопат всем мальчишкам, желающим чистить снег, не хватило. Особенно старательно расчищали под окнами проплывающей «кормы». Она несколько раз выглядывала из-за белоснежных занавесок, удивленно щурилась, всматриваясь сквозь стекло, и резко их задергивала.

Заснеженный двор был идеально расчерчен дорожками. Наши сверстники из соседних домов ничего не понимали. А родители еще долго называли нас рыцарями…