Читать книгу Пасынок Вселенной. История гаденыша - Дмитрий Слай - Страница 18

«Вот так и Гитлер оправдывался: «Я случайно убил евреев!».

Грегори Хаус. Доктор медицины и сволочь.

Наутро меня снова привели в кабинет Капитана. Интересно, кто-нибудь из вновьприбывших ставил такой рекорд? Два посещения директора исправительного заведения за три дня пребывания.

В канцелярии я искоса глянул на кнопку пожарной тревоги. Она была в нормальном положении, но стекла не было. Интересный факт.

Капитан сидел в своем мастодонтовом кресле. Был он мрачен и напоминал, наверное, грозовую тучу в представлении голливудского режиссера, снимающего фильм про торнадо. Впрочем, может, я неправильно угадал его эмоции? Черт, мне бы теперь в своих разобраться.

Не говоря ни слова, Капитан показал мне на кресло. Я сел.

Молчал он долго. Очень долго. И мне вдруг подумалось, что он вообще не знает что сказать и как начать разговор.

Меня же больше беспокоило то, что произошло ночью. И, словно прочитав мои мысли, Капитан сказал:

– Какой-то придурок включил сигнализацию в канцелярии. Можешь себе представить? Просто разбил стекло и дернул за рычаг. Узнаю какая скотина осмелилась – шкуру спущу.

Не спустишь, подумал я. Даже если узнаешь – один черт не поверишь.

– Ладно, – махнул он рукой. – Поговорим о наших делах.

Он поднялся с места и подошел к окну. Я первые увидел его вблизи во весь рост, увидел как он двигается. Он прихрамывал, но все равно передвигался весьма уверенно и ловко. Чувствовалось, что сбить его с ног, вывести из равновесия будет равносильно тому чтобы сбить поезд с рельсов. Очевидный хищник. Мне ли не почувствовать?

– Неизвестно вернется ли к нему зрение, – сказал Капитан, глядя в окно. – Серьезные травмы гортани. Он в коме, но интубировать не смогли – пришлось резать. Так и лежит в трубкой торчащей из горла.

Ну и как я должен на это реагировать? Я решил, что пока никак.

– Повреждения внутренних органов, – продолжал Капитан, – трещина в тазовой кости. Он словно под машину попал.

И зачем он мне все это говорил? Неужели всерьез хочет вызвать во мне некое сочувствие? Или ужас от осознания содеянного? Или он не в курсе что там на самом деле произошло?

– Ты знал, что он мой племянник? – спросил вдруг Капитан.

– Нет, – соврал я.

– Так вот, он мой племянник. Мой младший брат – его отец… Я его вырастил, можно сказать – в смысле, отца. Я на пятнадцать лет старше. И когда у него родился мальчик… Сперва все радовались. И потом радовались. Но когда мальчик вырос… Знаешь за что он оказался в этом заведении?

– Я тут всего три дня, – сказал я. – И два из них просидел в карцере. Я вообще ничего не знаю.

Он вдруг оказался рядом со мной, навис, схватил меня за плечо и приблизил лицо почти вплотную.

– Не дерзи мне, сопляк, – прошипел он. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы тебя не придушить. Единственная причина по которой я этого не делаю – потому что никак не могу решить, правильно это будет, или нет… И что тут вообще может быть правильным. Так что не провоцируй.

Если честно, я не испугался. Но изо всех сил делал вид, что боюсь. Потому что именно этого он от меня и ждал. А дразнить хищника в его логове – глупая затея, если только у вас нет при себе крупнокалиберного карабина и вы не знаете повадки этого хищника. А не испугался я потому, что увидел в его глазах что угодно, только не ярость. И не негодование. Он, очевидно, не был ни удивлен, ни шокирован произошедшим. Но явно был и удивлен и шокирован тем чем все обернулось.

Капитан еще какое-то время посверкал на меня глазами, потом отпустил.

– Когда ему исполнилось четырнадцать, – продолжил он, – он весил уже семьдесят килограммов и был ростом на голову выше меня. Однажды в школе он… Он прижал одного мальчишку в туалете, и… – Капитан замолчал. Потом продолжил: – Его хотели отправить к психиатру и поставить диагноз, но мы с братом смогли его уберечь. Чего нам это стоило… А через полгода он почти добился своего от другого мальчишки. Черт, если бы это не был мой племянник, я бы давно уже его упрятал, чтобы спасти других ребят. Но он был сыном моего брата. Брат просил, умолял… И я снова его спас. Перевел в другую школу. Где он, наконец, и… Реализовался.

Реализовался? Мне послышалось, или он сказал «реализовался»? И вообще, зачем он все это мне рассказывает? Все это звучало настолько бредово, что я ляпнул первое, что пришло на ум:

– И вы поселили меня к нему в комнату.

Я не спрашивал. Просто констатировал факт.

– Да, поселил, – вздохнул Капитан. – После того, что случилось, единственное, что я мог сделать не для него даже, а для своего брата – определить парня в мое заведение. И он тут держался почти год. Ничего серьезнее небольших потасовок… И в какой-то момент я решил… Что он исцелился, наверное.

– Он собирался трахнуть меня! – рявкнул я. – И, насколько я понял, все ребята в комнате – да что там, вся Шестерка – прекрасно понимала к чему идет. А вы один ничего не знали?

Странно, я думал, он разозлиться, но он только печально вздохнул.

– Он держался почти год. Мы с братом надеялись, что он успокоился. И, едва я увидел тебя, сразу понял, что если он удержится в твоем присутствии…

– Вы что, использовали меня как приманку? – ошалел я. Впрочем, как ни странно, на том уровне функционирования, которому обучил меня Виктор, такой ход казался достаточно логичным. Я же проходил один из уровней своей инициализации таращась на труп. Так почему бы и нет?

– Можно сказать и так, – спокойно согласился Капитан.

– Умно, – сказал я. – Но ваш эксперимент провалился.

Он долго не отвечал, а потом проговорил с трудом сдерживая то ли гнев, то ли отчаяние:

– Мой брат умолял меня помочь его сыну. Я сам хотел помочь. Хотел уберечь. И вот теперь его сын в коме на аппарате жизнеобеспечения, и неизвестно, сможет ли он выкарабкаться. И все это с ним проделал тощий тринадцатилетний красавчик.

– А что, я должен был позволить ему меня трахнуть? – осведомился я.

Капитан посмотрел на меня исподлобья и спросил в ответ:

– А что, дело только в этом?

– А… в чем еще? – растерялся я.

– Знаешь, я побывал на трех войнах. Стреляли в меня, стрелял я. Я убивал людей, резал часовых. И спустя годы я вдруг понял, что оправдания можно найти для чего угодно. Но сейчас… Странно, почему-то я даже виноватым себя не чувствую.

Я пожал плечами, не зная как реагировать.

– Я уже десять лет возглавляю это заведение, – сказал Капитан. – И до сих пор не видел такого странного пацана как ты. Ты весь такой красивый, умный, замечательный, но… как будто не настоящий, что ли. Как будто внутри тебя прячется кто-то мерзкий и опасный. Сдается мне, что внутри ты так же уродлив, как красив снаружи. Или я ошибаюсь?

Я снова пожал плечами. Нет, ну а какой ответ он хотел бы услышать?

– Любой нормальный пацан, едва сообразив что происходит в комнате и к чему все идет, наложил бы полные штаны. Любой нормальный пацан поставил бы на уши всю школу, прибежал бы ко мне, все бы рассказал. Или просто попытался бы сбежать, найти помощь… А ты вместо этого стал выжидать. И даже не испугался, по-моему. Знаешь, когда я воевал, мне приходилось видеть, как мальчишки чуть постарше тебя убивают и умирают. И перестают быть мальчишками. И я учил их убивать и не умирать. Учил стрелять в живых людей, учил вгонять нож в шею, в живот, пробивать грудину, чтобы достать до сердца. В живое – в такое же тело, как их собственное. И ты знаешь, смотрю я на тебя, и мне кажется, что тебя и учить-то не понадобилось бы. Только ведь воевать ты не стал бы. Чтобы воевать, нужно во что-то верить, А ты не веришь.

Я его слушал, и пытался понять, каким таким мистическим образом он все это вычислил. Определил в течение пятиминутной беседы при моем поступлении? Прочитал в личном деле? Или сообразил, проанализировав, как я разделал ублюдка его младшего братца? И тут до меня дошло с чего он сделал все эти выводы. Буквально за секунду до того как он сам мне сказал.

– Как выяснилось, я не так уж тщательно изучил твое короткое, но такое насыщенное прошлое, – мрачно сообщил Капитан. – Вчера я снова позвонил в твою школу, в приют. Я готов был из них кишки вынуть. То есть, готов был вынуть их из тебя, но что-то не давало мне покоя.

– Не надо, – еле слышно прошептал я.

Он глянул на меня задумчиво. Очевидно, сразу понял о чем я. Понял, что я догадался.

– Я узнал с кем ты там, как это теперь говорят, тусовался. А зная кем он был на самом деле, представляю чему он тебя учил.

Я сжал подлокотники кресла так, что побелели пальцы. Не хотел ничем себя выдавать, но ничего не смог поделать. Видимо, это оказалось то единственное, чем меня можно было задеть, причинить боль. Капитан, разумеется, заметил мою реакцию и понимающе кивнул. И тут вдруг я осознал, что он-то совсем не дурак, а напротив – чертовски умен. И видимо, хороший педагог. А хороший педагог не может быть придурком. А значит, мне надо было понять это раньше. Ишь ты, решил, что он обычный бывший армейский долболюб. На тебе, жри, щенок самоуверенный.

– Надо, – как-то неожиданно мягко сказал Капитан. – Надо, мальчик. Я виноват перед тобой. Но это… Ты сирота. Вырос в приюте. Ни родных, ни близких. И, очевидно, ты всегда был не таким как все. В наше время просто нормальные симпатичные и умные дети по определению оказываются не такими как все. И ты ожесточился. А потом встретил того, кто оказался достаточно необычен и внимателен, кто смог принять тебя таким, каким ты, как тебе кажется, был. В детстве такое бывает – он заполнил для тебя весь мир. А потом он оказался…