Читать книгу Правила свободы. Структура процесса сознательной организации поведения и факторы его определяющие - Дмитрий Тимофеев - Страница 14

Разрешение противоречий, как собственно человеческая личностная энергия, является ресурсом для личностной активности. Каждый, наверное, сможет сказать что-то свое о свободе, нашим же постулатом является постулат о том, что свобода – основной ресурс личности. Сохранения себя как актора, того, кто действует, возможности располагать собой, своими решениями, опираться на это. Современные обстоятельства предлагают нам высокие требования относительно возможности выбора и активности. Основным ресурсом личности является понимание человеком того, что он свободен. Ребенок свободен, когда его любят. Подросток свободен когда он может закрыть за собой дверь. Свобода в отношениях – это способность с Другим становиться собой в более свершившемся творческом качестве. И четвертая свобода, – быть собой в мире, делать, творить.

То есть, мы можем говорить о том, что человек активен из разного рода обусловленностей. Технически обусловленности представляют собой размещение «точки приложения ответственности» где-то вне себя: я делаю что-то, потому что люблю кого-то, или потому что я боюсь за кого-то или за что-то. В том случае, когда мы говорим о личной сознательной активности, непременным фактором, делающим это явление возможным, является переживание целостности как возможности, права и желания творить.

Свобода – качественное понятие, то есть основанием для любого принятия рамок (опор) должно являться свободовольное решение их принять. Когда мы говорим о решении принять границы, мы также имеем в виду, конечно, возраст. Момент организации поведения является центральным в любом воспитании. Как мы покажем далее, в детском возрасте все основные способы регуляции поведения происходят через сознание, в поле которого через коммуникацию включает ребенка мать.

Приближаясь к подростковому возрасту, ребенок должен сам сознательно брать ответственность за все те механизмы организации поведения, которые ему предложили на этапе предыдущем. Отсутствие тяжелых конфликтов в моделях организации поведения дает возможность реализации внутренних интересов уже на более зрелом в социальном отношении поле.

К конфликтам и проблемным местам относим, например, наличие у подростка проблемы самооценки. Как мы понимаем, это проблема принятости (безопасности, определенности) в детстве. Она усиливается наличием у подростка возросшего самосознания и понимания необходимости выбирать. Именно эта раскрывающаяся сила, возможность и необходимость выбирать – цепляется за неуверенность и практически целиком уходит в яму доказательств себе и всем того, что он «не верблюд», то есть того, что в доказательстве в общем-то и не нуждается. Тогда право выбора разворачивается на поле выяснения отношений через внешние и внутренние конфликты. И здесь вопрос, в какой независимости подростка заинтересованы мы, взрослые.

В этих позициях мы сталкиваемся с реальностью себя и реальностью мира, предлагающего для реализации планов различные правила и условия. Если воевать с правилами и переживать по поводу условий, не возникает возможности выучить урок и посмотреть на ситуацию с вопросом: «Эти правила мне нужны для того, чтобы сделать – что?» Количество «степеней свободы» может быть выражено количеством норм и правил, управляющих нами, и которые мы принимаем в данный момент. Эти нормы и правила относятся к законам как физического мира, так и мира социального. Практика показывает, что мы считаем для себя непреложными гораздо большее количество правил, которые мы, к тому же и не всегда исполняем, нежели это требуется для нашей полноценной жизни и счастья наших близких.

Также наши индивидуальные способы устройства взаимоотношений между управляющими и управляемыми фигурами нашей души всегда оставляют желать лучшего. При этом во второй и четвертой позиции мы скорее создаем, в первой и третьей – обнаруживаем. Это разные типы, формы организации ответственности. Возможности сознательно выбирать те правила, на которых строится личная ориентация, и посвящена эта работа.

Свобода просто является возможностью расширения. Тотальная свобода (как свобода от компаса и карты, от пищи и крыши над головой, от физического тела в конце концов, от сознания) является более легко достижимой, чем «тематическое» расширение. Допустим употребив много алкоголя, быстро, мы окажемся по ту сторону всевозможных понятий и ограничений. В сознательных ценностях, присоединяясь к смыслам, мы неизбежно сталкиваемся со временем и условиями реализации этой ценности. Однако в этом движении мы неизбежно стремимся к какой-либо вечности (погруженности, захваченности, экстатичности, интегрированности). Присоединение к вечности может происходить разными путями. Например, мать, которая держит на руках ребенка – скорее всего присоединяется тем самым к своей вечности (хотя, возможно, конечно, всякое), к полю материнства – через свои чувства к ребенку, через нежность и заботу в понимании того, что она делает, в сознательном присутствии. Вечность пианиста за роялем на концерте – пример после произвольного присоединения к вечности. Человек учился, работал, оттачивая свои способности. Теперь он выступает перед залом и одновременно выступает посредником между полем искусства и полем сознания людей, пришедших на концерт. Но для этого всем надо обладать навыками – как играющему в плане игры, так и воспринимающим музыку нужно быть включенными в контекст. Мы все можем испытывать какие-то чувства, слушая, например, Вагнера, но совершенно другой опыт мы выносим из этого, когда знакомимся со скандинавским и германским эпосом, постигаем этапы развития человеческой культуры, выходим на уровень германской проблематики, затем понимаем именно видение автора, его акценты, оформление базовых тем эпоса (темы героя, золота, гибели богов и т.д.). То есть становится возможным присоединение к вечности культуры через переживание формы, созданной автором. Но и место Вагнера в общем культурном контексте не стало таким само по себе, оно также является производным от того опыта воспринимающих, слушающих сознаний, людей, которые ранее подключились к этому полю и включили тем самым композитора в этот контекст на уровне активных воспринимающих слушателей. То есть, важным фактором в становлении искусства является творческая работа того, кто воспринимает это искусство, воспринимающего начала. Именно таким образом и возникает эта вечность в искусстве; вечность в социуме, то есть постулируется объемное поле искусства, открывающееся нам в вечности сиюминутных, текущих восприятий, переживаний.

Мы смотрим трагедию, читаем книгу, смотрим фильм. У нас возникает мысль: «хочу быть таким». Мотиватором является сердце, а сердце – это вдохновение. Мы можем быть поражены ответом, который дал культурный герой. Вдохновляющие культурные поступки избыточны, все искусство избыточно, не только шедевры, но и менее значимые культурные объекты создаются из избытка. Экстатическая мотивация – нечто открывается нам как вдохновение, затем мы принимаем решение о том, будем ли мы бороться за то, чтобы это воплотить. Открываются трудности и препятствия фактического, временного воплощения. Время от времени снова нам дается экстатическая мотивация, что свидетельствует о том, что мы находимся на верном пути. Это выход в этический субъективный космос сознания, объединяющий нас со всем и всеми в пространстве сознания. Критерием присоединения к вечности служит исключительно внутреннее ощущение наполненности, достаточности и избытка, ощущение вдохновения, энтузиазма, подъема душевных и творческих сил, захваченности, полета, прыжка в безбрежное.

Примером «присоединения к вечности» могут служить также и состояния, вписанные в ткань простой жизни, прямого бытия. Они нам всем хорошо известны: вы и подушка или книжка – и больше никого. К «временным» способам расширения мы также можем отнести присоединение через феномены разделенной коллективной ответственности: «мы – граждане страны, которые выбирают президента, воплощая свою активную гражданскую позицию». То есть, любое сознательное присоединение к объемам времени расширяет наше индивидуальное присутствие в этих пространствах. Интерес вызывает слово – индивидуальное. В том смысле, что мы сами перед собой подтверждаем в них свое наличие, в рамках мотивационного узла идентичность – долженствование. Для того чтобы быть ученым, надо думать и писать, ставить эксперименты, проводить исследования, публиковать научные статьи. Кроме того, что эта деятельность подразумевает различные формы отчета перед обществом, это также отчет перед самим собой, дающий право понимать то, что у нас в голове как то, что началось, например, две или четыре тысячи лет тому назад. Опираться на что-то можно только в том случае, если мы это практикуем. Присоединение к вечной вечности в режиме «время» требует соблюдения многих правил мысли и действия.

Каждый человек выбирает для себя те или иные формы раскрытия вечности. Оно всегда требует личностного сознательного присутствия, переживания раскрывающихся смыслов. Это всегда значимо и поэтому может быть болезненно: желать больно, потому что желание, после того как оно испытано, требует воплощения, что в свою очередь требует труда, умения. Власть, участие в структурах власти и управления государством – также является способом присоединения к вечности. Например, основная энергия демократического общества заключается в возможности каждого члена этого общества присоединиться к власти. В конкретных случаях эта возможность встречает более или менее жесткую обусловленность внешними и внутренними обстоятельствами. Именно по этой причине болезненной темой для многих людей является тема отношений с государственной властью, тема гражданина и подданного, тема активной гражданской позиции. Например, если человек не ходит и никогда не ходил на выборы и считает, что всякие положительные изменения в сфере управления, власти в принципе невозможны. Показывает различные формы отказа от сотрудничества, формы пассивно-агрессивной позиции, то мы понимаем, что он таким образом, неизбежно закрывает для себя возможность подключения к общему полю жизни государства, в котором он живет.

Вспомним, с другой стороны, историю триумфов римских полководцев, воплощающих предельную форму экстатических состояний, присоединяющих граждан к идее государства. Это означает, что человек настолько воплотил в своем поступке какое-то качество всеобщего, что все живущие, присоединенные к этому же полю значимости, не могут этого не чувствовать. Личное, индивидуальное, именное, – на какое-то время становится проводником разных объемов всеобщего, и это признается всеми, кто воспринимает окружающую действительность так же, таким же образом. И в этот момент зеркало личного поворачивается к зеркалу всеобщего, возникает вечность двух зеркал.

Таким образом мы способны переживать вегетативную вечность в засыпании ребенка – сознание на грани проявленности, простые и комфортные условия. Таким же образом та, что баюкает нас, присоединяется к своей вечности, в которую входит переживаемая нами с позиции ребенка вечность. Это то, о чем мы говорим как о свободе ребенка, свободе быть любимым. То есть присоединяться к вечности через любовь и заботу, через тех, кто любит нас просто за то, что мы есть.

Понимаем, в каких точках связываются время и вечность. Понимаем, что вечности бывают разные, временной контекст делает возможным такие формы вечности, которые недоступны простой радости растворения в слиянии любви. Понимаем, что свобода, или формы вечности, – является искомой, т.е. является основным мотивом. Никто не берет на себя обязательств, которые не дают возможности присоединиться к чему-то важному для себя. Именно эта позиция дает основания относиться к миру не как к набору более или менее бессмысленных условий, а как к пространству решений и возможностей. Что, конечно, является основой жизни нормального человека. Свобода и обусловленность представляют собой просто две разные линии образования личностного присутствия. Обусловленности проявляются как страхи, и, получив некоторую возможность не соответствовать им при взрослении, люди бегут обусловленностей (как могут), но тогда их свобода настолько же мелка, насколько мелки их усилия на стороне обусловленности. Для каждого возраста вечность (свобода) своя, свои доступные формы вечности. Свобода отождествляется с вечностью. Ограниченность отождествляется со временем. Насколько мы можем при помощи ограниченностей структурировать проходы к той или иной вечности?

Также сознание, являясь расколотым в своей сути в результате базового разрыва инстинктивного поведения, относительно каждого дела представляет нам пространство выборов, которых может быть несколько. И между ними есть разрывы, которые могут быть поняты и пережиты как линии вечности, создающие эту вариативность. Тогда сознание имеет возможность пережить себя как чистое бесформенное присутствие, причем «бесформенное» – это как раз в значении «не имеющее границ», наличие которых время проявляет.