Читать книгу Пальто и собака (сборник) - Дмитрий Воденников - Страница 15

Я называю свою течную суку – то мальчиком, то котёнком,

наверное, ей неприятно, но это уже неважно:

ей будет одиннадцать лет, а мне будет –  48,

когда я останусь жить, а собака умрёт (однажды).

Но пока ты ещё жива и у тебя – первая в жизни течка,

я хожу за тобой с белой наволочкой – и везде, где успел, подстилаю.

А между прочим, собачья кровь –

сначала мелкая, будто сечка,

а потом – виноград раздавленный, тёмно-красная и густая.

…К слову сказать, этот ужас мужчины перед

женской регулой, слабостью – и всеми кровными их делами

очень забавно выглядит: я ношу её, суку бедную,

словно подбитого лебедя, под Аустерлицем раненного…

А она, свесив голову, смотрит мне на ботинки,

лживая, глупая, чёрная и почему-то сама растерянная.

– Ну что, – говорю, – котёнок? долго манипулировать

собираешься? пачкать мне джинсы уличные, пятнать мне стихотворение –

этой своей идиотской железной жертвенной кровью? –

Собака вздыхает тяжко, и я уже – капитулировал.

Потому что я сам считаю

её – своей последней любовью.

Ну а последняя любовь – она ведь всегда такая.

Однажды она спала (трёх месяцев с чем-то от роду)

и вдруг завыла, затявкала, как будто бы догоняя

небесного сенбернара, огромного, будто облако.

А я подумал, что вот – рассыпется в пыль собачка,

но никогда не сможет мне рассказать, какая

была у них там, в небесах, – весёлая быстрая скачка

и чего она так завыла, в небесах его догоняя.

Но всё, что человек бормочет, видит во снах, поёт –

всё он потом пересказывает – в словах, принятых к употреблению.

Так средневековой монахине являлся слепящий Тот

в средневековой рубашке, а не голенький, как растение.

Поэтому утром – сегодня – выпал твой первый снег,

и я сказал тебе: Мальчик, пойдём погуляем.

Но мальчику больно смотреть на весь этот белый свет.

И ты побежала за мной. Чёрная, как запятая.

– Вообще-то я зову её Чуней, но по пачпорту она – Жозефина

(родители её – Лайма Даксхунд и Тауро Браун из Зелёного Города),

поэтому я часто ей говорю: Жозефина Тауровна,

зачем ты нассала в прихожей, и как это всё называется?

…Если честно, все смерти, чужие болезни, проводы

меня уже сильно достали – я чувствую себя исчервлённым.

Поэтому я собираюсь жить с Жозефиной Тауровной, с Чуней Петровной

в зелёном заснеженном городе, медленном как снеготаянье.

А когда настоящая смерть, как ветер, за ней придёт,

и на большую просушку возьмёт – как маленькую игрушку:

глупое тельце её, прохладные длинные уши,

трусливое сердце и голый горячий живот –

тогда – я лягу спать (впервые не с тобой)

и вдруг приснится мне: пустынная дорога,

собачий лай и одинокий вой –

и хитрая большая морда бога,

как сенбернар, склонится надо мной.