Читать книгу На крутом переломе. Фрагменты памяти. Том III - Дмитрий Зорин - Страница 4

Как отмечалось выше суть «обновления общества» М. С. Горбачев видел в соединении социализма и демократии, в установлении «лучшего социализма».

Тем временем намечаемые пути осуществления перестройки или не давали ожидаемых результатов или не работали вообще. Появлялись неожиданные препятствия. Перестройка, как отмечал академик. Яковлев

«всё глубже увязала в неопределённостях идей и практических задач» [7, т.2, стр.13].

Проявлялись симптомы старой болезни советской системы, когда слова и намерения не подтверждались делами. Провозгласили Перестройку, а осуществляли её с помощью старых механизмов, поэтому движение было возвратно-поступательным или вообще ни каким. Одной из причин этого была слепая вера руководства в построение какого-то истинного социализма.

«Мы обсуждали в разных вариантах проблемы возврата к неким ленинским принципам, сочетания плана и рынка, резкого повышения социальной эффективности экономики, но через государственный контроль. Для этого надо было преодолеть партийно-идеологическую косность, государственное засилье во всех сферах жизни, сопротивление бюрократии, милитаристский характер экономики, да и глубоко засевшую во всех слоях общества рабскую психологию» – вспоминает Яковлев, и тут же делает свойственный ему честный и самокритичный вывод: «Конечно, надо было! Но реформаторская мысль наверху ещё не доросла до того, чтобы признать: все эти намерения пустой звон в подземелье системы, которая не станет добровольно пожирать сама себя. Эту систему надо было ломать без колебаний» [7, т.2, стр. 24].

Среди некоторых реформаторов находятся оппоненты утверждению о том, что именно в 1985—1986 годах

«Наступил этап исторически уникального бескровного перехода общества из одного качества в другое, от диктатуры к свободе» [7,т.1,стр.402],

которые начало этого этапа относят к 1991 году, имея в виду – провал путча. Думаю, что большинство взрослого населения того периода, живые свидетели происходящих событий, в том числе и я, согласятся с этим. Путч потому и провалился, что общество находилось уже в новом качестве и обретённую свободу отдавать ни кому не собиралось, хотя и воспринимало решение партии о необходимости перестроечных процессов в общественно-экономическом развитии страны, в осуществлении внутренней и внешней политики неоднозначно.

Старшее поколение в своей основе относилось к этому решению более чем насторожено, а иногда и протестно, полагая под этим происки ревизионистов и врагов советской власти. Надо сказать, что во власти было не мало сподвижников, подогревать эти настроения.

Люди среднего возраста, к коим относился и я в силу определённых обстоятельств, связанных с нашим восприятием своей жизни в обществе, построенном нашими предками и, которое нас принуждали боготворить, относились к этому процессу более с надеждой, чем с настороженностью. Надо признать, что и в нашей среде было не мало идеалистов, людей слепо верящих в большевистскую ложь или идеологических психопатов. Наше поколение, также как и наши предки поднявшееся на большевистской закваске, в большинстве своём пережившее потери или смерть родных и близких в Великой Отечественной войне, перенесшее все выпавшие на долю народа тяготы и лишения, было близко им по духу. Но в отличие от глубокоуважаемых нами представителей старшего поколения, мы к началу перестройки находились на стадии освобождения от многолетнего дурмана лживой идеологии. В этом нам помогала сама партийная власть. Изменчивость её приоритетов в зависимости от смены лидеров, замшелость её принципов и постулатов, противоречивость действий и неспособность к реальному восприятию окружающего мира и адекватному его отражению в проводимой внутренней и внешней политике, вызывали недоверие к партийным лидерам и к их призывам. Наша вера в идеалы, внушаемые нам с детства, была основательно подорвана. Своё и определённой части моих современников отношение к провозглашённому партийной элитой курсу на Перестройку, я выразил в строках, написанного мною в 1987 году стихотворения:

ПЕРЕСТРОЙКА

Всколыхнула ль меня Перестройка

Пробудила ль надежду в душе

Той оплёванной, рваной, но стойкой

К фразам бывших с фамильным клише

Я ль не верил парнишкой в величье,

В мудрость Сталина верой раба,

В его равное Богу отличье.

Неразрывной была с ним судьба

Всех, кто строил, сражался и верил,

Что «путём ленинизма» идёт,

Кто историю Сталиным мерил,

С ним сверял своей жизни полёт.

И разверзлась вдруг твердь под ногами,

Что фундаментом веры была,

Когда словно могучий Цунами,

Ураганная правда пошла,

Руша веру в сердцах миллионов,

Низвергая в них образ вождя,

Вызывая проклятья и стоны,

Очищая как после дождя.

Перестройка, надолго ли это?

Хочу верить навечно, а вдруг

Не дадут нам дожить до рассвета,

И замкнётся всё снова на круг.

Полуправда и, правда, как вместе

Могут жить, об одном говоря.

Можно ль нас убедить в своей чести,

В тоже время бесчестье творя

«Демократия, Гласность, Свобода»

Снова лозунги, где же дела?

Моя память как память народа

Против фразы броню обрела

С осторожностью люди внимали

Пропаганде различных идей,

Сколько раз на борьбу призывали,

Этих верящих в сказки людей.

Я был тоже того же замеса,

Шёл со всеми в едином строю,

Был готов к переменам и стрессам,

Распахнуть людям душу свою.

Захватила меня Перестройка,

В стороне от неё мне не быть,

Коммунист я и с партией стойко

Буду биться, страдать и творить!

Приведённые строки, на мой взгляд, достаточно полно отражают эмоциональное состояние значительной части общества, представленного моим и близким ему по возрасту поколениями. Мы и осознавали назревшую необходимость перестроечных процессов в укладе нашей жизни, и были готовы принять реформы, и участвовать в их осуществлении, но нам и в голову не приходило, осуществление этого вне партии без её руководящей роли. Мы оставались её приверженными последователями, её верными бойцами.

Что касается молодёжи, то я склонен думать, что молодёжь встретила грядущие перемены со свойственным молодости душевным порывом. Опыт моей жизни, большая часть которой прошла в постоянном контакте с молодёжью, даёт мне право так думать. Мне не были чужды её образ жизни и ценности, которым она была привержена. Наше потомство к тому времени было более продвинуто в вопросах необходимости проведения в стране радикальных перемен, и проявляло готовность к активному участию в этом процессе. Естественно оно полагалось на нашу житейскую мудрость, и готово было не только следовать за реформаторами, но и принять от них эстафету на своём этапе жизненной дистанции.

К сожалению, даже сами реформаторы, а это в своей основе были представители одного со мной поколения, являющееся на том этапе направляющей и ведущей частью советского общества, на начальном перестроечном этапе ещё не выработали механизма осуществления реформ, позволяющего застраховаться от ошибок. Поэтому ещё не было эстафеты, которую необходимо было передавать следующему за нами поколению – нашему потомству. Это была трагедия, последствия которой ещё не оценены, в силу продолжительности времени действия этих последствий. И, тем не менее, жизненная необходимость перестроечных процессов у основной части общества не вызывала сомнения.

Не будучи праведником Божьим я в этом своём труде не призываю к терпению в испытаниях ниспосланных Богом, но считаю необходимым признание властью и обществом вины, за то, что испытала на первом этапе перестройки основная масса россиян и, прежде всего самые беззащитные из них, дети, инвалиды и старики. Действующей власти и всем нам необходимо сделать всё возможное для её искупления. Всё здоровое дееспособное население и я, в том числе несём за эти последствия ответственность. Ни какие трудности и обстоятельства не могут быть оправданием этим жертвоприношениям. Также как не знание законов не является оправданием их нарушения, так и не знание обществом и властью путей действия и их последствий не могут быть оправданием неправильности, проводимым действиям, приводящим к трагическим для населения результатам.

Человек по своей природе склонен обожать и считать себя фигурой значимой вне зависимости от того, кем он является на самом деле. Склонность к самооценке имеет общественно-социальную основу и юридическую базу, тем, более в обществе претендующим считать себя демократическим. В идеале человек, являясь ячейкой общества, несёт гражданскую ответственность за его состояние, потому как он формирует это общество. Общество в свою очередь формирует власть, представляющую это общество как государство. Государство должно быть подотчётно обществу, его формирующему и человеку, представляющему это общество и содержащему эту власть. Отсюда каждый уважающий себя и ощущающий свою значимость в обществе человек, должен осознавать свою гражданскую ответственность за состояние общества, которое он формирует. Как член общества он должен осознавать ответственность за власть, которую он избирает или нанимает и, которые своим трудом содержит. Вот когда человек осознает себя ответственным за состояние общества и его институты, частью которых он является, и обратит свой хозяйский взор на власть, которую он нанял и содержит, тогда власть и общество ощутят свою зависимость от каждого человека и населения в целом, и станут выразителями их воли. Пока этого в России не произойдёт, все разговоры о демократических преобразованиях будут оставаться бутафорией власти, и разросшегося под её покровительством зажравшегося коррумпированного чиновничьего братства. Власть в государстве не приверженном демократическим общечеловеческим принципам, всегда будет заинтересована в послушном безответственном обществе. Такая власть заинтересована и в безразличном к происходящему и не верящем в возможность каких-либо радикальных перемен человеке. Я верю, что наступит время, когда тому унизительному состоянию человека и общества, в котором находились россияне на протяжении почти столетия, будет положен конец. Ведь фраза «Человек это звучит гордо»! обрела своё возвышенное звучание и глубокий смысл в России именно в этот период.

И сегодня в мире ни кому в идеале не удалось построить общество такой модели, но страны приверженные демократии стремятся к этому. В государстве, где в течение 70-ти лет роль человека и общества была низведена до «винтика» в машине подавления, которой управляли большевики, воспринималась только их трактовка понятия демократии, проявление какого-либо инакомыслия тут же подавлялось всеми возможными средствами, вплоть до уничтожения.

У читателя возникает резонный вопрос как люди, и общество такого государства могли поверить в искренность намерений такой власти изменить уклад жизни, который они через подавление и страх в течение 70-ти лет им прививали? Многие, в том числе и я, тоже задавали себе этот вопрос и однозначного ответа на него не находили. Одни в ожидании очередной политической провокации и последующих по накатанной методе репрессий в страхе затаились. Другие, привыкшие лаять на каждый шорох власти, открыли «оголтелый» лай в защиту большевистских идеалов. Третьи, к которым я отношу и себя, увидевшие в Перестройке светлый проблеск «в тёмном туннеле», способный преобразоваться в свет, под влиянием которого изменятся к лучшему условия и образ жизни, открыто поддержали эту новацию. В самой власти, и, прежде всего партийной, из среды тех, кто привык пользоваться её благами, образовалась достаточно сильная оппозиция сторонникам реформ, действия которой направленные на блокирование усилий сторонников перестройки, имели немало последователей в обществе, и это необходимо признать. Вот в таком состоянии на начало Перестройки находились «советские люди» и «советское общество», как их тогда принято было называть.

Несмотря на то, что наиболее образованная и активная часть общества сознавала назревшую необходимость «реформации», она в тоже время не была готова к её осуществлению на должном уровне. Достаточных знаний и опыта в теории и практике государственного строительства в условиях привычных рамок движения к светлому будущему у нас не было, хотя ощущение тупика к которому нас привели эти рамки, присутствовало. В общественном сознании зрело понимание того, что государственное развитие при старой власти не может быть системным и поступательным потому как форма функционирования такой власти не определённа, а потому не долговечна, и чем быстрее эта форма будет подвергнута реорганизации, тем быстрее наступит процесс оздоровления общества. Излишней поспешности всегда сопутствуют ошибки, а ошибки, приводящие к ухудшению жизни народа чреваты потрясениями в обществе, разрушают структурные общегосударственные связи, становятся причиной государственной нестабильности и нередко приводят к развалу, казалось бы, стабильных государств. Пример развала СССР наглядное подтверждение этому. Причём произошло это в максимально короткий по историческим меркам период – менее десяти лет. Я уверен, что если бы первые реформаторы не спешили к достижению быстрых результатов любыми средствами, не брезгуя методами так называемой «шоковой терапии», приведшей к массовому обнищанию народа, развала Союза можно было избежать. Возможно, мне дальше удастся обосновать эту свою уверенность, базируясь на небольшом опыте, обретённом в попытках вместе со своими товарищами, предотвратить развал государства, или хотя бы сохранить единое экономическое пространство.

Конечно, целью и следствием перестройки должно было быть поэтапное формирование государственного устройства с социально ориентированной внутренней политикой, и дружественной открытостью в отношениях с внешним миром. Это способствовало бы укреплению доверия к новой власти, способствовало развитию государственности на демократических принципах, способствовало росту его могущества на базе роста благосостояния народа, как фактора определяющего физическое, нравственное и духовное оздоровление общества, способного воспроизводить достойные поколения.

К сожалению, непродуманность возможных последствий осуществления назревших перестроечных процессов, в необходимости которых сегодня мало кто сомневается, нарушила связь и преемственность поколений, и способствовало нравственной деградации части общества на определённом историческом периоде, что естественно негативно отразилось на его нынешнем наследии.

Власть и общество, бросившие на произвол судьбы целые поколения, обрекая их на призрачное будущее, даже не желая этого, совершают перед ними преступления, и делают это, прежде всего в ущерб себе, потому что такая власть и такое общество не имеют лица, и будущее их жалко.

Государство, которое представляет такая власть, и общество, которое его создало, не имеет перспективы поступательного развития. Поэтому форма, в которой оно функционирует, не долговечна. Чем быстрее эта форма будет подвергнута реорганизации, тем быстрее наступит процесс оздоровления общества. Следствием этого процесса будет формирование государственного устройства с социально ориентированной внутренней политикой, что укрепит и стабилизирует демократическое развитие государственности, будет способствовать росту его могущества на базе роста благосостояния народа, как фактора определяющего физическое, нравственное и духовное оздоровление общества, способного воспроизводить достойные поколения.

Только общество, осознавшее свою значимость и ответственность, я подчёркиваю общество, а не власть, которая является производной этого общества, сможет сегодня изменить сложившуюся в силу разных обстоятельств сложную ситуацию в России к лучшему. Этим оно обеспечит своё социальное оздоровление, что позволит улучшить благосостояния населения за счёт эффективного развития экономики с социальной ориентацией, рост могущества, а значит и международного авторитета государства, которым будут гордиться, и преумножать будущие поколения россиян – патриотов своей Родины. Чувство патриотизма воспитывается не на словах, а на живом примере, реально существующем образе, вызывающем высокие человеческие чувства и ощущения. Это не только мои, но я склонен думать и многих моих сверстников сегодняшние убеждения, проверенные практикой нашей жизни, теми нравственными качествами, которые нам привили наши предки и которые получили развитие в общественной среде нашего обитания.

Для осуществления задуманного реформирования политической системы идеологам перестройки помимо доброй воли, необходимо было до её начала выработать механизм восприятия обществом новой общественно-политической модели, взамен той которую этому обществу десятилетиями навязывали как самую лучшую, и общество в это искренне верило. То есть, нужен был механизм выработки нового общественного сознания, взамен сложившегося под влиянием большевистской идеологии стереотипа. Нечто подобное уже осуществлялось коммунистическим Китаем, но для знакомства с их опытом нужно было осознание необходимости этого и желание, но, к сожалению ни того, ни другого у перестройщиков от КПСС не проявилось.

Что касается общества, то наиболее прогрессивная его часть

«за десятки лет бескомпромиссного догматизма, рассчитанного на слепое подчинение и поклонение, не могло не усомниться в ценности идеологического одноцветья» [7, т.1, стр.364—365].

Другая часть, ещё продолжавшая слепо верить в большевистские догмы, ещё не готова была принять предлагаемую Перестройку, даже если инициатива и исходила от КПСС, которой они привыкли слепо верить. Они привыкли в любой новации видеть вражеский замысел и готовы были организованно противостоять ему.

Идеологи перестройки считали, что её результатом станет укрепление социализма и партии, не осознавая, что серьёзные изменения в структуре общественных отношений, приобретут собственную логику развития, предсказать которую тогда ни кто не мог.

Первым завоеванием перестройки, положительно воспринятым всем обществом, была гласность. Возможность говорить правду возбуждала людей, окрыляла их надежды. Правда надо отметить, что партйно-хозяйственная номенклатура быстро почувствовала угрозу сложившимся устоям, обеспечивающим ей благополучие, и начала ожесточённую борьбу против появившихся независимых средств массовой информации. В высшем руководстве страны и, прежде всего в КПСС тоже неоднозначно относились к гласности, к свободе слова.

«Горбачёв выступал за гласность, он понимал её силу и последствия для системы. … он отдавал приоритет информации, рассматривая её как одну из форм развития демократии. … Судя по словам и действиям, он выстроил некую логическую цепочку: информация – гласность – свобода слова. Соединить всё это воедино он не решался. Был вынужден маневрировать, учитывая сопротивление аппарата партии. … Лигачёв… говорил, что поддерживает гласность, но такую, которая служит укреплению социалистических идеалов. Нельзя допускать, чтобы гласность вредила партии и государству». Одна команда, а подходы разные, что подтверждает неоднозначность отношения в руководстве партии к назревшей необходимости перемен. Так называемое фундаменталисткое большинство в партийном руководстве хотело видеть в этих переменах дальнейшее укрепление моновласти, монособственносьти и моноидеологии. Освобождение от некоторых элементов очевидных деформаций действующей системы предпринял ещё Хрущёв и продолжил Андропов свойственным тогда методом завинчивания гаек» [7, т.1, стр.384—385].

И, тем не менее, по сути своей Перестройка представляла собой

«начало эволюционной ненасильственной Реформации Советского Союза, определяющую роль в которой играла Россия» [7, т.1, стр.398].

Постепенно всё более ярко начало проявляться новое направление, твёрдо стоящее на позиции необходимости политических и экономических реформ. Вначале это направление «общественной мысли» носило социал-демократический характер, но в последствие было подвержено идеологической деформации различными политическими лидерами и на политическом олимпе социал-демократическое направление растеряло свои былые позиции, хотя на мировом уровни они укреплялись. Всё это проходило не только на наших глазах, но моё поколения принимало в этом активное участии.

При работе над книгой не ставилось цели давать глубокий анализ состоянию общества и власти в перестроечный период развития страны. Для такого анализа, на мой взгляд, надо обладать определённой подготовкой и фундаментальными знаниями в области истории и политологии но, наверное, вдумчивому читателю не менее интересен взгляд на этот неординарный период в истории нашей страны с позиции простого человека, свидетеля и участника, происходящих в то время процессов.