Читать книгу Новые байки старого психиатра - Доктор Иваныч - Страница 3

Каждые свои выходные я переквалифицируюсь из врача в поливальщика широкого профиля. В смысле, огород поливаю. Поднадоел уже этот труд, а никуда не денешься: жаркое и засушливое погодное безобразие даже и не думает прекращаться. Такое чувство, что наша область неуклонно превращается в знойную пустыню. Скоро по песчаным барханам будем на верблюдах передвигаться. Так, из-за своих глупых размышлений, чуть было остановку свою не проехал.

Наркоту получил, пошел в «телевизионку» – место тусовки свободных бригад. В телевизоре тоскливо завывал один из великого множества безголосых певцов. Не пойму, по какой причине, наши современные песни сплошь стали безмотивными и заунывно-тягучими? Да, безусловно, есть и песни, и исполнители хорошие, вот только на телевидении мы их не видим и не слышим.

Самодурство у шефа отступило. Но поскольку эта болезнь неизлечима, то можно говорить не о выздоровлении, а лишь о ремиссии. А уж насколько долгой она будет, пока никому неведомо. В общем, когда до увольнения закупщиц оставались считанные дни, отменил он свое решение.

Объявили конференцию. После традиционного доклада старшего врача слово взяла начмед Надежда Юрьевна:

– Коллеги, напоминаю, что в карточках вы должны обосновывать свои диагнозы. Например, если вы ставите гипертоническую болезнь второй степени, то должны расписать клинику именно второй степени. Вот у меня карточка фельдшера Сумкиной. Она выставила ГБ второй степени. А дальше пишет, что в анамнезе – транзиторная ишемическая атака. Ну так какая же здесь вторая степень? Здесь речь идет о поражении органов-мишеней, а значит степень – однозначно третья! Кроме того, напоминаю некоторым коллегам, что диагнозы должны быть развернутыми. Вот у меня другая карточка. Основным диагнозом фельдшер пишет «ГБ два» и на этом все! Но раз уж вы ставите гипертоническую болезнь, то будьте любезны расписать степень артериальной гипертензии, степень нарушения кровообращения, функциональный класс и риск!

Дальше главный фельдшер Андрей Ильич прочитал доклад о холере. Да, Андрею не позавидуешь. Не от безделья он с этими докладами выступает, а выполняет волю главного, который на него всю эпидемиологию спихнул. Не понимаю я шефа. Уж если ты экономишь деньги и не хочешь принять эпидемиолога даже на четверть ставки, то хотя бы пригласи профессионалов для учебы по опасным инфекциям. Там было бы всего-то занятия четыре, уж не думаю, что за них пришлось бы платить какие-то баснословные суммы. Но господин главный невосприимчив к здравому смыслу. Видимо, обладает он к нему стойким иммунитетом.

Вот и первый вызовок подоспел: травмы головы и руки без кровотечения у женщины пятидесяти восьми лет. Удивляют меня такие вызовы. Нет, не пугают и не напрягают, а именно удивляют. Посылать на такую непрофильщину специализированную психиатрическую бригаду, это все равно что поручить инженеру гвозди забивать. Да и по деньгам весьма расточительно. Ведь наш вызов оплачивается ТФОМС[1] намного дороже, чем общепрофильной бригады.

Встретила нас дочь больной, энергичная молодая женщина:

– Так, я ее дочь, и я юрист! – безо всяких «здрасьте», напористо начала она. – Мама сейчас ехала из поликлиники, автобус резко затормозил, и она упала. У нее перелом руки и сотрясение. Освидетельствуйте ее, и я буду исковое готовить!

– Разумеется, мы вашу маму осмотрим, помощь окажем и в ГИБДД сообщим, а вот освидетельствовать мы не имеем права. Вы, как юрист, должны знать, что этим занимается только Бюро судебно-медицинской экспертизы.

– Да знаю я, что судебка, но им же меддокументация будет нужна.

– Да без проблем! Через ГИБДД они могут запросить нашу карту вызова.

– Понятно. Значит, вы ничего не напишете?

– Ну, я же сказал, что все опишу в карте вызова, а по запросу мы ее представим. А еще мне непонятно, как вы будете готовить иск, если ГИБДД еще никакой проверки не проводила?

– Ой, да ладно, хватит уже! Разберусь я без вас!

Разумеется, не стал я пререкаться. Вот только госпожа юрист какая-то загадочная. Чем, интересно, она собралась доказывать свои исковые требования? Хотя вполне возможно, что юристом она представилась, желая на нас впечатление произвести.

К счастью, у пострадавшей ничего страшного не оказалось. Был не перелом, а повреждение связок лучезапястного сустава. Признаков черепно-мозговой травмы я не углядел. Но тем не менее свезли мы ее в стационар, сотряс исключить. Ну и исключили к дочкиному разочарованию. Поинтересовался я у пострадавшей, почему она сразу на месте не настояла на вызове гаишников? Но ничего вразумительного она так и не ответила.

Поедем теперь перевозить больную двадцати пяти лет из психоневрологического диспансера в психиатрический стационар.

Молоденькая доктор Екатерина Николаевна рассказала:

– Больная у нас шестой год наблюдается с шизоаффективным расстройством смешанного типа. Каждый раз сама просится в стационар. Это у нее уже восьмая госпитализация. Там психотика во всей красе. Да и вообще, с каждым разом негативная симптоматика нарастает.

– Понял, сейчас пообщаемся.

В фойе к нам подошла чуть полноватая, круглолицая молодая женщина. Одета она была ярко, но со вкусом и не вызывающе.

– Здравствуйте, я – Жанна Тихомирова! – вежливо представилась она. – А я вот созрела, чувствую, что мне опять в больницу надо!

– А почему надо? Что вас беспокоит?

– Да понимаете, у меня сейчас идет такой душевный подъем, что я готова горы свернуть! Но во мне еще есть чувство, что жизнь вот-вот закончится. Вот честно, я готова ускорить этот конец. И это меня пугает. Вдруг, на самом деле, возьму и решусь, а? Поэтому я в больницу попросилась. Ну а потом, мне там нравится, там психотерапия такая классная!

– А вы очень противоречивы!

– Да, я сама это понимаю. Но ничего не поделаешь, мы в шоу-бизнесе все такие, противоречивые и сумасбродные!

– Во как! Вы, значит, вхожи в шоу-бизнес?

– Да не вхожа, а являюсь его частью. Мы с Федулом Каркаровым находимся в близких отношениях, потом мой молодой человек работает на студии звукозаписи.

– Так, а вот про Каркарова давайте-ка поподробнее. Вы с ним прямо лично общаетесь?

– Нет, лично мы всего три раза встречались на его концертах. Мы с ним виртуальную связь поддерживаем, очень тесную.

– Это как, мысленно, что ли?

– Не совсем так. Мысленно – это просто мечты и не более. А мы действительно близки безо всяких фантазий. Он меня, можно сказать, ввел в шоу-бизнес, во все секреты посвятил, мы друг от друга ничего не скрываем. Но уж про наши интимные отношения я ничего рассказывать не буду, иначе это как-то неприлично получится.

– Разумеется, ни о чем подобном я вас не буду расспрашивать. Жанна, а свое настроение вы как оцениваете?

– Понимаете как… Оно прекрасное, оно бурлит, но вместе с тем и очень тягостно, потому что я не могу ощутить жизнь вокруг. Мне и приятно, и неприятно одновременно.

– Жанна, то есть получается, что между вами и окружающим миром есть какой-то барьер?

– Нет, никакого барьера я не чувствую. У меня есть другое сравнение: я как будто мертвая. Ну, это как отношения между миром живых и миром мертвых.

У Жанны – ярко выраженное шизоаффективное расстройство. Оно представляет собой прочнейшую взаимосвязь шизофрении с аффективными нарушениями – изменениями эмоционального состояния в сторону подъема или угнетения. В случае с Жанной была смесь мании с депрессией. Что в ней было от шизофрении? Во-первых, это галлюцинаторно-бредовый синдром, выразившийся в виртуальной связи с Каркаровым. Во-вторых, ни с чем не сравнимые шизофренические разлаженность и расщепленность. Хорошо и плохо. Приятно и неприятно. Прекрасное бурлящее настроение и тягостность. Кроме того, не было в ней живости души и живого участия в беседе. Рассказывала о своем «бурлящем» настроении и душевном подъеме с гипомимичным лицом, монотонным голосом.

Болезни Жанны, как хрустальная туфелька Золушке, идеально подошел бы диагноз «шубообразная шизофрения». Нет, эта болезнь не похожа на шубу. Название происходит от немецкого schub – «сдвиг». Здесь имеется в виду личностный сдвиг в худшую сторону. Ведь каждый шуб обязательно привносит частичку дефекта – необратимых изменений личности.

Вот только к великому сожалению наше российское здравоохранение давно отдалось серо-обезличенной МКБ-10[2]. При этом отечественная психиатрическая школа, яркая и богатейшая, оказалась где-то на задворках. А шубообразная шизофрения и не только, как раз из той самой школы.

Ну а теперь на следующий вызов поедем. У мужчины сорока одного года, психоз приключился.

На улице встретила нас заплаканная женщина без единого следочка косметики на измученном лице.

– Здравствуйте, допился он уже вконец! Вы представляете, целый месяц пил! Месяц! Меня ревновать стал, вот просто ни с того ни с сего, на пустом месте! Скандалил, чуть ли в драку не кидался! Без работы остался, выгнали по статье за пьянку. А куда он теперь устроится с такой-то трудовой?

– А нас-то зачем вызвали?

– Да он же всю прихожую топором изрубил! Показалось ему, что мои хозяева к нему пришли и угрожают. В общем, я в продуктовом магазине работаю, продавцом. А хозяева – два брата. Нормальные мужики, не бандиты какие-то, оба семейные. Но ведь этому придурку не объяснишь, ревнует к ним страшно! Ну вот, у меня выходной сегодня, я по магазинам прошлась, возвращаюсь, а он совсем одурел! Орет дурным голосом и топором все крушит!

– Последний раз он когда выпивал?

– Четыре дня назад. Да он ведь не по своей воле прекратил. Блевать начал дальше, чем видит. Полрюмки проглотит и сразу бегом к унитазу.

Вызвал охрану, ждем-с. Кстати сказать, один из читателей, видимо, не умеющий читать, почему-то решил, что ЧОПовцы включены в состав нашей бригады. Так вот, охранники с нами не ездят. Просто скорая заключила договор с ЧОП. И теперь по нашим вызовам приезжает не полиция, а группа быстрого реагирования. И это не слабосильные мужички в мешковатой форме, а молодые, тренированные парни. Вызываем мы их не по телефону, а специальной кнопкой в планшете. Но если имеется явный криминал, например, с признаками насильственной смерти, то, разумеется, мы вызываем полицию.

В скором времени прибыли три богатыря. А затем – ничего страшного не произошло. Дверь была не заперта, а когда мы зашли внутрь, после гэбээровцев, конечно же, то увидели, что больной даже и не думал причинять нам вред. Худощавый, небритый, с голым торсом и в грязных спортивных штанах, он был крайне перепуган и растерян. Охранники хотели было надеть на него наручники, но я не разрешил. Ни к чему это, ведь больной не агрессивен и находится под присмотром. Хм, а прихожая-то действительно вдрызг изрублена!

– Здравствуй, Игорь! Рассказывай, что случилось?

– А вы кто такие? – настороженно спросил он.

– Мы – скорая помощь.

– Да, да, все я понял! Значит, Фадеевы вам забашляли, чтоб меня грохнуть? Ща укольчик сделаете и «привет»?

– Во-первых, никаких уколов мы тебе делать не собираемся. Во-вторых, кто такие Фадеевы?

– А вы вон у той <грязное оскорбление> спросите! – показал он на свою супругу. – Это два брата-акробата, хозяева магазина. Они же ее <циничное описание интимных отношений>!

– Так, а ну прекратил сейчас же! Зачем ты всю прихожую изрубил?

– Затем, что Славик с Димой меня убивать приходили! Они, видимо, ключ подобрали и зашли бесшумно. А потом, прямо так и сказали, что мы тебя грохнем! Но они какие-то непонятные были, плоские, как на фотографии. Их бьешь, а не попадаешь. Ну вот, у меня на кухне топор лежал, я метнулся, схватил его, ну и отбился все-таки.

– А они сейчас здесь?

– Да из квартиры вроде свалили, а теперь…

И тут больной, оборвав себя на полуслове, с ужасом на лице, стал тянуть изо рта нечто невидимое.

– Да <распутная женщина>, проволока! Ща я проколю себе все! Ну что вы смотрите-то, помогите!

– Игорь, пойдем в машину, там мы тебе помощь окажем и в больницу свезем.

– Ага, чтоб вы меня там грохнули, что ли?

– Игорь, успокойся, ничего плохого тебе никто не сделает.

В итоге, больной согласился и был госпитализирован в наркологию.

У Игоря не было ничего интересного и примечательного. Обычный алкогольный делирий в сочетании с алкогольным бредом ревности.

Разрешили обед. Отлично, едем.

Удивительное дело, на Центре сразу аж шесть бригад вместе с нашей. Обычно средь бела дня по стольку никогда и не запускали. Ну что ж, тоже неплохо: это значит, что сразу после обеда нас точно не дернут.

И мое предположение оказалось правильным. Как и в прошлый раз, вызов дали уже около пяти. Поедем к женщине шестидесяти трех лет, которая вены себе порезала, и сама же скорую вызвала.

Раненая сама нам открыла и была живее всех живых. Нигде никаких следов крови не видно. Уже неплохо. Квартира неопрятная, давно не видевшая ремонта, вещи разбросаны.

– Здравствуйте, что случилось?

– Да вот, надоело мне все…

– Ну, показывайте.

Нда… На левом запястье – едва заметные царапки, которыми даже впечатление не произведешь на окружающих.

– Ну и зачем вы это сделали?

– Муж с сыном пьют и безобразничают. Надоели оба. Долг за коммуналку бешеный, а чем платить-то, если они все пропивают? Все идет к тому, что выселят нас и на улицу вышвырнут.

– Ну а смысл какой в том, что вы сделали?

– А может, посадят их? Мне сказали, что есть статья за доведение до самоубийства.

– Статья-то есть, вот только в этом случае никто никого не привлечет.

Для формальности, царапки обработали перекисью и даже повязку накладывать не стали. Вот только мне предстояло в полицию сообщить. Да, мы обязаны это делать даже из-за царапин, если они были нанесены с целью самоликвидации. Хотя, конечно же, эта проверка закончится ничем. По одной простой причине: был выбран заведомо неопасный способ ухода из жизни.

Вот и еще вызов прилетел: психоз у женщины семидесяти семи лет.

Подъехали к добротному частному дому. У калитки встретили нас две женщины: одна постарше, другая совсем молоденькая.

– Это мы вас вызвали. Я ее дочь, а Катя – ее внучка. У нее вообще уже кукушка слетела!

– У кого, у Кати?

– Ой, да нет же! У моей матери! В общем, как все получилось. У нее есть еще и квартира. Мы там ремонтище такой шикарный сделали, кучу денег вбухали. А она взяла и ни с того ни с сего эту квартиру моей сестре подарила!

– Ну а мы-то здесь при чем? Мы ж не адвокаты и не прокуроры?

– А при том, что она дура на всю голову! Представляете, сказала, что мы ее обижаем и убить хотим!

– Ну ладно, сейчас пообщаемся.

Когда мы вошли в дом, увидели опрятную пожилую женщину, вытиравшую кухонный стол.

– Здравствуйте, Надежда Александровна! Давайте-ка мы с вами присядем и пообщаемся.

– Ой, батюшки, а вы скорая что ли?

– Да, скорая.

– Так я вроде нормально себя чувствую. Это вы, что ли, вызвали? – спросила она у дочки с внучкой.

– Да, мы! – ответила дочь. – Сейчас тебя в психушку увезут!

– А ну-ка, прекратите! Пока никто никого никуда не увозит! Выйдите отсюда! Пожалуйста.

– Надежда Александровна, что вас сейчас беспокоит?

– Да что… В нашем-то возрасте известно, какие беспокойства: голова, как чугунная, давление иногда подскакивает. Ну а так, по врачам я не бегаю, ничего для себя не требую.

– А дочка с внучкой к вам как относятся?

– Ой, последнее время я чувствую, что лишней для них становлюсь. Они уж все давно решили. Ведь просто так яму копать не будут…

– Какую яму, скажите поподробнее?

– Ну какую? Обычную. Вроде как трубу меняли, а на самом-то деле это для меня знак был. Мол, пора в могилу.

– Вот поэтому вы и подписали дарственную другой дочери?

– Ну конечно! А этим-то за что я дарить буду? За то, что они меня обижают?

– Надежда Александровна, а они за вами ухаживают?

– Нет, а что за мной ухаживать-то? Чай, я не лежачая! Я и в магазины хожу, и дома, и в огороде все делаю. Они чего-то тоже покупают и приносят, но я ихнего не ем. Еще подмешают чего-нибудь…

Далее позадавал я вопросы и выяснил, что Надежда Александровна полностью ориентирована во времени, месте и собственной личности. Да, фрагменты бреда проскользнули, но они не делали Надежду Александровну опасной для окружающих или самой себя. Именно по этой причине, она не нуждалась в экстренной психиатрической помощи.

Дочь и внучка аж в лице переменились, когда узнали, что Надежду Александровну мы никуда не повезем.

– Да вы не видите что ли, что она дура дурой? Она же городит незнамо чего! Короче, я поняла, взятка вам нужна, вот и все! Ладно, я обращусь, куда следует!

– Уважаемая, обращаться вы можете куда угодно, но тогда будьте готовы ответить за свои слова. В суде.

– Ой, да что вы меня тут пугаете-то?

– Мадам, я не зеркало, чтоб вас пугать.

Веди она себя поприличнее, то рассказал бы я ей, как действовать. Но объясняться с хамкой – себя не уважать.

Прилетел следующий вызов: болит живот у мужчины тридцати четырех лет.

В прихожей, страшно перепуганная молодая женщина, пронзительно закричала:

– Идите быстрей, он умирает!

Больной метался в кровати, по-звериному рыча и завывая.

– Так, показывай, где болит!

– Да вот, вся бочина и живот, и поясница!

– Мочишься нормально? Проблем нет?

– Че?

– Как писаешь?

– Да сегодня чет плохо, как-то помаленьку.

Все понятно. У больного была классическая почечная колика. Камушки расшалились и полезли куда не надо.

Сделали внутривенно ненаркотический анальгетик, внутримышечно – спазмолитик. Больной успокоился, повеселел и в урологию благополучно уехал, от камней избавляться.

Следующий вызов не заставил себя ждать. Поедем на травму ноги у мужчины шестидесяти шести лет.

Открыла нам весьма поддатенькая немолодая женщина:

– У-ха-ха-ха! Проходите, вон он под кроватью валяется! У-ха-ха-ха!

Да, госпожа оказалась права. Снаружи находились голова с лохматыми пегими волосами и плечи. Все остальное было скрыто под кроватью.

– Василий Петрович, ну и как же тебя угораздило-то?

– А <фиг> его знает, – философски ответила голова.

Мои парни вытащили его, и сразу нашим глазам предстало диво дивное: вывих коленного сустава. Не надколенника, называемого в народе «коленная чашечка», а именно вывих самого сустава. Понятно, что врачи-травматологи в своей практике и не такое встречают. А вот ваш покорный слуга увидел воочию впервые в жизни.

Удивительно, но пострадавший как-то не особо страдал от боли. Видимо, хорошую алкогольную анестезию принял. И тем не менее, мы его обезболили качественно, транспортную иммобилизацию выполнили. Ну а потом в травматологию его свезли. Подчеркну, что не в травмпункт, а в травматологическое отделение стационара.

И на сегодня, этот вызов был для меня последним.

А на следующий день, как всегда, приехали мы на дачу. Потом, когда сели пообедать, пришел сосед Федор. Лицо мрачнее ночи, никаких обычных шуток-прибауток.

– Господи, Федя, чего случилось? – всполошилась моя Ирина.

– Беда пришла, откуда не ждали.

– Федя, да скажи ты по-человечески, что стряслось-то?

– С Женей моей беда, – ответил он, едва сдерживая скупые мужские слезы.

– Федор, да мы же ее сегодня утром видели, была жива-здорова! – подключился я.

– Иваныч, а что толку-то? Теперь от нее одна оболочка осталась. Короче, закодировалась она. Раньше-то, как выпьет, так человек. А теперь – дура дурой! И ведь представьте себе, сама закодировалась! Сама! Стервозная стала до невозможности! Подумать только, она теперь меня алкоголиком обзывает!

– Федя, сволочь ты эдакая! – вскричала Ирина. – Ты понимаешь, что меня чуть было инфаркт не хватил?! Да тебе и самому-то надо закодироваться! Ведь все мозги уже пропил!

– Ира, да я в принципе могу и без кодировки не пить. Но у меня нет такого принципа.

В общем, все закончилось тем, что налила ему Ирина. А вот мне запретила категорически. И вдруг вспомнил я утреннюю встречу с Евгенией Васильевной, супругой Федора. Что-то мне тогда показалось в ней необычным. И тут внезапно озарение снизошло: ведь впервые за многие годы я ее трезвой увидел! Взгляд у нее был ясный, разумный, человеческий! В общем, порадовались мы за Евгению Васильевну, вернувшую себе человеческий облик.

Все фамилии, имена, отчества изменены