Читать книгу Северная сторона сердца - Долорес Редондо - Страница 10

Академия ФБР, Квантико, штат Вирджиния

Сидя за компьютером, Амайя еще раз попыталась сосредоточиться на голосе инструктора, объясняющего, как правильно заполнять профиль подозреваемых в убийстве, чтобы соответствовать международным нормам виктимологической регистрации. Она устала после бессонной ночи, проведенной за составлением нового отчета, и, как ни старалась, ей с трудом удавалось сконцентрироваться. Мысли снова и снова возвращались к собственным выводам: большинство из них противоречили мнению офицеров подразделения и выглядели чисто интуитивными, но, в конце концов, именно этого и ждал от нее специальный агент Дюпри, когда они прощались.

– Теперь у вас есть все данные. Заполните все три профиля. Я хочу, чтобы ваш отчет лежал у меня на столе завтра в восемь.

Амайя положила отчет на стол Дюпри в семь.

Она еще раз посмотрела на часы – уже больше двенадцати. Она не могла перестать думать о составленном ею профиле.

Белый, старше сорока пяти лет, имеет опыт аналогичных убийств представителей своей расовой группы.

Организованный, терпеливый, способный ждать подходящий момент. Верующий, хотя позиция церкви по отношению к греху кажется ему слишком мягкой…

* * *

…Амайя отсидела один семинар, а затем второй. Она чувствовала себя опустошенной – такова была цена, которую приходилось платить за собственную правоту, за необъяснимую привилегию обнаружить фрагмент, которого недоставало в пазле. Дерзость знания, истины, которая в какой-то момент нарушала установленные границы, требовала расплаты.

Обнаружив под крышей мертвую бабушку, Амайя больше не могла сдерживаться. Противостояние с командой Дюпри перестало быть чисто диалектическим. Направив луч фонарика на изуродованное лицо женщины, замурованной в своей импровизированной могиле, она почувствовала, как внутри у нее складываются куски, образующие зловещую картину, созданную преступным разумом Композитора. В отличие от внутренних помещений дома, вытоптанных ногами десятков полицейских, эта сцена сохранилась нетронутой. Если б Амайя сосредоточилась, она могла бы почувствовать незримое присутствие человека, преследующего старуху, чтобы заставить ее занять отведенное ей место. Нет, он не был аннигилятором – так профайлеры называли семейных убийц. Сейчас Амайя была совершенно уверена в этом. Он стремился не к уничтожению этих семей, а к созданию новой. Идеальной семьи, совершенной в своей смерти. Когда утром они оказались в кабинете Дюпри, ее находка, а затем столь решительно сделанный вывод вызвали у коллег едва сдерживаемое раздражение.

– У них нет бабушек и дедушек. Родители обоих умерли, как уже сказала вам агент Такер, – категорически заявил явно взбешенный, но все-таки вежливый Джонсон.

– Это бабушка, проверьте. – Она повернулась к дому и пошла прочь.

– Мы проверили, – следуя за ней, сердито ответила Такер. – Я не утверждала бы ничего подобного, если б у меня не было данных.

– Проверьте еще раз.

– С кем, по-вашему, вы разговариваете? – пробормотала Такер. – С какой стати вы мне приказываете?

Амайя остановилась, вздохнула и опустила глаза, пытаясь успокоиться. Она чувствовала самое настоящее исступление, которое подталкивало ее схватить Такер за воротник рубашки и заставить ее поменять свое мнение. Но ничего подобного Амайя не сделала. Не желая уступать ни на йоту, она понизила голос до шепота, заставляя членов команды подойти ближе, чтобы расслышать ее слова.

– Забудьте официальные базы данных. Спросите у соседей, жила ли эта женщина в их доме. Дети, похороненные под карнизом крыши на моей родине, официально не были членами христианской семьи.

Агент Джонсон втянул голову в плечи, ошеломленный ее словами. Он перевел взгляд на Дюпри и приоткрыл рот, ожидая его реакции. Эмерсон смотрел на остальных с досадой.

– Что за херня? – воскликнул он, подняв обе руки. – Какие-то люди, похороненные под крышей… Мы в самом деле должны мириться с тем, что вещает нам эта дилетантка?

– Проверьте еще раз, – приказал Дюпри.

– Но… У нас данные… – возразил Джонсон.

Дюпри окинул его ледяным взглядом:

– Я сказал проверить.

После этого он приказал ей удалиться, а сам остался с агентами. Саласар ждала в машине, чувствуя себя провинившейся девчонкой, которую в наказание поставили в угол. Со своего места она наблюдала за Дюпри, Эмерсоном и Такер, стоявшими к машине спиной; по выражениям их лиц было ясно, что они о чем-то спорят, хотя голос никто не повышал. Плечи напряжены, голова опущена, руки упираются в бедра. В какой-то момент Такер посмотрела в сторону машины, а Эмерсон указал на Амайю подбородком. Она не сомневалась, что говорят о ней. Вернулся Джонсон, который расспросил о семье Аллен соседей, столпившихся неподалеку от дома. Коротко доложил о чем-то Дюпри, и вся группа повернулась в ее сторону и уставилась на нее с выражением изумления и подозрения.

Амайя вышла из машины и подождала, пока они подойдут. Дюпри жестом дал разрешение Джонсону, который признался:

– Мертвая старуха под крышей – Белинда Райт. Она с детства дружила с матерью Хью Аллена. Когда тот, достигнув совершеннолетия, покинул приемную семью, Белинда взяла его к себе. Хью жил с ней и ее мужем на небольшой ферме неподалеку, пока не женился и не переехал в этот дом. Много лет спустя, когда Белинда овдовела, она поселилась у них и помогала воспитывать детей. Она не была его матерью, но он относился к ней с таким же уважением.

– Каким-то образом, – продолжил Дюпри, – этой женщине удалось сбежать из дома, а может, когда пришел убийца, ее там не было. Он догнал ее в поле, сбил с ног и затащил под крышу. Она была для него еще одним членом семьи. – Последние слова он произнес, глядя на Амайю с уважением.

Такер тоже заметно понизила тон, обратившись к ней:

– Я понимаю, что именно это вы имели в виду, говоря о «хоре». Он ищет не семью, а нечто, что ее представляет. Но почему он убивает исключительно в местах стихийных бедствий?

– Все не так просто, – возразила Амайя: к ней вернулся ее кураж. – Надо иметь в виду, что все мы в курсе, когда надвигается буря, циклон или ураган; знает об этом и убийца. Ураган диктует ему, куда он должен идти. Ему приказывает сам Бог. Бог и метеорологические службы, – добавила она, чуть заметно улыбнувшись. – Думаю, именно поэтому он всегда приходит вовремя. Появляется в опасной зоне заранее и ждет, пока Бог укажет ему точные координаты.

Эмерсон с досадой щелкнул языком.

– Давайте посмотрим, правильно ли я вас понял, – сказал он с притворным дружелюбием. – Вы полагаете, что убийца выбирает не семью, а место, район, где на землю обрушивается торнадо, ураган или наводнение. В какой-то степени предсказать это не так сложно. Как вы сами говорите, с каждым днем государственные метеорологические агентства работают все лучше, надежно предсказывая, где будет очередное стихийное бедствие. Но если Композитор выбирает место по прогнозу погоды, как ему удается вычислить семью, которая идеально соответствует профилю, нужному для выполнения его задачи? Неужели Бог, опережая метеорологическую службу, подсказывает ему, где разразится буря, чтобы он заранее мог присмотреть подходящие жертвы? Или вы считаете, что на этот раз речь идет о чем-то мистическом, вроде захоронений под крышами? – Эмерсон завершил выступление одной из своих неприятных улыбок.

– Мне бы не пришли в голову такие глупости, даже чтобы опровергнуть ошибочную гипотезу, – ответила Амайя. – А это не гипотеза, это база, созданная на основе данных.

Улыбка Эмерсона погасла, сменившись недобрым оскалом, который появлялся у него на физиономии, когда он чувствовал себя оскорбленным.

– Неважно, верю ли я или нет; важно, что верит он, – твердо продолжала Амайя. – Именно этим сильна вера. Если речь идет об убийце, который полагает, что его действия совпадают с Божьей волей или, по крайней мере, Бог видит в нем не убийцу, а Лота, праведного человека, он будет интерпретировать в свою пользу факты, которые для других остаются незамеченными, и разработает личную стратегию выбора жертв. Очень важно ни на миг не забывать о его способности объединять волю Провидения с собственными желаниями.

– Мы находимся на предварительной стадии, и у нас нет достаточно данных, но убийцы апостольского типа считают, что освобождают общество от недостойных, извращенных и ненужных элементов. Их жертвами обычно становятся проститутки, нищие, наркоторговцы, наркоманы. Все, кого они считают отбросами общества… Мы расследуем дело семьи Аллен, но многие недели работаем с данными других семей, и, уверяю вас, они не соответствуют этому профилю. Обычные семьи со своими плюсами и минусами, они не вписываются в образ жертв, которых убийца апостольского типа считает аморальными. В них нет ничего предосудительного, – возразила Такер.

– В деле Уорноса, – добавил Джонсон, – маньяк убивал клиентов проституток, наказывая мужчин, а не женщин. Грех, который преследует этот апостол, можно не вычислить с первого взгляда.

Такер, казалось, задумалась над услышанным.

– Вы предполагаете, что один или несколько членов этих семей делали нечто предосудительное? – спросила она, снова обращаясь к Амайе.

– Предосудительное для убийцы, – уточнила Амайя. – Мы должны помнить о том, что его восприятие мира субъективно. Достаточно того, что он знает некую особенность, присущую этим семьям, которая кажется ему веским основанием для их убийства. Но я думаю, что это дело шире, потому что оно сосредоточено не на конкретном члене семьи: он наказывает семьи целиком, потому что считает их ответственными за некое неведомое зло.

Она поймала на себе взгляд Дюпри. Склонив голову набок, тот внимательно ее изучал. И не просто изучал, а пронизывал взглядом, так же как в то утро в своем кабинете.

Эмерсон чуть подался вперед.

– Думаю, в вашей теории имеется существенный пробел. Должен признать, меня впечатлило ваше предположение о том, что место указывают стихийные бедствия, а также ваша «психическая особенность», которая помогла отыскать бабушку, но этого недостаточно, чтобы установить принцип, по которому он выбирает семьи.

– Я сама до сих пор этого не знаю, – призналась Амайя, глядя в глаза Эмерсону, чтобы ускользнуть от настойчивого взгляда Дюпри. – Думаю, сейчас не время отвечать на этот вопрос; в любом случае мы придем к какому-то выводу, когда узнаем, каков его временной интервал. Сейчас главный вопрос – с каких пор он убивает?

– Предлагаю ориентироваться на февраль… – начал Эмерсон.

– Пока что, – перебила его Амайя, – мы в самом деле можем ориентироваться на февраль: именно тогда была убита семья из Кейп-Мей… Но я уверена, что все началось гораздо раньше. Его метод отточен до такой степени, что он знает даже про то, что Белинда Райт была бабушкой Алленов, не будучи их родственницей. Такой уровень мастерства требует опыта, ловкости и практики, а на начальном этапе допускаются ошибки…

Дюпри медленно кивнул.

– Порассуждайте еще, – подбодрил он.

– В феврале были Миллеры, в марте – Мейсоны, в апреле – Джонсы; сейчас август, и убиты Аллены. Мы видим определенный временной интервал, но не может же быть так, чтобы у него всегда и все получалось идеально. Надо искать неудачные нападения.

Агент Такер кивнула, делая шаг вперед, чтобы оказаться перед Амайей.

– Семьи с одним и тем же числом членов нужного ему пола и возраста, но в которых погибли не все, потому что не все во время урагана оказались дома.

Амайя удовлетворенно улыбнулась, радуясь ощущению, что они с Такер наконец-то говорят на одном языке.

– Должно быть сложно, – продолжала она более энергично, – справиться одновременно с таким количеством народу: вы должны заставить их сдать оружие, обездвижить в одной из комнат и казнить по одному. Белинде Райт удалось сбежать; нечто подобное могло произойти и в других случаях. Уверена, что в какой-то момент ему приходилось совершать ошибку; нападение на семью после стихийного бедствия оставляет слишком много белых пятен, слишком много торчащих нитей или непредвиденных обстоятельств.

Дюпри кивнул, обращаясь к команде:

– Поищите заявления от семей, которым после катастрофы нанесли визит подозрительные типы. Неудачные попытки нападения, случаи, когда агрессору пришлось отступить по каким-либо причинам: сосед, который явился, чтобы помочь, посторонние люди в доме, которых он не брал в расчет, гости, родственники или отсутствие одного или нескольких членов семьи, без которых результат оказался бы неполным.

Амайя кивала на каждое его слово. Дюпри снова повернулся к ней:

– Что еще?

– Я… если бы мне пришлось заняться этим расследованием, я бы хотела узнать все подробности жизни этих семей. Уверена, что их профиль соответствует неким пожеланиям убийцы, о которых мы даже не догадываемся. Причина может быть настолько мелкой и незначительной, что мы упускаем ее из виду. Преступником такого типа движут мотивы, не соответствующие здравому смыслу, которые тем не менее имеют для него огромную значимость. Если мы узнаем об этих семьях побольше, у нас появится информация о том, как убийца до них добрался, как он вычисляет нужный профиль на такой обширной территории, да еще прислушиваясь к метеорологическим сводкам. В первую очередь мы должны заполнить виктимологический профиль.

– Если б вы вели это расследование… – пробормотал Эмерсон, наклонившись так, что его могла услышать только она.

Всего несколько слов, но их оказалось достаточно, чтобы Амайя на мгновение утратила концентрацию.

– Саласар, что еще? – воскликнул Дюпри.

– Географический профиль, – сказала она, пытаясь сосредоточиться. – Я бы рассматривала более широкий ареал.

– Насколько широкий? – настаивал Джонсон.

– Любой уголок страны, где происходили стихийнее бедствия и погибали семьи с указанными характеристиками в последние, скажем, два года. Если найдем хоть какие-то зацепки, займемся ими более тщательно.

– Это безумие! – возразил Джонсон.

– Полагаю, вы не слышали о круге Кантера, – заметил Эмерсон, обращаясь к Джонсону так, словно Амайи рядом не было. –  Нельзя применять теорию географического ареала, где действует серийный убийца, не собрав все аналогичные случаи, – это первое положение теории.

– Думаю, Эмерсон имеет в виду, – вмешалась Такер, – что на такой огромной территории невозможно следить за всеми, сближаться с людьми настолько, чтобы узнавать такие подробности: калибр револьвера, который хозяева держат дома, или что в доме живет женщина, которая на самом деле не родная бабушка. Он должен хорошо знать свои жертвы. Видеть их, чтобы выбрать в качестве жертв, видеть, чтобы возненавидеть.

Амайя покачала головой.

– Он не ненавидит их, – возразила она. – По крайней мере, ненавидит не за то, каковы они на самом деле, а за то, что они для него представляют. Он молится за их души, за их покой. Стирает все признаки насилия, устраняет следы от веревок, избавляет их от позора. В какой-то степени молитва за убитых показывает, что обязательно должна быть личная связь преступника с жертвами и какая-то важная причина, но я не думаю, что это ненависть. Он ничего от них не хочет, ничего не берет, ничего у них не отнимает – что можно отнять у тех, кто и так уже все потерял? Мы живем в век информации и эксгибиционизма. Метеорологический центр с точностью чуть ли не до миллиметра сообщает прогнозы стихийных бедствий, торнадо и ураганов и доставляет его в наши мобильные устройства, а интернет позволяет любому проникнуть в нашу частную жизнь. Люди демонстрируют в Сети свою личную жизнь, не задумываясь о том, кто именно за ними наблюдает. Я не говорю, что в нашем случае все именно так, но суть в том, что есть гораздо больше способов получить доступ к человеку или целой семье, чем следить за ними, стоя на лужайке перед их домом.

– С другой стороны, это должен быть человек, чье появление после катастрофы логично, чье присутствие ожидаемо, – заметил Дюпри.

Такер открыла маленький ноутбук, который висел у нее на плече, поставила его на капот и показала несколько схем.

– В первую очередь надо выяснить, откуда он за ними следит. Проверим электрические, телефонные и интернет-компании, техников, монтажников… Любые связи между этими семьями. Из рассказа свидетеля мы знаем, что внешний вид убийцы не вызывает у жертв подозрений или недоверия. Надо проверить полицейских, пожарных, спасательные команды, врачей и фельдшеров, персонал «скорой помощи»… Хотя посреди хаоса любой человек может прикинуться кем-то из них.

– Есть пожарные-добровольцы, они выезжают на крупные катастрофы. Еще я слышал, что существует собачий патруль; он передвигается по всей стране и даже выезжает за границу для спасения людей в горах или во время землетрясений, – заметил Джонсон.

Амайя кивнула.

– Надо учитывать журналистов, репортеров, бригады телевизионщиков, всех тех, кто появляется, когда все прочие убегают.

Джонсон сделал пометку в своем лэптопе и добавил:

– Мы должны распространить поиски и на группы добровольцев, которых набирают через социальные сети, добрых самаритян, появляющихся в местах бедствий, чтобы помочь пострадавшим…

– Церкви, муниципальные ассоциации, благотворительные группы и организации… – добавила Такер.

– Нельзя забывать и о любителях штормов, охотниках за торнадо, псевдоученых и безмозглых идиотах, которые выкладывают видео на «Ютьюб», – сказала Амайя.

– Количество дураков бесконечно, – заметил Джонсон.

– Как и демонов. – Дюпри посмотрел Амайе прямо в глаза.

На этот раз Саласар ответила на его взгляд. Она знала, что нравится мужчинам, и привыкла к таким переглядываниям. В последние дни ей не раз приходилось увиливать от заигрываний Эмерсона. Но Дюпри смотрел на нее иначе. Это был пронизывающий взгляд, полный страсти египтолога, разгадывающего иероглиф. В его темных глазах любопытство сменялось подозрением, восхищение – беспокойством. Амайя не ждала простоты от человека, возглавлявшего одну из лучших полевых команд Подразделения поведенческих наук; к тому же она умела распознавать скрытые намерения других по отношению к себе. Но сигналы, поступавшие от Дюпри, были чем-то вроде белого шума. Саласар анализировала каждую его реакцию, выражения лица, слова, но так и не сумела прийти к выводу, кто перед ней – друг или враг. Однако кое-что она знала наверняка: он слушает ее и то, что она говорит, для него достаточно важно, чтобы закрыть глаза на неприязнь остальной части команды. «Чувствуйте себя уверенно», – сказал он тогда перед домом. Ее уверенность в себе и восприятие себя самой не имели ничего общего с расследованием; Амайя Саласар всегда была одна и привыкла к одиночеству. Но минуту назад, возле машины, впервые за весь день она осознала себя частью целого, почувствовала связь и уважение товарищей.

– У нас полно дел, – сказал Дюпри. – Судмедэксперт дал слово, что немедленно начнет вскрытие. Подразделение проведет здесь ночь. Вы вернетесь в Квантико. Через час вылетает самолет в Вирджинию. Агент Харрис отвезет вас в аэропорт.

Так вот о чем речь… «Мы остаемся, а ты уезжаешь. С какой стати ты что-то себе вообразила?»

Прощание с командой было быстрым и прохладным. Амайя направилась к машине Харрис, которая поприветствовала ее. Потом она заметила, что Дюпри идет за ней. Амайя оглянулась и встретилась с ним взглядом.

– Теперь у вас есть все данные. Я жду вашего доклада, – сказал он, проводив ее до полицейской машины.

Прежде чем сесть, Амайя повернулась и спросила:

– Почему вы тогда не ответили на мое приветствие?

На лице Дюпри изобразилось удивление; тем не менее он сдержался и не ответил. Но она была настроена решительно и не собиралась сдаваться.

– Вы несколько раз обращались ко мне во время лекции, но потом, когда я подошла к выходу со сцены и поздоровалась с вами, вы меня проигнорировали. Почему?

Дюпри глубоко вздохнул, расстегнул пиджак и положил руки на бедра. Затем оглянулся через плечо, дабы убедиться в том, что остальные члены команды не смотрят на них, и, чуть подавшись к ней, заговорил:

– Я не хотел искажать ваше впечатление от лекции своим вниманием; я отдаю себе отчет в том, сколько зла может принести интерес инструктора к следователю.

Она недоверчиво посмотрела на него.

– Нет, дело не в этом. Если так, вы бы делали это с самого начала. Но я почувствовала ваш интерес, даже Эмерсон его заметил, а потом вы будто про меня забыли. Вы нарочно дразнили меня, обращаясь со мной как с самонадеянной выскочкой.

Дюпри молча смотрел на нее, и Амайя была уверена, что он не ответит. Но внезапно агент сказал:

– Я не дразнил вас. Во время лекции мне нужно было ваше внимание, а затем – ваша ярость, которая, несомненно, повлияла на вашу работу. Я получил и то и другое. В чем-то вы правы: лекция не случайно была посвящена инспектору Скотту Шеррингтону и тайным жертвам. В течение нескольких недель я подозревал, что мы столкнемся с похожим случаем; свидетельства последних часов позволили выбрать новый подход. Мы будем работать над этой гипотезой.

– Но почему я?

Лицо Дюпри напряглось.

– Не стоит заблуждаться. Главное – наше расследование, и если сегодня вы здесь, то лишь потому, что, по моему мнению, ваше участие может быть нам полезно.

– Я прекрасно знаю свое место; я заместитель начальника убойного отдела и сама расставляю приоритеты. А вот вы, скорее всего, ошибаетесь. На месте преступления вы разговаривали со мной так, как будто я курсант из вашей академии. Да, я не прошла стажировку в ФБР, но знаю, как себя вести. В любом случае ваше объяснение не отвечает на мой вопрос.

Дюпри раздраженно отвел взгляд; казалось, он вот-вот уйдет, но внезапно агент снова повернулся к ней и недоверчиво улыбнулся.

– Вы серьезно? Вместо письменного отчета вы наклеили стикеры и написали несколько замечаний. Вам удалось вывести из себя даже Джонсона, самого мирного парня на свете. Я не буду отвечать на ваш вопрос. Может быть, когда-нибудь, но не сегодня. Сегодня вы были важным инструментом, и хорошо, что вы про это не знали. Если б вы знали заранее, то вели бы себя иначе. Надеюсь, мы забудем о том, как непочтительно вы допрашивали судмедэксперта… и то, как дерзко вели себя возле крыши.

– Вы меня не знаете, – возразила она.

– Это точно. Вот почему я сегодня здесь; мне нужно было знать, сколько в вашем поведении позерства, а сколько настоящего таланта, ловкости и, прежде всего, интеллекта. – Он усмехнулся. – А еще мне хотелось проверить, не повысится ли ваше самомнение, когда вы убедитесь в том, что правы.

Амайя нахмурилась.

– Как, например, сейчас… – пробормотал Дюпри.

– Самомнение? – Она покачала головой, теперь с пониманием, и прошептала: – Вам это сказал Эмерсон…

Дюпри повернулся и пошел в сторону следователей, ожидавших у входа в дом.

– Эмерсон тут ни при чем. Не забудьте сдать отчет до восьми. Три профиля, Саласар.