Читать книгу Вне эфира. История маньяка, убивающего на расстоянии - Доми Тим - Страница 3

Среда для работников Седьмого – особенный день. Время подведения итогов, определения перспективы – в общем, сбор на летучку. Журналисты к этому моменту подбирали хвосты, находили оправдания, почему задание до сих пор не сделано, и предлагали не менее пяти идей на будущее. Крис сказал, что здоровая конкуренция на канале повышала продуктивность работы. К счастью, операторов это не касалось, хотя мои новые коллеги проявляли интерес к сему действу, чтобы пораньше выяснить, куда предстоит переться со своими репортёрами.

Кстати, о репортёрах. Их мы обсуждали, как мужчины своих жён за кружкой пива: хвалили за мужество и отпускали двусмысленные шутки. Причём, Киму тоже перепадало. А ещё у каждой связки «журналист плюс оператор» присваивалось собственное имечко, составленное из частей имён или фамилий этих двух. То странное имя «Дэнира» оказалось не именем, а названием пары «Дэниэл плюс Кира», а нас с Кимом уже окрестили «Даймлинн». Как мило, вроде Бранджелины.

Если вы думали, что журналисты и операторы самые серьёзные люди на свете, то спешу вас разуверить – без чувства юмора тут не выжить.

На летучку массмедийщики собирались в небольшом кабинете напротив операторской, так что мы, если дверь оставалась открытой, слышали каждое их слово.

– Что у нас по Химику? – без предисловий спросил Майкл.

Летучка стартовала в десять, и о сюжетах, которые вышли в эфир, редактор не упомянул. У меня отлегло от сердца: Киму не дали возможности во всеуслышание заявить о косяках «новенького».

– Я прогнала соцсети, в тренде один случай – мужчина совершил самоубийство, подстроив его так, как будто бы это сделал Химик. Обратился в полицию перед самой смертью с просьбой об охране. Федералы проверили, нашли несоответствия. Он не смог повторить рецепт яда, не оставляющего следов, – сказала рыженькая. – И отравил себя диоксином.

Майкл что-то черкнул в блокноте, а девушка продолжила:

– В «фейсбуке» недавно появилась группа, люди там пытаются донести до Химика, что он должен их убить, раз уж он убивает. Мол, они хотят смерти, а он убивает тех, кто хочет жить. В «твиттере» набирает популярность хештэг «приди ко мне, Химик, Ангел смерти».

– Ага, а Химик сидит, гуглит хештэги и выбирает себе жертв – правдоподобно, – вставил Ким, постукивая ручкой по бедру.

– Психолог даст интервью сегодня, я уже созвонилась с ней.

– Умница, – кивнул ей Майкл.

Услышав похвалу начальника, рыжая расцвела, а затем повернулась к Киму и так плотоядно улыбнулась, словно представила их в одной постели.

– Ким, свяжись с кем-то из группы в соцсети, попытайся записать хотя бы интервью через «скайп». Если не получится, изучи группу, сделай видео минимум на тридцать секунд.

– Окей, – бодро отозвался тот. – Мне нравится ваш оптимизм, шеф, относительно моих сюжетов. Связаться с сумасшедшими, которые хотят умереть, проще простого, они ведь наверняка захотят засветиться на ТВ перед смертью. Засветиться, хах, если…

– Хватит болтать. Случай с подставным самоубийством трогать не будем, думаю, это нормальная тема для шоу «Итоги», передам ребятам. – Майкл снова сделал пометку в блокноте. – Так, а какие у вас, друзья, предложения по поводу нашего пятничного выпуска?

В операторской засуетился Пит, отвечающий за студийную съёмку, сморозил хохму, и следующая реплика Майкла утонула в хохоте… Парни тоже начали беседовать о Химике и ставках на то, когда состоится следующее убийство, да так громко, что редактор попросил закрыть дверь.

Я попытался вспомнить, что слышал или читал о Нью-йоркском маньяке, чтобы поддержать разговор, побыстрее влиться в коллектив и не показаться молчаливым аутсайдером.

– Надеюсь, они не будут продолжать тему гипноза.

– Эту тему мы мусолили позавчера. – Бен, оператор Криса, демонстративно зевнул. – Выбранный Мэнди эксперт оказался тупым, как мои маникюрные ножнички.

– Господи, не пробовал как-то фильтровать информацию, прежде чем её разглашать?

Внезапно я вспомнил, о программе, которая шла по радио утром. Ведущий с писклявым голосом вёл диалог с человеком, разговаривающим. Очень. Короткими. Предложениями.

– Парни, нашли людей, которые получили записки от Химика, но не умерли, – сказал я.

– Ого! Мы об этом снимали?

Пожал плечами.

– Записка по виду как у Химика, но все остались живы.

– Люди любят такие истории, расскажи об этом Киму, – посоветовал Бен.

– Я не уверен, что…

– Поверь мне, друг, лучше расскажи. Иначе тебе же будет хуже. Он пронюхает, что ты узнал, и будет пилить тебе мозги. «Энди, ты что же, не врубился в свою священную миссию на канале?»

Остальные согласно рассмеялись.

– А откуда вообще взялось это прозвище? – спросил я. – Химик. Я могу ошибаться, но в записке ведь нет даже намёка на то, как он совершает преступления, только цифры.

– Одна из жертв, или даже две, говорили, что это был яд.

– Кому говорили?

– Родственникам, наверное. – Бен начал раздражённо подёргивать ногой, стуча по ножке стула. – Может, им были даны какие-то инструкции, как взломать код.

– Получается, могли быть и другие жертвы.

…А Химик не особо стремился к известности. Интересно, он радовался, что получил прозвище, и нагонял страх на жителей Нью-Йорка или считал, что стало хуже? Какой изощрённой логикой он руководствовался? Каким образом выбирал жертв? Почему подбрасывал записки?

Я последовал совету Бена и перехватил Кима, когда он выходил из конференц-зала. Сунул под нос статью, которую нашёл в одной из газет, выписываемых каналом, и пролепетал, что материал мог бы быть ему интересен. Так поступали хорошие операторы, предлагали журналистам темы?

Химик сплоховал или счастливая случайность?

На днях журналистам стало известно о чудесном спасении жителя Сохо, некоего Роберта Лейтца. Мужчина двадцати семи лет обнаружил в своём почтовом ящике записку следующего содержания: «196 (1) 6 (1) 10 (2) 63 (3) 1 (2) 4 (3) 55 (1) 20 (4) 39 (4) 12 (1) 28 (4) 4 (2) 18 (4) 63 (2) 47 (3) 58 (6)», когда вернулся из командировки в Вашингтоне. Распознав «почерк» маньяка, охотящегося на жителей Нью-Йорка, Роберт тем не менее не сразу же обратился к полицейским. Спустя три дня после получения записки мистера Лейтца взяли под охрану правоохранители, и в этот раз катастрофы удалось избежать.

Роберт, думавший, что он, как и остальные, обречён, остался жив.

До недавнего времени мистер Лейтц оставался единственным человеком, пережившим столкновение с Химиком, интернет-пользователи начали называть его «избранным», полагая, что именно Роберт может победить преступника. Сам он ни о чём таком не помышляет; в интервью мужчина сказал, что может объяснить спасение случайностью или везением. «Может, Химик ошибся, такое бывает». Возможно, в городе появился подражатель, копирующий Химика. Или же маньяк, которого многие считают почти колдуном, начал допускать ошибки. Вопросы стоит задать правоохранителям, которые вплотную занялись делом Роберта Лейтца, но, по словам инсайдера, так и не смогли найти объяснение.

– Очень любопытно, Энди. Спасибо.

Первый настоящий рабочий день для меня наступил, когда представилась возможность поработать с Кимом. Мы ехали на приём в честь очередной годовщины создания корпорации Boeing в банкетном зале отеля «Четыре сезона» по 57 стрит. Нашу машину зажал в тиски Манхеттен – безжалостный, как судебный пристав. Шофёру Стенли приходилось лавировать между многочисленными автомобилями, на водительских креслах которых сидели мужчины, все как один уверенные, что исключительно они одни в этом мире опаздывали.

– Нам понадобятся минимум два синхрона, один от главы компании, он будет давать брифинг для СМИ, не зевай там, ладно? – Ким всю дорогу давал наставления, записывая их на скомканном листе бумаги. – Второй синхрон возьмём у заказчика самолётов. Идеально будет, если отыщем представителя American Airlines – они стали самыми крупными покупателями в прошлом году. Хотя что значит «если»? Мы его обязательно отыщем, понял меня?

Стенли сбавил скорость до двадцати, а я подвинул ближе свою сумку, «любезно» собранную Кимом, вставил аккумулятор в Sony, вдвинул флэшку в слот.

Когда Ким посмотрел в мою сторону, в его глазах прыгали чертенята: он был игрив почти до неприличия. Уверен, на его языке крутилась колкость, что он-то накамерный не забыл, когда складывал для меня оборудование, хотя даже не был оператором.

Мы подъехали ко входу в «Четыре сезона», и я оказался в гуще колоритной авиационной тусовки. Стенли, с которым пришлось ездить на первое задание, снова пожелал мне «хорошей работы»; даже не ожидал, что это будет так приятно. Ему в прошлом году исполнилось шестьдесят лет, но он казался молод душой и порой отпускал такие непристойные шуточки, что даже Крис краснел. Но вместе с тем был примерным семьянином, как сказал Ким, и заменил отца внучке.

К стеклянным дверям вела «оскаровская» красная ковровая дорожка. Сбылась моя детская мечта – пройтись по ней. В воздухе смешались ароматы десятка разных парфюмов, и я закашлялся.

– Заявочный план. – Ким схватил меня за плечо, когда я сделал шаг на дорожку.

– А, точно, сейчас.

– Энди.

Через десять минут мы оказались внутри, пожали руки пожилой даме из числа тех, что предпочитают стоять на входе и здороваться с прибывающими. В зале, отделанном деревом и камнем, расслабленно фланировали и переговаривались гости. По периметру стояли диваны, на одном из которых парень громко делился впечатлениями о лагере для творческой молодёжи. У него из кармана выглядывала мятая десятидолларовая купюра. Женщина постарше – наверное, мать – рассеянно кивала, слушая его и оглаживая свои ляжки.

Нью-йоркские реалии.

Я как раз шёл мимо компании дам за сорок, когда Ким взял меня за локоть:

– По правому борту чета Уолрекс, советую не связываться – скандалисты. Однажды я брал у них интервью, а жена потом обрывала телефон, утверждая, что выбран неудачный ракурс. А как насчёт похудеть футов на двенадцать? Почему им это в голову не приходит, а?

Я взглянул в сторону парочки: бабочка на шее мужчины подобрана в тон платью женщины. С виду образцовые добропорядочные супруги, но фальшь и ханжество меня не удивляли. В первый день в Нью-Йорке я собственными глазами видел, как мелкая девчонка с косичками, азиатской внешности, наставила на бродягу пистолет, требуя деньги.

– А это Роберт Дамески, возглавляет подразделение CJY в Восточной Европе. Знатный ловелас, меня недолюбливает, лучше возьмём синхрон у кого-то другого. – Ким прервался на полуслове, чтобы поздороваться с ним, и продолжил шёпотом: – Мы с Робертом нос к носу сталкивались на презентации в прошлом году, большая шишка.

– И что?

– Хотел склонить меня к неподобающим, даже неприличным действиям.

– К каким же?

– Сделать заказной материал. Там была тёмная история – взятки, коррупция.

– И ты как законопослушный гражданин обратился в полицию?

– Что? Делать мне больше нечего, – фыркнул Ким. – А это Гарди Саммерс.

Я поглядывал в сторону Дамески, поглаживая шлёвку на сумке. С виду – типичный ловелас: значит, старался держаться от таких кадров, как Ким (то есть, себе подобных), подальше, чтобы не столкнуться с конкуренцией. Я представил их вместе в какой-нибудь тесной кабинке наедине. В голове вспыхнул образ: этот субтильный мужичонка с прилизанными волосами и – брр! – подтяжками суёт Киму в карман деньги, а тот ехидно улыбается и выбрасывает их.

– Здравствуйте, мистер Саммерс. – Ким обменялся с кем-то рукопожатием, пока я выпал из реальности, и перешёл на полушёпот, когда мы остались одни. – Тот ещё лицемер.

– А что случилось?

– Подал на канал иск на три миллиона долларов. Двуличная тварь.

– О, ну и кто выиграл?

– Ханжа, – продолжал тихо ругаться Ким.

Я спрятал смешок в ладони. Мне нравилось, что мы с Кимом были в одной команде на вечеринке. Он доверительно рассказывал мне о знакомых и не пытался пропихнуть меня в их компанию.

– Очевидно, не вы. Так у тебя богатое криминальное прошлое?

– Ты не представляешь какое.

Мы подошли к стене, вдоль которой расставили высокие столики. На каждом – по два бокала шампанского, что весьма кстати – я старался не пить крепкие напитки, особенно на работе. Официальное начало мероприятия назначили на девять вечера.

– Так расскажи.

– Что? Как меня вместе с парнями из колледжа приняли за эксгибиционистов?

– Не может быть. – Я оперся о стол. Ким прислонился к нему с другой стороны.

– Может.

– Как это случилось? Я жажду подробностей!

– Ты жаждешь знать, не показывал ли я бедным девчонкам свои половые органы в юности? – Ким рассмеялся, гладя указательным пальцем ножку стакана. – В людных местах не показывал, хотя случай вышел дурацким. В колледже я возглавлял сообщество расследователей. Мы брались за дела, которые федералы так и не раскрыли в связи с недостатком улик.

– А что, почему бы и нет? Куда им до ваших ресурсов и смекалки?

– Вот. – Он указал на меня пальцем, едва не подавившись шампанским. – Вот и мы так подумали. Задания были вроде квестов, ну, чтобы не только расследовать, но и веселиться. Мы же были студентами, не суди строго. И на одно задание вышли в длинных плащах. Вечером. В парк. Единственное, чего мы опасались, так это того, что нас примут за настоящих детективов, – он округлил глаза, переходя на шёпот, – и придётся кого-то спасать.

Я смеялся, не в силах удержаться.

– Они заглянули нам под плащи, поняли, что мы не эксгибиционисты. Как будто эксгибиционисты ходят стаями. Хотя, может, это они были вуайеристами и хотели просто посмотреть? А у тебя есть забавная история с ФБР? Наверняка есть, это же Нью-Йорк.

– Ну-у-у. – Я пожал плечами. – Большую часть своей жизни я провёл в Миссури.

– Миссури? Ну, «покажи-ка мне», Энди.

– Выйдет не так эффектно – я не в плаще.

Когда Киму стало известно о моих корнях, он спросил, как так получилось. «Это длинная история», – ответил я. Хотя, по правде, рассказ банально не вписывался в категорию развлекательных; не подходил для бесед на светском рауте, чтобы коротать время между первым и вторым бокалом шампанского. Испорчу Киму настроение, покажусь нытиком, вывалившим на собеседника проблемы в ответ на вопрос «Как дела?», заданный исключительно из вежливости.

Уж лучше не открывать рот.

– Ладно, а чем в Миссури молодёжь занимается?

Ким подбивал меня на рассказ из категории «восемнадцать плюс», но у меня таких не водилось. Разве что баловство с компьютером. Знаю, о чём вы подумали! Но я говорю о сомнительного уровня навыках хакера. Умею взламывать почту и аккаунты в социальных сетях. Может, банковские счета – никогда не пробовал этим заниматься.

– Я был необщительным ребёнком.

– Ха, а стал скрытным парнем.

Я мог бы рассказать о Миссури, но патриотизм по отношению к малой родине – не моя сильная сторона, простите, Марк Твен. Том Сойер, крупный ботанический сад, что ещё? Когда я как следует покопался в памяти и составил небольшой рассказ, Ким уже велел снимать. Окей, шеф. Набрать красивых планов, снять синхрон, включить свет, надеть наушники, жёлтое гнездо, спрятать петличку. Люфт, конечно: Ким испытывал журналистский оргазм от люфтов (может быть, и не только журналистский). Раскадровка маленьких моделек самолётов, представленных в зале, раскадровка цветов, раскадровка платья, ну, чего тебе ещё надо?

Сняв стенд-ап, мы вернулись к облюбованному ранее столику. В руках Кима снова оказался бокал с шампанским; у меня закралось подозрение, что и предыдущий он не оставил полным на столе. Не мне судить – сюжет-то делать придётся завтра. На щеках Кима появился хмельной румянец, глаза заблестели пуще прежнего. Он стоял рядом со мной, опираясь рукой о колонну, и наклонялся, пока я собирал сумку, словно к полу был прикреплён магнит.

– Звони Стенли.

У них, видите ли, традиция. Ну почему так сложно?

В четверг я пошёл к Нилу, чтобы узнать, как там дела с сюжетом, и заодно спросить о так называемом первом свидании. Ким не захотел раскрывать подробности – сказал, чтобы я как и прежде не планировал ничего на сегодняшний вечер, и грациозно скрылся в туалетной кабинке.

Я не решился вести переговоры через дверь.

– О, Энди, ты жив! – оптимистично отметил Нил.

Но поговорить не получилось: в комнату заявился Майкл и занял монтажёра срочным заданием. Крис – тоже не вариант, возьмёт и донесёт Киму. Я бродил по редакции, надеясь случайно столкнуться с Кимом, пока мы не поехали на военный полигон. Ракетные системы и джавелины ненадолго отвлекли меня от «первого свидания», но вернувшись в офис после стрельб, я вновь сосредоточился на встрече. Киму предстояло сделать сюжет за два часа; я, мысленно пожелав ему удачи, воспользовался правом откланяться и поехал домой в Бронкс.

Он позвонил в шесть и сказал, что заедет за мной в девять. Я забрался в шкаф в надежде, что в коробках, которые не разобрал, найдётся что-то подходящее для ужина. Схватив первую, чихнул, оказавшись в облаке пыли. В ящичке с оборванными краями лежало несколько футболок, скейт, распечатанные студенческие конспекты, мятые и выцветшие. Чем я думал, когда собирал вещи? Во второй нашёлся набор по уходу за волосами, гарантийный талон смартфона и часы.

Я думал, что забыл будильник, с которым просыпался на протяжении десяти лет, дома. И теперь крутил его в руках, размышляя, оставить купленный в Нью-Йорке с изображением Тауэра или выбрать этот? Ну нет, старые часы, символизирующие прошлое, мне не нужны.

Будильник около трёх тысяч дней был первым звуком, который я слышал по не-самым-удачным-и-счастливым-в-моей-жизни утрам. Привет из далёкого детства, Энди.

Я швырнул старый будильник в коробку и перешёл к следующей. Но ни в ней, ни в остальных кучах хлама не нашёл костюмов. За два часа до встречи внутренности начали сжиматься в маленький трясущийся комок. Сцепив зубы, я пересчитал деньги, нашёл в интернете круглосуточный (чего только не найдёшь в Нью-Йорке) магазин, продающий мужскую одежду в среднем ценовом диапазоне. Три квартала туда и обратно пробежал за семь минут.

Казалось, прошла вечность, прежде чем позвонил Ким. Я ощутил глупый прилив гордости, как будто потом мог показать маме звонок и сказать: «Смотри, мне Ким звонил, я взрослый мальчик». Закрыв дверь на два замка, я спустился вниз. Ким должен был ждать меня во дворе. Я долго и безрезультатно отговаривал его, предлагал, чтобы мы встретились уже на месте. Я поброжу по незнакомому городу, только бы ты не увидел мой убогий район, как тебе план?

«Я ведь приглашаю тебя», – сказал он и отключился.

Как хорошо, что в Бронксе почти нет фонарей: шансы, что Ким сумеет рассмотреть что-либо, – минимальны. Я гадал, была ли у Кима собственная машина и если была, то какая? Поскромнее типа «форда», или шикарная типа «феррари»? Ставлю на то, что Ким любил мощные авто, те, которые в социуме считались «мужскими». Если человек руководит компанией, работает на Уолл-стрит, стоит во главе корпорации или слывёт классным журналистом, то обязательно должен любить дорогие машины, выдержанное вино, брендовую одежду, люксовую мебель, кварцевые часы. Ему полагалось разбираться в том, чем отличается венге от зебрано, кашемир от шёлка, почему бабочку нельзя носить с мокасинами, какой галстук подобрать к загару.

– Эй, красавчик, подвезти?

Машина подъехала так тихо, что я, не заметив её, трусливо отскочил в сторону. Ким сидел на водительском кресле красного автомобиля без особых внешних изысков и наворотов.

– Я лучше на такси поеду.

– Не валяй дурака.

Торопливо обойдя авто, я устроился на пассажирском сиденье рядом с Кимом. В машине пахло ванилью, на зеркале заднего вида качалась из стороны в сторону полоска освежителя воздуха, и стало тоскливо оттого, что из-за нового костюмчика побаловать себя ванильным я смогу только после зарплаты. Я посмотрел на приборную панель, и… Погодите-ка, да это же «Тесла». Электрокар с системой автопилота. Модель S или L.

– Вау, электромобиль. Не думал, что ты заботишься об экологии.

– Может быть, мне просто нравится Илон Маск.

Ладно, хорошо, спокойно: когда-то я пойму эту внутреннюю шутку.

– Долго мы там пробудем? – Я сменил тему.

– А ты торопишься? Девушка?

– Работа.

– Погоди, мне нужен был тот Энди, который работает у нас!

– Я тот самый Энди, только с дополнительной работой в интернете.

Мы переглянулись. Машина катила по тихой Риверсайд, напичканной домиками в викторианском стиле. По крайней мере мне хотелось так думать. И верить, что я немного разбираюсь в архитектуре, – это же звучало клёво, верно? «Он разбирается в архитектуре». Небось творческая личность и при деньгах, иначе зачем сдалась ему архитектура? Моя мама говорила: если видишь огромный дом с куполом на крыше, верандой и террасой, то он викторианский, будь уверен.

– Крис сказал, что ты штудируешь ядерную физику.

Крис говорил обо мне Киму? Он запомнил, что я люблю физику? Вам должно быть известно это чувство. Представьте, что вы второй раз встретились с кумиром, дали ему диск на подпись, а он поднял глаза и произнёс: «Погоди, тебя ведь Энди зовут, я прав?»

– Хочешь сказать, что это странно?

– Почему? Майкл, наш редактор, говорил, что репортёр должен знать всё. Первые пять лет он постоянно дёргал меня без повода. Мог подойти и сказать: «Найди-ка мне демографическую статистику Мэна». Или спросить, сколько рыбы выловили в реке Чикаго, или – когда в последний раз американец выигрывал в лотерею миллион долларов. Только представь, каких нервов стоило сохранить с ним приятельские отношения вот после такого беспощадного троллинга.

– Но я оператор.

Ким рассмеялся. Боже, какой у него был заразительный смех.

– Ну так, когда всё успеваешь?

– Я не общаюсь с людьми.

– Да брось.

– Ну уж нет. – Мы снова переглянулись с улыбками на лицах.

Кроме Кима, Криса, Элис, блондинки в юбчонке и соседей в Бронксе, я в Нью-Йорке ни с кем не общался. Не дружил достаточно близко, чтобы предложить прогуляться, не выглядя при этом гибридом мизантропа и ходячего одиночества. Правда, в Миссури дела обстояли так же: я вываливался из молодёжных тусовок и в них не возвращался.

– Я общаюсь эпизодически. Погоди, так это Крис тебе сказал про накамерный свет?

– Нет. Почему ты затворник?

– Крис тебе сказал.

– Я сам увидел, профессиональное чутье. – Ким надменно вздёрнул подбородок, насмешив меня. – Что? Думаешь, журналист не отличит свет от фонарика?

– Ну да, конечно. Думаю, что отличит, если ему об этом прошепчут на ушко.

Мы приехали в казино на 169 стрит в боро Куинс. Ким постоянно косился в мою сторону, наверное, ожидая реакции. Чего-чего, а казино я не предвидел.

Столы, отделанные деревом, стулья, похожие на троны, и крупье с приклеенными улыбками оставили меня равнодушным. По-настоящему роскошное, как в Лас-Вегасе, казино не было тёплым, предназначалось не для бесед – только для зарабатывания денег одними и траты их вторыми. В Ханнибале тоже работала игорная зона – любимое место подростков и представителей «золотых семидесятых». Пару раз я бывал в «Дейки»: от звона монеток, летящих в прорези автоматов, начинала болеть голова, и, естественно, мне тотально не везло.

– Ну, что скажешь? – Мы заняли столик в отсеке для неиграющих, и я невольно проникся атмосферой. В Ханнибале едва ли найдётся заведение, где можно послушать джаз вживую. – Твой испытательный срок продлится два месяца, а значит, мы как минимум снимем тридцать пять сюжетов. Нам нужно прийти к взаимопониманию, узнать друг друга.

Рационально.

– Это желание взаимно.

– На канале есть традиция, так что если тебя будут спрашивать про первое свидание, – Ким с обходительной улыбкой подал мне меню, – то речь идёт именно об этом.

Ким выбрал пирог с олениной, а я – треску с картофельной запеканкой. Блюда принесли через двадцать минут, мы беседовали о музыкальных вкусах, фильмах и книгах. Оказалось, Ким фанат детективов и мистики, как и ваш покорный слуга. Я с гордостью упомянул, что собрал изданные в Америке тексты Лавкрафта. У Кима даже глаза загорелись – ну, ещё бы, это было моё сокровище. Сам Ким оказался поклонником авторов, которых часто называли интеллектуальными, – Митчелла, например. И почему я не удивился? В музыке он любил поп-рок, а я – симфо-рок; в фильмах мы совпали – детективные истории, триллеры и научпоп.

– За знакомство в неформальной обстановке.

Я присмотрелся к вину, которое принесли немногим позже. Было бы нетактично отказаться, хотя я привык обходиться без алкоголя, а Ким, вообще-то, приехал на автомобиле и, несмотря на всю его беспилотность и инновационность, должен пребывать в трезвом состоянии, чтобы сесть за руль. Новые правила дорожного движения не позволяли водителям читать, пить, играть в консоль и заниматься сексом во время езды на автопилоте. Шучу, про секс там ничего не было.

– За знакомство.

На какое-то время за нашим столом воцарилась тишина, прерываемая тихим звоном столовых приборов. Я посчитал нужным вежливо сказать, что еда оказалась очень вкусной. Раз в казино меня позвал Ким, ему должно быть приятно, что и мне здешняя кухня пришлась по душе.

– И ты всех операторов водил на свидание сюда? – поинтересовался я.

Ким поднял глаза и улыбнулся над бокалом.

– Почему же так двусмысленно?

– Это не я придумал «первое свидание», терпи.

Мы переглянулись и уставились в тарелки.

– Так, а сколько у тебя было операторов?

Ким вздохнул.

– Я…

– Я понял. – Он тепло усмехнулся. – Перед тобой я работал с Тоддом; когда он пришёл на канал, ему исполнилось сорок два. Не пойми меня неправильно, для оператора это нормальный возраст – наверное, лучший. Но человек стоял на позиции, что он гений операторского искусства. Сюжеты снимал хорошие, но как по инструкции: никакой творческой жилки, никакой импровизации, в конце концов. В советах от меня не нуждался, только орал.

Я вспомнил нашу первую совместную съёмку. Ким пусть и поразил меня составленным планом, но ничего меганеобычного в нём я не разглядел, только добротную работу репортёра-зануды.

– Когда мы снимали…

– Не в каждом же сюжете мне настолько выпендриваться, правильно? Зато на полигоне сегодня, помнишь? Ты снял шикарные кадры снизу и те, у военного самолёта.

Он мечтательно скосил глаза.

– Ага, которые ты мне подсказал. – Тут сложно не согласиться.

– Всё равно снял ведь. А Тодд бы сказал: «Я тебе что, клоун лезть под самолёт?»

Я сдержанно рассмеялся, поскольку солидарность к брату по операторскому ремеслу уступала жгучему желанию произвести на Кима самое лучшее впечатление.

– Кстати, хотел спросить об этом: сюжет вышел в эфир, всё нормально?

Ким отрицательно мотнул головой, не поднимая взгляда.

– Нет, не вышел.

– Не вышел? – тупо повторил я. – Как? Почему?

– Я не хочу об этом говорить.

– Но, Ким… – Я едва не подавился. – Это из-за меня?

Он фыркнул, отложив приборы, чтобы посмотреть долгим, тяжёлым взглядом.

– Я бы обязательно сказал, если бы это было из-за тебя.

– А, точно. Но в чём тогда дело?

– Энди, что тебе непонятно во фразе «не хочу об этом говорить»?

Ближе к ночи Ким потащил, точнее, попытался затащить меня в игровую зону. А когда выяснил, что я буквально антиазартный и понятия не имею, как играть в покер, предложил попытать удачу на рулетке. Мол, там ничего сложного, только число выбрать надо.

– Так ты любишь играть, – сделал я очевидный вывод, когда мы остановились у окошка для покупки фишек. – Что ж, это довольно любопытно, как по мне. Очень любопытно.

– Я не люблю, я обожаю играть.

– О нет.

– О да. Мне в последнее время так везёт.

– Везение – чистая случайность. В квантовой физике это называется вероятностью.

Ким снова пропустил мои слова мимо ушей, расплачиваясь.

– А вероятности того или иного исхода всегда сводятся к пятидесяти процентам.

– А по виду и не скажешь, что такой зануда. – Он похлопал меня по плечу. – Ты знаешь, что рулетку ещё называют чёртовым колесом? А почему, Энди? Потому что если приплюсовать числа на игровых секторах, получится шестьсот шестьдесят шесть.

– Вот именно, адский аппарат.

– Красное или чёрное, Энди? Чётное или нечётное?

Не дождавшись моего ответа, Ким сделал несколько ставок, пока крупье раскручивал колесо. Шарик катался минуты три, а затем не остановился на нулевом секторе под групповой вздох разочарования. Мы постояли минут пять, и я отпустил Кима играть в покер, почувствовав себя жёнушкой, которая позволила благоверному расслабиться с друзьями.

Я обнаружил, что Ким засунул мне в карман брюк несколько купюр, даже не предупредив об этом, и направился к барной стойке, где куковали менее зависимые от игры гости (или те, у кого уже не было денег). Бармен предложил фирменный коктейль: им оказалось мохито. Долька лайма, веточка мяты, ярко-оранжевая соломинка. Я сделал глоток и скривился: сладость вперемешку со спиртом была омерзительной. Дайте-ка мне лучше воды, спасибо.

Я повернулся в сторону покерного стола, за которым шла оживлённая игра. Иногда до меня долетали обрывки фраз, вроде «У вас что, семёрка, повышаете ставку?» или «Это не холдем, чтобы сдавать в пас», но я не мог и представить, о чём идёт речь. Гора фишек в середине стола увеличивалась, а голоса игроков становились громче. Ким сидел рядом с крупье с невозмутимым выражением на лице.

– Вы оператор Седьмого канала?

Мужчина лет шестидесяти с цветастым галстуком, свисающим до ширинки, смотрел мне в глаза. В первое мгновение я подумал, что меня будут бить. Сам не понял почему.

– Э, да. Да, а что вы хотели?

– Мы сегодня с вами встречались на приёме Boeing, а теперь встретились тут – судьба.

– Случайность.

Мужчина не ответил, усаживаясь рядом.

– У нас на следующей неделе пресс-конференция. – Он замолчал, ожидая, наверное, что я скажу: «Ах, да, конечно, та самая пресс-конференция». Но откуда мне знать? – По поставкам истребителей, думал, вы в курсе. Мы связывались с отделом новостей канала.

– Ясно. Если вы связывались, то тот, с кем вы связывались, в курсе.

– Что ж, да. – Мой собеседник смягчился. – Так вас ожидать на пресс-конференции?

– Я обязательно напомню нашим журналистам об этом. Мы ни за что не пропускаем такие мероприятия, будьте уверены. Поставки в Индию! Истребители! Это же просто вау!

Боже, я вёл себя как идиот.

– В прошлый раз вас не было.

– О чём мы сожалеем. Тогда камера вышла из строя.

Мистер Липпер наконец представился. Мы только-только начали налаживать контакт, беседуя об F-5 и F-6 – предполагалось, что я, словно специалист, понимаю, какая между ними разница, – когда Ким подскочил ко мне сзади, схватил за плечо и вкрадчивым тоном поинтересовался:

– У тебя на такси деньги есть?

Тот факт, что Ким проиграл все деньги в покер, уравнивал нас в моих глазах. Я не мог совладать с уборкой, а Ким не использовал мозги за покерным столом. Взял да и проиграл всё до цента. Мне стало любопытно: как часто он оказывался в таком положении? Мы скомканно попрощались с Липпером – ей-богу, Ким даже не попытался спросить, что он хотел, – и выбрались на свежий воздух. Нью-Йорк даже ночью пах жареными сосисками из хот-догов. Гости разъезжались по домам, кто-то громко заказывал такси по телефону, жаловался на некрепкий виски, хаял слишком медлительного водителя.

– Может быть, мы Стенли позвоним?

– Нет, – отмахнулся Ким. – Он работает на канале, а не моим личным водителем. Но можешь попробовать, если нуждаешься в пополнении запаса колоритных ругательств.

У нас было несколько вариантов, как поступить. На машине ехать обратно Ким не мог: в его крови более чем достаточно алкоголя, так что тесле предстояло остаться на стоянке казино этой ночью. Можно позвонить другу – Крису или ещё кому-то, кто обрадуется подъёму в три часа утра. В конце концов, у нас были деньги, которые я не успел пропить в баре, но их не хватало на поездку и в Бронкс, и в Сохо одним рейсом, только до Бронкса. Метро уже закрылось, а весь хмель выветрился из меня почти мгновенно.

Мы стояли на 169 стрит, прислонившись к стене, исписанной граффити.

И тут Ким начал смеяться, сначала тихо, украдкой, а потом закинув голову назад. Несколько секунд я от неожиданности не мог отделаться от идеи, что он перехватил кокаина.

– Скажи, как со мной бывает весело. А, Энди?

– Не то слово.

Когда я высказал предположение про наркотики, Ким посмотрел на меня большими глазами и спросил: «Ты серьёзно думаешь, что в Нью-Йорке все наркоманы?» Мы выяснили, что он не принимал расширителей сознания, и тогда я предложил единственный вменяемый вариант – поехать ко мне. Я предоставлю Киму постель, переберусь на диван, а утром он позвонит Стенли, и водитель подкинет нас к офису – ему всё равно по пути. Гениально же?

Когда мы сели в такси, меня стали занимать более приземлённые мысли. А что, если Ким попросит кофе? У меня же не было чистой посуды. И если ему захочется есть, у меня всё ещё не будет чистой посуды. Постель. Чистая ли она? Где носки? Машинку из-под ног надо было убрать, нижнее белье сложить в ящики. Я даже не помнил, спрятал ли все те шмотки из Миссури.

К моему дому мы добрались в четыре утра, и единственным живым существом, которого нам удалось встретить, стала кошка. Южный Бронкс в это время суток выглядел живым мертвецом: тёмные глазницы окон, угрожающие улыбки трещин на кирпичных домах, редкие ННН, задёргивающие шторы. Мало кто в этом месте понимал, что Ким одет в костюмчик не дешевле трёх тысяч долларов, да и бродяги, как я успел убедиться, были довольно безобидными. Они влачили жалкое существование, ночуя на пропитанных влагой картонках под мостами.

Я держал сжатые кулаки в карманах, придумывая, о чём бы поговорить.

– Может, тебе нужно позвонить домой? Ну, если тебя кто-то ждёт.

Ким посмотрел на меня с хитрецой:

– Ждёт, но звонить не буду.

– Давно встречаетесь?

– Живём вместе семь лет, но мне кажется, что я с ним всю его жизнь.

– Что ж, ясно. – Я демонстративно разглядывал мусорные баки. Три пустых упаковки от хлопьев, грязные салфетки, измазанные в чём-то похожем на кетчуп, бонусные карточки на пятипроцентную скидку в Hermes, целая пачка. Он сказал «с ним»?

– И как он относится к работе?

– У него много времени, чтобы побыть одному, это плюс. А когда я прихожу домой, он обычно уже ждёт меня в кровати. Устраивается у меня под боком и мурлычет.

– Мурлычет?

– Это кот, Энди. Великолепный, ослепительно рыжий кот.

Я неловко рассмеялся.

Интересно, как часто Ким проделывал такое и зачем? Это был какой-то экзамен на толерантность?

– А у тебя есть кто-то?

– Животные или люди? – уточнил я.

– Энди.

Привычка Кима повторять моё имя делала мне хорошо. Его интерес делал мне хорошо. Я с трудом вспоминал, кто и когда меня так внимательно слушал, с кем я так легко говорил. Кто заставлял меня смеяться над обыденными вещами? Когда я вообще столько улыбался?

– У меня на дереве возле окна можно увидеть сов.

– В городе? Это же аномалия.

Я повёл Кима к квартире, любезно пропустив вперёд на лестничной клетке.

– Да, не знаю, с чем это связано, но я их постоянно вижу, часов с пяти…

– В пять ещё даже не темнеет. Странные совы у тебя.

– Совы-жаворонки просто.

Входи. Последнее слово я произнёс вслух, и мы оказались в квартире. К счастью, я оставил окно приоткрытым и, пока меня не было, затхлый запах из коробок выветрился.

– Давно ты тут живёшь? Ты вообще давно переехал в Нью-Йорк?

Я повесил его пальто, пахнущее шоколадом, на вешалку. Гостеприимно приглашать в единственную в квартире комнату не пришлось – Ким сам нашёл дорогу.

– Три месяца назад. У меня здесь есть уголок Миссури даже, вот, кровать.

– Ты привёз кровать из Миссури? – Он потрогал матрас, словно проверяя степень мягкости, и уселся на него. – Не хочу делать поспешных выводов, но кров-а-а-ать из Миссури? Она дорога тебе как память? Был слишком хороший секс? Или ещё какие упражнения, а?

Я сподобился только на смущённую улыбку.

– Ничего такого. Муж сестры моей матери работает дальнобойщиком, он помог.

– Муж сестры твоей… То есть теперь дома кровати у тебя нет?

Я пожал плечами.

– И тебе это не кажется, м-м-м, немного странным? Твои родители хотели тебе кое о чём намекнуть, Энди. – Ким хохотнул и лёг на кровать, заложив руки за голову.

– Просыпайся, Нью-Йорк. Впереди пятница!

Бодрый голос радиоведущего стащил меня с дивана в 6:30. Ким уже проснулся: в комнате его не было. Пока пытался встать на ноги, прикидывал вероятность того, что Ким ушёл готовить завтрак, желая отблагодарить меня за предоставление кровати или в качестве компенсации за ночь на диване. Я даже улыбнулся, представив реакцию Кима на холодильник, наполненный в пиццей и гамбургерами. Но у меня хранились яйца и кофе, если что. Хотя не обязательно быть экстрасенсом, чтобы понять – Ким не из тех людей, которые наутро несутся на кухню готовить.

Всматриваясь в окно, я вспоминал вчерашний день. Потянулся, чтобы размять спину, затёкшую за ночь. Прямо напротив окна рос дуб – его крона заглядывала в окна десятого этажа; мне же достался толстый ствол. Неудачники всегда видят перед собой стволы.

– Доброе утро.

Я застыл в нелепой позе, медленно повернулся.

– Доброе.

– Что-то я так и не увидел твоих сов, которые жаворонки.

– Они же жаворонки, в четыре часа ночи уже легли спать, я думаю.

Мой мозг воспринимал действительность с опозданием, как компьютер, медленно загружающий операционку. Ким стоял передо мной одетый, слегка помятый, не сонный.

– Это всё твоя миссурийская кровать, я не смог уснуть.

– Как легко обвинить во всём миссурийскую кровать, – фыркнул я.

– По правде говоря, это моя извечная проблема: не могу отключиться на чужой кровати. – Ким подошёл к окну, опёрся на потрескавшийся подоконник. – Помню, каким мучением для меня в детстве был летний отдых на Кейп-коде. Неужели нельзя просто взять с собой кровать?

Я почувствовал себя отомщённым. Уж я-то заснул бы на своей кровати.

Когда кто-то в Миссури говорил о Кейп-коде, то обычно в связке со словами «богатый» и «пижон». Я стал предателем, потому что общался сейчас с человеком, которого у нас назвали бы любимчиком судьбы. Мама и папа постоянно вспоминали о Вашингтоне, Манхэттене и Лос-Анджелесе, как будто людям там по умолчанию жилось лучше. Может быть, поэтому во мне родилось жгучее желание попасть в Нью-Йорк, чтобы стать одним из счастливчиков.

– Не знаю.

– Сказал человек, притащивший кровать из Миссури. Кстати, мы начали разрабатывать твою историю о выживших.

Я стремительно выглянул из-за двери ванной.

– Правда?

– Ещё бы. Спасибо за идею.

Я прикусил губу, чтобы не расплыться в улыбке на все лицо от удовольствия.

В восемь утра Ким позвонил Стенли, в 8:20 мы ехали в офис. Я был мокрый от напряжения и нервов после того, что вынес дома. Пришлось собираться (включая поиск носков по квартире, глажку костюма на не самой подходящей для этого поверхности и чистку зубов) при Киме. Тут стоит рассказать об одном из моих комплексов: я уверен, что жалок в бытовых вещах. Бывают люди, которые даже в полном сраче умудряются грациозно и уверенно двигаться. У них не подгорают рёбрышки, не падает одежда, не рушатся пирамиды из книг на столе.

Я же не могу похвастаться такой ловкостью.

Когда я собирался, то по большей части бесцельно бегал туда-сюда, на ходу вспоминая, что мне нужно, и резко меняя направление. Ким, к его чести, молчал, смотрел снисходительно, словно я забавный зверёк, за которым интересно наблюдать. Вовсе не та реакция, которую я бы хотел получить. Почти в полной тишине мы запаковались в авто, и Стенли, что удивительно, не пошутил по поводу ночёвки Кима у меня. Ни когда мы зарулили на Макомбс Дэм, ни пока ехали по Западной 155 стрит, он и словом не обмолвился. Либо от меня ускользал какой-то нюанс, либо на его величество Кима Даймлера даже шуточки не распространялись.

– Сколько просадил? – Стенли посмотрел на Кима в зеркало заднего вида.

– Шесть тысяч.

– Ничего себе. И денег на такси не оказалось?

– Ты же меня знаешь – иду до конца. – Они переглянулись.

Мы ехали по Амстердам авеню. Пейзаж постепенно приобретал очертания Нью-Йорка, который печатают на открытках. Зеркальный, выхолощенный, строящийся. Чем ближе мы подъезжали к центру, тем интенсивнее становился шум отбойных молотков и ругань строителей.

Обычно я проезжал этот путь за двадцать минут на велосипеде; Стенли, с объездом пробок, понадобилось десять. Мимо жёлтыми метеорами проносились такси.

– Энди, а ты играешь?

Я взглянул на Стенли, неопределённо пожав плечами. Чтобы понять, нравится покер или нет, нужно сыграть. Я же никогда не садился за стол. Жители Нью-Йорка, может, и любят на выходных позависать в казино или собраться для партии, но на Среднем западе развлекаются лодочными прогулками. Мы ближе к природе. Ха, папа всегда возносил в настоящий культ близость реки, будто она была чем-то, э, полезным в коммерческом плане.

– К играм я равнодушен…

– Возможно, потому, – заговорил Ким, – что никакой удачи нет, всё это вероятности, за которые отвечает Вселенная. Или что-то типа того. – Он толкнул меня в плечо.

– Так и есть.

Я уставился на его руки.

– А как ты контролируешь это? Ну, свою… – Я едва не ляпнул «зависимость», но вовремя спохватился. Кому будет приятно от такого вопроса? – …тягу к игре.

– А похоже, что я контролирую?

Мы поднялись на этаж. Пару секунд я пребывал в замешательстве, не понимая, почему редакция столпилась у телефона. Некоторые девушки прижимали ладони ко рту, другие едва не плакали, задумчиво хмурились или смотрели вдаль. Поколение, выращенное на Голливудских мелодрамах и детективах, вело себя соответственно. Я бросил взгляд на окно – может, подорвали что-то? Какой-то теракт? Почему они выглядели так, будто наступил локальный конец света?

Грудь сжало недобрым предчувствием.

– Народ, а что случилось?

Киму ответили не сразу. Элис зябко обняла себя за плечи и вздохнула.

– Кристофер получил записку. Химик выбрал его.