Читать книгу Искушение прощением - Donna Leon - Страница 8

– Что? – спросила Гриффони, посмотрев на Гвидо.

– Я его знаю, – ответил он. – Его жена неделю назад приходила ко мне поговорить.

– О чем?

– О сыне. Она опасается, что парень наркоман.

– А он действительно наркоман?

Клаудиа и прежде говорила тихо, но как только речь зашла о мальчике, отошла от каталки. Брунетти последовал за коллегой.

– Может, и да. Мать мало что смогла о нем рассказать. Лишь то, что он ведет себя странно, забросил учебу, не слушает, что ему говорят…

Гриффони спросила вполне серьезно:

– Только это?

Брунетти пожал плечами.

– В общем, да, – ответил он, вспоминая, что именно сообщила ему синьора Кросера и свое нежелание в этом участвовать.

– И что ты ей сказал?

– Попытался объяснить, что мы мало что можем сделать в этой ситуации. Конкретной информации она мне не дала. Я даже не уверен, что поведение мальчика, которое она описывает, связано с наркотиками. – Отвечая на скептическую гримасу коллеги, Брунетти пояснил: – Парню пятнадцать, он стал угрюмым, замкнутым…

Клаудиа кивнула, выражая понимание и согласие.

– Странно, но большинство родителей, с которыми мне доводилось общаться, хотят услышать, что этого быть не может, что их дети ни в коем случае не… – Она завершила фразу красноречивым жестом, описывающим все то, что родители не желают знать о своих отпрысках.

Брунетти глянул на мужчину. Тот лежал на спине, со слегка запрокинутой головой, словно демонстрируя всем свою повязку, похожую на сбившийся набок тюрбан: с одной стороны она прикрывала часть лба и ухо, с другой – переходила в широкую, с ладонь, ленту над вторым ухом. Невозможно было понять, что под повязкой и где, собственно, находится повреждение. Рана ли это, которую зашили? Или царапина, продезинфицированная и прикрытая бинтом из гигиенических соображений? Или же упомянутая доктором вмятина? На лице у пострадавшего были ссадины и порезы, нижние и верхние веки припухли. Похоже, он был погружен в глубокий сон.

– Пожалуй, надо сходить и сказать персоналу, что я его знаю, – произнес Брунетти.

Комиссар вынул блокнот и пролистал его до страницы с записью «Альбертини». Посмотрел на наручные часы: пять тридцать семь. Опять-таки, время, когда телефонный звонок предвещает лишь боль…

– Я позвоню его жене, – сказал он Гриффони.

Клаудиа отошла к стулу у изножья каталки, освобождая проход. Брунетти вернулся к сестринскому посту, где нашел дежурную медсестру.

– Кажется, мы знаем, кто этот человек.

Медсестра улыбнулась и произнесла:

– Быстро же ваши коллеги управились!

Брунетти слишком устал, для того чтобы шутить, но кивнул, подтверждая, что воспринял это как комплимент.

– У меня есть номер его жены. Скажу ей, что он здесь. – И, видя замешательство медсестры, добавил: – Я знаком с этой женщиной, но мужу ее представлен не был, поэтому имени его не знаю.

Гвидо достал из кармана телефонино, полистал контакты и выбрал номер профессорессы Кросеры. На том конце – молчание. Брунетти посмотрел на медсестру:

– Не берут трубку.

То же самое он сказал и Гриффони.

– Давай проверим, может, Rosa Salva[29] уже открылась. Я еще раз позвоню с кампо.

Когда они вышли на кампо Санти-Джованни-э-Паоло, только-только занимался рассвет.

– Знать бы, из-за сына это или нет, – проговорил Брунетти.

Переходя через площадь, он замедлил шаг, обдумывая вероятности и все те вопросы, которые следует задать профессорессе Кросере. Брунетти задержал взгляд на лице бронзового изваяния кондотьера Коллеони, таком решительном и непреклонном. Уж он-то добился бы от нее правды!

Комиссар еще раз набрал номер на мобильном, и опять ему никто не ответил. Он несколько раз стукнул левой рукой в стеклянную дверь Rosa Salva, прежде чем подошел бармен. Узнав Брунетти, он открыл, впустил Гвидо и его спутницу в помещение и снова запер дверь на замок.

Внутри было тепло и волшебно пахло свежей выпечкой. Молодая женщина в белом пекарском жакете вышла из комнаты справа с подносом булочек-бриошей, завернула за барную стойку и поставила поднос в стеклянную витрину над кассой. Брунетти заказал два кофе.

Вдыхая аромат сладкой выпечки, он возблагодарил небеса и за кофе с бриошами, и за сахар, и за сливочное масло, и за абрикосовый мармелад – и еще множество мелочей, которые считаются вредными для человека. Помнится, много лет назад он возмутился, когда Паола сказала, что с радостью променяла бы право голоса на стиральную машину; теперь же он сам, по крайней мере, в этот утренний час, готов был отдать все за кофе и сладкую булочку. Продал же кто-то из ветхозаветных персонажей право первородства за блюдо чечевицы! Это обстоятельство всегда волновало Брунетти, хотя если бы речь шла о кофе с бриошью, он отнесся бы к нему с куда бо́льшим пониманием.

Указывая на поднос с выпечкой, комиссар спросил у своей спутницы:

– Если бы дьявол предложил тебе обменять душу на чашку кофе и булочку, ты бы согласилась?

Принесли кофе и две бриоши на тарелке. Клаудиа взяла салфетку, потом – булочку. Отпила немного из своей чашки, откусила кусочек сдобы.

– Сперва я бы попросила у него три евро, – сказала она, откусывая еще немного булки и запивая ее кофе. – А если бы дьявол отказался, наверное, взяла бы что дают.

– Я тоже, – сказал Брунетти и приступил к еде, радуясь, что судьба подарила ему коллегу-единомышленницу.

Допив кофе, он сказал Гриффони, что еще раз попробует дозвониться до профессорессы Кросеры. Клаудиа достала кошелек, положила на барную стойку денежную купюру и заказала еще кофе. Брунетти жестом поблагодарил ее и вышел на улицу.

Ощущая новый прилив сил (спасибо сахару и кофеину!), комиссар вынул из кармана телефонино и позвонил синьоре Кросере. После первого же гудка ответил женский голос, дрожащий то ли от страха, то ли от гнева:

– Это ты, Туллио?

– Профессоресса Кросера? – уточнил Брунетти.

Она настороженно спросила:

– Кто это?

– Комиссарио Гвидо Брунетти, синьора, – сказал он. – Звоню из больницы. Здесь ваш муж.

– Мой муж? – переспросила она.

– Да. – Брунетти старался говорить ровным тоном. – В отделении радиологии.

– Что случилось? – спросила она, после чего повисла пауза, во время которой женщина несколько раз глубоко вдохнула.

– Предположительно, он упал на мосту и ударился головой. Поэтому он в радиологии. Рентгеновский снимок уже сделан, и теперь врачи решают, что предпринять.

Брунетти понятия не имел, правда это или нет, но ей наверняка будет спокойнее при мысли о том, что у врачей все под контролем.

– Как он себя чувствует?

– Синьора, как я уже сказал, еще нет полной картины, – объяснил Брунетти, решив не уточнять, что именно сказали ему в приемном отделении.

– Вы говорили с ним? – спросила женщина, удивив Гвидо.

– Нет, синьора. Он еще не приходил в сознание.

Она опередила его следующую реплику:

– Я уже еду!

И повесила трубку.

Комиссар немедленно набрал номер Вианелло.

Когда инспектор ответил (его голос звучал довольно бодро), Гвидо сразу перешел к делу:

– Я в больнице. Мужа той дамы, что на прошлой неделе приходила поговорить о своем сыне (ее фамилия Кросера), сегодня ночью нашли возле моста. Он упал и ударился головой. Возможно, не без чьей-то помощи. Сейчас пострадавший в радиологии. Я буду там же, пока его не осмотрит невропатолог.

– Что требуется от меня? – поинтересовался Вианелло, больше ничего не уточняя.

– Свяжись с редакцией Il Gazzettino и La Nuova. Скажи, что у моста Форнер, возле палаццо Ка’Пезаро, нашли мужчину. Пусть попросят позвонить нам всех, кто был поблизости около полуночи и что-нибудь видел или слышал.

– Что еще?

– Когда придет синьорина Элеттра, попроси ее поискать информацию о профессорессе Кросере и ее муже. И хорошо бы узнать его имя.

– Все как обычно? – уточнил Вианелло.

– Да. Странные друзья, вообще все подозрительное. И сына проверь, Алессандро. Были ли у него проблемы с полицией?

– Сколько парню лет?

– Пятнадцать.

– Тогда это закрытая информация – он несовершеннолетний.

– Лоренцо, – произнес Брунетти тоном, каким обычно упрекают ребенка, – попроси синьорину Элеттру это сделать.

– Конечно!

Они так хорошо друг друга знали, что Брунетти легко представил выражение лица Вианелло, обдумывающего поручение. Наконец инспектор сказал:

– Жена потерпевшего говорит тебе, что ее сын наркоман, и вскоре отец мальчика поскальзывается и падает на мосту. Ты хочешь, чтобы мы раскопали все, что только можно, о нем и его жене…

– Лоренцо, ты забываешь о сыне, – мягко напомнил комиссар.

– Ну да, и о сыне.

– Если это не несчастный случай, значит, он сделал что-то такое, что закончилось плачевно. Так что мы пока наводим справки.

– Это я понимаю, Гвидо, – ответил Вианелло резко, что свидетельствовало об одном: утренний кофе он выпить еще не успел. – Нападение хулигана ты исключаешь?

По тону было ясно, что он и сам не верит в эту версию.

– Хулиган? Посреди ночи, да еще в ноябре?

– Ладно, Гвидо, я этим займусь. Увидимся в квестуре.

– Спасибо, Лоренцо.

– А ты что собираешься делать?

– Вернусь в отделение радиологии и дождусь профессорессу.

– Я понял, – сказал Вианелло и закончил разговор.

На улице между тем рассвело, и даже туман рассеялся. Неужели сегодня они увидят солнце, это яркое, дружелюбное светило, по которому все уже успели соскучиться?

Пока Брунетти беседовал с Вианелло, Гриффони ждала его на кампо. Просто стояла и смотрела на восток, и встающее из-за базилики солнце освещало ее лицо. Брунетти, истовый почитатель женской красоты, откровенно ею залюбовался. Правда, и темные круги под глазами, свидетельствующие об усталости, он тоже заметил.

– В котором часу ты легла? – поинтересовался комиссар, как будто это был самый естественный вопрос на свете.

– По-моему, в полночь, – сказала Клаудиа, отворачиваясь от источника света, и следы усталости стали незаметны.

– А в час тебе позвонили? – беспощадно уточнил Брунетти.

– Около того. Но я в порядке.

– Почему бы тебе не пойти домой на пару часиков? – И, не давая ей возможности возразить, Гвидо добавил: – Нашим тоже нужно время, чтобы собрать предварительную информацию. – Видя, что Клаудиа все еще сомневается, он произнес: – Тем более что толку от тебя, боюсь, будет немного.

– Ты хочешь сказать, в моем нынешнем состоянии?

– Ты надела коричневые туфли к черным брюкам, Клаудиа. О какой работе может идти речь?

Она посмотрела на свои ноги с таким видом, будто они пылали в огне, и проговорила:

– Oddio! Что это со мной?

– Иди домой, Клаудиа, – серьезно сказал Брунетти. – Увидимся позже!