Читать книгу Медовый месяц в улье - Дороти Ли Сэйерс - Страница 9

– Я надеюсь, что не потревожила вас! – взволнованно проговорила мисс Твиттертон. – Я чувствовала, что должна забежать и посмотреть, как у вас дела. Я не могла заснуть, все время думала о вас… Дядя очень странно поступил – ужасно невнимательно!

– Ах, что вы! – сказала Гарриет. – Очень мило, что вы зашли, не присядете?.. Ох, Бантер! Получше вазы не нашлось?

– Ой! – вскричала мисс Твиттертон. – Вы нашли вазу-Бонзо![82] Дядя ее выиграл в лотерею. Такой забавный, правда – с цветами во рту и в розовом жилетике? И правда же хризантемы такие красивые? За ними Фрэнк Крачли ухаживает, он такой замечательный садовник… Ой, спасибо, спасибо вам большое – я только на минутку, не буду навязываться. Но у меня душа была не на месте. Надеюсь, вы хорошо провели ночь.

– Спасибо, – серьезно сказал Питер. – Временами просто превосходно.

– Я всегда считаю, что кровать – это самое важное. – начала мисс Твиттертон.

Мистер Паффет был явно шокирован этой репликой. Заметив, что у Питера предательски подрагивают губы, он отвлек внимание мисс Твиттертон, слегка ткнув ее локтем в ребра.

– Ой! – воскликнула мисс Твиттертон, связав наконец воедино состояние комнаты и присутствие мистера Паффета. – Боже мой, что стряслось? Неужели из дымохода опять валит дым? С этим дымоходом всегда сплошные мучения.

– Знаете что, – сказал мистер Паффет, готовый защищать дымоход, как тигрица защищает свое потомство, – это превосходный дымоход. Я сам лучше не сложил бы, учитывая длину труб и эти фронтоны. Но когда дымоход годами не чистят из-за чьего-то крохоборства, это издевательство над дымоходом и издевательство над трубочистом. И вы это знаете.

– Ох, боже мой! – простонала мисс Твиттертон, падая на стул и немедленно вставая. – Что же вы о нас подумаете. И куда дядя подевался? Если бы я знала, я бы точно. О! Вон Фрэнк Крачли! Я так рада. Может быть, дядя что-то ему сказал. Он каждую среду приходит работать в саду, как видите. Совершенно выдающийся молодой человек. Позвать его? Я уверена, он сможет нам помочь. Я всегда зову Фрэнка, когда что-то не так. Он непременно что-нибудь придумает.

Мисс Твиттертон подбежала к окну, еще не дождавшись от Гарриет “Да, позовите его”, и возбужденно закричала:

– Фрэнк! Фрэнк! Что случилось? Мы не можем найти дядю!

– Не можете найти?

– Нет: его здесь нет, и он продал дом этим леди и джентльмену, и мы не знаем, где он, а еще камин дымит и все вверх ногами. Что могло с ним приключиться?

Фрэнк Крачли заглянул в окно, почесывая затылок. По выражению его лица можно было подумать, что он совершенно сбит с толку, что, видимо, соответствовало действительности.

– Он ничего мне не говорил, мисс Твиттертон. Видно, в лавку уехал.

– Он был здесь, когда ты приходил в прошлую среду?

– Да, – сказал садовник, – был, как не быть. – Он остановился, и, кажется, ему пришла в голову мысль. – Он и сегодня должен быть здесь. Не можете его найти, говорите? Куда ж он делся?

– Этого-то мы и не знаем. Уехал и никого не предупредил! Что он тебе сказал?

– Я думал, что застану его здесь., хотя бы.

– Вы лучше зайдите, Крачли, – сказал Питер.

– Сейчас, сэр! – ответил Крачли с видимым облегчением от того, что имеет дело с мужчиной. Он удалился в сторону задней двери, где, судя по всему, миссис Раддл встретила его подробными объяснениями.

– Фрэнк, конечно, съездит в Броксфорд и узнает, что с дядей, – сказала мисс Твиттертон. – Может, дядя болен, хотя, если подумать, он бы тогда послал за мной, правда? Фрэнк может взять машину в гараже – он ведь работает шофером у мистера Хэнкока из Пэгфорда, и я заезжала к Фрэнку сегодня утром, но он уже выехал на своем такси. Он прекрасно разбирается в автомобилях и очень хороший садовник. Думаю, вы позволите мне сказать, что если вы купили дом и хотите, чтобы кто-то занимался садом…

– Он поддерживает его в превосходном состоянии, – сказала Гарриет. – Мне сад очень понравился.

– Я рада, что вам нравится. Он работает изо всех сил и очень хочет пробиться.

– Заходите, Крачли, – сказал Питер.

Садовник, переминавшийся у двери, стоял лицом к свету. Это был живой крепкий мужчина лет тридцати, одетый в аккуратную спецовку; кепку он из уважения к хозяевам снял и держал в руке. Его темные кудри, голубые глаза и крепкие белые зубы оставляли благоприятное впечатление, хотя он явно чувствовал себя не в своей тарелке. По его взгляду в сторону мисс Твиттертон Гарриет поняла, что он слышал ее панегирик и не одобряет его.

– Все это несколько неожиданно, верно? – спросил Питер.

– Ну да, сэр. – Садовник улыбнулся и быстро окинул взглядом мистера Паффета. – Я вижу, дымоход не в порядке.

– Да не дымоход, – в негодовании начал мистер Паффет.

Но мисс Твиттертон перебила его:

– Фрэнк, ты представляешь? Дядя продал дом и уехал, никому ничего не сказав. Я ничего не понимаю, это на него не похоже. Ничего не сделано, ничего не готово, никто вчера их не встретил, и миссис Раддл ничего не знала, кроме того, что он уехал в Броксфорд…

– Вы туда кого-нибудь отправили на поиски? – спросил молодой человек, тщетно пытаясь остановить словесный поток.

– Нет еще, если только лорд Питер. Вы не посылали? И правда, времени ведь не было? Даже ключей не оставил, и мне было очень стыдно, что вам пришлось вчера вечером за ними ехать, но я и представить себе не могла, и ты прекрасно мог бы сегодня утром заехать, Фрэнк, – или я сама могла бы съездить на велосипеде, но мистер Хэнкок сказал мне, что ты выехал на такси, так что я решила зайти сюда и посмотреть своими глазами.

Взгляд Фрэнка Крачли бродил по комнате, словно ища совета у чехлов на мебели, фикусов, камина, бронзовых всадников, котелка мистера Паффета, кактуса и радиоприемника, и наконец в немой мольбе остановился на Питере.

– Давайте-ка начнем сначала, – предложил Уимзи. – Мистер Ноукс был здесь в прошлую среду и тем же вечером ушел на десятичасовой автобус в Броксфорд. В этом не было ничего странного, как я понял. Но он собирался вернуться, чтобы подготовиться к нашему приезду, и вы, собственно, надеялись сегодня его здесь увидеть.

– Верно, сэр.

Мисс Твиттертон подскочила, ее рот округлился во взволнованное “о”.

– Он обычно здесь, когда вы приходите по средам?

– Когда как, сэр. Не каждый раз.

– Фрэнк! – возмущенно воскликнула мисс Твиттертон. – Это лорд Питер Уимзи. Ты должен звать его “милорд”.

– Сейчас это не важно, – сказал Питер добродушно, хотя ему совсем не понравилось, что его свидетеля перебивают.

Крачли посмотрел на мисс Твиттертон с выражением маленького мальчика, которого при всех отчитали за немытые уши, и сказал:

– Иногда он тут, а иногда и нет. Если здесь его нету (мисс Твиттертон нахмурилась), я беру ейные ключи (он кивнул в сторону мисс Твиттертон), чтобы войти, завести часы и поухаживать за цветами. Но сегодня утром я хотел его застать, потому что у меня к нему было отдельное дело. Потому я и почапал сразу в дом… Пошел, если вам так хочется, – добавил он сердито в ответ на взволнованные подсказки мисс Твиттертон. – Милорду это без разницы, по-моему.

– Его светлости, – тихо поправила мисс Твиттертон.

– Он вам прямо сказал, что будет здесь?

– Да, милорд. По крайней мере он сказал, что вернет мне кое-какие деньги, которые я вложил в это его дело. Обещал сегодня вернуть.

– Ох, Фрэнк! Ты опять огорчил дядю. Я же сказала тебе, что это все глупости про твои деньги. Я знаю, что у дяди с ними ничего не случится.

Питер встретился взглядом с Гарриет над головой мисс Твиттертон.

– Он сказал, что вернет их вам сегодня утром. Могу ли я спросить, была ли это сколько-нибудь значительная сумма?

– Сорок фунтов[83], – сказал садовник, – он их у меня вытянул на свою радиолавку. Для вас это, может быть, и немного, – продолжил он неуверенно, как будто пытаясь оценить, чего стоят титул Питера, его старый потертый блейзер, его слуга и непримечательный твидовый костюм жены, – но у меня есть на что их потратить, так я ему и сказал. Я попросил вернуть их на той неделе, и он, как обычно, стал заговаривать зубы: он, мол, таких сумм в доме не держит, все выворачивался…

– Фрэнк, разумеется, он таких сумм в доме не держит. Его вообще могли ограбить. Однажды он потерял бумажник, а в нем было целых десять фунтов.

– Но я уперся, – продолжил Крачли свою линию, – мол, мне надо их забрать, и наконец он сказал, что отдаст сегодня, потому что ему что-то заплатят.

– Он так и сказал?

– Да, сэр… милорд, а я ему: возвращайте, а не то я в суд пойду.

– Ох, Фрэнк, не надо было так говорить!

– А я сказал. Дай мне рассказать его светлости все, что его интересует.

Гарриет снова встретилась взглядом с Питером, и он кивнул. Деньги за дом. Но если Крачли знал и про это.

– Он не сказал, за что должен получить деньги?

– Скажет он, как же. Из него слова лишнего не вытянешь. Честно говоря, я и не думал, что он взаправду ожидал каких-то денег. Отговорки просто придумывал. Всегда с деньгами тянет до последнего, да и тогда пытается увильнуть. Чтоб проценты за полдня не потерять, значит, – добавил Крачли с неожиданной робкой улыбкой.

– Полезный принцип, ничего не скажешь, – сказал Уимзи.

– Это да, так он свое и скопил. Он человек зажиточный, мистер Ноукс. Но я все равно ему сказал, что мне нужны сорок фунтов на новый гараж для таксей.

– Для такси, – вставила мисс Твиттертон учительским тоном, неодобрительно покачав головой. – Фрэнк давно копит, чтобы завести свой собственный гараж.

– Так вот, – с ударением сказал Крачли, – деньги были нужны на гараж, и я сказал: “В среду зайду за деньгами или в суд пойду”. Так я сказал. И потом сразу ушел и больше его не видал.

– Понятно. Итак, – Питер перевел взгляд с Крачли на мисс Твиттертон и обратно, – сейчас мы съездим в Броксфорд и разыщем этого джентльмена, и тогда все выяснится. Тем временем мы хотим поддерживать порядок в саду, так что продолжайте как обычно.

– Очень хорошо, милорд. Мне приходить по средам, как и раньше? Мистер Ноукс платил мне пять шиллингов за день.

– Я буду платить столько же. Кстати, вы что-нибудь знаете про электростанции?

– Да, милорд. У нас одна стоит в гараже, где я работаю.

– Дело в том, – сказал Питер, улыбаясь своей жене, – что, хотя свечи и керосинки – это романтика и так далее, я думаю, нам придется электрифицировать Толбойз.

– Да хоть весь Пэгглхэм, милорд, – отозвался Крачли с неожиданным воодушевлением. – Я с большим удовольствием…

– Фрэнк, – радостно подхватила мисс Твиттертон, – все знает про технику!

Несчастный Крачли, готовый взорваться, поймал взгляд Питера и смущенно улыбнулся.

– Хорошо, – сказал лорд Питер. – Мы это скоро обсудим. А пока продолжайте делать то, что вы делаете по средам.

Тут садовник с благодарностью сбежал, а Гарриет подумала, что учительская привычка делать замечания вошла в кровь мисс Твиттертон, а ничто так не раздражает мужчин, как смесь укоров и похвал.

Скрип калитки вдалеке и шаги по дорожке нарушили тишину, воцарившуюся после ухода Крачли.

– Может быть, – проговорила мисс Твиттертон, – это дядя идет.

– Я очень надеюсь, – сказал Питер, – что это не какой-нибудь ушлый репортер.

– Нет, – возразила Гарриет, подбегая к окну. – Это викарий, он пришел с визитом.

– О, наш дорогой викарий! Может быть, он что-то знает.

– А! – сказал мистер Паффет.

– Великолепно, – отозвался Питер. – Я коллекционирую викариев. – Он присоединился к Гарриет на ее наблюдательном посту. – Весьма крупный экземпляр, шесть футов четыре дюйма или около того, близорукий, заядлый садовник, музыкален, курит трубку..

– Боже мой! – воскликнула мисс Твиттертон. – Вы знакомы с мистером Гудакром?

– Неряшлив, жена едва сводит концы с концами на его жалованье; продукт одного из старейших учебных заведений, урожай 1890 года – Оксфорд, я думаю, но все же не Кибл[84], хотя он настолько близок по взглядам к Высокой церкви, насколько ему позволяют прихожане[85].

– Он тебя услышит, – сказала Гарриет, когда преподобный джентльмен выдернул нос из середины куста георгинов и направил неуверенный взгляд сквозь очки в окно гостиной. – Насколько я помню викария, ты прав. Но почему Высокая церковь?

– Римское облачение и брелок на цепочке указывают ввысь. Вы знаете мои методы, Ватсон. Но пачка нотных листов с Te Deum под мышкой намекает, что на утрене поют, как принято в Официальной церкви, кроме того, хотя мы слышали, как на церкви пробило восемь, никто не звонил к ежедневной службе.

– Как тебе удается обо всем этом думать, Питер!

– Прошу прощения, – сказал ее муж, слегка покраснев. – Я не могу не замечать такие вещи, чем бы я ни был занят.

– Час от часу не легче! – ответила его леди. – Это шокировало бы даже миссис Шенди[86].

А мисс Твиттертон, совершенно сбитая с толку, поспешила объяснить:

– Ну конечно же, сегодня вечером занятия хора. По средам, знаете ли. Всегда по средам. Он несет ноты в церковь.

– Конечно, все так и есть, – с облегчением согласился Питер. – По средам всегда занятия хора. Quod semper, quod ubique, quod ab omnibus[87]. Ничего не меняется в английской глубинке. Гарриет, ты исключительно удачно выбрала дом для медового месяца. Я чувствую себя на двадцать лет моложе.

Он поспешно отошел от окна, поскольку викарий уже подходил к дому, и с выражением продекламировал:

– Сколь прекрасен дом в деревне, с древней сажей дымоход, и, венчая радость утра, глядь, викарий к нам идет![88] Вам это может показаться странным, мисс Твиттертон, но я тоже орал стишки из Мондера и Гарретта[89], уставясь в шею дочери кузнеца, когда пел в деревенском хоре, и призывал укротить зверя в тростнике, стадо волов среди тельцов народов[90], в собственной оригинальной аранжировке.

– Ох! – покачал головой мистер Паффет. – Неуклеписто там про тельцов народов.

Он неуверенно пошел к камину, как будто слово “сажа” задело в нем какую-то струну. Викарий скрылся из виду, взойдя на крыльцо.

– Дорогой, – сказала Гарриет, – мисс Твиттертон подумает, что мы оба сошли с ума, а мистер Паффет уже в этом уверен.

– Нет-нет, м’леди, – возразил мистер Паффет, – не сошли с ума, а просто счастливы. Знамо дело.

– Как мужчина мужчину, Паффет, – сказал Питер, – благодарю вас за эти добрые и прочувствованные слова. Кстати, а куда вы ездили на медовый месяц?

– Эрн-Бэй[91], м’лорд, – ответил Паффет.

– Боже мой! Да там Джордж Джозеф Смит убил свою первую “невесту в ванне”[92]. А мы об этом и не подумали! Гарриет…

– Чудовище, – сказала Гарриет, – ничего у тебя не выйдет! Здесь только сидячие ванны.

– Вот-вот! – воскликнула мисс Твиттертон, ухватившись за единственное слово в разговоре, в котором был хоть какой-то смысл. – Я всегда говорила дяде, чтобы он поставил ванну.

Прежде чем Питер мог предъявить дальнейшие доказательства сумасшествия, Бантер милостиво объявил:

– Преподобный Саймон Гудакр.

Викарий, худой, пожилой, гладко выбритый, с кисетом, выпирающим из растянутого кармана его “церковно-серого” костюма, и с большой, аккуратно заштопанной треугольной дырой на левой брючине, приближался к ним с видом спокойной уверенности, которую духовный сан добавляет к природной скромности. Его внимательный взгляд выделил из представшей перед ним группы мисс Твиттертон, и он одарил ее сердечным рукопожатием, одновременно поприветствовав мистера Паффета кивком и радостно проговорив: “Доброе утро, Том!”

– Доброе утро, мистер Гудакр, – печально прочирикала в ответ мисс Твиттертон. – Ужас, ужас! Вам сказали?..

– Да, в самом деле, – протянул викарий. – Вот так неожиданность! – Он поправил очки, неуверенно оглянулся и обратился к Питеру: – Извините за вторжение. Как я понимаю, мистер Ноукс… мм…

– Доброе утро, сэр, – сказал Питер, чувствуя, что лучше представиться самому, чем ждать, пока его представит мисс Твиттертон. – Рад вас видеть. Меня зовут Уимзи. Моя жена.

– Простите, у нас тут все кувырком, – добавила Гарриет.

Мистер Гудакр, подумала она, не слишком изменился за последние семнадцать лет. Он немного поседел, немного похудел, костюм немного растянулся на плечах и коленях, но по существу это был тот же мистер Гудакр, которого она с отцом иногда встречала, посещая больных в Пэгглхэме. Было ясно, что ее он совершенно не узнал, но, блуждая среди одних неизвестных, его взгляд зацепился за кое-что знакомое – старый темно-синий блейзер Питера с эмблемой оксфордского крикетного клуба на нагрудном кармане.

– В Оксфорде учились, я вижу, – радостно проговорил викарий, как будто это избавляло от всякой необходимости дальнейшей идентификации.

– Бэйлиол, сэр, – сказал Питер.

– Модлин, – ответил мистер Гудакр, не подозревая о том, что, скажи он “Кибл”, и репутация собеседника была бы погублена. Он снова пожал руку Питеру. – Боже мой! Уимзи из Бэйлиола. Откуда я вас?..

– Крикет, наверное, – любезно предположил Питер.

– Да, – сказал викарий, – да-да. Крикет и… Ой, Фрэнк! Я тебе мешаю?

Крачли, деловито заходя со стремянкой и лейкой, сказал “Нет, сэр, нисколько” тоном, который значил “Да, сэр, очень мешаете”. Викарий торопливо отступил.

– Садитесь, пожалуйста, сэр, – сказал Питер, расчехлив уголок деревянного дивана.

– Спасибо, спасибо, – поблагодарил мистер Гудакр, в то время как стремянку ставили в точности на то место, где он только что стоял. – Мне не следовало бы тратить ваше время. Крикет, конечно, и.

– Боюсь, что я уже перешел в категорию ветеранов, – сказал Питер, покачав головой. Но отвлечь викария было не так-то легко.

– Было что-то еще. Прошу прощения, я не запомнил, что говорил ваш слуга. Вы не лорд Питер Уимзи?

– Да, это мой титул. Невзрачная вещица, но собственно мне принадлежащая[93].

– Не может быть! – воскликнул мистер Гудакр. – Конечно, конечно. Лорд Питер Уимзи – крикет и криминалистика! Подумать только, какая честь. Мы с женой только на днях читали в газете заметку – очень увлекательную – о вашем детективном опыте.

– Детективном! – взволнованно пропищала мисс Твиттертон.

– Он совершенно безвреден, не бойтесь, – сказала Гарриет.

– Я надеюсь, – шутливо заметил мистер Гудакр, – что вы приехали в Пэгглхэм не для расследования.

– Я тоже очень надеюсь, – сказал Питер. – Честно говоря, мы приехали сюда, чтобы в тишине и покое провести медовый месяц.

– Надо же! – воскликнул викарий. – Это приятно. Позволю себе сказать: да благословит вас Бог и дарует вам счастье.

Мисс Твиттертон, в раздумьях о дымоходах и белье, глубоко вздохнула и насупилась в сторону Крачли, который из своей выгодной позиции на стремянке строил, как ей показалось, совершенно неподобающие гримасы над головами своих работодателей. Молодой человек немедленно принял неестественно серьезный вид и сосредоточился на вытирании воды, которая, пока он отвлекался, потекла через край горшка с кактусом. Гарриет искренне заверила викария, что они очень счастливы, и Питер поддержал ее, заметив:

– Мы поженились двадцать четыре часа назад и до сих пор женаты, что в наши дни можно считать рекордом. Но мы, падре, как видите, старомодные люди, выросли в глубинке. Моя жена вообще, можно сказать, жила с вами по соседству.

На лице викария колебания, счесть ли первое замечание забавным или огорчительным, сразу сменились жгучим любопытством, и Гарриет поспешила объяснить, кто она такая и что привело их в Толбойз. Если мистер Гудакр и читал или слышал что-то про обвинение в убийстве, он ничем этого не показал. Он просто выразил величайшую радость от того, что ему довелось снова встретить дочь доктора Вэйна и принять двух новых прихожан в свою паству.

– И вы, значит, купили дом! Подумать только! Я надеюсь, мисс Твиттертон, что ваш дядя не покидает нас.

Мисс Твиттертон, которая едва сдерживалась во все время этого длительного обмена представлениями и любезностями, завелась, как будто от этих слов внутри нее распрямилась пружина.

– Но поймите же, мистер Гудакр. Это просто ужасно. Дядя ни слова мне не сказал. Ни слова. Он уехал в Броксфорд или еще куда-то и вот так и оставил дом!

– Но он обязательно вернется, – сказал мистер Гудакр.

– Он сказал Фрэнку, что сегодня будет здесь, – правда, Фрэнк?

Крачли, который слез со стремянки и, похоже, с особой тщательностью выставлял радиоприемник ровнехонько под горшком, ответил:

– Так он сказал, мисс Твиттертон.

Он твердо сжал губы, как будто не хотел в присутствии викария говорить, что думает по этому поводу, и вышел через французское окно со своей лейкой.

– Но его здесь нет, – сказала мисс Твиттертон. – Все в таком беспорядке. И бедные лорд и леди Питер…

Она приступила к взволнованному описанию событий прошлой ночи, в котором ключи, дымоходы, новый гараж Крачли, постельное белье, десятичасовой автобус и желание Питера установить электростанцию оказались безнадежно перепутаны. Викарий время от времени охал и выглядел совершенно сбитым с толку.

– Непростое положение, непростое, – сказал он наконец, когда мисс Твиттертон выдохлась. – Мне очень неловко. Если мы с женой можем как-то вам помочь, леди Питер, я надеюсь, вы не постесняетесь этим воспользоваться.

– Это очень мило с вашей стороны, – сказала Гарриет. – Но у нас все в порядке. Весело жить как на бивуаке. Только мисс Твиттертон, конечно, волнуется из-за дяди.

– Его, несомненно, где-то задержали, – сказал викарий. – Или, – пришла ему в голову светлая идея, – его письмо могло потеряться. Наверняка именно это и произошло. Почта – замечательное учреждение, но и на старуху бывает проруха. Я уверен, что вы найдете мистера Ноукса в Броксфорде целым и невредимым. Скажите ему, что я сожалею, что его не застал. Я заходил насчет пожертвования на концерт, который мы устраиваем в поддержку Фонда церковной музыки, – этим и объясняется мое вторжение. Увы, мы, священники, – неисправимые попрошайки.

– Хор все так же могуч? – спросила Гарриет. – Вы помните, как однажды ездили с ним в Грейт-Пэгфорд на Праздник урожая? Я потом сидела рядом с вами за чаем у священника, и мы подробно обсуждали церковную музыку. Вы все еще поете старого доброго фамажорного Баннета?

Она напела первые ноты. Мистер Паффет, который все это время не привлекал к себе внимания и в этот момент помогал Крачли протирать листья фикусов, поднял глаза и могучим рыком поддержал мелодию.

– Ах! – сказал польщенный мистер Гудакр. – Мы далеко продвинулись. Мы перешли к до-мажорному Стэнфорду. И на последнем Празднике урожая мы с большим успехом исполнили хор “Аллилуйя”.

– Аллилуйя! – Мистер Паффет издал громоподобную трель. – Аллилуйя! Ал-ли-луй-я!

– Том, – сконфуженно сказал викарий, – один из самых увлеченных моих хористов. И Фрэнк тоже.

Мисс Твиттертон взглянула на Крачли, словно готовясь осадить его, если он приступит к песнопениям. Она с облегчением увидела, что он отделился от мистера Паффета и поднимается на стремянку, чтобы завести часы.

– А мисс Твиттертон, разумеется, восседает за органом, – добавил мистер Гудакр.

Мисс Твиттертон слегка улыбнулась и посмотрела на свои пальцы.

– Но, – продолжил викарий, – нам очень нужны новые мехи. В старых уже заплата на заплате, и после того, как мы поставили новые язычки, они совсем не справляются. Хор “Аллилуйя” обнажил наши слабые стороны. Честно говоря, воздух вообще не шел.

– Я оказалась в таком затруднительном положении, – вставила мисс Твиттертон. – Совсем не представляла, что делать.

– Мисс Твиттертон следует избавить от затруднений любой ценой, – сказал Питер, доставая бумажник.

– Ой, подумать только! – воскликнул викарий. – Я… честно говоря… мне очень стыдно… вы так добры… такая большая сумма. может быть, вы захотите взглянуть на программу концерта. Подумать только! – Его лицо зажглось детской радостью. – Знаете, я так давно не держал в руках настоящую банкноту.

Гарриет увидела, как все в комнате застыли на миг, словно околдованные хрустом куска бумаги между пальцами викария. Мисс Твиттертон открыла рот от удивления; мистер Паффет остановился посреди работы с губкой в руке; Крачли, выходивший из комнаты со стремянкой на плече, обернулся, чтобы увидеть чудо; мистер Гудакр с восхищенной улыбкой на губах; несколько смущенный Питер, похожий на доброго дядюшку, подарившего приютским детям нового мишку… Они могли бы так позировать для обложки триллера “Банкноты в приходе”.

Затем Питер сказал некстати:

– Ну что вы, не за что.

Он поднял программу концерта, которую викарий уронил, вертя в руках банкноту, и остановившееся движение потекло дальше, как в кино. Мисс Твиттертон тихо, по-дамски кашлянула, Крачли вышел, мистер Паффет уронил губку в лейку, а викарий аккуратно убрал десятифунтовую банкноту в карман и внес сумму пожертвования в маленькую черную записную книжку.

– Это будет грандиозный концерт, – сказала Гарриет, заглядывая мужу через плечо. – Когда он? Будем ли мы здесь?

– Двадцать седьмого октября, – ответил Питер. – Разумеется, будем. Наверняка.

– Отлично, – согласилась Гарриет и улыбнулась викарию.

Какие бы фантастические картины совместной жизни с Питером ни рисовало ее воображение, ни одна из них не включала посещения деревенского концерта. Но конечно же они пойдут. Теперь она поняла, почему, несмотря на всю его переменчивость, светские причуды, тонкие недомолвки и непонятные увлечения, он всегда казался ей абсолютно надежным. Все дело в том, что он принадлежал к строго упорядоченному обществу. В отличие от большинства ее друзей, он говорил на языке, понятном ей с детства.

В Лондоне любой мог сделать что угодно или стать кем угодно. Но в деревне – не важно какой – они все неизменно оставались самими собой: священник, органистка, трубочист, сын герцога и дочь врача, – перемещаясь по отведенным им клеткам, как шахматные фигуры. Она испытала непонятное возбуждение. Ей подумалось: “Я замужем за самой Англией”, – и она крепче сжала его руку.

Безмятежная Англия, не подозревая о своем символическом значении, ответила пожатием локтя.

– Прекрасно! – от всего сердца сказал лорд Питер. – Фортепианное соло, мисс Твиттертон – это ни в коем случае нельзя пропустить. Преподобный Саймон Гудакр с песней “Гибрий Критянин”[94] – крепкая, мужская вещь, падре. Народные и матросские песни в исполнении хора.

(Он решил, что жена своими ласками показывает, что ей тоже нравится программа концерта. И в самом деле их мысли были не так далеки, поскольку он думал: ничего не меняется! “Гибрий Критянин”! В моем детстве ее пел второй священник – “Своим мечом пашу, и жну, и сею” – кроткое создание, которое мухи не обидит… Выпускник Мертона, кажется, или Корпуса?..[95] С баритоном, совершенно неожиданным при его тщедушном сложении. Он еще влюбился в нашу гувернантку…)

“Шенандоа”, “Рио-Гранде”, “В дальней Демераре”. Питер оглядел зачехленную комнату:

– Вот так мы себя и чувствуем. Это песня для нас, Гарриет.

Он запел:

– Вот мы сидим, как птицы в зарослях. Коллективное помешательство, подумала Гарриет, вступая:

– Птицы в зарослях.

Мистер Паффет не утерпел и присоединил свой рев:

– ПТИЦЫ в зарослях.

Викарий тоже не остался в стороне:

– Вот мы сидим, как птицы в зарослях, в дальней Демераре!

Даже мисс Твиттертон присоединила свое чириканье к последней строке.

(Это было как в том непонятно чьем стишке: “Вдруг все запели”.)

– Браво! – сказал Питер.

– Да, – проговорил мистер Гудакр, – мы исполнили это с большим воодушевлением.

– Ах! – вздохнул мистер Паффет. – Ничто так от бед не отвлекает, как хорошая песня. Правда, м’лорд?

– Правда! – сказал Питер. – Заботы, прочь![96]Eructavit cor meum[97].