Читать книгу Богохульство - Дуглас Престон - Страница 15

Во вторник рано утром, перед завтраком, Форд сидел на кухне в своем домике и изучал стопку досье. Естественно, незаурядные умственные способности никого не спасают от превратностей судьбы. Однако на долю здешних ученых их выпало больше, чем можно было вообразить. Кто-то в детстве страдал от крайней нужды, кому-то достались непутевые родители, кто-то не мог определиться с половой ориентацией, многие познали на собственном опыте, что значит нервный срыв, двое даже становились жертвами банкротства. Тибодо уже в двадцать лет поставили диагноз «пограничное личностное расстройство», и она с тех самых пор «сидела» на специальных медпрепаратах. Чеккини подростком вовлекли в некую религиозную секту. Эдельштайн время от времени впадал в глубокую депрессию. Сен-Винсент был алкоголиком. Уордлоу страдал посттравматическим стрессовым расстройством после того, как в пещере, в афганских горах Тора-Бора, на его глазах его командиру отстрелили голову. Тридцатичетырехлетняя Коркоран успела дважды побывать замужем и дважды развестись. Иннс получил строгий выговор с занесением в личное дело за то, что спал с пациентами.

Одной Рей Чен было как будто нечего скрывать. Ее мать, китаянка, много лет назад переселилась в Америку и теперь владела рестораном. Долби тоже вроде бы казался относительно нормальным, если не заострять внимания на том, что он родился и вырос в одном из самых неблагополучных районов Уоттса, и на том, что его брат, случайно получив пулю в уличной перестрелке, был парализован.

Досье Кейт тоже изобиловало неприглядными подробностями. Его Форд читал с нездоровым увлечением и чувством вины. Ее отец спустя некоторое время после их расставания покончил жизнь самоубийством: потеряв работу, выстрелил себе в висок. Мать стала быстро сдавать, а в семьдесят лет, перестав узнавать даже собственную дочь, угодила в специальную лечебницу. После ее смерти Кейт на два года исчезла. Заплатила вперед за съем квартиры в Техасе и куда-то уехала. Где она жила и чем занималась все это время, ни ФБР, ни ЦРУ так и не выяснили, что поражало и озадачивало Форда. На их многочисленные вопросы Кейт отказывалась отвечать, поэтому ей даже не хотели давать допуск к секретной информации, связанной с «Изабеллой», но эту проблему решил Хазелиус. Понятное дело, почему. У них с Кейт была связь. Похоже, их единила больше дружба, нежели страсть. Роман закончился мирно и по взаимному согласию.

Отодвинув папки, Форд поморщился при мысли, что он по указке правительства вторгается в чужую личную жизнь, и задумался, как, долгие годы работая в ЦРУ, мирился с подобными мерзостями. Уединение в монастыре изменило его больше, чем ему казалось.

Направляясь сюда из Вашингтона, досье Хазелиуса он лишь бегло просмотрел, а теперь раскрыл его и принялся изучать куда более внимательно. Перечисленные в нем события шли в четком хронологическом порядке. Перед глазами Форда строчка за строчкой вырисовывалась вся фантастическая жизнь физика-гения. Как ни удивительно, Хазелиус был выходцем из весьма обычной довольно состоятельной семьи среднего класса, проживавшей в Миннесоте, куда его предки переселились со Скандинавского полуострова. Хазелиус был единственным ребенком владельца магазина и домохозяйки – людей добропорядочных, ничем не приметных и набожных. Странно, что в столь заурядных условиях родился и вырос такой многогранный талант. Гениальность Хазелиуса проявилась еще в раннем детстве. В семнадцать лет он с отличием окончил университет Джона Хопкинса, в двадцать – защитил докторскую в Калифорнийском технологическом, в двадцать шесть профессорствовал в Колумбийском, а в тридцать получил Нобелевскую премию.

Несмотря на свои блестящие академические заслуги, Хазелиус вовсе не походил на скучных теоретиков и слуг науки. Студенты в Колумбийском университете обожали его за остроумные шутки, сангвинистический темперамент и интригующую склонность к мистицизму. Он играл буги-вуги и страйд на фортепиано в составе группы «Кваркстеры» в одном баре на Сто десятой улице. Послушать его собирались толпы очарованных студентов. Порой они всей компанией, под его предводительством, ездили в стриптиз-клубы. Он разработал теорию «необъяснимого притяжения» ценных бумаг и обзавелся миллионами, но вскоре продал свою идею одному фонду комплексного рискового инвестирования.

Получив Нобелевскую премию за работу по квантовой диспозиции, Хазелиус с легкостью взял на себя роль «наследника Ричарда Фейнмана, светила физической науки». Он опубликовал не менее тридцати статей о несовершенстве квантовой теории, пошатнув основы ее основ. Получил награду и медаль Филдса, доказав третью лапласовскую гипотезу, и стал единственным лауреатом Нобелевской и Филдсовской премий. Список его поощрений дополнил Пулитцер, присужденный за сборник необыкновенно поэтичных стихов, сочетавших в себе выразительность языка, математические уравнения и научные теоремы. Он разработал программу по оказанию медицинской помощи девочкам в Индии, в тех ее районах, где больных девочек по традиции оставляли умирать. Программа предусматривала и краткий образовательный курс, направленный на изменение общественного отношения к женщине. Хазелиус вложил не один миллион в кампанию против женского обрезания в Африке. И запатентовал изобретение новой мышеловки – более эффективной и вместе с тем гуманной (тут Форд от души посмеялся).

Его фотографии нередко появлялись на шестой странице «Пост», среди снимков богачей и знаменитостей. На них Хазелиус был неизменно изображен в «фирменных» костюмах – старомодных пиджаках с широкими лацканами и огромных галстуках. Он хвастливо заявлял, что покупает одежду в магазинах «Армии спасения» и никогда не тратит на шмотки более пяти долларов. Его нередко приглашали на «Шоу Леттермана», где Хазелиус горячо выступал с бунтарскими противокомпьютерными заявлениями – «голой правдой», как он сам их называл, – и красноречиво распространялся о своих утопических проектах.

В тридцать два года он произвел фурор, женившись на супермодели, бывшей девочке «Плейбоя», Астрид Ганд, которая была на десять лет его старше и слыла беспросветной тупицей. Она стала везде сопровождать мужа, ездила с ним даже на телешоу. В студиях Хазелиус поедал ее глазами, а Ганд беззаботно высказывалась на политические темы. Обсуждая события одиннадцатого сентября, она как-то раз заявила: «А чего они подняли такой шум? Об этом давно пора забыть».

Общественность вновь и вновь негодовала. Но Хазелиусу этого было мало. И он выкинул номер, сравнимый с утверждением «“Битлз” популярнее Иисуса». Однажды некий журналист спросил у физика, почему он женился на женщине, «чье интеллектуальное развитие настолько ниже вашего». Хазелиус оскорбился и заорал на репортера:

– А на ком мне было жениться? Интеллектуальное развитие всех вокруг намного ниже моего! Астрид, по крайней мере, знает, как любить. В отличие от всех прочих людей-идиотов.

Словом, один из умнейших современников обозвал остальных дураками. Общественному возмущению не было предела. В «Пост» появилась статья под названием, впоследствии ставшим классикой: «Хазелиус всему миру: вы идиоты!»

Ведущие передач и ток-шоу, имевшие столь большое влияние на общественное мнение, задыхались от гнева. Хазелиуса перестали приглашать куда бы то ни было, объявили антиамериканцем, безбожником, мизантропом, не ведающим, что значит патриотизм, сделали презренным изгоем, недостойным быть принятым в приличном обществе.

Форд отложил бумаги и налил себе еще кофе. Тот Хазелиус, с которым он знакомился, – миротворец, дипломат, лидер целой команды, взвешивающий каждое свое слово, – ничуть не походил на человека, о котором рассказывало досье. Впрочем, Форд знал его слишком мало.

К тому же несколько лет назад Хазелиус пережил трагедию. Вероятно, именно она настолько изменила его. Форд пролистал несколько листов вперед и нашел то место, где описывалось Хазелиусово несчастье.

Несколько лет назад, когда ученому было тридцать шесть, Астрид внезапно скончалась от кровоизлияния в мозг. Ее смерть потрясла Хазелиуса. Какое-то время он, подобно Говарду Хьюзу[12], провел в затворничестве. Потом вдруг снова дал о себе знать, задумав создать «Изабеллу». И вернулся в общество совершенно другим человеком. Теперь его не интересовали ни ток-шоу, ни громкие заявления, ни утопические проекты, ни недостижимые цели. С бывшими друзьями он давно не общался и больше не носил уродливых костюмов. Грегори Норт Хазелиус наконец повзрослел.

Проявляя невероятную ловкость, терпение и такт, он стал шаг за шагом продвигать свой новый проект. И вскоре собрал команду ученых, выбил значительные суммы и вошел в доверие к представителям власти. При каждом удобном случае он напоминал американцам о том, что в области ядерной физики они идут далеко позади европейцев, убедил правительство, что «Изабелла» – эффективный путь к удовлетворению энергетических нужд, которое не потребует больших затрат, не раз подчеркнув, что все патенты и ноу-хау навек останутся в руках американцев. Таким образом он добился невозможного: в далеко не лучшие времена выколотил из Конгресса сорок миллиардов долларов.

Складывалось впечатление, что этот человек – непревзойденный мастер убеждать, талантливый организатор и предусмотрительный мечтатель, который, тем не менее, готов смело пойти на огромный риск. Именно с таким Хазелиусом Форд мало-помалу знакомился.

«Изабелла» была изобретением Хазелиуса, его детищем. Он лично объездил всю страну и выбрал самых достойных из лучших физиков, инженеров и программистов. Все шло как по маслу. До некоторых пор.

Форд закрыл папку и призадумался. Ему все еще казалось, что он не имеет понятия о том, кто такой настоящий Хазелиус. Гений, шоумен, музыкант, мечтатель-утопист, преданный муж, надменный изгой, блестящий физик, терпеливый лоббист… Кем из них он был на самом деле? Или его истинная суть пряталась где-то глубже, а в обществе он появлялся то в одной, то в другой маске?

Отчасти судьба Хазелиуса напоминала Форду его собственную. Они оба внезапно и при ужасающих обстоятельствах потеряли жен, оба переживали беду в уединении. Когда погибла супруга Форда, для него вместе с нею взорвался весь прежний мир, и он почувствовал себя так, будто до гробовой доски будет вынужден блуждать среди развалин. На Хазелиуса смерть жены повлияла иначе: он, напротив, предельно сосредоточился. Форд утратил смысл своего существования, а Хазелиус обрел его.

Уайман представил себе, что написано в его досье. В том, что оно существует, и в том, что с ним, как и со всеми остальными, ознакомился Локвуд, он ни капли не сомневался. «Как описали мою жизнь? – задумался он. – Привилегированная семья, Чоут[13], Гарвард, Массачусетский технологический институт, ЦРУ, женитьба… А дальше – бомба».

Что потом? Монастырь. И наконец «Охрана и разведка инкорпорейтед». Так именовалось его частное детективное агентство. Название вдруг показалось Уайману слишком громким. Объявления о предоставлении услуг он разместил четыре месяца назад, и за все это время получил лишь единственный заказ. Конечно, работу ему подкинули стоящую, но упоминать о ней в качестве рекламы строго запретили.

Взгляд Форда упал на часы. Он опоздал на завтрак и убивал время на глупые раздумья о своей несчастной доле.

Убрав досье в портфель и закрыв его на замок, Уайман вышел из дома и направился к столовой. Солнце только-только поднялось над красными вершинами холмов, его лучи лились на листву тополей, и казалось, деревья были сделаны из желто-зеленого стекла.

В столовой царствовали ароматы бекона и булочек с корицей. Хазелиус сидел на своем коронном месте, во главе стола, и увлеченно разговаривал с Иннсом. Кейт, располагаясь на другом конце, рядом с Уордлоу, наливала себе кофе. Увидев ее, Форд почувствовал волнение в груди.

Усевшись на единственное свободное место, возле Хазелиуса, он положил себе с большого плоского блюда кусок яичницы с беконом.

– Доброе утро! – воскликнул Хазелиус. – Как спалось?

– Замечательно.

За столом были все, кроме Волконского.

– Послушайте, а где Петр? – спросил Форд. – У него во дворе нет машины.

Разговоры внезапно стихли.

– Доктор Волконский, похоже, нас покинул, – сказал Уордлоу.

– Покинул? Почему?

Последовало всеобщее молчание. Его нарушил Иннс, произнеся неестественно громким голосом:

– Я – психолог. Наверное, мне и придется ответить. Полагаю, что не нарушу профессионально-этические нормы, если скажу прямо: Петр с самого начала чувствовал себя здесь несколько не в своей тарелке. Его угнетали уединенность и напряженный график работы. Ему очень не хватало жены и ребенка, которых пришлось оставить в Брукхейвене. Неудивительно, что он не выдержал и решил уехать.

– Но ведь Тони сказал: похоже, покинул. Значит, полной уверенности в этом нет? – спросил Форд.

– Мы все так решили, – невозмутимым тоном произнес Хазелиус. – Машина Петра исчезла, исчез чемодан и большинство одежды.

– Он что, никому не сказал ни слова?

– А чего ты так разволновался, Уайман? – спросил Хазелиус, пристально всматриваясь в Форда.

Тот одернул себя. Со столь чертовски умным и наблюдательным человеком следовало быть похитрее.

– Не разволновался, а просто удивился.

– Я чувствовал, что все идет к тому, – сказал Хазелиус. – Петр не годен для подобной жизни. Наверняка он даст о себе знать, когда доберется домой. Ты лучше расскажи нам про вчерашний визит к Бегею, Уайман.

Взгляды всех присутствующих устремились на Форда.

– Бегей очень зол. У него целый список претензий.

– Каких же?

– Если кратко, им много чего пообещали, но обещания эти не выполнили.

– Мы никому ничего не обещали, – сказал Хазелиус.

– По-видимому, это Министерство энергетики уверило их в том, что здесь появится масса рабочих мест и всяческих экономических благ.