Читать книгу Аврелия - Э. Кэнтон - Страница 6

Часть первая
Доносчик
VI. Апостол Павел и Сенека

Оглавление

Философ сделал движение, по которому можно было судить, что приход иностранца был для него не особенно приятен.

Павел молча стоял перед ним. Внешний облик его был скромен, но в нем не было видно следов какого-нибудь замешательства. Во всей его наружности было нечто лучезарное, что могло произвести впечатление и на такого человека, как Сенека.

Философ бросил на апостола один из тех взглядов, который означал: «Прошу покорно, чем могу служить?»

Апостол Павел подошел и приветствовал его по римскому обычаю – поднес правую руку ко рту и сделал поклон налево и направо. Но Сенека не протянул руки, как это следовало бы сделать при дружественных приветствиях.

Апостол Павел, однако, не смутился таким холодным приемом. Он подал Сенеке пергаментный сверток, который он держал в руке, и сказал:

– Это от твоего брата Галлиона.

Сверток был секретным посланием. Для этой цели нарезали несколько узеньких листьев папируса и прикладывали один к другому; эти обрезки навертывали на скалку из дерева или металла и писали вдоль скалки. Затем полоски навертывались вновь на другую скалку, которая и пересылалась адресату. Прочитать написанное таким образом письмо можно было только при помощи скалки, совершенно подобной той, которая служила для письма. При этом еще требовалась большая старательность и точность в накладывании листков на вторую скалку, чтобы достигнуть цели.

Сенека взял послание из рук апостола и пошел разыскивать скалку, соответствовавшую скалке послания. Потом он приступил к трудам для восстановления письма.

– Послание это написано давно, – заметил Сенека, который уже успел разобрать его дату.

– Да, уже прошло свыше двух лет, как твой брат мне его передал. С этого времени я находился в плену, да и в настоящее время в нем пребываю. Я пришел в Рим, чтобы обратиться лично к правосудию кесаря.

– Мне жаль тебя, Павел, – сказал Сенека.

Апостол ничего не ответил, а хозяин продолжал разбирать письмо.

Читая письмо, Сенека неоднократно с удивлением и любопытством посматривал на апостола. Но для Павла еще не пришло время говорить.

– Брат мой извещает меня, – сказал Сенека, закончив чтение, – что ты редкий гений и в то же время великий оратор и философ.

– Я, – возразил апостол Павел, – только последний из рабов Божьих, и вся моя сила в Иисусе Христе.

– Мой брат сообщает также, – произнес Сенека, не выражая ни малейшего удивления по поводу странного ответа, – что ты христианин… так ли это, дорогой Павел?

– Да, это правда. Два года тому назад Нерон хотел отсечь мне голову, и не за какое-нибудь преступление, а за веру в моего Божественного Учителя.

– Неужели же ты рисковал жизнью из-за этого суеверия?

– В настоящее время я нахожусь в таком же положении, и я готов умереть, но час мой еще не пришел: я должен выполнить свое назначение.

– Какое назначение, дорогой Павел?

– Преподать Риму учение о царствии Божьем и помочь апостолу Петру в деле устроения церкви Божьей.

– Об этом Петре я слышал, дорогой Павел. Вещи, о которых он говорит, странны и невозможны.

– Слушай, Сенека, – прервал его апостол, – то, что я говорю тебе, есть истина, но ты не в состоянии ее понять.

– Разве я не философ, и философ не с известным именем? – сказал Сенека с некоторой гордостью.

– Бог, о котором я возвещаю, открывается людям с простыми сердцами. Он презирает тщетные земные познания. От таких философов, о которых ты говоришь, Он скрывается.

– Но что ты наконец намерен делать?… Разве этот Рим, который ты хочешь просветить, будет лучше подготовлен для восприятия твоей истины, чем я?… Думаешь ли ты, что он станет внимать твоему голосу?…

– Дух Божий внушит мне то, что я должен сделать, а Господь Иисус Христос довершит остальное… Сенека! Сенека! Рим, столь непокорный, склонит свою голову. В недалеком будущем число христиан будет так велико, что если бы они удалились, то Рим представлял бы из себя не более как обширную пустыню.

– А я, дорогой Павел, – сказал, улыбаясь, философ, – я тоже буду в числе твоих?

– Нет, Сенека, ты будешь уважать мое учение, но не постигнешь его. Это будет для тебя хорошей философской системой, дающей осуществление некоторым из твоих мыслей; потомство найдет в твоих сочинениях некоторый отголосок моих слов и наших священных книг, но дальше этого ты никогда не пойдешь.

– Почему же так, дорогой Павел? Если твое учение – истина, я не найду ничего лучше, как быть в числе твоих учеников.

– Быть моим учеником не то же самое, что сделаться последователем Платона, Аристотеля или других философов. Как я уже тебе говорил, Бог, которого я исповедую, не любит гордецов, и для того, чтобы последовать за Иисусом Христом, распятым на кресте, нужно, как Он, нести свой крест. Другими словами…

– Нести свой крест!.. Орудие пытки для рабов!.. Дорогой Павел, поистине ты…

– Лишен рассудка, не так ли, Сенека?… Не это ли ты хотел сказать? Да, действительно, я безумец. И это безумие я хочу преподать Риму; оно овладеет им и распространится по всему миру.

– Говори же, Павел, ибо я не могу тебя понять. Этот крест, Иисус Христос, христиане, Рим, вселенная… Клянусь Юпитером! Что все это значит? Это какой-то лабиринт…

Мы не берем на себя передачу вдохновенных слов апостола; чудодейственная сила его красноречия блистала, как молния среди ночной темноты.

Прежде всего Павел рассказал философу, как из преследователя христиан он обратился в пылкого проповедника новой религии. Он развернул перед ним восхитительную картину развития религии, восходившей к первым временам мира и сохранившейся в течение веков до сего дня. Он говорил ему об Иисусе Христе, пришествие которого было возвещено человечеству пророками и ожидалось всеми поколениями. Он рассказал ему, как Иисус пришел в мир, когда наступило время исполнения пророчеств, – как пришел Он в бедности, чтобы преподать Свое Божественное учение, совершить чудеса, умереть на кресте и воскреснуть во славе. Рассказ о проповеди апостолов, «о доброй вести», распространившейся по свету, и покорении все новых полчищ для прославления Христа.

Апостол Павел преобразился; лицо его светилось лучезарным сиянием проповедника. Сенека слушал, оживленный трепетом. Он услышал то, о чем даже никогда не мечтал. Окружающая природа, казалось, находилась в гармонии с этой величественной сценой, как бы желая замолкнуть в присутствии посланника Божьего. Никакой шум не пронесся в воздухе; всюду был сосредоточенный покой, какой бывает в те таинственные часы, когда молитва возносится к небу.

Когда апостол окончил, водворилась тишина, глубокая и торжественная.

– Галлион был прав, – сказал, наконец, Сенека. – Ты удивительный гений!

– Я тут ни при чем, Сенека! Это мое учение, но удивляться надо не мне.

– Не сказал ли ты мне минуту тому назад, что я никогда не уверую?… Отчего же ты пришел ко мне?…

– Оттого, что время приближается, когда религия Христа будет для тебя высшим утешением…

– Что ты этим хочешь сказать?

– Сенека, разве ты не думаешь о последнем слове Нерона?…

– Ах, Павел, ты вестник смерти!

– Сенека, Сенека, апостолы Христа дают жизнь, что же касается смерти, то она в руке Божьей.

– Итак, – сказал философ, улыбаясь, – это твое предсказание? Скоро оно сбудется?

– Очень может быть, – произнес апостол.

– Ну, что же, пусть будет так! Я не боюсь смерти… Я благодарю тебя за то, что ты меня предупредил.

– Сенека, уверуй в Иисуса Христа. Ах, ты это можешь сделать!

– Это действительно весьма возможно, дорогой Павел. Я люблю все прекрасное, а твое учение прекрасно. Но философ должен сравнить, обсудить. Мне нужно некоторое время. Приходи ко мне еще раз. Ты мой друг, Павел, и, со своей стороны, я чувствую к тебе живое расположение. Чем мог бы я быть тебе полезным?… Но ты сам видишь, как мало я пользуюсь доверием… Между тем…

– Я благодарен тебе, Сенека, мое время обозначено так же, как и твое, и никто, даже и Нерон, не изменит предначертаний Божьих. Мое упование во Христе, и я не нуждаюсь ни в чьем покровительстве. Прощай, Сенека; во имя Бога живого, размысли о том, что ты услышал!

И апостол ушел с чувством разочарования, так как он увидел, что не приобрел этой души для Христа.

Сенека не забыл апостола Павла. Он виделся с ним несколько раз и часто с ним беседовал. Они обменивались между собой письмами. Но Сенека был одним из тех людей, на которых крайности цивилизации оставляют неизгладимые следы.

Он изучал христианскую религию, слушал апостолов Петра и Павла, читал их послания, вдыхал ароматы того учения, которое, подобно прекрасному цветку, распускалось на его глазах. Но он поступил так, как поступают те, которым нравится известный цветок, но они не интересуются узнать, откуда он взялся и почему он издает такой чудный аромат. Он просматривал труды апостолов, не улавливая их сокровенных чувств и самобытных мыслей. Иногда он приводил поразившие его мысли и в своих собственных сочинениях. Этим и объясняется тот непонятный для многих факт, что в произведениях Сенеки встречаются мысли, одинаковые с теми, которые содержатся в учениях святых апостолов. Сам же Сенека никогда не был носителем и выразителем тех вечных истин, которые составляют содержание христианского учения.

Философ несколько месяцев употребил на изучение новой доктрины, но, однако, ему не удалось закончить этого изучения. Однажды вечером, когда он сидел за столом со своей женой и двумя друзьями, возле его жилища послышался большой шум. Это когорта солдат окружала его дом. Появился центурион и объявил, что он является вестником Нерона и возвещает ему приговор о смертной казни. В виде последней милости он позволил своему учителю избрать себе род смерти по собственному выбору. Все же имущество подлежало конфискации.

Сенека обнаружил большую твердость характера. Он решил умереть, подобно Сократу, в дружеской беседе.

Жена его бросилась к нему в объятия и объявила, что она последует за ним в могилу. Им обоим открыли вены.

В это же время прибыл новый вестник от Нерона, который возвестил приказание императора сохранить жизнь Сенеке.

Преторианцы с помощью вольноотпущенников и домашних рабов перевязали ему вены, остановили кровь и замедлили наступление смерти.

Сенека попросил у своего друга и врача подать ему яду. Однако на его ослабленное и истощенное излишествами тело яд совсем не действовал.

Все друзья философа горько рыдали, а он, всегда жизнерадостный, порицал их отчаяние, советовал сохранить присутствие духа. Он попросил подать ему его завещание, но центурион заметил, что ввиду отчуждения его имущества будет бесполезным всякое новое распоряжение.

Сенека приказал тогда положить себя в теплую ванну, пар который ускорял наступление смерти, усиливая кровотечение из открытых вен.

Войдя туда, он обрызгал рабов водой и сказал:

– Я делаю это возлияние во имя Юпитера Освободителя!

Послышался глубокий вздох; чей-то голос произнес его имя: Сенека, Сенека!

Философ оглянулся и увидел поспешно входившего апостола Павла. Слабая улыбка появилась в последний раз на устах умирающего. Глубокая скорбь отразилась в чертах лица апостола.

Но было слишком поздно! Горячий пар ванны охватил Сенеку; от слабости он упал, а вскоре его уже не стало. В доме раздались вопли. Это рабы Сенеки, отдавая, по обычаю, последний долг усопшему, оглашали воздух рыданиями. Присутствующие здесь его друзья с воодушевлением говорили о кончине достойнейшего мудреца. Они вспоминали о добродетелях покойника и о его самообладании в последние минуты.

Апостол Павел понял, что перед бездыханными трупами философа и его жены и перед легкомысленными их друзьями ему было бесполезно возвышать свой голос… И он вышел отсюда…

Аврелия

Подняться наверх