Читать книгу Ширма. Реальность нереального - Е. Н. Злыгостева - Страница 2

Эти сны сумбурные и непонятные, открываю глаза и ничего не помню. А откуда-то издалека настойчивый голос требует, чтобы я встала.

– …, вставай, опоздаешь на занятия.

«Ну да! Ну да! Конечно! В школу с утра пораньше…»

Перебарывая желание поспать, ещё пять минуточек, я, с большим трудом, открыла глаза: сначала левый, потом правый. Осмотрелась в потёмках по сторонам, лениво потянулась и уже после сообразила, что нахожусь в незнакомом мне месте…

Я помотала головой из стороны в сторону, в попытке включить всё ещё не проснувшиеся отделы мозга. Результат не заставил себя долго ждать: пограничное состояние было пройдено, и я оказалась всего лишь в своей комнате.

Рядом раздавался недовольное сопение мужа, который отчаянно пытался понять, проснулось ли моё благородие.

– Ваше благородие, – Начал он довольно сдержанно, – соизвольте осведомить своего супруга, доколе ему ещё будить вас по утрам, за отсутствием вашей реакции на зов будильника?

– Слушай, супруг, – Перебила я его, не выдержав столь длинной и пафосной речи, – ты не мог бы говорить покороче и попонятнее.

– Как пожелаете.

Он приподнялся на правом локте, склонил надо мной своё затемнённое лицо и довольно громко потребовал, чтобы я встала…

– Подъём, сорок пять секунд на сборы! упал, отжался!

Это было его стандартная реакция, если я начинала выказывать недовольство относительно его заумных речей, так что привыкать не приходилось.

Следом за «реакцией», как правило, шли нравоучения по поводу трудной жизни студентов. Вот пример одного из них:

– Господи, и когда же ты научишься слышать будильник по утрам. Или ты думаешь, что для студента полтора часа – это так?

Разумеется, до конца лекции моих нервов не хватало.

– Я ничего не думаю, – Перебила я мужа, – особенно в это время суток.

– Это плохо.

– А чего это ты сегодня спишь на полтора час больше, а не на двадцать минут, как обычно? – Опомнилась я – А? Филонить собрался?

– Нет

– Работа?

– Нет

– Всё ясно, тогда…

– Тоже нет

– Я же ещё ничего не сказала.

– А ничего говорить и не надо, я твои мысли за версту чую.

– Ну, вообще-то я про перенос пар спросить хотела. А ты о чём подумал?

– ?

– Ну и?

– Отстань… Одевайся, уже половина восьмого.

С этими словами мой муж с головой забрался под одеяло.

– Вредина ты. – Обозвала я его, вставая с постели.

– Это почему это? – Донеслось из-под одеяла.

Этот вопрос остался без ответа. Вместо этого я сказала:

– Наверняка опять всю ночь не спал.

– Не всю…

– Ну да, всего лишь половину. Хакер – недоучка, блин… – Съязвила я.

– Угу

– А если бы не твоё упрямство, то уснул бы быстрее…

– Замолчи! – Процедил он. – Сколько раз повторять: этот вопрос закрыт!

– И не только этот! – Сказала я в ответ.– С чего ты вообще взял, что я доживу до следующей зимы? Ты сам-то веришь в это?..

– За-мол-чи. И не говори, чего не знаешь. Можно подумать я о себе беспокоюсь.

– А я тебя не прошу обо мне беспокоиться.

– А я у тебя не спрашивал: беспокоиться мне о тебе или нет. Почему ты вечно пытаешься принять решение за других?

– Почему ты вечно жертвуешь всем ради других?

На этом бурная утренняя беседа супругов подошла к концу. Далее шли абсолютно ненужные извинения одностороннего женского характера…

По крайней мере, мне так казалось до того момента, как я попыталась назвать несуществующего мужа по имени. Туго соображая, я попыталась вспомнить: как его зовут, как зовут меня, сколько мне лет, сколько ему лет, как он выглядит, как я выгляжу, когда мы поженились, где познакомились… а самое главное – кто нам дал разрешение на брак, с учётом того, что я училась в десятом классе…

Не найдя ответа ни на один из поставленных мною вопросов, я повернулась к мужу, в надежде извлечь их из него. Но едва я это сделала, как очередной сон стал более отчётливым.

На самом деле никакого мужа не было, кровать была рассчитана на одного человека, училась я в университете, а утренними потёмками в комнате и не пахло.

Щурясь от яркого солнечного света, я попыталась найти руками дверь. В итоге поиски увенчались тем, что я сильно ударилась лицом, это при том условии, что вытянутые вперед руки должны были его защитить.

Что-то было не так.

Теперь я не стояла, а лежала, хотя нет, точнее будет сказать, валялась на полу в темноте. На этот раз кроме меня в комнате никого не было. Что соответствовало реальной действительности больше, нежели предыдущие события с так называемым замужеством.

Я поднялась с пола, недоверчиво огляделась по сторонам, и от этого мне стало только хуже.

– Что за чертовщина? – Произнесла я сдавленным голосом при виде компьютера, что стоял посреди комнаты.

– Компьютер? Откуда он здесь? А куда книги делись?

«Столько вопросов, а ведь я ещё толком не проснулась. Стоп… В этом-то всё и дело, – я ещё не проснулась».

Нервно взъерошив голову, я попыталась восстановить в памяти события своего прошлого, но что-то ничего не получалось.

– Опять реальности попутала? – Спросила я у себя же.

– Что-то вроде того. – Ответила я на свой вопрос.

– Aтами, ты встаёшь? – Донёсся из-за двери голос матери.

«Aтами?… Я так полагаю это моё имя. А если это так, то, стало быть, мне следует отозваться».

– Да! Встаю! – Крикнула я в ответ.

– Одевайся и иди завтракать.

– Хорошо.

Напялив на себя неудобное, как мне показалось, платье, я стала озираться по сторонам в поисках линз.

– Так! Линзы, линзы. Где же вы?

Пережитки снов опять давали о себе знать.

– Какие ещё линзы? У меня же отличное зрение.

«Надо сократить время сна, а не то совсем дурой стану».

– Aтами, ты скоро? – Не успокаивалась мать

– Да иду я, иду…

Очередной удар головой об пол. Очередные воспоминания, подстроившиеся под реальность. Очередные вопросы без ответов в сопровождении миленьких звёздочек над головой. Сильное желание выразить свои мысли на русском матерном. Натиск истерического, непонятно откуда взявшегося, смеха… и… тишина.

В комнате царила непроглядная тьма – порождение глубокой зимней ночи. Почему именно зимней? На этот вопрос я и сама не могла ответить. Просто знала, что сейчас зима и всё. Дела мои обстояли далеко не лучшим образом, поскольку я в прямом смысле слова потеряла ощущение реальности, а также пространства и времени относительно неё.

Затянувшийся сон уже порядком действовал на нервы, особенно его повторяемость с небольшими коррективами. А больше всего бесило то, как я велась на эти коррективы, как, например, в данной ситуации.

Я махнула на происходящее рукой, со словами:

– Ну да ладно! Комната вроде бы та же, значит всё нормально.

Но она была не та же.

Позабыв о том, что всё ещё сплю, я впала в ступор. Как и предполагалось ранее, в комнате должны были быть книжные полки. И они были. Были и линзы, и плохое зрение. И это меня совсем не удивляло, и уж тем более не пугало. В ступор ввергало другое: не было книг на полках.

Решив, что мне это всего лишь мерещится, я поспешила включить свет. Едва моя ладонь коснулась экрана, как по глазам ударила боль, как ответная реакция на раздражитель.

Когда период адаптации к свету был завершён, я посмотрела в сторону стеллажей…

Книг и в самом деле не было.

Со всей силы я укусила себя за руку, после чего дико взвизгнула:

– Ай-я! Больно!

Это был не сон. Зализывая укушенную область руки, я ещё раз внимательно осмотрела комнату, в поиске книг. От увиденного, руки похолодели, ноги стали ватными, сердце забилось с бешеной скоростью…

Все книги висели под потолком. Голову стал разрывать изнутри неконтролируемый страх. В панике я стала терзать зубами онемевшие руки. Чувствовала, как расширяются зрачки. В голову что-то лезло. В ушах раздался отвратительный тошнотворный скрежет, словно водили гвоздём по стеклу, и одновременно работал сбившийся телевизионный канал. По голову ударила сильная боль. Силясь её заглушить, я сдавила череп обеими руками. Разумеется, это не помогало. Подавляя крик, я стиснула зубы со всей силы. Ещё немного и они вылетели бы. Но, к счастью, (которое относится только к зубам) чрезмерная близость двух челюстей спровоцировала рвотную реакцию, что не позволила проредить зубную лесосеку.

Пока мой пустой желудок рвался наружу, что-то усиленно просачивалось в мою голову. И это самое «Что-то» имело очень болезненный характер.

Рот заполнил металлический вкус. С трудом провела «резиновой» ладонью по губам. Размытый взгляд разглядел на ней красные разводы – кровь.

Обнулённое, ещё в первые мгновения приступа, терпение ушло в минус. Надо было закричать ещё в самом начале. Но я этого не сделала.

А теперь кричать было бессмысленно, потому, как что-то случилось с моим горлом, и я не могла издать ни звука. Момент для криков и воплей был упущен. Всё что мне оставалось – прикусить ладонь со всей силы, в надежде на скорейшее «выздоровление».

Вкус металла усилился.

Боль оборвалась также неожиданно, как появилась. Я застыла на месте, следом куда-то провалилась. Слишком быстрое падение, за ним резкое торможение, и я зависла непонятно где.

Открыть глаза не хватало смелости.

Вполне логично было предположить, что я умерла.

Тишина.

«Где я? Кто я?» – стандартные вопросы, не имеющие ответа.

Забыв про нелепую пародию страха, я открыла глаза и …ничего не увидела. Ничего, кроме темноты. Всё заполняла только она. Никаких ощущений, никаких запахов, никаких звуков… только нечто живое и безграничное показывало свой истинный цвет.

«Надо пошевелиться» – решила я.

Тут же попыталась выполнить задуманное, но ничего не получилось. Иного я не ожидала.

«Паралич?» – глупое, но вполне уместное предположение, которое, к сожалению, отметалось автоматически; стоило лишь вспомнить о собственной смерти.

Паралич? Да ни с какой стороны.

Всё обстояло совершенно иначе – меня вообще больше не было. А что же было? А была одна кромешная тьма, с которой мне довелось слиться воедино. Растворившись в ней, я стала ею. Я и была ею.

«Я – темнота» – это была глупейшая, как оказалось позже, мысль.

Это подтверждал факт того, что я могла ощущать фантомные границы тела, которые ну никак не разрастались до бесконечности.

Отсутствие тела и наличие меня самой говорили о реальном существовании жизни после смерти. Меня не было для окружающих, но я была для неё. Вопрос – кто же она?

Вглядываясь в черноту, я почему-то усиленно пыталась увидеть хотя бы мизерную неравномерность в тёмном обличий безликого создания. Но ничего подобного в нём не наблюдалось. Воображение не срабатывало, поскольку оно есть только у обладателей тел, но не у таких, как я.

«Как Я? А кто Я? Кто Я такая?»

Помнить и забывать – свойства всего живого. Образы, запахи, чувства, чужие эмоции – всё это я бы забыла, если бы умерла. Что собственно я и сделала. Тогда почему не забыла? Что всё это означало? Да только то, что мне было свойственно думать, воображать, просто надо было об этом вспомнить.

«Я могу увидеть – стоит только пожелать этого»

Мысли подобного характера заставили меня засомневаться – «А мертва ли я?»

Нежелание видеть – вот в чем основная проблема, и её создателем была я, но зарытое где-то в извилинах внутричерепного органа противоположное желание устремлялось к свету. Вытеснив мнимую слепоту, оно заполнило собой всё. В итоге я увидела желаемое искажение.

Множество картин разом предстали перед несуществующими глазами, начали сменять друг друга с огромной скоростью, а я выхватывала из них только основное. Всё бессвязно и непонятно, почему основными стали: запах роз, черное пятно на кухонном окне, разлитое по кружкам топливо самолета, красный закат, помойная яма на крыше пятизвёздочного отеля, линии электропередач в пустыне, вырванный молочный зуб, радиоактивный ливень, сухой воздух и кролик.

От подобного «салата» мне стало не по себе.

«Неужели мы и в самом деле не умираем, а всего лишь покидаем тела, в связи с их непригодностью? Такое и в самом деле бывает?… Чушь полная. Ты ещё скажи, что Ад с Раем существуют… Стало быть Ад – темнота, или же это Рай?»

Стоп!

Я – совершенно одна, что не свойственно Раю и уж тем более Аду. Хотя, откуда мне знать об этом.

Книги – всего лишь порождение мысли человеческой, так почему же я решила, что в Раю и Аду должно быть многолюдно или темно?

Я решила позвать кого-нибудь из местных обитателей: отзовутся – стало быть, мертва; нет – не факт, что мертва.

Никто не отозвался. Скажу больше – я не услышала себя. Это не являлось адом или же раем, и уж тем более, это нельзя было обозвать таким объёмным словом как свобода. Всё было куда проще и в то же время сложнее. Рядом никого, я одна. Стоило ли этому радоваться? Это не было моим желанием. Это была остановка в пустоте с последующим застреванием, посредством собственной глупости. Проще говоря: мир черного цвета был моим неудачным творением, на редкость простым и сложным. Это было моё подсознание, и я могла его додумать.

«Я могу придумать и создать всё, что пожелаю…» – обрадовалась я

– Не можешь. – Разбил мои предположения загробный голос. Я была не одна, а это говорило о том, что я мертва.

– Эй, ты кто? – Беззвучно поинтересовалась я.

Ответа не последовало.

– Это иллюзия, успокойся. – Сказала я себе, силясь подавить наплывающую тревогу.

– Я не иллюзия.

Несуществующие кожные рецепторы дали о себе знать – по телу, если можно так сказать, пробежал мороз. Что поделаешь, могильный аккомпонимент из чего-то рта делал своё дело – пробирало до костей.

Собравшись с мыслями, я спросила у невидимого собеседника:

– Как ты умудряешься слышать меня?

– Так же, как и ты меня. – Ответил он.

– Хе-хе, доходчиво объяснил. Хорошо бы ещё узнать, как я тебя слышу. – Съязвила я. Немного подумав, я спросила:

– Я умерла?

– Нет.

– Замечательно… Я сплю?

– Нет.

– Ещё лучше… Где я нахожусь?

– Там же, где и я.

Могильное спокойствие моего собеседника начинало действовать на нервы, что подтверждало их наличие во мне в целом. И это не могло не радовать.

– Это я уже поняла, а поконкретнее можно? – Спросила я с неслышным раздражением в голосе.

– Спи.

– Почему я здесь?

– Спи.

Мой голос по-прежнему полностью отсутствовал.

– Где мой голос?

– Хм… – Усмехнулся невидимка.

– Что смешного, отвечай, что я здесь забыла?

– Так надо.

– Кому?

Ответа не последовало.

– Эй, кому надо? Кому? – Не успокаивалась я.

В ответ доносилось только молчание.

– Ясно. Если я и в самом деле ещё жива, то, как проснусь, сразу же побегу к психотерапевту.

Снова подступило всепожирающее безразличие.

«Где я?» и «Кто я?» – это больше не интересовало меня.

Глаз коснулся холод. Я могла чувствовать – это не было тактильной иллюзией. Мир возвращался: я могла слышать, видеть, дышать, двигаться… сонный паралич прекращался. Холод в глазах усилился. «Скоро я проснусь…»

– Ты не спишь. – Сказал прямо в ухо невидимка.

Я хотела задать ему вопрос, который, наконец, вспомнила, который был самым важным на тот момент…

Но… стало очень холодно. Раздался заливистый смех, где-то вдалеке послышался размытый разговор, в нос ударил запах тех самых роз, а по глазам ударили красные всполохи заходящего солнца.

Так и должно было быть.

Сознание стало затуманиваться.

«Главное проснуться».