Читать книгу Ширма. Реальность нереального - Е. Н. Злыгостева - Страница 3

Кто-то позвал меня.

– Атами, вставай!

Этот голос принадлежал моей матери.

– Просыпайся, соня, а то опоздаешь… Подъё-ом.

Любит же она растягивать последнее слово.

– Стало быть, сон. – Пробубнила я себе под нос.

– Что ты там бормочешь? – Спросила мать прямо в ухо.

Меня передёрнуло, ещё бы – не каждый выносит резкие звуки с утра пораньше.

Нехотя, я приняла сидячее положение и, наконец, удосужилась открыть глаза. Назойливый будильник в лице матери сидел на краю кровати.

Я тяжело вздохнула, и со словами: «Ох уж эта учёба», встала с постели.

– Сразу говорю… – Начала я стандартный утренний разговор, забираясь в неудобное кремовое платье.

– «…Завтракать я не буду»… – Подхватила мои слова мать.

После небольшой паузы она спокойно сказала:

– Одевайся. Сегодня я завтрак не готовила; всё равно ведь не съешь.

– А зря-а, – Протянула я язвительно, – мне как раз сегодня ужас как есть хочется.

Для убедительности я сделала лицо – «Нашу девочку обидели».

Подобную наглость мать не смогла стерпеть.

– Атами! – Повысила она голос.

Я поспешила её успокоить.

– Шучу-шучу. – Сказала я, выставив вперёд растопыренные ладони.

– Я надеюсь, кофе ты со мной за компанию выпьешь?

– Надейся!

– Атами!

– Да не кричи ты…

Я прикрыла уши. Почему-то перепонки болезненно реагировали на малейшее повышение звука.

Поковыряв мизинцами в ушах, я сказала матери, что выпью с ней за компанию воды, поскольку от самой мысли о кофе мне вдруг стало муторно.

– Тогда, завершай уже свои сборы и иди на кухню. – Сказала она в ответ, после чего покинула комнату.

Не торопясь, я заправила кровать и отправилась в ванную. Там привела в товарный вид лицо, почистила зубы, рассмотрела себя в зеркале во весь рост. На мгновение заострила внимание на том, во что была одета: кремовое летнее платье без рукавов, белые полу-сапожки на плоской подошве, шифоновый шарфик…

– Жуть-кошмар…

Я похлопала себя по лицу со словами:

– Да проснись ты уже…

Когда ощущение сна, более-менее, рассеялось, я вышла из ванны обратно в комнату, окинула её беглым взглядом со словами:

– Так: комп – на месте, книг – не предусмотрено, и если я опять грохнусь обо что-нибудь, разнесу здесь всё…

Я напрасно паниковала. Никуда я не грохнулась, и ни обо что не ударилась. Всё вокруг было реально. Для полной уверенности в этом, я цапнула себя зубами за руку.

«Больно, значит не сон.» – Сделала я заключение и тут же опомнилась.

– Во сне ведь тоже было больно! И как это понимать?

Немного поразмыслив, я махнула на всё рукой, сделав скидку на богатое воображение и самовнушение.

– Да ну, бред какой-то. – Успокоила я себя.

Не желая думать о подобных мелочах, я устремилась из комнаты на кухню.

Законный стакан холодной питьевой воды дожидался меня на столе. Кроме него больше ничего не было. Мать уже допивала свой ирландский кофе.

Недолго думая, я осушила стеклянный сосуд и потребовала добавки.

Меня удивляло то, что мать отступила от своего избитого принципа – готовить завтрак, даже при том условии, что я его не съем.

«Ох, не к добру это».

Даже полностью проснувшись, меня всё равно не отпускала мысль о книгах, что, как мне казалось, всегда были в моей комнате.

– Слушай, мам, а … – Я замялась, не зная как лучше сформулировать вопрос.

– Что? – Насторожилась она.

– А книги,… они где?

– Какие книги?

– Те, что у меня в комнате были.

– Атами, просыпайся уже. У тебя отродясь книг не было. – Возмутилась мать. – Дорогая, не отрывайся так от реального мира. Я понимаю сны – это вещь непонятная, и порой весьма правдоподобная, но вернись, пожалуйста, в режим реального времени.

Столь убедительные слова не могли не подействовать.

– Возможно, ты права! – Согласилась я.

Выпив еще воды, я посмотрела на настенные часы – шесть часов пятьдесят шесть минут.

– О-го-го! – Взвизгнула я – Время.

Я опаздывала на нужный мне транспорт.

Вскочив со стула, как ошпаренная, я побежала в комнату за сумкой. Отыскала ее на кровати и подумала: «А зачем она мне? Да еще и спортивного типа?… Не важно, позже разберусь». Перекинув сумку через плечо, я ринулась к выходу.

– Я побежала. – Крикнула я уже на выходе.

– Я закрою дверь. – Отозвалась мать.

Выбежав на улицу, я рванула со всех ног на остановку.

Успела, как в дешевом кино, в самый последний момент. Запрыгнула на полном ходу в автобус, двери тут же закрылись. Прислонившись к поручню спиной, я облегченно выдохнула:

– Успела.

Немного отдышавшись, после утренней пробежки, я достала из бокового кармана сумки телефон, оплатила проезд и прошла в салон автобуса. Он был пуст больше чем на – половину. Я заняла место возле окна.

Всю дорогу я сверлила стекло глазами. Именно стекло, а не то, что было за ним. Уж не знаю – зачем я это делала, но мне это было по душе – сверлить прозрачную поверхность, в поисках хотя бы маленького пятна или изъяна в его отливе. Ничего подобного я обнаружить не могла, как, впрочем, не могла ответить и на то, зачем мне надо сверлить это стекло глазами.

– Абсолютный нуль. – Подвела я черту своим наблюдениям. – Прям, как я.

Сказала и меня передернуло. Задумываться о причине подобной реакции я не стала – меня замутило – укачало в дороге. Из-за этого пришлось выйти на остановку раньше. До занятий еще оставалось время – тридцать одна минута.

– Почему автобусы ходят так рано? – Пробурчала я вслед уезжающему транспорту. Когда он скрылся, я, словно опомнившись, зашагала к университету.

Супермаркеты, салоны, спортзалы, офисы, компьютерные клубы, клиники, многоэтажки и многое другое в дорогом голограммном обрамлении и с системами защиты, с комбинацией, как минимум, из восьми полей, – все это мелькало вокруг, по мере моего приближения к университету. По пути мне встретилась достопримечательность глухого закоулка без порядкового номера – антикварная палатка с бумажными носителями информации: газетами и журналами, давно исчерпавшими отмеренные сроки и ставшими чем-то вроде исторических находок. Разумеется, никто в этой палатке не работал, и ничего из нее не продавалось. До нее никому никакого дела не было.

Данный безномерной и, кстати, не жилой закоулок выводил на девяносто шестую улицу города, а та, в свою очередь, вела к основной улице под номером сто тринадцать. На ней было безлюдно. Единственным ее украшением была я и голограммные часы в самом центре (не только улицы, но и города). Они окрашивали время красным. Восемь красных знаков: шесть цифр и две точки замерли в воздухе, словно нарисованные на стекле без изъянов.

Пройдя сквозь часы, я застыла в двух шагах от них, немного поразмыслив непонятно о чем, обернулась, чтобы узнать время – семь часов сорок минута.

– Н-да! В такую рань здесь ходят лишь западные, вроде меня. – Констатировала я факт. Я говорила о тех, кто жил в западном крыле города. Именно в нем я и обитала.

Поизучав какое-то время часы, я потопала дальше.

Учиться до смерти не хотелось, но ничего не поделаешь – есть такое слово «надо», и именно оно меня раздражало больше всего.

– Эй, блондиночка? – Раздался незнакомый мужской голос за спиной.

Я хотела, было, рефлекторно обернуться, но передумала и продолжила шагать куда шла.

«Какое мне дело до того к кому там обращаются», – подумала я в тот момент. Поправила сумку на плече и, не меняя скорости, продолжила движение по заданной траектории.

– Эй, деточка?! – Прозвучал второй незнакомый голос, тоже мужской, он отличался от первого настойчивостью.

– Кого там так сильно требуют, – удивилась я, – В любом случае, меня это не касается. Я и без того тороплюсь, не хватало еще на всякую ерунду отвлекаться.

А требования тем временем продолжались.

– Мелкая, ты оглохла что ли? К тебе обращаются. – Выпалил третий незнакомый голос, опять мужской и крайне раздраженный.

«Они идиоты, что ли?» – Подумала я. – «Если не отзываются, значит – не хотят этого делать. Логика у народа совсем атрофировалась…»

– Деточка в белых сапогах! – Прервал мои мысли довольно громкий и очень резкий четвертый голос, и требовал он моего внимания.

Я резко затормозила.

– Ну, наконец – то. – Сказал он.

– А то мы решили, что ты глухая. – Подхватил второй настойчивый голос.

Они еще что-то говорили, но я перестала их слушать.

Голоса были все ближе и ближе. Я застыла на месте, наблюдая за их приближением, и обернулась лишь тогда, когда они подошли вплотную, и кто-то пятый язвительно сказал:

– Эй, не культурно стоять к оппоненту спиной.

– Не культурно кричать в спину, не зная имени оппонента. – Отрезала я, оборачиваясь…

______________

Сильно болела голова.

Я с трудом открыла глаза (в них будто песка насыпали) и попыталась понять, что произошло. Во рту пересохло. До одурения хотелось пить. Но все это ничто, по сравнению с паникой от увиденного, что ударила по вискам, едва я проморгалась.

Опять сон – подумала я, обнаружив себя в белой больничной палате, внимательно осмотрелась по сторонам. Обе руки были заняты капельницами: правая рука – игла в вене локтевого сгиба; левая рука – игла в вене запястья. Что-то мешало на лице.

Надо убираться отсюда и побыстрее, – первое, что пришло в мою голову. Спорить с этим желанием я не собиралась – мне не нравилось это место, и уже этого было достаточно.

Левой рукой я вырвала капельницу из правой, потом, наоборот – правой – из левой. После – убрала помеху с лица – кислородная маска.

Убрав все помехи, я медленно поднялась с больничной постели.

Голова тошнотворно болела и кружилась.

– Что я здесь забыла? – Спросила я у самой себя и не узнала собственный голос: грубый и хриплый.

Мерзость.

Шатаясь, я потопала к выходу.

Все плыло, и было непонятно – кто или что шатается: то ли я, то ли все кроме меня.

Дошагав до двери, я сделала передышку. Никогда бы не подумала, что пять метров могут стать столь безразмерными. Я даже удивилась, что смогла их преодолеть.

Состояние было прескверное, мутило по чёрному, голова не просто болела, а нарывала. Казалось, что у меня на плечах прикручен нарыв вместо мыслящего органа сферической формы. Да еще и окружающее пространство ни в какую не хотело становиться стабильно пропорционально правильным.

Мне дверь открывать надо, а я понять не могу, где у неё ручка. Ручку вроде нашла, потом долго соображала, где границы двери. Увидела дверь, но не смогла разобраться в том, как её открывать – забыла элементарные операции – «от себя» и «на себя». Только вспомнила, как дверь снова поплыла и ручка вместе с ней. Начало казаться, что эта самая ручка, в которую я мертвой хваткой вцепилась, норовит из пальцев выкрутиться. Сильно захотелось блевануть в ближайший угол от всего этого месива перед глазами, так опять же проблема – где взять этот самый угол, если вокруг месиво. А если найду, то, как в него блевать, если ноги словно приросли к холодному полу. В общем, идея с очищением внутреннего мира провалилась. Кое-как, очухавшись на время, я вспомнила, что вроде куда-то шла. Долго вспоминала, что никуда я не шла, а торопилась. Торопилась смыться из больницы. Дальше возникли вопросы: а зачем мне из нее смываться, и как я в неё попала, и, какого хрена, я стою качаясь возле двери, и почему, собственно, я качаюсь?…

– Ааааа!!! Да пошло оно все! – Заорала я, что было сил.

Если судить по слабому хрипу, что я издала, то их было не особо много.

Короче, я всё-таки открыла дверь простейшей операцией – «от себя», перед этим минут десять собиралась с мыслями, закрыв глаза, попутно боролась с морской качкой, а заодно и морской болезнью – как ни крути, а мутило меня не то слово, как сильно.

– Так, и что дальше? – Спросила я у себя, едва оказалась вне палаты.

А дальше мне предстояло пройти по длинному коридору к месту предположительного выхода. Почему предположительного? Да потому, что к тому моменту, как я осмотрела весь коридор и уперлась взглядом в его логическое завершение в поисках выхода, зрение мое опять стало как миксер – смешивало все и вся, ещё хуже, чем в палате. Снова пришлось закрыть глаза, пока не поплыла и способность мыслить. Досчитав до двадцати, я открыла глаза. Зрение более – менее сфокусировалось, я поспешила отыскать выход, убедилась в его наличии в самом конце длиннющего коридора.

– Цель найдена! – Сказала я себе мерзким голосом. – Осталось вспомнить – зачем она мне нужна.

Сколько память не насиловала, вспомнить не могла. Плевать.

Доберусь до неё (до цели в виде двери), там, глядишь, снизойдет на меня озарение. – Так я думала, делая первый шаг к свободе от больничных стен.

Идти было охренеть, как далеко – двадцать пять метров.

«И кто придумывает такие коридоры», – думала я, переставляя ноги, – «И за каким лесом меня запихнули в самую дальнюю от выхода палату.»

Я шла, полагаясь на стену, что меняла изображения каждые 5—10 секунд. Голограммная была, зараза.

– И кто только придумал эти голограммные стены. – Ругалась я, все тем же мерзким голосом.

К середине пути у меня от этих стен порядком рябило в глазах, и это все вместе с головной болью, тошнотой и периодическим месивом в глазах, из-за которого приходилось делать остановки каждые два – три шага. Ноги слушались плохо. После очередного замеса в глазах, я решила смотреть только в пол. К моему удивлению, от столь своевременного решения, голова стала болеть меньше, а путь был пройден гораздо быстрее, чем планировалось, а может, мне так только показалось.

Делая очередной шаг, я заметила, что у меня голые ноги. Особо сильно меня это не удивило, но озадачило. Я поспешила осмотреть себя с ног – до плеч и обнаружила, что на мне из одежды только трусы и бинты. Тело было перебинтовано от начала рёбер – до подмышек, крест – накрест через плечи.

– Что за…? – Выпалила я и еще кто-то.

Сначала я решила, что мне это померещилось – мало ли, что в таком состоянии может быть. Зрение шутки выкидывало, почему бы и слуху их не выкинуть.

– Что ты здесь делаешь? – Прозвучал недовольный женский голос, где-то впереди меня. – А ну, быстро в палату, совсем рехнулась.

Я оторвала взгляд от пола и посмотрела, не знаю на кого – лицо кого-то злого – я не могла его выделить в той аморфной массе, которую созерцала.

– Немедленно в палату. – Повторил требование злой голос.

«Да сейчас тебе! Вот всё брошу и побегу сломя голову в палату – койку греть.» – Подумала я, закрыв покрепче глаза.

– Я кому сказала – марш в палату. – Продолжал свирепеть женский голос.

Она ещё что-то говорила, но я в этот момент считала до двадцати. На счет четырнадцать меня схватили за руку и потащили в обратную сторону. Я упала после первого же шага.

– Зачем ты покинула палату, когда на ногах еле держишься? – Накричала она на меня.

– Заткнись уже. – Прохрипела я, но она не услышала и продолжала меня отчитывать…

– Да заткнись ты! И без тебя тошно. – Крикнула я, не выдержав ее кудахтанья.

Хотя, крикнула – это сильно сказано. Но на этот раз меня услышали. Я к тому моменту успела досчитать до двадцати и посмотрела на ту, что меня начала порядком раздражать.

Это была главная медсестра, судя по табличке на её халате, вся такая беленькая, с белым чепцом на голове, темно – русые волосы собраны на затылке в пучок, глаза какого-то странного болотного цвета, фигура – прям как в фильмах – модельная, лицо стандартное – ничем непримечательное. Мерзость, одним словом. От ее вида меня только сильнее замутило, но опять же не вырвало. Хотя, лучше б меня стошнило прямо на эту правильную тетку.

Я посмотрела вокруг, пытаясь сообразить, где моя цель в виде выхода. Она была в шаге от меня.

«Твою дивизию, как в дешевом фильме,» – ругнулась я про себя, – «…практически добралась, и на тебе… нарисовалась – не сотрешь.»

Я метнула в расплывающуюся медсестру испепеляющий взгляд, как же я хотела ей переехать, чем-нибудь тяжелым. Она тем временем что-то поправляла – шприцы на подносе, как оказалось.

– Шприцы?! Одноразовые? Да еще и пластмассовые? – Удивилась я. – Тетя, вы в каком году живете. Вот умора…

А медсестра тем временем успела обнажить одну из игл раритетного мединструмента и уставилась на меня…

Мерзость…

Не успела я опомниться от вида волнистой, перекрученной моим взглядом иглы, как очутилась на улице.

Не помню как, но мне все-таки удалось сбежать из больницы.

Я стояла в начале пешеходного перехода, прямо по курсу горел зеленый человечек.

Надо идти, – подумала я и сделала шаг вперед.

Идти было не на много легче, чем в больнице. Единственное, что облегчало дорогу, так это то, что зрение не расплывалось. Люди, проходившие мимо, все, как один оборачивались и, без зазрения совести, мерили меня странными взглядами. Еще бы они не мерили, когда на мне отсутствовала одежда. Не каждый день можно увидеть девочек в бинтах, разгуливающих по городу. А тут – на тебе – любуйся…

А мне было все равно, как я выгляжу. Сама не знаю почему, но такие ограничители, как: этика, мораль и прочее в моей голове на тот момент отсутствовали.

Да плевать мне было, кто и как на меня смотрит.

Если им это нравится – пускай.

Не жарко, не холодно, как говорится.

Я прошла полпути, прежде чем раздался скрежет в голове. Она итак то разламывалась, а тут снова это. Когда это началось, я смотрела на какого-то парня лет шестнадцати. У него были странные волосы темно-серого цвета, растрепанные, как перья у воробья, и им в тон светло – серые пустые глаза. Одет он был во все черное: потертые черные джинсы, водолазка, ветровка и кроссовки. Кожа у этого парня была неестественно бледной. Он походил на персонаж из черно – белого фильма. Как и я, он переходил дорогу. Почему я смотрела именно на него? Потому, что он не смотрел на меня, как это делали остальные – просто прошел мимо весь в себе. Я даже обернулась ему вслед. Он ничего подобного не сделал. Весь мир будто замедлился, и только этот парень двигался с прежней скоростью.

Я смотрела ему в спину, когда в голове раздался душераздирающий лязг. Он заставил меня вспомнить, где я нахожусь, но было поздно: ноги онемели, а в глазах снова образовалась муть. Я повернула голову на светофор: зеленого мутного человечка сменил красный.

– Только этого не хватало. – Прошептала я.

Я не знала куда, а главное, как двигаться, словно приросла к тому месту, где стояла – и идти не могла, и вообще забыла, как шевелить ногами. Они даже не подкашивались, как окаменели.

Я сдавила голову руками, силясь заглушить в ней скрежет, но это не помогло.

Раздались чьи-то крики, очень много неразборчивых криков, слившихся воедино. Мутными глазами я попыталась разобрать, что твориться вокруг; ничего не разобрав, закрыла глаза покрепче и потрясла головой. Крики стали громче. В итоге, более – менее прозрев, я увидела то, что их вызвало – На большой скорости ко мне приближалась грузовая машина.

Я смерила её безразличным взглядом – паниковать смысла не было, увернуться от нее я не могла. Одно успокаивало, – если собьет, то на раз, – мучиться не пришлось бы.

Наблюдая за приближением грузовика, я забыла обо всем на свете, на боль и скрежет больше не обращала внимания.

И вот расстояние между нами каких-то пару метров, через мгновение от меня мокрого места не останется.

«Стоп! В нем же система навигации, он же должен меня объехать, с чего это я решила, что я умру? Хм… А почему тогда окружающие кричат? Странно…»

Удар. – Я отлетаю к светофору….

Что-то сбило меня раньше грузовика.

Еще один удар об асфальт.

В голове равномерный гул – нет больше ни тошнотворной боли, ни скрежета, ни звуков вообще; трудно дышать – меня что-то сдавило; в глазах сменяющие друг друга картинки; во рту вкус крови, от прокушенного при падении языка.

Раскрытыми до предела глазами я пыталась отыскать хоть какие-нибудь очертания реального мира, отчаянно старалась разобрать каракули, которые были передо мной. Постепенно они приобрели разборчивый вид.

Пока зрение прояснялось, мое тело кто-то тряс, усадив на асфальте, при этом все сильнее и сильнее его сдавливая.

Сначала возник чей-то мутный образ, который постепенно стал отчетливым. Это был, парень лет двадцати, может больше, с темными длинными волосами. Моё внимание приковали его глаза ядовито – зеленого цвета. Их, все равно, что люминесцентным маркером нарисовали.

– Эй, ты как? – Спросил он громко.

Слух вернулся ко мне неожиданно резко – аж челюсть свело, после его пронзительного вопроса.

Я поморщилась и сказала еле слышно:

– Не ори! Оглушил.

И тут парня этого словно прорвало, он засыпал меня вопросами.

– Как ты? С тобой все хорошо? Где-нибудь болит?…

– Мне дышать трудно. – Сказала я ему, когда он прекратил спрашивать.

– Что? – Не расслышал он.

– Я говорю, хватку рук ослабь, а то ребра уже трещат.

Незнакомец посмотрел на меня недоумевающим взглядом, потом осмотрелся по сторонам, потом снова посмотрел на меня.

– Хватку рук ослабь. – Повторила я свою просьбу.

– А?.. Да! Извини… – Пришел он в себя и отдернул руки.

Парень поднялся с асфальта и протянул мне руку.

– Сама справлюсь. – Сказала я ему и попыталась последовать его примеру.

Оказалось, что падения могут быть весьма полезными, – я поднялась без лишних затруднений: голова и зрение были в полном порядке; в теле присутствовала привычная легкость.

Я осмотрелась по сторонам и задала вопрос:

– А где грузовик?

– Уехал. – Ответил незнакомец, слегка помедлив.

– А?… ну да… уехал.

На всякий случай я укусила себя за руку, чтобы подтвердить наличие реальности.

– Живая, не бойся. – Сказал незнакомец.

– Вижу – не слепая. – Отозвалась я.

Мой следующий вопрос был «эталоном», для того, кто слабо соображает.

– Это ты меня сбил? – Спросила я.

Смерив меня непонимающим взглядом, незнакомец ответил слабым кивком.

– Зачем?

– А, что… не надо было? – Спросил он в ответ.

В его голосе промелькнули язвительные нотки.

– Не знаю. – Глухо ответила я, после небольшого раздумья.

И было ведь над чем думать.

Нет, голова меня все же подводила, хоть и резко выздоровела.

– Ну, извини, не знал, что ты хотела собой асфальт раскрасить. – И вот это он умудрился сказать на полном серьезе.

– Если мне не изменяет память, во всех машинах есть системы навигации. – Сказала я в ответ. – При всем моем желании, грузовик не сбил бы меня…

– В данном случае сбил бы. – Перебил он меня.

– Ерунду не говори. – Повысила я голос.

– А это не ерунда. – Отрезал он глухим голосом.

– В таком случае, что это, если не ерунда?

– Чей-то замысел.

– Замысел?… Парень ты бредишь?

– И в мыслях не было.

– То есть ты хочешь сказать, что меня хотят убить. – Предположила я.

– Где-то около того.

Некоторое время я в упор смотрела на этого парня, пытаясь понять, насколько он серьезен в своих словах.

«М-да, а паренек то в бешенстве» – отметила я не вслух.

Видя такое дело, я поспешила извиниться. Правда, понятия не имею, зачем мне это понадобилось.

– Извини. – Сказала я абсолютно бесцветным голосом.

Не знаю как он, а лично я прибила бы себя за такое извинение. По сути, мне вообще извиняться не следовало…

– Ничего. – Сказал он в ответ и улыбнулся.

И чего он лыбится? И, как лыбится – заикой стать можно. Вот уж действительно – у идеальных людей все идеально.

Но сияние идеала длилось недолго. В мгновение ока, его улыбку свело на «нет» серьезное и чем-то настороженное выражение.

– Ты какого лешего здесь забыла? – Спросил он суровым голосом, не хуже той правильной медсестры из больницы.

– Ч-чего? – Не поняла я его наезда.

– Атами, я спрашиваю, какого… ты здесь делаешь? – Повысил он голос.

На плечи рухнули его руки, я даже слегка просела под ними.

– На данный момент – стою и пытаюсь понять, о чем речь. – Ответила я раздраженно.

Куда делось мое спокойствие? – Не знаю. Одно помню отчетливо – я хотела переехать этому парню между глаз, сама не знаю за что. Агрессия подступила внезапно, от спокойствия и следа не осталось.

– Ты в больнице должна быть, но ты здесь. Почему? – Спросил он сквозь зубы – тоже хотел переехать, но не себе, а мне.

– Надоело мне там. – Ответила я в его стиле, сквозь зубы.

Попыталась сбросить с плеч его руки, но незнакомец лишь сильнее вцепился в меня.

– Руки убери! – Выпалила я на всю улицу. – И потрудись ответить – откуда знаешь мое имя?

В ответ на подобный выпад, незнакомец долго мерил меня изучающим взглядом, руки он так и не убрал.

– Руки… убери! – Процедила я свое требование.

– Пошли отсюда! – Сказал он спокойно, после – взял меня за левое запястье и потащил за собой.

Несколько шагов я сделала неосознанно и беспрекословно. Дальше, до меня дошло, что незнакомец не выполнил мое требование, и я стала его тормозить, попыталась вырвать руку. А он на это никак не отреагировал и продолжил силой уводить меня непонятно куда. А я тем временем кричала ему в спину всякую чушь вроде этой:

– Ты охренел?!… а ну, отпусти… Я сейчас полицию позову… да ты хоть знаешь, сколько мне лет?…

– Знаю. – Вклинился он в мои вопли.

– Да тебе за меня дадут больше, чем я вешу… – Продолжала я.

Дальше я стала обсыпать этого парня мерзкими словами, стала оскорблять его по всякому, короче вела себя, как склочная истеричка – подросток.

Самым непонятным для меня в тот момент было то, что до происходящего никому никакого дела не было. Все оборачивались на нас, но никто не встрял и не помог мне, никто не попытался помешать незнакомцу увести меня в неизвестном направлении, всем было плевать на то, что творится вокруг.

А я поливала его бранью, до тех пор, пока не схватила увесистую пощечину.

– В машину. – Скомандовал незнакомец ледяным голосом.

Держась за загоревшуюся щеку, я смерила его ненавидящим взглядом, после крикнула ему в лицо:

– Ты совсем страх потерял, пидофил недоделанный. Да я тебя…

Договорить я не успела, поскольку схватила вторую пощечину. Теперь полыхало все лицо.

Не дожидаясь пока я снова заговорю, незнакомец силой усадил меня на переднее сидение своего Хаммера.

«Мощная у него машина,» – отметила я, уже, будучи намертво пристегнутой. Почему намертво? Потому, что пристегнуть и отстегнуть меня мог только он – сама машина и все в ней работало лишь за счет считывании отпечатков и биополя владельца. А пристегивание велось посредством поля – барьера.

Усевшись по соседству на водительское кресло, парень, ни слова не говоря, пристегнулся и повернул ключ зажигания… Машина поехала.

«С ключа!? – вот умора,» – усмехнулась я про себя, – «Это при наличии системы управления и защиты с комбинацией из шести полей.»

– А на автопилот переключить не судьба? – Съязвила я, когда он повел машину вручную.

– Заткнись. – Отрезал он.

– Не заткнусь. – Крикнула я в ответ. – Ты вообще кто такой, чтобы мне рот затыкать? Держись за руль и слушай, что говорят, а то еще, чего доброго, в аварию попадешь… Что уставился… не нравится, когда так говорят? На дорогу смотри, идиот. Акх – ха…

Незнакомец резко затормозил, и я, подавшись по инерции вперед, сильно ударилась об барьер, от чего сбилось дыхание.

– Ты, придурок, совсем свихнулся?! – Закричала я на него, после того, как дыхание нормализовалось.

Я думала, что он обязательно мне еще раз переедет, но нет. Вместо того, чтобы оправдать мои ожидания, этот зеленоглазый уперся левым локтем в панель приборов и, подперев голову кулаком, стал смотреть на меня каким-то умиленно – насмешливым взглядом.

– Чего уставился, идиот? – Продолжала хамить я. – Если есть, что сказать, так говори, а нет – открывай эту долбаную дверь!

Для убедительности, я двинула по ней кулаком.

– Да с радостью. – Заговорил он. – Но прежде ответь: ты знаешь, куда тебе идти?

– Разберусь, как-нибудь. – Перебила я его.

– Да кто б сомневался. – Сыронизировал он.

– Открывай, бегом.

– Ты весь день собираешься в таком виде ходить?

Вопрос был, как контрольный в голову.

Я окинула себя беглым взглядом и ничего не ответила.

– Ну, так как… Мне открыть тебе дверь? – Спросил зеленоглазый ядовитым голосом.

Я метнула в него взгляд злобного хомячка, потом сделала глубокий вдох и отвернулась к окну, ни слова не сказав.

Машина снова поехала.

– Куда едем? – Спросила я через три минуты, не поворачиваясь.

– Для начала ко мне домой. – Прозвучал бесцветный ответ.

Я резко повернула голову и, уставившись на него, начала свой вопрос:

– За каким хе…

– Перестань выражаться. – Перебил он меня.

– А не пошел бы ты со своими требованиями. – Отрезала я, после, спросила более сдержанно. – Зачем ты везешь меня к себе домой?

– Затем, что тебе необходимо одеться. Дорогу домой ты не знаешь, поэтому мне придется взять на себя ответственность и показать ее тебе. А дома тебя наверняка ждут. Собственно, к чему я это всё говорю…

– Вот, вот. – Перебила я его. – Да еще так бессвязно…

– А это я к тому, что не знаю, как тебе, а лично мне проблемы с твоей мамашей не нужны.

– Мамашей? – Взвизгнула я. – Речь фильтруй, придурок…

– Атами, либо ты прекращаешь выражаться, либо я профильтрую твои зубы. – Снова перебил он меня.

И вот эти угрозы прозвучали, словно зачитанные строчки из книги – на одной тональности, без эмоций. Эмоции были лишь в его глазах – убью, если не заткнешься, – говорили они.

– Да пошё… чего?… Не смотри на меня так!

Ничего больше я сказать не смогла.

– Еще одно предупреждение, потом не обижайся.– Предупредил он, отворачиваясь.

Я снова сделала глубокий вдох и задержала дыхание, закрыла глаза, досчитала до десяти, выдохнула и абсолютно спокойно спросила:

– Тебе лет сколько?

– Двадцать два. – Ответил он.

– А зовут как?

– Киото Хирши.

– Киото Хирши… – Повторила я так, словно примеряя на язык сочетание его фамилии и имени. – Знакомое что-то.

– Разумеется, знакомое, мы учились вместе.

– Учились?!… Вместе?!… Я не помню, чтобы где-то с тобой училась…

– А, что ты вообще помнишь? – Резко спросил зеленоглазый. – Ты можешь сказать: когда ты родилась, когда пошла в школу, поступила в университет? Ты знаешь, как зовут твою мать, кем был твой отец, и кто ты сама? А?

И снова – контрольный в голову.

А действительно, что я помню?

Я попыталась перебрать все, что было в моей голове. Выяснилось, что вся моя память ограничена лишь одним сегодняшним днем, и тот замутнен на половину.

Странный сон, утро, дорога в университет, больница и то, что происходило после нее – это всё, что я помнила о себе, плюс научные данные.

Я принялась напрягать мозги, в попытке нарыть в них еще хоть что-нибудь. Больше ничего не было.

Судорожно я взъерошила голову, глаза были раскрыты до предела, в висках учащенно стучало, тело колотила дрожь.

– Невозможно, – Произнесла я надтреснувшим голосом, когда поняла, что мои усилия бесполезны, – Не может такого быть. Я должна помнить еще хоть что-нибудь… Что за ерунда…

– Атами! – Позвал меня Хирши.

– Почему я ничего…

– Атами!…

– …не помню? Я же проснулась утром и знала, что скажу я, что…

– Атами!…

– …скажет мама. Я даже хотела пошутить на этот счет.

– Атами!…

– Так почему я только сейчас поняла, что я ничего не помню?

– Атами! Твою подставную, прекрати! – Крикнул на меня Хирши.

Я перевела на него опустевший взгляд и через две минуты спросила загробным голосом:

– Что происходит? А?

Он лишь вздохнул в ответ и даже не посмотрел в мою сторону.

– Ты знаешь, что со мной? А?

Хирши не отвечал, он продолжал молча вести машину.

– Эй, Хирши? Ты ведь знаешь, да? – Не отставала я от него.

– Не спрашивай меня сейчас об этом. – Попросил он, наконец, как-то растерянно, после увеличил скорость.

Воцарилось молчание, которое нарушила я очередным вопросом:

– Хирши, а ты, как узнал, что я должна в больнице быть? По внешнему виду понял?

– Я сам тебя туда отвез. – Ответил он сухо.

– Зачем?

– Затем, что тебя порезали, и ты потеряла много крови.

– Кто порезал?

– Не знаю.

– Порезали меня на основной улице?

– Да.

– Ты там не случайно оказался?

– Нет.

– Если не случайно, то тогда как?

– Друг сказал туда идти.

– Ха – три раза. И сбил ты меня не случайно. Как ты узнал, что я из больницы сбежала? Тоже друг сказал?

– Нет. Это я сам обнаружил, когда вернулся в больницу через пол – часа.

– А много крови – это сколько? – Сменила я русло разговора.

– Девяносто процентов. – Сразу же ответил Хирши.

– Шутишь?

– Нет.

– Тогда, как я выжила?

– Не знаю.

– Бред какой-то. – Сказала я и отвернулась к окну.

– Не спорю. – Поддержал мои слова Хирши.

Снова повисло продолжительное молчание. И снова его нарушила я.

– Хирши?

– Что?

– Ты в линзах?

– Нет

– Значит ты владеющий? – Спросила я.

– С чего ты это взяла? – Ответил он вопросом на вопрос.

– У тебя глаза не человеческие.

– И что с того?

– То, что такой цвет глаз только…

– Как видишь – не только. – Перебил меня Хирши.

– А ты не боишься с такими глазами в открытую ходить? Ведь тебя…

И снова мне не удалось договорить.

– Не боюсь. – Перебил он резко – Я человек, – закрыли эту тему.

– А как ты успел меня от грузовой машины увернуть? – Не слушала я его. – Я помню, что поблизости никого не было. Как ты успел это сделать? А?

– Друг помог. – Спокойно ответил Хирши.

Его слова прозвучали, как нечто само собой разумеющиеся.

– Друг?! – Удивилась я.

– Да, друг… он, как раз, владеющий.

– Какого уровня?

– Третьего.

– Максимальный, значит. – Задумчиво произнесла я.

– Да. – Поддакнул Хирши.

– Умеет время замедлять? – Догадалась я.

Хирши кивнул.

– Ясно… А этот твой друг, он меня знает?

– Знает… лучше, чем кто-либо.

– В смысле?

– Со временем поймёшь.

– А как его зовут? – Поинтересовалась я.

– Зачем тебе это? – Вопросом ответил Хирши.

– Просто знать хочу, кого за свое спасение благодарить.

– Ему это без надобности.

– Почему ты так думаешь?

– Я не думаю, а знаю.

– А чего он сам меня не сбил?

– Ему это без надобности.

– Он не успевал? – Предположила я. – Наверняка действовал на расстоянии. А, замедление, оно ведь недолго действует…

– Сказал же – без надобности ему это. – Прервал Хирши мои размышления в слух. – Он был к тебе ближе всех, если хочешь знать, и сам ничего делать не собирался.

– Тогда зачем он вокруг тебя время замедлил? – Спросила я.

– Для отвода глаз.

– В смысле?

– Сама у него спроси при первой же встрече. – Отрезал Хирши.

М-да! Разговор ему был не по душе.

Спрашивать что-то еще не имело смысла.

Машина остановилась возле нового многоэтажного дома.

Хирши убрал барьер и скомандовал выходить.

Выйдя из машины я первым делом оценила систему защиты дома.

Комбинация полей была равна восьми.

– Восемь… хммм…

– Ты что-то сказала? – Спросил Хирши, закрывая дверцу машины.

– Восемь полей, говорю. – Ответила я.

– Ну да, восемь – по стандарту, а сколько надо?

– По-моему, если я не ошибаюсь, это низкая комбинация для такой постройки.

– По-моему, ты ошибаешься. Идем! – Подтолкнул он меня в спину…

Едва мы вошли в квартиру Хирши, первым делом решили принять душ. У него их было два, располагались рядом. Я мылась в одном, он – в другом.

Перед помывкой Хирши выдал мне полотенце и футболку на несколько размеров больше меня самой.

Помывшись как следует, я тщательно вытерлась, нацепила на себя футболку, отправила в крематорий больничные бинты и вышла в душевой «предбанник». Одновременно со мной из соседнего душа вышел, в одних трусах, Хирши. Не замечая меня, он на ходу вытирал волосы.

Мне стало не по себе. Что-то еле уловимое, нечто вроде тревожного импульса, исходящее от Хирши, вступило со мной в резонанс, ударило по мозгу, что-то в нем выключило, а что-то попыталось включить. Рычаги сознания были не полностью передернуты и… В следующий момент по всему телу ударил защитный электрический разряд, разорвавший резонанс с Хирши. Рубильники один за другим устремились вниз: эмоциональную сторону вырубило в первую очередь, следом отключило расширенное мышление и краски, оставив только серые оттенки.

– Что с тобой? – Спросил Хирши, вытирая концы волос. – Всё нормально?

Он приложил ладонь к моему лбу.

– Да ты горишь! При какой температуре мылась?

Ничего не ответив, я отстранилась от его руки.

– Атами? Я с кем сейчас разговариваю? Не молчи!

Я молчала.

Хирши повернул меня лицом к себе, положил руки на плечи и, заглянув в лицо, спросил:

– То есть, всё хорошо – волноваться не о чем?

– Нет… – Отрезала я, не поднимая на него глаз, а после потребовала – Дай мне выйти!

Повисло недолгое молчание.

В голове образовался вакуум, конечности начали неметь, сознание настойчиво требовало перезагрузки. Температура тела резко упала, стало холодно. Дыхание быстро исчезало вместе с пульсом.

Хирши отдернул от меня руки.

– Атами?

– А?

– Посмотри на меня! – Попросил он.

Опустошенная полностью, я подняла голову и посмотрела в его ядовито-зеленые глаза, а в следующий момент…

– Сколько ей? – Спрашивает кто-то.

– Три – Отвечает другой кто-то.

– А не слишком ли мы усердствуем? – Снова спрашивает кто-то.

– Для нее в самый раз – Злобно усмехается другой кто-то.

Два, размытые красным цветом, «кто-то» склоняются надо мной… нет, не два… их гораздо больше. И все они для меня – кто-то. А вернее – никто. Но я их называю – кто-то. Просто «кто-то» и «другой кто-то» – они говорят, а еще есть «остальные кто-то» – они молчат и ждут…

– Ты глянь, еще живая! – Усмехается один из остальных кто-то – Глазёнками своими на нас лупится.

– Да?! – Удивляется другой кто-то – А если мы вот так…

Замах, и я получаю по лицу чем-то тяжелым, чем-то металлическим. Удар со всей силы без поблажек, и второй и третий… другой кто-то устает.

– Не помогло, – Говорит он, – один хер смотрит. Когда только сдохнет, тварь живучая.

Он закуривает. Смотрит на тлеющую сигарету. О чем-то задумывается.

Я смотрю на него не отрываясь. От силы другому кто-то лет двенадцать.

– О! придумал! – Выпаливает он наконец и смотрит в мою сторону – Ща глянем, как ты запоешь.

Его правая рука с тлеющей сигаретой начинает приближаться к моему лицу, а левая фиксирует верхнее и нижнее веко левого глаза…

Я пытаюсь закричать и вырваться, но понимаю, что это невозможно – нет голоса, и я не чувствую свое тело…

Сигарета уже совсем близко…

Я кричу… резко просыпаюсь и хватаюсь за левый глаз.

– Что с тобой? – Спрашивает где-то рядом Хирши.

Тяжело дыша и все еще держась за глаз, я попыталась сделать отрицательное движение головой – дескать, все нормально, не беспокойся.

– Ты кричала во сне – Кошмар приснился? – Хирши взял мою руку и аккуратно убрал ее от глаза.

Удостоверившись в том, что тот видит, я судорожно сглотнула.

– Атами, ты меня слышишь? – Спокойно позвал Хирши.

Я еле заметно кивнула.

– Что тебе приснилось? – Задал он очередной вопрос.

Я закрыла глаза и тяжело вздохнула.

– Что тебе приснилось? – Повторил он вопрос.

– Меня избили. – Начала я ответ еле слышно – А еще…

– А еще?…

– А еще мне выжгли глаз сигаретой. – Завершила я.

От Хирши повело какой-то странной испепеляющей злостью.

– Твари. – Произнес он каким-то глухим неестественным голосом. – Теперь я понимаю…

Хирши резко замолчал.

Я вопросительно посмотрела в его адрес и спросила:

– Что ты понимаешь?

Ответ не последовал. Злобное выражение его лица резко сменилось пустым.

– Что, прости? – Спросил он.

– Что ты понимаешь? – Повторила я свой вопрос.

– Понимаю, почему ты так кричала во сне. – Ответил Хирши не сразу.

– А! – Только и сказала я.

В его словах была недосказанность. Но акцентировать на этом внимание я не стала.

Хм… да и только.

– Долго я спала? – Спросила я у Хирши, после того, как немного пришла в себя.

– Ты не спала, – Ответил он, вставая с края кровати, – Ты отключилась.

– Хорошо! – Сказала я сдержанно. – Сколько я была в отключке.

Хирши уселся в кресло за компьютером, потом ответил:

– Минут десять… Что с тобой творится? – Спросил он.

– Не знаю. – Отрезала я.

– Это плохо! – Вздохнул Хирши, после задумчиво произнес. – И полковник не отреагировал… Странно…

– Кто такой полковник?

– Не важно.

– Хирши?

– Да.

– Выкладывай все, что обо мне знаешь! – Приказала я тоном, не терпящим пререканий.

Хирши посмотрел на меня, не меняя выражения лица – безразлично непробиваемое, потом сказал:

– Спешу и падаю.

– Как это понимать?

– Как хочешь.

С этими словами Хирши поднялся и вышел из комнаты, указав мне на стену.

– Гардероб там, – Сказал он, – Одевайся и иди в кухню. Система на тебя рассчитана.

Когда он ушел, я еще какое-то время сидела в постели о чем-то думая. Потом вздохнула и поднялась. Кровать заправлять не пришлось – меня уложили на нее не расправляя. Разгладив на ней после себя складки, я подошла к указанной Хирши стене, приложила к ней ладонь. Стена отреагировала – разошлась в стороны, как двери купе. Передо мной открылся гардероб. Небольшое количество вешалок с хорошо подобранной качественной одеждой. Большая часть одежды была женская.

«Извращенец что ли?»

Вся женская одежда была моего размера.

«Или жили вместе?»

– Эй, Хирши? – Позвала я. – Нескромный вопрос, зачем тебе женская одежда?

– От сестры осталась. – Отозвался он.

– А она сама куда делась?

– Умерла.

Больше я ничего спрашивать не стала. Получив, как обухом по голове, я решила не трогать ее вещи и закрыла гардероб, но тот следом снова открылся. Ладонь приложил Хирши.

– Покойникам все равно. – Сказал Киото, хватая первый попавшийся наряд сестры. – Одевайся! – Приказал он и всучил его мне.

Я было раскрыла рот, чтобы возразить, но меня опередили.

– Не создавай проблем такими мелочами. – Отрезал Хирши. – Одевайся!

Он снова ушел, оставив меня в растерянности с чужим нарядом в руках: зауженные светлые джинсы, белая футболка с рыжими мультяшными котятами и поверх нее того же цвета олимпийка с капюшоном

Немного поколебавшись, я оделась.

– Пить будешь? – Спросил Хирши, едва я вошла в кухню.

– Буду. – Ответила я и уселась за стол.

Посмотрела в окно без голограммного обеспечения – за ним было темно – или глубокий вечер, или ночь.

Киото налил в стакан воды и поставил передо мной. Я сразу же осушила его и поставила на место.

– Еще? – Поинтересовался он.

– Нет. – Отказалась я.

– Как знаешь.

Он насыпал себе в тарелку спагетти, полил соусом, поставил на стол. Потом налил себе кофе и уселся ужинать. Я смерила его вопросительным взглядом.

– Что такое? – Спросил Киото, не глядя в мою сторону.

Он намотал макаронные изделия на вилку и отправил в рот.

– Да так…

Хирши прожевал все как следует, проглотил, потом сказал:

– Ты такое не ешь…

– Я с утра не ела. – Сообщила я.

– Покормить? – Предложил он.

– Спасибо, не хочу. – Отказалась я.

– А, чего с утра не ела?

– Я не завтракаю.

– И не обедаешь, и не ужинаешь. – Подхватил он с набитым ртом.

– ?

– Забудь… это я так.

На какое-то время повисла тишина. Хирши перестал есть, как-то непонятно покачал головой и спросил, наматывая спагетти на вилку:

– Мамаша что-нибудь по этому поводу говорила?

– Говорила, что я не люблю завтракать… – Начала я.

– Ну-ну… – Перебил Хирши. – Кто б сомневался…

– Ты что-то имеешь против моей матери? – Резко спросила я.

Меня разозлила его манера разговора о ней.

– Да нет, что ты. Против твоей матери – ничего… Я только против мамаши.

– А разница в чем? – Повысила я голос.

– Ну, ты же умная девочка, пошевели мозгами…

– Не понимаю я твоих далеких намеков. – Вспылила я.

– Ижвини, ближе намекнуть не шмагу. – Ответил он с набитым ртом.

Потом, прожевав и проглотив, продолжил:

– Ты не ешь. Согласись, это странно.

– Странно! – Согласилась я. – Я полагаю, что это только сегодня так, столько всего произошло, неудивительно, что аппетит отсутствует…

– Атами, ты забыла сколько крови ты потеряла?

– Подобные сказки оставь для детишек. – Отрезала я – Девяносто процентов – сущий бред.

– Этот, как ты выразилась, бред, имеет место, как и то, что ты не ешь и вполне себе хорошо выглядишь… А твоя мамаша…

– Мама! – Выпалила я с нескрываемой злостью.

– Мамаша. – Невозмутимо настаивал на своем Хирши.

Я вскочила со стула и угрожающе склонилась над ним. А он продолжал цеплять на вилку спагетти и, как ни в чем не бывало, отправлял их в рот, глядя мне в глаза.

– Чтоб тебя… – Процедила я, и села на место. – Говори, как хочешь.

– Ты разрешаешь? – Съязвил Киото. – Спасибо огромное.

– Ну, так вот, – Продолжил он, – Твоя мамаша, зная об этом ничего тебе не сказала. Вот сейчас и будем выяснять разницу между мамой и мамашей.

– Почему я не ем? – Спросила я в лоб.

– А сама как думаешь? – Задал встречный вопрос Хирши.

Я задумалась.

– Ну, что надумала? – Спросил он, доедая. – Атами, шевели мозгами, ты это умеешь. Как надумаешь кивни, но мне не говори.

– Какой? – Наконец спросила я.

Хирши смерил меня вопросительным взглядом, пытаясь понять, о чем речь, и поняв, ответил вопросом:

– А сама как думаешь?

– Максимальный… – Сразу же выдала я.

– Умница! – Одобрил он. – Думаем дальше!

– Дальше думать бессмысленно. – Отказалась я. – И так все ясно.

– Вот и славно.

– А ясно то, что твои слова бред – всё бред. Полнейший бред, и я тебе это докажу.

– ???

– У меня обычного голубого оттенка глаза – раз, я не владею ничем таким, что относило бы меня к другому виду – два, и, наконец, три – нет никаких девяноста процентов, и нет никакого замысла. Ты просто врешь…

– В отличие от тебя, я врать не умею. – Перебил меня Хирши. – Меня на это не программировали.

– Хм, а я, стало быть, умею? – Усмехнулась я.

– Ты на это способна.

– Сейчас не об этом речь…

– Может и не об этом, но это тоже имеет отношение к делу и является одним из показателей…

– Показателей чего? – Повысила я голос.

– Показателей тебя. – Спокойно ответил Хирши

– Не понимаю.

– И не поймешь, если и дальше будешь так брыкаться.

Хирши ненадолго задумался, отпил немного кофе и сказал:

– Надеюсь, ты все правильно сопоставила в своей голове.

– Надейся. – Кивнула я и посмотрела пристально в его глаза. – Отвези меня домой! немедленно. Ни минуты больше здесь находиться не хочу.

– Немедленно не могу, у меня еще кофе не выпит. – Отозвался он равнодушно.

Дальше, он молча, назло медленно пил кофе, я же упорно ждала, пока тот закончится. Наконец кофе был выпит, и Киото сказал, отставив кружку в сторону:

– Давай ка, подруга, по порядку разбираться. Во-первых – глаза. Да, они у тебя обычного цвета, по крайней мере, для людей в режиме маскировки, точно. Ты сама их видела сегодня?

Я задумалась.

– Ну, да, сегодня я смотрела в зеркало на себя, рассматривала себя в нем, и глаза должна была видеть, иначе с чего бы я решила, что они обычного оттенка…

– Ты их видела? – Насел Киото.

Я перелопатила всю свою короткую память, отыскивая в ней свои глаза. Глаз в ней не оказалось.

– Н-нет. – Наконец-то ответила я.

– И все равно продолжаешь утверждать, что глаза твои обычные?

– Я знаю, что они обыч…

– Откуда, скажи, пожалуйста, ты это знаешь, ничего не помня и не видя себя в зеркале?

– Просто знаю и все. – Крикнула я.

– Это не ответ, – Отрезал он, – И ты это прекрасно знаешь. Атами, какие у тебя есть аргументы, помимо твоего – «знаю»?

Повисло непродолжительное молчание. Я сидела, уставившись в белую поверхность стола. Киото ждал ответа, я молчала – ответить на его вопрос я не могла.

В итоге, я была вынуждена признать, что аргументы отсутствуют.

– Никаких. – Произнесла я.

– Что и требовалось доказать. Едем дальше.

Киото встал из-за стола и отправился мыть посуду.

– Какого цвета мои глаза? – спросил он, выдавливая на губку моющее средство.

– Ядовито-зеленого. – Отозвалась я.

– Вооот… – Протянул Хирши и включил воду.

Он молча вымыл посуду, разложил ее на мойке и вернулся за стол.

– Глаза ядовитые, но я человек. О чем это говорит? – Спросил он, откидываясь на спинку стула.

– Что глаза не являются необходимым и достаточным признаком. – Сразу же ответила я.

Киото одобрительно покачал головой, потом выдал следующее:

– А теперь, радость моя, скажи, пожалуйста, как ты видишь истинный цвет, если я закапал глаза линзами?

– ???

– И после этого ты утверждаешь, что ничем не владеешь?

– А где гарантия, что ты их закапал? – Ответила я вопросом на вопрос. – Докажи наглядно! Может ты, для красоты их ядовитыми линзами капаешь, а не обычными для маскировки от людей. Откуда мне знать.

Киото достал тюбик своих линз и протянул его мне со словами:

– Можешь проверить. Линзы ты отличать умеешь.

– И проверю. – Сказала я и взяла у него линзы.

Я открыла тюбик и поднесла его к носу, сделала три коротких вдоха. Линзы ничем не пахли – заглушающие цвет, то есть, для маскировки ядовитых глаз. Я капнула немного содержимого тюбика на стол – прозрачное, без искажений, оно испарилось без остатка за пять секунд, за отсутствием должного взаимодействия со слизистой глаза.

Хирши растянулся в язвительной улыбке.

– Это все равно ничего не доказывает. – Сказала я, закручивая тюбик пробкой. – Наглядно продемонстрируй, что линзы действительно твои. И если я увижу твой ядовитый цвет глаз даже через них, то соглашусь с тобой. Что, слабо? – Наседала я.

– Слабо. – Ответил он

– Вот и не пудри мне мозги…

– Глаза дороги. Как срок работы линз пройдет на глазах, так и продемонстрирую.

– Хм, хорошая отговорка.

– Скажи, где порезы на твоем теле? – Сменил он русло разговора. – Как ты объяснишь их исчезновение за столь короткий срок?

– Порезов не было. – Отрезала я.

– А, как же ты объяснишь окровавленные бинты, если порезов не было?

– Твоей договоренностью с больницей.

– Н-да… Всё гораздо сложнее. – Только и сказал он. – Ладно, собирайся, отвезу тебя к твоей мама… ма-ме. А! кстати! – Опомнился он. – Ты в курсе, что…

Он резко замолчал.

– В курсе чего? – Спросила я.

– Забудь.

– Хммм… Даже так… Ты ничего не говоришь, да еще и не договариваешь. Ну-ну! А теперь ответь: с чего бы мне тебе верить?

На это Хирши ничего не сказал.

– Надеюсь, все, чем хотел запудрить мне мозги, ты изложил, а, по сему, вези меня домой!

Я встала из-за стола, Хирши тоже.

– Все сложнее, чем казалось. – Сказал он и тяжело вздохнул.

Мы пошли обуваться.

Хирши отписал мне кеды покойной сестры. Я без разговоров обулась и вышла из его квартиры на лестничную площадку. Поскольку лифты я не люблю, спускаться на первый этаж Хирши пришлось под мою дудку – ножками по ступенькам.

– Полковник, не лезь! – Он еще тут! – Неожиданно выпалил Киото.

Я, опешив от неожиданного крика, замерла над очередной ступенькой, забыв о том куда иду.

Во, псих. И как такому верить.

А Хирши тем временем продолжал раздраженно говорить с самим собой.

– Ну а раз сам видишь, чего суешься?… ах, обходными! Тогда молчу… Вот, и я о том же, пока лучше наблюдать… Все, понял…

После этих слов Хирши замолчал и подвис. Я долго мерила его настороженным взглядом, потом, опомнившись, зашагала дальше со словами :

– Да ты – псих, самый настоящий…

Едва мы подъехали к моему дому, едва машина остановилась, как раздался звук выстрела, а уже следом за ним все замедлилось. Защитная система в машине отказала, барьер с меня был снят. Я выскочила из Хаммера, осмотрелась. Вспышка от выстрела медленно гасла в окне моего дома, а пуля медленно, но верно двигалась к бензобаку.

– Вылезай, идиот, что сидишь, взорвешься! – Крикнула я Хирши.

Тот еле шевелился.

Он тоже замедлен, догадалась я.

– Твою ж дивизию, – Ругнулась я и ринулась вытаскивать его из машины, – Нафиг нужен этот раритетный хлам, если в любой момент можешь сдохнуть?

Я вытащила Киото из Хаммера и потащила куда глаза глядят, лишь бы успеть убраться подальше от взрыва.

– Ну, козлина, если выживем, будем квиты. – Ругала я бездвижного Хирши.

Не успела я оттащить его на десять метров, как время вернулось в свое русло. Следом раздался мощный взрыв. Автомобиль рванул, меня вместе с Киото сбило взрывной волной. Едва мы оказались плашмя на земле, как раздалось еще три выстрела подряд. На эти выстрелы никто время замедлять не собирался, на эту способность требовалась перезарядка, а по сему…

– Твою же… – Крикнула я, а после произнесла как-то загробно, – Реверс – один – семь.

Пули лязгнули в паре метров от меня и устремились в обратном направлении. Раздался крик. Голос был мне знаком…

«Мама», дошло до меня.

Я вскочила и было ринулась в дом, но тут же была схвачена за ногу Хирши Киото и резко повалена на землю.

– Стой, не вздумай туда идти! – Выпалил он, подтаскивая меня к себе.

– Да пусти ты! – Ударила я его ногой в лицо.

Он не отступил. На попытке повторного удара, перехватил ногу и придавил меня всем своим телом к земле.

– Да стой же ты, дура, – Крикнул он, – Неужели до тебя еще не дошло?

– Там мама. – Заехала я ему кулаком в ухо.

– И никого больше. – Перехватил он мои руки, придавил их к земле и уселся сверху.

– И что? – Отбрыкивалась я коленками ему в спину

– А ничего. Шевели мозгами! – Переехал он мне кулаком по лицу.

– Да пошел ты! Паралич объекта – два – семь…

Киото застыл. Убрав его с себя, я устремилась к дому.

– Мама, мама, ты где? – Закричала я, едва вбежав внутрь.

До меня донеслись хрипы со второго этажа. Взяв, на всякий случай, биту из кладовки под лестницей, я осторожно зашагала вверх.

На втором этаже я обнаружила раненую мать. Два огнестрельных ранения: плечо и центр груди.

– Мама, о Господи… что происходит?

Я бросила биту и ринулась к ней, она от меня.

– Не приближайся, отродье. – Захрипела она.

– Мама…

– Заткнись, не смей меня так называть! Убирайся, тварь! Ненавижу тебя, что ж ты никак не сдохнешь! – Хрипела она.

Я с трудом соображала, в висках стучало, мозг работал с огромной скоростью и наконец…

– Так это правда – меня хотят убить. – Подытожила я. – Кто? Ты?

– Я на тебе деньги зарабатывала, маленькая дрянь! – Огрызнулась она.

– Тогда, кто?

– Так я тебе и ответила.

В ответ на эти слова, я сделала сдавливающий жест пальцами и повторила вопрос:

– Я его не знаю. – Захрипела мать, задыхаясь. – Мне было приказано играть роль, я за это деньги получала. А сегодня пришел приказ убить тебя.

– Это все?

– Да, всё…

Я расслабила руку, мать судорожно хрипя вдохнула.

– Вылечи… – Попросила она

– Что? – Не сразу поняла я

– Спаси меня! – Взмолилась мать.

– Как?

– Ты ведь…

– Я вызову скорую.

– Да не поможет она… а-кха-кха… не поможет она мне.

– А я – не врач. – Отрезала я и направилась к выходу.

– Ах ты…

За спиной раздался щелчок снятия пистолета с предохранителя, а в следующий момент…

В голове стоял гул. Я была во дворе дома.

Хаммер практически догорел.

Я направилась туда, где оставила парализованного Хирши.

Кроме него там оказался какой-то парень. Из-за вечерних потемок, разглядеть его лицо не получалось.

Едва я приблизилась, как он бодренько так выдал:

– Круто ты его! даже я так не умею!

– Вы кто? – Спросила я.

– Подруга, ты, может, его расколдуешь? – Проигнорировал он мой вопрос.

Я перевела взгляд на статую Киото.

– «Паралич объекта – два – семь» аннулировать. – Произнесла я, не задумываясь.

– Атами, повторяю, шевели мозгами, твою ж!… – Выпалил Хирши с огромным запозданием.

Дальше он замер в непонятках под названием – «куда она делась?»

– Хирши, ку-ку мой сладкий, – Залепетал посторонний парень, – Мы туточки.

Хирши резко обернулся на него, а тот в свою очередь помахал ему ручкой.

– Мы здесь, мой пупсик!

– Полковник… как же я тебя… ннннллллюблю. – Процедил Киото.

– Полковник! – Повторила я

– Он самый. – Согласился тот.

– Атами, ты как? – Спросил Хирши

– Нормально. – Отозвалась я

– Да, что с ней будет? – Весело вклинился полковник, а потом продолжил, но уже глухо. – Мамане хребет починила…

– Замолчи! – Закричал на него Хирши.

– Спать! – Приказал тот глухим голосом и щелкнул пальцами.

Хирши тут же уснул.

– Так-то лучше.

Полковник проверил его пульс, потом сказал:

– Вроде не перехимичил.

– Кто вы?

Я подошла поближе, чтобы получше его разглядеть.

– А вот это пока лишнее. – Сказал он приглушенно.

А уже в следующий момент я получила ладонью под челюсть, ногой в живот и локтем по шее. Раздался хруст раздробленных шейных позвонков. Он перехватил мою голову и на мгновение застыл.

– Хм, странно… – Сказал он. – В другое время ты бы… хотя… не важно…

С этими словами, он резко провернул мою голову на сто восемьдесят градусов.

Вижу его непонимающий вопросительный взгляд и…