Читать книгу Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник) - Эдмунд Криспин - Страница 9

– Значит, – решительно заявил сэр Ричард, – мы что-то упустили. Нам нужно двигаться дальше, и рано или поздно мы выясним, что это за недостающее звено. Вот и все.

Инспектор вздохнул. Кристально ясная версия самоубийства с треском провалилась, и он предвидел в ближайшем будущем порядочно хлопот. Вслух инспектор сказал следующее:

– С чего мы в таком случае начнем? Само собой, полагается точно установить время и так далее. Расспросим привратника и этого Уильямса?

– Расследование, как и благотворительность, нужно начинать в собственном доме, – скучным голосом произнес Фен.

– Как я это вижу, – продолжил инспектор, – нужно выяснить, у кого может быть мотив для убийства (если такие люди вообще есть), и допросить их.

– Не лучше ли будет оставаться беспристрастными? – предположил сэр Ричард. – В конце концов, мы пока не знаем, что она была убита.

– В таком случае, сэр, – сказал инспектор с некоторым раздражением, – из чего мы, на ваш взгляд, должны исходить?

Сэр Ричард посмотрел на инспектора так, будто он только что появился на свет, но не стал отвечать по той простой причине, что ничего стоящего на ум не приходило.

– Мне кажется, это очень хорошая идея, инспектор, – сонно вставил Фен. – Но, умоляю, давайте уйдем из этой унылой берлоги. Вернемся в мою комнату.

– Разве там не дожидается Роберт Уорнер?

– Ах да, конечно! Тогда предлагаю Уильямса и привратника принять здесь, подняться наверх, разобраться с Уорнером, затем от него отделаться и после этого заняться двумя оставшимися.

– Мистером Феллоузом и мистером Барклаем. Да, это не лишено смысла, – выразил сдержанное одобрение инспектор. – Но, на мой взгляд, допрашивать свидетелей в неудобной обстановке может быть даже более выгодным.

– Справедливо, в некотором роде, – сказал Фен еще более сонно. – Но если они собираются лгать, то в мягком кресле скорее расслабятся, продумают, что именно будут врать, и тем самым скорее себя выдадут… Что за жуткое у нас занятие! – закончил он, сам поразившись этому открытию.

– И еще одно, – произнес инспектор. – Нужно дать знать о случившемся ближайшему родственнику. У девушки есть родные в Оксфорде?

Найджел впервые за весь вечер подумал о Хелен. Сестры были так не похожи друг на друга и так плохо к тому же ладили между собой – неудивительно, что из головы напрочь вылетел факт их родства. У него упало сердце.

– Есть сестра, – выпалил он. – Хелен. Она тоже работает в театре.

Инспектор традиционно сделал пометку в блокноте.

– Нам необходимо связаться с ней. Я полагаю, в этом театре есть телефон?

– Да, но… как вы думаете, можно я сообщу ей эту новость? Мы очень хорошие друзья, понимаете…

Инспектор посмотрел на него сурово, но проявил сговорчивость.

– Хорошо, сэр, – сказал он, – но я бы на вашем месте не слишком распространялся насчет сопутствующих обстоятельств. Разумеется, ей будет задано несколько вопросов. Думаю, – он бодро взглянул на маленькие, похожие на женские, часики на запястье, – в данный момент она должна быть занята работой.

– Да. На мой взгляд, нет нужды говорить ей о случившемся до конца представления.

– Не возражаю, сэр. Родители есть? – Вопрос прозвучал так, будто инспектор подозревал, что в данном случае возможна некая форма самозарождения.

– Их уже нет в живых. Имеется, кажется, тетка, седьмая вода на киселе, которая была их опекуншей. Но мы познакомились совсем недавно, и мне действительно совсем мало об этом известно. Конечно, сейчас они обе совершеннолетние.

Инспектор кивнул и неопределенно хмыкнул, не зная, что еще сказать. Сэр Ричард слегка толкнул Фена, который к тому времени полностью отключился, и тот, как Соня[67] из «Алисы», проснулся, слабо вскрикнув, и быстро заговорил:

– Пусть Найджел расскажет нам о девушке, ее ближайшем окружении и отношениях между ними – то впечатление, которое сложилось у него за эти несколько дней. Я, естественно, подразумеваю, – обратился он к инспектору, – что сам Найджел вне подозрений, поскольку мы с сэром Ричардом обеспечиваем ему надежное алиби. Найджел никак не мог совершить преступление, если только не прибегнул к какой-нибудь конструкции из рычагов и электромагнитов.

Все одобрительно пробормотали что-то в ответ, Фен предложил собравшимся свой портсигар, и каждый закурил. А Найджел начал свое повествование[68].

Все слушали внимательно, даже Фен, очнувшийся от недавнего оцепенения. И хотя он ерзал, вертелся и с каждой минутой все больше мрачнел, было очевидно, что не пропускал ни слова. Журналистская привычка Найджела к краткому изложению пригодилась ему как нельзя кстати, и его рассказ был плавным и воспринимался легко, детали разговоров без особого труда всплывали в памяти. Тем не менее на это тоже ушло определенное количество времени, и было уже почти десять, когда он закончил. Инспектор Кордери с нудным постоянством записывал все в своем блокноте. Сэр Ричард теребил усы, уделяя рассказу Найджела лишь малую толику своего внимания – основная часть его сознания была занята внезапно зародившейся у него теорией о драматургических приемах Мэссинджера[69].

– …так что, как видите, – подытожил Найджел, – мотивов может найтись предостаточно, если девушка была убита. – Он с облегчением откинулся в кресле, довольный, что завершил свое дело, тяжело вздохнул и зажег еще одну сигарету.

– Мы, однако, совсем припозднились, – с досадой сказал сэр Ричард. – Придется многое оставить на завтра, Кордери.

– Да, сэр, согласен с вами. Предлагаю установить как можно более точно время и последовательность событий и подняться к мистеру Уорнеру, который терпеливо нас дожидается. Что касается двух других джентльменов… – с сомнением произнес он, – думаю, можно оставить их на завтра. Возможно, если мистер Блейк не против, он бы им это сообщил…

– Феллоуз будет всю ночь в колледже, – вмешался Фен. – Он не сможет покинуть территорию, если только не взберется на навес для велосипедов или не надумает вылезти через садик президента. – Он говорил извиняющимся тоном. – А все это от того, что система наполовину монастырская, а наполовину – нет[70], – удрученно присовокупил он ни к селу ни к городу.

– Ах вот как, ну и ладно, – несколько капризно ответил инспектор. – С ним тоже пообщаемся сегодня вечером. Но мистеру Барклаю ни к чему здесь оставаться, если он не хочет. – Инспектор уже слегка запутался. – Кстати, он вообще кто такой, этот мистер Барклай? – спросил он с раздражением, которое можно было понять. – И какое имеет отношение к делу?

– В этом нет ничего странного, – сказал сэр Ричард напряженным тоном человека, пытающегося утихомирить нервного и легковозбудимого ребенка. – Просто он был знакомым погибшей девушки и случайно оказался в колледже, когда все это произошло.

– Понятно, – ответил инспектор, ничуть не смягчившись. – Если мистер Блейк…

– Да-да, инспектор, – поспешно сказал Найджел и снова пошел в комнату напротив, спрашивая себя, почему ему вечно достается роль мальчика на побегушках. Дональда и Николаса он застал играющими в безик[71] в окружении бутылок из-под пива. Дональд был в скверном расположении духа, усугублявшемся физической усталостью. На худощавом темном лице Николаса застыло его обычное выражение изящной учтивости. Найджела начинала сильно раздражать его манерность.

– Ну? – произнес Николас, приподнимая брови, когда Найджел вошел. – Как все продвигается, уже кого-нибудь арестовали? «Вот за такой вопрос посадить тебя в колодки стоило бы!»[72] – добавил он с избитым «красивым» жестом.

– Улики, – соврал Найджел, – все еще указывают на самоубийство.

Николас, почувствовав в его голосе неприязнь, пожал плечами и ничего не ответил.

– Сейчас уже не особенно нужно, чтобы ты оставался здесь, если тебе не хочется.

– Дорогой мой, – ответил Николас, – я бы уже давно ушел, если бы захотел. Но, как видите, я остаюсь. Мне интересно.

– Это уж как тебе угодно, – резко отозвался Найджел и вышел, честя Николаса себе под нос.

Еще ему не понравилось состояние Дональда, который, как он подозревал, будет абсолютно пьяным к тому моменту, когда они начнут его допрашивать. Это произведет плохое впечатление, но зато он быстро расколется. Однако какое, впрочем, он имеет право подозревать в чем-то Дональда, да и вообще кого-либо в чем-либо? Он осознал, что, если бы не Фен, к этому времени дело бы уже давно закрыли как самоубийство. На мгновение Найджел засомневался в авторитете Фена – а не делает ли тот просто-напросто из мухи слона? Но когда он вспомнил почти сверхъестественный лихорадочный блеск сосредоточенности в глазах Фена и еще раз обдумал все улики, то был вынужден признать, что все это, несомненно, дурно пахнет. Ломая над этим голову, он поспешил обратно.

Инспектор дожидался Найджела, с нарочитой сосредоточенностью глядя в свой блокнот. Он без энтузиазма узнал о решении Николаса и мысленно спросил себя, попадет ли этой ночью в постель. У него выдался тяжелый день в участке, и к тому же он недавно женился на молодой женщине, так что его можно было извинить. Он заставил себя вернуться к работе со смешанным чувством решимости и отвращения.

– Итак, сэр, – сказал инспектор, – согласно вашему рассказу, сразу у нескольких людей имелись причины недолюбливать убитую девушку. Позвольте, я их перечислю. Номер один, – начал он загибать пальцы, – мистер Роберт Уорнер. Он был знаком с мисс Хаскелл в прошлом, и, как вам кажется, они состояли в любовной связи.

(В этом месте своей речи инспектор подумал было выразить бурное неодобрение, но вдруг почувствовал, что это будет неуместно, и сделал неубедительную попытку превратить все в затянувшийся кашель.)

– Вдобавок к этому, – продолжил он, – девушка вела себя по отношению к мистеру Уорнеру навязчиво с момента его приезда и, очевидно, вечером накануне рокового дня поставила его в компрометирующую ситуацию, ведь мистер Уорнер состоит в отношениях с другой молодой особой – мисс Рэйчел Уэст.

Он немного помедлил, потрясенный этими любовными перипетиями, и перешел к следующему по списку человеку.

– Два. Сама мисс Уэст, по обозначенной выше причине – в том смысле, что она ревновала мистера Уорнера к мисс Хаскелл.

Три. Мистер Дональд Феллоуз – хотя он был влюблен в мисс Хаскелл, ее пренебрежение им ради мистера Уорнера привело его в бешенство, и к тому же он не одобрял бывшие на грани приличия телодвижения мисс Хаскелл на сцене.

– Ну, что вы… – пробормотал Найджел в ответ на эту настораживающую характеристику, но инспектор уже поехал дальше:

– Четыре. Мисс Джин Уайтлегг, влюбленная в мистера Феллоуза. Одержимость мистера Феллоуза мисс Хаскелл вызывала у нее негодование, и кроме того, она считала, что последняя (мисс Хаскелл) играет его (мистера Феллоуза) чувствами.

Тут инспектор обдумал это дополнительное свидетельство деятельности Венеры Пандемос[73] и пришел в еще большее смятение.

– Пять. Мистер Николас Барклай, убежденный, что мистер Феллоуз гробит свой талант из-за одержимости мисс Хаскелл, и вообще относившийся к ней с неприязнью в принципе. Это едва ли может быть мотивом, сэр, – сказал он, оставив официальный тон. – А что касается первой части, про талант, признаюсь, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

Сэр Ричард хотел было произнести целую речь по поводу значения артистической личности для общества, но, подумав еще раз, промолчал.

– Наверное, это едва ли могло послужить мотивом, – согласился Найджел. – Просто у меня было такое впечатление, понимаете. Разумеется, возможно, что существует еще масса людей, у которых имелись гораздо более веские причины не любить Изольду. Ее вообще недолюбливали.

– Это я уже понял. Но, думаю, на данный момент у нас и так достаточно набралось.

– Надеюсь, – сказал Найджел, – на меня потом не заведут сразу десяток дел по обвинению в клевете?

– Нет-нет, сэр. Вас официально попросили рассказать о своих впечатлениях, что вы и сделали, вот и все. К вам не будет предъявлено никаких претензий, если эти впечатления окажутся неверными. – И он посмотрел на Найджела с суровостью средневекового инквизитора, пытающегося исторгнуть из какого-нибудь непримиримого катара[74] публичное отречение от ереси. Найджел, однако, никак не отреагировал.

В этот момент в дверь просунулась голова констебля.

– Капитан Грэм здесь, сэр, – сказал он. – Вы примете его сейчас?

– Да, Элбоу. Проводите его сюда.

Питер Грэм казался каким-то притихшим по сравнению с тем, как вел себя раньше. Его жизнерадостная бойкость куда-то делась, а лицо омрачало выражение непривычной и потому немного нелепой серьезности. Он быстро поздоровался с Найджелом и сел на край стула, положив руки на колени.

Да, сказал он, револьвер был его. Он обнаружил его пропажу на следующий день после вечеринки, когда приводил в порядок комнату. У него было жуткое похмелье, сообщил он некстати, никого, правда, этим не удивив, и пропажа револьвера очень его встревожила. Да, он слышал, что произошло («вот бедолага-то»), и считает себя отчасти ответственным. Но, черт возьми, такое невозможно предугадать, и, без сомнения, это произошло бы в любом случае, даже если бы никто не знал, что у него есть эта штука. Это не он, добавил Грэм, вытащил револьвер и стал махать им на глазах у всех. Когда у него спросили, почему он не сообщил о пропаже в полицию, он ответил, что, во-первых, несколько дней чувствовал себя совсем худо, а во-вторых, думал, что кто-то взял револьвер в шутку и принесет обратно. На вопрос, есть ли у него какие-то соображения насчет того, кто бы мог его взять, он ответил, что никаких.

Потом ему задали несколько вопросов, касающихся их отношений с Изольдой. Но, за исключением того, что она заговорила с ним в поезде, он видел ее утром в понедельник в баре, и она приходила к нему на вечеринку, ему нечего было сказать. Он вообще о ней не очень-то много думал, но, по его же словам, она показалась ему привлекательной. О ее личной жизни он не знал ничего. На вечеринке она, кажется, страшно напилась и разозлилась на него, когда он забрал у нее револьвер. Но вечеринки на то и вечеринки, и алкоголь, доложу я вам, странно влияет на женщин. Он абсолютно ошарашен всей этой ситуацией и не в состоянии назвать ни одной причины, почему Изольда могла покончить с собой, впрочем, раз уж на то пошло, причин, почему не могла, он тоже не назовет.

«Он и в самом деле, – подумал Найджел, – выглядит искренне растерянным». Поднявшись, чтобы уйти, Грэм спросил, вернут ли ему револьвер, и услышал, что револьвер требуется в качестве улики. Спенсер взял у Грэма отпечатки пальцев, и тот вышел с глубоко несчастным лицом.

– Всю эту информацию надо будет подтвердить, – сказал инспектор после его ухода. – Думаю, он знает о девушке больше, чем говорит, но мы должны сначала констатировать очевидное, потом можно будет двигаться дальше. Должен признаться, нападение девушки на Грэма кажется мне явно подозрительным. – Он вздохнул, подумав, как это тяжко: вести дело, когда рядом с тобой все время сидит начальник полиции.

Фен не принимал участия в допросе, но довольно внимательно прислушивался к говорящим. Однако он заметно оживился, поэтому сэр Ричард, в свою очередь, со слепой верой раннехристианских мучеников вовсе не обращал на происходящее никакого внимания.

– Те самые старые отпечатки на стволе и барабане принадлежат Грэму, – сообщил Спенсер, сравнивая данные. – И есть еще устаревшие отпечатки нашей девушки – видимо, с того момента, когда она взяла пистолет на вечеринке.

Следующим допрашивали Уильямса, который провел добрых пару-тройку часов за пивом из колледжного погреба и был склонен к бурным реакциям. Девушка, как ему кажется, пришла минут за двадцать до того, как он услышал выстрел, но сколько было времени точно, сказать не может. Она пожелала ему «доброго вечера», и, поскольку Уильямс считал ее штучкой что надо (хотя он вовсе не хотел сказать о покойной ничего дурного, добавил он несколько двусмысленно), он ответил любезностью на любезность с лучезарной, по его словам, улыбкой.

– Кто-нибудь проходил через холл в промежуток между тем, как девушка вошла, и моментом, когда вы услышали выстрел?

– Да, сэр, один джентльмен, высокий такой, чернявый, долговязый. Но я глянул на него через плечо, он пошел прямо наверх, в комнату профессора.

– Роберт Уорнер, – вставил сэр Ричард.

– И в какой момент это, по-вашему, было?

– Пять иль десять минут спустя после молодой леди, наверное. Точней не скажу.

– И больше вы никого не видели в этот промежуток времени, вы готовы были бы это подтвердить под присягой?

Уильямс с минуту размышлял над вопросом, тихо поцокивая языком. И затем сказал:

– Нет, сэр, больше никого. Я уверен.

Инспектор повернулся к Фену.

– А куда ведет арка напротив, сэр? Просто в другой блок комнат?

– Справа, как войдешь, кладовка скаута[75], – ответил Фен, – гостиная слева, лестница в небольшую спальню над кладовкой и дальше выход наружу в маленький мощеный дворик.

– И куда он ведет?

– Он со всех сторон закрытый, за исключением дверцы с запада, ведущей на улицу.

– И она остается открытой, как я понимаю?

– Да, до девяти вечера.

– Ага… – Инспектор выглядел довольным. – Итак, Уильямс. Я полагаю, никто со стороны двора не проходил мимо вас в тот промежуток времени?

Уильямс казался возмущенным.

– Вряд ли. Они бы тогда об меня споткнулись. Мистер Феллоуз и другой господин вышли отсюда этим вечером и направились в другую гостиную, но это было раньше, как раз перед тем, как вы, джентльмены, возвращались с ужина.

– А теперь расскажите нам, что вы сделали, услышав выстрел.

– Ну, тут я духом мчусь наверх, гляжу, а молодая леди – в том виде, в каком вы ее застали, – выпалил Уильямс.

– Будь точнее, – попросил Фен. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь «духом»? Что конкретно ты сделал, расскажи детали.

– Ну, сэр, я как раз собрался сворачивать работенку, уж больно темно стало, и тут услыхал этот шум. Поднял я голову и сказал самому себе: «То ли ты слышал, что тебе кажется?» И тогда я сложил инструмент в сумку, оставил на ступеньках и мигом пошел сюда.

– Я бы это не назвал «духом», – возразил сэр Ричард. – Сколько это заняло у вас времени – сбор инструментов?

Уильямс заметно смутился.

– Ох, сэр, так прямо и не скажу.

– Тогда я спрошу иначе: сколько вы пробыли в спальне к тому моменту, когда мы спустились?

– Да всего пару секунд, сэр.

– Хм, а когда мы пришли, было практически две минуты с момента выстрела. Похоже, Уильямс, ваши показания нужно немного пересмотреть.

Уильямс так сильно встревожился, как будто его застали с дымящимся оружием в руке.

– Скажи мне, Уильямс, – начал Фен, – ты мог видеть, что происходило за этим окном или за окном напротив?

– Я, сэр, не скажу, что особенно смотрел. Но все равно, было так темно, что я б ничего не увидел, если бы даже хотел.

Фен кивнул.

– А выстрел прозвучал громко?

– Ну, радио-то как гремело, сами вспомните, сэр… Нет, не сказал бы, что очень громко. Не так, чтоб аж подпрыгнуть.

– Ты видел или слышал, как мистер Уорнер спускается в уборную?

– Нет, сэр, не видел и не слышал. Но там на ступеньках ковер, и смотрел я в другую сторону, так что никак не мог углядеть. Может, слыхал я, как дверь за ним захлопнулась, но под присягой бы не подтвердил.

– Не думаю, чтобы это проясняло ситуацию, – сказал инспектор, когда Уильямса наконец отпустили. – Но ведь никто этого и не ожидал. Хотя мы наверняка установили одну вещь – никто не входил в эту комнату после девушки.

– То есть мы предполагаем, – сказал Фен, – что девушка оставалась в одной из этих комнат с того момента, как вошла, до момента убийства?

– А куда еще она могла пойти?

– Она могла подняться до дверей моей комнаты (не входя в нее) или отправиться в уборную.

Инспектор переварил это новое осложнение с нескрываемым унынием.

– Это нужно будет уточнить, – нехотя согласился он, однако, если бы от него потребовали немедленных действий, ни за что не смог бы придумать, с какого боку за это взяться. – Это нужно будет уточнить, но, пожалуй, позже. А сейчас лучше допросить привратника Парсонса и постараться установить наконец точное время событий.

Найджел воспользовался этим перерывом, чтобы подняться наверх в комнату Фена и позвонить Хелен. Он застал там Роберта за чтением, но тот лишь кивнул и вернулся к своей книге.

К театральному служебному телефону подошла сама Хелен. Найджел прямо сообщил ей, что произошло. На другом конце провода повисло долгое молчание. Потом Хелен тихо сказала:

– Господи! Как это случилось?

– Пока все указывает на самоубийство, – солгал Найджел второй раз за этот вечер.

– Но… почему?

– Бог ее знает, дорогая. Я… не представляю. – Последовала еще одна пауза. Наконец Хелен медленно произнесла:

– Я бы не сказала, что по-настоящему сожалею об этом, хотя, наверное, должна. Это просто… просто шок. Когда это произошло, уже выяснили? Здесь страшный кавардак, Джейн пришлось выходить вместо Изольды, и она спотыкалась на каждом слове. Шейла рвет и мечет.

– Около двух часов назад.

В трубке чуть слышно ахнули:

– Два часа назад… Господи!

– Хелен, дорогая, ты в порядке? Мне приехать?

– Нет, друг мой, со мной все хорошо. Наверное, полицейские будут задавать мне всякие вопросы?

– Боюсь, да. Они придут утром.

– Ладно, Найджел. Мне пора идти, я еще не переоделась. Здесь холодно, а на мне почти ничего нет.

– Храни тебя бог, дорогая моя. Увидимся утром?

– Да, дорогой, конечно.

Найджел повесил трубку и вернулся вниз.

Парсонс, привратник, как раз собирался уходить, когда он вошел. Парсонс был таким же, как Найджел его запомнил, – огромным, грозным, в очках в роговой оправе. Его неизменная враждебность и свирепость плохо сочетались с должностью, которую он занимал в колледже. Найджел подозревал, что он, как и все остальные привратники колледжей, вычитал в бесконечных книжках про Оксфорд, будто привратник – некоронованный король своего учебного заведения, и эта мысль так прочно в нем укоренилась, что никакие столкновения с суровой реальностью не в силах были его переубедить. Его отношение к студентам являлось странной смесью несочетаемого: откровенного запугивания и показной услужливости, и он не уважал никого из них, за исключением тех, кто запугиванию не поддавался. В каждом поколении таких студентов можно было по пальцам пересчитать, но Найджел являлся одним из них, и поэтому Парсонс тепло его поприветствовал.

Показания Парсонса были краткими и дельными. Изольда вошла в колледж без шести минут восемь (он машинально посмотрел на часы, поскольку после девяти женщин пускать не полагалось) и, насколько он мог видеть, сразу направилась в комнату мистера Феллоуза. Роберт Уорнер пришел в пять минут девятого и спросил, как пройти в комнату Фена, куда он также направился сразу, после того как Парсонс убедился, что его там ожидают. Больше никто из чужих после ужина не заходил, хотя мистер Феллоуз привел гостя ранее этим же вечером – примерно в половине седьмого, как думал Парсонс. Члены колледжа входили и выходили, как обычно, но он не помнит, кто конкретно и в какое время. Он удалился, преисполненный достоинства, оставляя инспектора с видом чуть более довольным собой, чем обычно.

– Ну, наконец-то, – сказал Фен, все больше и больше ёрзая. – Слава богу, теперь мы можем подняться в мою комнату и сидеть в комфорте. – И все двинулись наверх.

Роберт отложил книгу и встал им навстречу. Он поздоровался с каждым по очереди и задал несколько безобидных вопросов о продвижении дела. Фен рухнул в кресло и взмолился, чтобы он налил всем виски. Остальные чинно расселись на свободных местах. Спенсер деловито занялся отпечатками пальцев Роберта.

– Итак, мистер Уорнер, – сказал инспектор, – всего пару вопросов, если вы не против.

– Ни в коей мере.

– Вы были знакомы с погиб… с мисс Хаскелл?

– Да. Мы встретились на вечеринке после какой-то премьеры больше года назад. Несколько недель мы общались, потом она уехала из Лондона и вернулась сюда. Мы не поддерживали связь друг с другом, но, разумеется, встретились снова, когда я приехал в Оксфорд.

– Чем вы занимаетесь в Оксфорде, мистер Уорнер?

– Я ставлю свою новую пьесу в здешнем репертуарном театре.

– Так-так. И когда вы приехали?

– В воскресенье. Репетиции начались только во вторник, но я прибыл за несколько дней, чтобы осмотреться и познакомиться со всеми.

– И ваши отношения с мисс Хаскелл были…

Роберт выглядел смущенным.

– Крайне удручающими. Она не из тех людей, с которыми приятно иметь дело даже в лучшие времена, а когда я приехал, она на меня накинулась и хотела возобновить наш прошлый роман. У меня не было ни малейшего желания пойти ей навстречу, поэтому ситуация получилась довольно затруднительная. Вдобавок она была слабой актрисой, не могла или не хотела следовать моим режиссерским указаниям и постоянно критиковала пьесу и постановку за моей спиной. В целом, честно признаюсь, она чертовски мешала мне, где только можно.

Инспектор был несколько ошеломлен этим потоком откровенности, в котором было, как он смутно чувствовал, нечто нехорошее.

– De mortuis nil nisi malum[76], – немного погодя добавил Роберт.

– Таким образом, я правильно понимаю, что вы никак не поощряли… эээ… привязанность к вам молодой леди?

– Никоим образом.

– Она не приходила в вашу комнату в среду вечером? Вы должны простить, что я задаю вопрос касательно такого личного дела, но, обещаю, если ваш ответ не имеет для расследования никакого значения, за рамки этой беседы он не выйдет.

Роберт выглядел удивленным, но Найджел никак не мог решить, было ли это удивление искренним.

– Нет, – сказал он, – если только она не прокралась туда, пока я спал. Я, во всяком случае, ее не видел.

– В ночь с той среды на четверг вы… эээ… вы с…

– Инспектор хотел бы узнать, – вмешался сэр Ричард, положив конец мучительным попыткам инспектора найти подобающий эвфемизм, – той ночью вы спали с мисс Уэст или нет?

– Нет, – невозмутимо ответил Роберт, – мы спали раздельно.

– Идем дальше, сэр, – продолжил инспектор. – Вы присутствовали на вечеринке и, разумеется, могли наблюдать происшествие с револьвером.

– О, да. На самом деле, я даже поучаствовал в нем. Поганк… – Он осекся и продолжил: – Изольда настаивала, что я должен побить Грэма за то, что он забрал у нее револьвер. Она порядочно напилась к тому моменту.

– Так-так. Что вы делали, когда вечеринка закончилась? Вы покинули ее в числе самых поздних гостей?

– Да, наверное. Мы с Рэйчел сразу направились к своим комнатам, перекинулись парой общих фраз, как отвратительны вечеринки вообще, а Изольда – в частности, и пожелали друг другу спокойной ночи. Потом я разделся, пошел в ванную, выпил аспирин, чтобы предотвратить возможные последствия («В этом он весь», – подумал Найджел), и лег в постель. Около получаса я читал, затем уснул.

– Утром вы рано встали?

– В восемь часов, если вы считаете, что это рано. Я – нет.

– Я спрашивал о вас, когда спустился вниз, – вмешался Найджел, поскольку в нем внезапно проснулось недоверие. – Портье сказал, что вас не видел, а старший официант – что на завтраке вас не было.

– Да? – спокойно отреагировал Роберт. – Вообще-то, я вышел на прогулку, а завтракаю крайне редко.

– Вы ни разу не возвращались в свою комнату до десяти? – спросил инспектор.

– Нет. Зачем? Рэйчел, в отличие от меня, никогда рано не встает, и я не рассчитывал увидеться с ней до половины одиннадцатого.

– Вы видели кого-нибудь во время прогулки?

– Мне встречались какие-то люди. Никого из знакомых. Позвольте сказать, инспектор, – добавил он совсем не любезным тоном, – если вы хотите доказать, будто я провел ночь с Изольдой, вам придется сильно постараться.

– Вы в курсе, что мисс Хаскелл заходила в вашу комнату тем утром? – продолжил инспектор как ни в чем не бывало.

– Она мне об этом сообщила.

– У вас есть какие-то предположения, зачем она там была?

– Не имею ни малейшего представления.

– Вы уверены, сэр?

Тут Роберт вдруг рассердился.

– Да, черт вас побери!

– Хорошо, сэр. – Инспектор чуть улыбнулся. – Теперь перейдем к вечеру. Не могли бы вы подробно рассказать о своих сегодняшних действиях во второй половине дня?

– Репетиция закончилась в шестнадцать тридцать. Мы с Рэйчел вернулись в отель, пили вместе чай. В шесть вечера мы пошли в бар и сидели там с Дональдом Феллоузом и Николасом Барклаем, которые ушли примерно в половине седьмого. Рэйчел тоже вскоре отправилась на ужин с друзьями, где-то на севере Оксфорда, а я ужинал один в отеле. Потом я вернулся в бар и в семь с чем-то поехал сюда.

– В баре после ужина вы были с кем-то из знакомых?

– Нет.

– И вы не знаете точно, во сколько оттуда вышли?

– Помилуйте, нет. Это важно?

– Может быть, да, а может, и нет, сэр, – многозначительно произнес инспектор. – Мы просто пытаемся узнать максимум подробностей. Вы можете сказать, как мисс Уэст относилась к авансам, которые делала вам мисс Хаскелл?

Роберта, похоже, обеспокоил этот вопрос.

– Я с удивлением обнаружил, что ее это сильно раздражает, хотя обычно она трезво относится к подобным вещам. И «авансы», как вы это называете, не были взаимными. Но да, она была раздосадована и из-за моего поведения, и из-за поведения Изольды.

– Хотя упомянутое выше обстоятельство не могло дать к этому повода?

На щеках Роберта вспыхнули два красных пятна, но он спокойно сказал:

– Никоим образом.

– Если она, в принципе, «трезво относится к подобным вещам», как вы выразились, тогда она, конечно…

– Я сказал, что у нее не было никакого повода.

Инспектор откинулся назад с довольно-таки дурацкой самодовольной улыбкой.

– А прибыв сюда?..

– Я остановился у привратницкой, чтобы спросить, как пройти в комнату профессора Фена, поскольку совсем не знаю этого места. Сразу поднялся, минут десять послушал забавную историю о привидении, потом на минуту отлучился, чтобы пойти в уборную. Когда я был там, совсем рядом раздался хлопок, а выйдя, встретился с остальными из нашей компании, спускавшимися по лестнице. Что было дальше, вы уже знаете.

– У вас есть при себе перчатки, мистер Уорнер?

– Перчатки? Помилуйте, нет, конечно, не в такую жару.

– Спасибо, сэр. Думаю, на данный момент это все. Сэр Ричард, профессор – вы бы хотели что-нибудь спросить?

Сэр Ричард покачал головой и вопросительно посмотрел на Фена.

– Только одно, – произнес тот, блаженно покачивая стакан с виски перед своим носом. – Вы что-нибудь знаете о Египте, Уорнер?

Роберт выглядел озадаченным.

– Я был там до войны, – ответил он. – Но знаю лишь всякую туристическую ерунду – то, что любой почерпнет из таких поездок.

– Ничего, например, о символике древнеегипетской религии?

Роберт пристально на него посмотрел.

– Нет, – произнес он медленно, – боюсь, ничего.

– Тогда на этом все, сэр, – сказал инспектор.

– В таком случае, – заключил Роберт, поднимаясь с места, – я, пожалуй, покину вас.

Фен, с опозданием вспомнив о своих обязанностях хозяина, поспешно вскочил.

– Мой дорогой друг! – воскликнул он. – Я должен извиниться за этот в высшей степени омерзительный вечер. Боюсь, вы больше не захотите прийти сюда снова. А я так мечтал поговорить с вами о вашей пьесе. Но я увижу ее в понедельник вечером, а еще я хотел прийти завтра на репетицию, если можно.

– Всенепременно, – любезно сказал Роберт. – И не извиняйтесь, ради бога. Вы не виноваты, что у нас под носом совершили убийство. Надеюсь, пьеса вам понравится. Если я могу еще чем-то помочь, дайте мне знать.

– Боюсь, вся эта история доставит вам кучу проблем, – огорчился Фен, – придется срочно искать кого-то на роль девушки.

– На этот счет я не беспокоюсь, – ответил Роберт. – Джейн, ее дублер, абсолютно компетентна.

Фен кивнул, а Роберт, сделав легкий поклон в сторону сэра Ричарда, Найджела и инспектора, пошел к двери. Там он остановился и оглянулся.

– Кстати, – сказал он, – я правильно понимаю, что Изольду убили из револьвера, с которым она игралась на вечеринке? Он очень похож на тот.

– Да, мистер Уорнер, – ответил инспектор. – Кто-то, а кто именно – мы не знаем, вернулся после вечеринки и взял его.

– В таком случае, – сказал Роберт, – я могу еще кое-чем вам помочь. Дело в том, что я видел, кто его взял.

– Вы – что?! – воскликнул инспектор, резко выпрямившись в своем кресле.

– Конечно, до этого вечера я не понимал, что произошло. Когда я заходил в ванную, готовясь лечь спать, я видел, как некто прокрался в комнату Грэма, не включая свет, и вышел обратно, что-то унося с собой – тогда я не знал, что именно. Просто подумал, что один из гостей забыл какую-то вещь на вечеринке.

– Да, да! – выкрикнул инспектор. – И это был?..

– Это была Джин Уайтлегг, – сказал Роберт.