Читать книгу Дело случая - Эдуард Качан - Страница 6

Юлия и сама знала: ее самый главный недостаток в том, что она упряма и нетерпелива, но была уверена, что это не так уж и плохо. Сестра Лена еще добавила бы: если уж Юлька что-то втемяшит себе в голову – переубедить ее невозможно.

Тем не менее она на самом деле поступила, как и советовала сестра, – размышляла, думала, прикидывала так и эдак. Ее хватило на целых пять дней. А на шестой день утром она не поехала ни в магазин, ни на фабрику. Вместо этого Юлия отправилась на окраину Большеграда, в район, где над частным сектором возвышались три малосемейки.

Малосемейка – это многоэтажный дом, состоящий из большого числа однокомнатных квартир малой площади. Их много возводили в советскую эпоху. Строились малосемейки для тех молодых семей, которым не хватало квартир в обычных домах, или если эти большие (по советским меркам) квартиры не полагались им по нормам предоставления жилья – как бездетным, например.

Но Советский Союз отошел в прошлое, настала новая эпоха. Теперь не было никаких норм предоставления жилья, все решал кошелек. Если у тебя есть деньги, ты можешь жить в одиночестве во дворце на двадцать четыре комнаты с пятнадцатью ванными – никто тебе и слова не скажет. Ну, а если нет денег – довольствуйся малосемейкой или коммуналкой. И будь доволен тем, что не ночуешь на улице.

Изменившиеся условия наложили свой отпечаток и на контингент, проживающий в малосемейках. Все, кто хотел и мог заработать на квартиру нормальной площади, уже оттуда съехали. В малосемейках остались семьи стариков, молодые пары, спешащие сбежать из-под родительской опеки хоть куда-нибудь, а также огромное количество тех, кого относят к «неблагополучным». Бывшие заключенные, много пьющие люди и все прочие, «не вписавшиеся» в современную жизнь, – именно они преимущественно и населяли малосемейки.

У района Большеграда, где располагались эти три малосемейных дома, была дурная репутация. Пьяные скандалы, драки, поножовщина – все это происходило там регулярно. В темное время суток добропорядочные граждане старались обходить малосемейки стороной – мало ли на какую компанию нарвешься! В общем, непростой это был райончик, совсем непростой…

Тем более было странно видеть, как пригожим сентябрьским утром рядом с одной из малосемеек остановилась маленькая, но очень элегантная, явно женская машина. Зеваки, которые сидели на обшарпанных скамейках и лузгали семечки, уставились на машину во все глаза – им хотелось посмотреть, что за фифа из нее выйдет. Но владелица машины, видимо, посчитала, что прямо у подъезда оставлять свое авто небезопасно. Поэтому она отогнала автомобиль подальше и припарковала невдалеке от хлебного киоска, потом вылезла из машины и решительно направилась к малосемейке, цокая каблучками по старому, потрескавшемуся асфальту. Зеваки были разочарованы: они ожидали кого-то помоложе. «Фифа» же оказалась высокой тетенькой средних лет, очень дорого одетой и с решительным выражением лица. Она была явно неуместна здесь, среди бедности и запущенности, но взгляд у нее был такой, что никто из зевак не отпустил ни одной шутки.

Когда Ракета вошла на лестничную площадку, в нос ей ударил запах давно не чищенного мусоропровода. Она поморщилась, но продолжала свой путь. Ничего, у нее здесь дело, а значит, она потерпит! Не перекосит ее от запаха – и не такое терпеть приходилось… Ракете нужно было на четвертый этаж – не так уж и высоко, а на лифте так и вовсе довольно быстро, и, значит, вдыхать все эти ароматы ей придется недолго. Одежда провоняет? Может быть. Ничего, в химчистке примут не поморщившись. Они там никогда не морщатся – прекрасно вышколены, что и говорить.

Лифт в малосемейке был. То есть он был в ней предусмотрен – девятиэтажка все-таки! Но, подойдя к нему, Юлия поняла, что воспользоваться этим благом цивилизации не сможет. О чем свидетельствовали надписи, сделанные маркерами или мелом на дверях самого лифта, а также на стене рядом с ним. Текст надписей был разным. От наводящего на размышления «Прежде чем зайти, подумай, нужен ли ты здесь» до конкретных «Лифт не пашет», «Лифт здох» (именно так, через «з»), «Лифт заражен», «Лифт тормоз» и «Лифт не работает». Судя по тому, что двери лифта были густо затянуты путиной, не пользовались им уже довольно давно.

Простояв пару секунд у неработающего лифта, Юлия развернулась и отправилась к лестнице. Лестница тоже была в плачевном состоянии – по ней приходилось идти, не касаясь перил. Ракете казалось, стоит только дотронуться до перил, и она месяц не сможет отмыть руки. И разумеется, нельзя было коснуться и стен – старых, с давно облупившейся краской. На пути к нужному этажу Юлия запыхалась и остановилась на минутку. За эту минуту она решила, что пачка сигарет в день – это все-таки много, лучше бы курить поменьше. Впрочем, здесь обычная решительность и крепкая воля не помогали Ракете – бросить курить она пыталась несколько раз, но так и не смогла.

Пока стояла, успела вдоволь насмотреться на броскую надпись, выполненную белой краской: «Вита, я тебя люблю», а также прочесть записку, прикрепленную на стене рядом. Текст записки был таким: «Люди! Если вы люди, не оставляйте мусор в коридорах!

Пока у нас не бегают крысы и тараканы!» Записка эта Юлию удивила. Она была уверена, что и крыс, и тараканов тут полным-полно. Получалось, что ошиблась. Это было хорошо. Ракета считала себя слишком разумной, чтобы бояться крыс с тараканами, но и лишнее свидание с ними вряд ли доставило бы ей радость.

К счастью, в коридоре на четвертом этаже тусклым светом горела запылившаяся лампочка, иначе беды было бы не миновать. Дело в том, что коридор с обеих сторон упирался в стены без окон, так что естественное освещение здесь не было предусмотрено вовсе. Лампочка перегорит – и наступает кромешная тьма. По обе стороны коридора располагались комнаты, но рядом с их дверями почему-то стояли большие деревянные ящики. Если этого не знать и идти в темноте, то наткнешься на один из ящиков непременно. Так и до серьезной травмы недалеко.

В коридоре также писали на стенах, причем, судя по всему, не всегда мужчины. Любого, кто входил на этот этаж, встречала броская надпись фиолетовым фломастером: «Я люблю Васечку», причем выполненная довольно красивым женским почерком со всяческими завитушками и орнаментом вокруг в виде листьев и цветов. В другое время Ракета, пожалуй, даже сфотографировала бы это на свой телефон, но теперь ей было не до фото. Она искала квартиру под номером 424.

Пока шла по коридору, обратила внимание на то, что здесь все же живут люди, имеющие разное представление о комфорте. Двери были одинаковые, типовые, но некоторые ободранные, а некоторые, наоборот, свежевыкрашенные. Видимо, те, кто красил свои двери, все-таки пытались придать своему жилищу хоть какой-то уют. Но дальше дверей это не распространялось – между комнатами стены были исписаны и разрисованы ровно так же, как и у лестницы. Надписи были самыми разными. От банального «Здесь был Боря» до настойчивого «Генка, когда бабки вернешь?».

Почему-то у Юлии было предчувствие, что дверь в квартиру номер 424 будет в наихудшем состоянии. Так и получилось. Мало того что эту дверь, судя по всему, последний раз красили лет пятнадцать назад, так еще она была и единственной дверью, в которой пробита дырка. Рядом на стене женским почерком было выведено философское: «Каждому гулящему желаю гулящую»… Но относилась ли эта надпись именно к владельцу комнаты 424, было неясно – быть может, надпись эту сделали здесь просто потому, что было свободное место.

Юля немного постояла рядом с этой дверью, пытаясь унять сердце, которое бешено колотилось в груди, словно собиралось выскочить и разбиться прямо здесь, о грязный пол неопределенного цвета. Успокоить сердце у Юлии получилось не вполне. Но долго ждать она не стала – Ракета оставалась Ракетой.

Тихонько постучала. Когда услышала, что по ту сторону двери не раздается ни звука, постучала вновь, уже сильнее. Но и теперь никто не спешил ей открывать. Тогда Юлия тихонько толкнула дверь. И удивилась – дверь была заперта, что, в общем-то, глупо – если в двери на высоте метра от пола довольно крупная дыра, то от замка мало толку. Ракета просунула в эту дыру руку и нащупала поворотную ручку замка. У них дома много лет назад был точно такой же замок. Сейчас почему-то вспомнилось, что отец называл поворотную ручку «барашком». Провернув «барашек», Юлия легко отперла дверь. Вытянув из дыры руку, Юлия брезгливо отряхнула ее и вошла внутрь комнаты.

Она одновременно и боялась, что хозяина не будет дома, и надеялась на это. С одной стороны, ей очень нужно было с ним поговорить, но с другой – разговор намечался не из легких, тут поволнуешься! Тем не менее хозяин комнаты был здесь, в комнате.

Бывшая звезда курса, красавец и умница, подававший большие надежды химик Николай Анасенко, а ныне много пьющий грузчик Кольша спал на узкой одноместной кровати с продавленной панцирной сеткой. Эту сетку слегка прикрывал матрац – старый, «заслуженный», кое-где собравшийся комками и горбами. Дешевое шерстяное одеяло свалилось на пол, подушки и простыни не было вовсе. Поискав глазами, Юля вообще их не нашла. Впрочем, может, в этом доме постельного белья просто не держали? Не исключено, что хозяину оно и не было нужно, – к примеру, сейчас Кольша спал полностью одетый, на боку, одну руку положив под голову, словно подушку, а другой закрыв сверху ухо, чтобы не мешал шум. Может, он и всегда так спит?

Юля огляделась. Как она и предполагала, вокруг царил страшный бардак. На небольшом столике были свалены пустые бутылки, стаканы, чашки, грязные тарелки, засохшие и заплесневевшие куски хлеба. На полу – какая-то грязная одежда. В комнате нашли свое место два старых грязных стула, но не было видно ни телевизора, ни холодильника, ни шкафа. Кухня была столь маленькой, что в ней мог находиться лишь один человек, – почти всю площадь занимала страшно грязная, много раз залитая сбегающим супом газовая плита. Сейчас на ней сиротливо стоял лишь маленький чайник неопределенного цвета, покрытый толстым слоем черной копоти.

Дверь на балкон была приоткрыта, и потому в комнате можно было дышать – постоянное проветривание все-таки. Ракета подозревала, что если эту зверь захлопнуть, то здесь вскоре можно будет задохнуться. Как ни странно, никакого хлама на балконе навалено не было. Впрочем, на нем ничего и не поместилось бы. Длина этого крохи-балкона была меньше метра, а ширина, кажется, и до полуметра не доходила. Не балкон, а издевательство какое-то – на нем даже кресло-качалку не поставишь! Впрочем, нет здесь кресла-качалки, не заработал на него Коля. А если когда-то и заработал, то давным-давно пропил.

Юлия поймала себя на мысли, что ищет гитару. Конечно, никакой гитары здесь не было и в помине. А жаль! Как он играл когда-то, как играл! Впрочем, это все уже давно в прошлом. И многое другое в прошлом тоже.

Тогда, двадцать лет назад, она, психанув, разорвала все их общие фотографии, не оставив ни одной. Но лицо Николая так крепко впечаталось в ее память, что никакой фотографии и не надо. Породистое, узкое лицо, как у средневекового европейского аристократа. Нос прямой, не длинный и не короткий – идеальный. Подбородок упрямый, лоб высокий, без единой морщинки. Волосы немного вьются, как у Ихтиандра из знаменитого советского фильма⁶. Глаза карие – веселые и смелые.

Ну и где теперь это все? Сейчас глаза у грузчика Кольши закрыты, но она прекрасно рассмотрела их во время того короткого разговора на фабрике. Белки красноватые, зрачки мутноватые, веки тяжелые. В общем, типичные глаза алкоголика. Нос с красными прожилками, к тому же расплылся и начал раздваиваться на кончике, как у знаменитого французского актера Жерара Депардьё. Волосы грязные, полностью седые, давно не стриженные – лба за ними и не видно. Щеки оплывшие, заросшие щетиной. Вот только подбородок все такой же выдающийся, упрямого человека. И тоже в щетине, разумеется.

Ну что, раз пришла, а Коля спит, то надо, пожалуй, его будить. Или взять и уйти? Нет, на такое Ракета не была способна. Раз уж задумала дело, его нужно было довести до конца.

Сначала она осторожно подергала его за локоть. Затем потрепала по плечу. Грузчик и забулдыга Кольша не просыпался. Было очевидно – Николай спит так крепко явно не просто так. Очевидно, что в последние дни он очень много пил и теперь, скорее всего, проснется не скоро. Более того – даже проснувшись, он не сможет нормально разговаривать. Похмелье, жуткое похмелье запойного алкоголика будет мучить его. Как и многие люди с неудавшейся жизнью, в похмелье Юлия Ракитина разбиралась отлично. И сама попивала, и других много пьющих граждан повидала. Запои одного Валерика чего стоили!

И Ракета решила не только дождаться пробуждения своего бывшего возлюбленного, но и как следует приготовиться к этому. Она вышла из комнаты, даже не став ее запирать. К чему, если через дыру замок может открыть любой? Выйдя на улицу, Юлия в первую очередь отправилась к киоску, в котором, кроме всякой мелочевки, продавали пиво и сигареты. Приобретя пачку «Примы» без фильтра и бутылку пива, Ракета попросила это пиво открыть, но крышку не выбрасывать. Киоскерша очень удивилась – элегантная дамочка, покупающая пиво, была совсем не похожа на тех, кто хлебает из горла, но просьбу выполнила. Еще большим стало удивление киоскерши, когда она увидела, что дамочка прямо у киоска вылила половину бутылки на землю, а остаток закупорила крышкой. Затем в другом киоске купила половину хлебного батона – уже нарезанного, а также кусок колбасы.

Со всем этим Ракета вновь отправилась в квартиру 424. Зайдя, она увидела, что Николай все еще безмятежно спит. Тогда Юлия воспользовалась раковиной на кухне, чтобы вымыть небольшую тарелку и стакан. На тарелке она соорудила бутерброды, стакан поставила на стол рядом с пивной бутылкой. Затем протерла влажной салфеткой сиденье и спинку одного из стульев, устроилась на нем и стала ждать.