Читать книгу Искушение Агасфера - Эдуард Павлович Просецкий - Страница 8

– Я видел все это, – говорил ткач Самуил, возлегая с бокалом вина за триклинием в доме Мардохея и степенно оглаживая смоляную бороду. – Это было в Бетании, на берегу Иордана, где крестил Иоанн. Я шел на торжище в храме Иерусалимском и собственными глазами видел, как Иоанн узнал идущего к нему Иисуса и сказал: «Вот жертвенный Агнец, который берет на себя грех мира! Это о Нем я говорил: «Идущий за мной стоит выше меня, потому что Он существовал еще задолго до меня».

– Этот сумасшедший Иоанн – главный враг Закона, – недовольно заметил Мардохей. И, подставив свой наполненный бокал напросвет солнечному лучу, со смаком произнес: – Какая глубина цвета, истинный рубин… А какой букет… Знакомый грек доставляет мне его прямо с Кипра.

Вино было жидким, подкисшим, и Агасфер не сомневался, что его изготовил из местной лозы не слишком искусный винодел.

Незадолго до этого, прежде чем пригласить гостя к столу, Мардохей с гордостью водил Агасфера по своему новому жилищу (его дальний родственник Самуил отдыхал в одной из комнат после паломничества к Иисусу), покрикивая на прислугу и безудержно расхваливая это просторное, но безалаберно спланированное строение, захламленное домашним скарбом: казалось, новоселы наспех побросали в нем вещи, так и не найдя всякому предмету своего места.

На кухне Агасфера удивило, что тучная жена Мардохея Ревекка, завязав на спине рукава темного одеяния, сама вымешивает тесто, в то время, как две молоденькие служанки скрытно бездельничают, вяло перетирая посуду. («Никому не доверяет, – шепнул Мардохей, подмигнув. – Считает, что только она все делает правильно».)

– И я видел собственными глазами, – продолжал Самуил, – как Дух Святой спустился на Иисуса с небес в виде голубя, а Иоанн возвестил: «Я свидетельствую, что Он – Божий Сын!»

– Этого сумасшедшего Иоанна надо судить, – сказал Мардохей, потянувшись за жареным кекликом. – А ваш так называемый Божий Сын окружает себя мытарями и падшими женщинами, будто и сам он «ам-хаарец», простолюдин. С таким постыдно молиться и делить трапезу. «Невежда не боится греха, ам-хаарец не может быть праведным».

– Он знается с отверженными, говоря: «Не здоровым нужен врач, а больным», – деликатно пояснил Самуил. – Он пришел призвать не праведных, но грешных.

– Выходит, благочестивый фарисей достоин меньшего внимания, чем какой-нибудь грешный мытарь?! – возмутился Мардохей и, украдкой понюхав кеклика, тихонько отложил в сторону.

– Всякий, возносящий себя, смирен будет, а смиряющий себя вознесен будет, – ответил Самуил словами Назарянина.

– Мне говорили, что Он превратно толкует священные заповеди Закона, – вступил Агасфер. – Столпы веры должны быть незыблемы и неприкосновенны в своем первозданном виде. Что останется от веры, если их всякий раз подновлять и приспосабливать к текущему моменту жизни?

Это был камешек, невольно брошенный саддукеем в огород фарисеев, с которыми существовало изначальное, длительное противостояние в борьбе за толкование Моисеева Закона и духовную власть над народом израилевым.

– Но если в эти столпы упираться лбом подобно барану, может случиться то, что произошло в праздник Кущей при царе-первосвященнике Александре-Янкае[3] тельно отозвался Мардохей. – Ешь кеклика, Агасфер. Это самый жирный кеклик с полей Заиорданья.

За время совместного пребывания в меняльных рядах храма Иерусалимского ученик и учитель успели подружиться, потому сейчас предпочли не углубляться в религиозные разногласия, которые и нынче нередко заканчивались дракой противоборствующих сторон.

Следуя совету хозяина, Агасфер разломил кеклика, который оказался явно с тухлинкой, и догадался, что он сохранен экономной хозяйкой от какого-то предыдущего застолья; но поскольку, не имея семейного очага, постоянно жил впроголодь – пренебрег этим запахом, обильно посыпав дичь перцем и солью.

Не доверяя служанкам, Ревекка сама обслуживала гостей, ловкими полными руками раскладывая по мискам угощение. При этом овечий сыр был нарезан так тонко, что ломался у них под пальцами, куски рыбы у всех оказывались от хвоста, а овощи и сушеные фрукты каждому отсчитывались поровну, чтобы никто не съел лишнего.

Агасфер понял, что источником Мардохеева богатства была скупость.

– Он признает заповеди Торы, – вернулся Самуил к прерванной беседе. – И главнейшими считает две из них: «Возлюби Господа Бога всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумом твоим, и всею крепостью твоею», а также «Возлюби ближнего твоего, как самого себя».

– Если Он признает Десять Заповедей Синая, подлинное Моисеево наследие, охраненное пророками, не уподобляется ли Он ломящемуся в открытую дверь? – с тонкой усмешкой спросил Агасфер.

– Он подобен лекарю, который лечит не болезнь, а причину ее, – ответил Самуил. – Если Закон запрещает убийства, – Иисус призывает искоренять из сердца ненависть. Если Закон против супружеской неверности, – Он призывает избавиться от порочных чувств.

– А что Он думает о субботе? – поинтересовался Мардохей.

– Вот Его слова, – отозвался Самуил: – «Разве кто из вас, у кого сын или вол упал в колодец, не вытащит его в день субботний?»

– Но это же нарушение Закона! – не выдержал Мардохей.

– Видишь эту руку? – спросил Самуил, протягивая над столом ладонь. – Целый год она висела, как плеть. Нужно было в срок сдать цельнотканый хитон купцу из Предместья, я засиделся за станком до утра, и лишь когда отнялась рука, – вспомнил, что наступила суббота… И что вы думаете? Ровно через год, в синагоге, в субботний день Иисус вернул мне руку, а фарисеи и иродиане вынесли решение погубить Его!

– Он не должен был делать этого в субботу, – заметил подвыпивший Мардохей. – Для этого есть шесть других дней.

– Он подрывает основы Закона, – согласился Агасфер.

– Я хожу с Ним, ибо понял: Иисус хочет сохранить Закон, очистив от накипи устаревшего, – возразил ткач. – Вот слова Его: «Никто не ставит заплату из новой ткани на ветхой одежде. Пришитый кусок ее разорвет, и дыра будет хуже. И не наливают вино молодое в мехи ветхие, иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают; но наливают вино молодое в мехи новые, и сохраняется и то и другое».

– Это и есть чистейшая противозаконность! – воскликнул Мардохей, расплескивая из бокала вино. – А ты идешь за Ним лишь потому, Самуил, что он исцелил тебя.

– Я иду за Ним, – тихо возразил ткач. – Потому что Он хочет, чтобы по Закону жили не только иудеи, но и все люди на земле.

В конце застолья, когда все заметно охмелели, ткач бесшумно удалился в отведенную ему комнату.

Провожая Агасфера, Мардохей обнимал его за плечи, покачиваясь на нестойких ногах, и воздев палец, вещал:

– Пойми, далеко не каждый удостаивается чести быть приглашенным в мой роскошный дом. Ты оправдал мои надежды, потому так щедро принят. Скажу больше: я нашел тебе хозяина.