Читать книгу Когда я стану молодым. Новый русский эпос - Эдуард Струков - Страница 10

Огромное общежитие в начале июля стояло пустым.

Горластые студенты разъехались по стройотрядам,

в длинных мрачных коридорах разгуливало эхо,

везде царил разгром, в туалетах шумели водопады.

«Девочка сегодня в баре!» – звучало окрест,

то был самый настоящий хит сезона этого года.

Страной правил очередной полумёртвый генсек,

к похоронах вождей привыкли и посмеивались.

Днём в общежитие работала строительная бригада,

"бойцы" её что-то красили, где-то приколачивали.

Внешнего облика здания это никак не меняло,

внутреннего, впрочем, тоже не особенно.

Неприметная девушка восемнадцати полных лет,

имени и фамилии которой история не сохранила,

отработав в стройбригаде две недели маляром,

как-то решила завернуть по пути домой в сортир.

Темнело, дорога оказалась на удивление длинной,

девице предстояло пройти по коридору до конца,

лампочки в общежитии повсеместно отсутствовали.

Словом, маленькая малярша сильно поспешала.

И надо же так случиться, что за одной из дверей

почудился юной прелестнице какой-то шорох,

потом стук, чей-то невнятный голос или стон —

замирая от ужаса, любопытная распахнула дверь…

Здесь пора наконец объясниться с читателем.

Летом того самого года, о котором идёт речь,

студент Степанов поехал со товарищи строить дома,

этакие «бунгало» блочного типа на две семьи.

Село стояло километров за сто от Хабаровска.

Типичная глухомань с коровниками и тракторами,

жили в строительных вагончиках, питались сами,

наслаждались дикой природой и тупели от жары.

Их невеликий стройотряд состоял из двух бригад.

Юноши укладывали привозной бетон в опалубку,

девушки трудились штукатурами-малярами.

По вечерам пили вино и обжимались под магнитофон.

Две девицы лёгкого поведения скрасили суровый быт,

с визгом пошли по рукам – но стало совсем весело,

когда вдруг началась в отряде повальная «чесотка».

Смех смехом, но болезнь привезли те самые девицы,

пришлось их отселять, потом вывозить на лечение.

Вместе с "заразами" в город поехали их жертвы,

одной из которых оказался "развратник" Степанов.

Между тем накрыло мальчишек не по-детски,

тело зудело до остервенения, да ещё в жару,

меж пальцев то и дело лопались мерзкие пузырьки.

Ах, чёртова Роза, весёлая татарочка, вот натворила!

С великим трудом нашли на окраине больничку,

но поскольку в городе давно бушевала "чесотка",

то запасы серной мази иссякли, кое-как отыскали,

теперь нужно было найти место для натираний.

Хорошо, что родное общежитие стояло пустым,

Степанов с дружком облюбовали по комнате,

раздевались догола, мазали расчёсанные тела,

делали всё, как научили тётки в инфекционке.

А однажды под вечер, когда Степанов голышом

разгуливал по комнате, любуясь отражением заката,

дверь отворилась, и опешившая деваха завизжала:

– А-а-а! Маньяк! Помогите, мамочки, убивают!

Степанов засуетился, путаясь в штанинах джинсов,

выскочил в коридор – девчонки и след простыл.

Зато из беззвучно приоткрывшейся напротив двери

хрюкал от изнеможения голый дружок Володенька:

– Ах-ха! Маньячина! Ой, не могу… Ты! Маньячок!

Так и покатилось за Степановым с тех пор прозвище,

этимологическая причина которого с годами забылась.

Вышло всё, как в старом анекдоте про пальто,

то ли он украл, то ли у него украли —

вот и Степанов привык, благодушно отмахиваясь.

А вот девчонка та, где она, всё ли обошлось с ней?

А то, может, так и осталась от страха старой девой?

Живёт себе Степанов в чьих-то эротических фантазиях,

да ведать о том совсем не ведает. А зря…