Читать книгу Евразийский интеграционный проект: предпосылки, становление, развитие. Глобальные процессы на постсоветском пространстве - Ефим Иосифович Пивовар, Е. И. Пивовар - Страница 3

Евразийская идея и меняющийся миропорядок

Традиционное евразийство, применяя современную терминологию, было явлением регионального уровня и выражалось в противопоставлении Северной Азии Западу и Центру Европы, православия – католицизму и протестантству. Толерантные представители традиционного евразийства, оппонируя Западу, допускали и возможность определенного сотрудничества с ним5.

Неоевразийство рассматривает себя противником глобализма, «демократической империей» – Периферией, противостоящей развитому Центру. В манифесте Международного Евразийского Движения, «Евразийский Общий Дом» говорится, что евразийский диалог – отражение человеческой культуры. Иначе говоря, неоевразийство подобного рода выходит не только за региональные, но и за континентальные границы6.

Традиционные и постсоветские идеи евразийства исходят из сохранения целостности территории Евразии7. Огромный вклад в теорию и практику современного евразийства внес Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. После распада Советского Союза единство территории нарушено: на нем расположены 15 новых независимых государств, несколько непризнанных государственных образований, стремящиеся в Евросоюз Украина и Молдавия, покинувшая СНГ Грузия. Идет разрушение столпов, поддерживающих традиционное и современное евразийство. Возникает новая трехзвенная конструкция «Запад – Россия, ЕАЭС, СНГ – Восток», которая по масштабам деятельности и ее содержанию существенно отличается как от традиционного, так и современного евразийства.

Позиционирование России в этой новой конструкции требует переосмысления концепции евразийства при сохранении в ней задачи максимально возможного сплочения евразийского пространства и расширения взаимодействия с Западом и Востоком без потери новой региональной идентичности. Очевидно, придется отказаться от претензий концепции евразийства на лидирующую роль региона Евразии в обустройстве мира. Предстоит найти оптимальное, с позиций его интересов, место региона в системе международных отношений и возродить себя в качестве одного из центров экономической и геополитической мощи. Движение в данном направлении отвечает объективным тенденциям мирового хозяйства: создаются условия защиты от однополярного мира и гегемонии одной державы.

США не могут смириться с угрозой потери своих доминирующих позиций. Поэтому они препятствуют любым попыткам укрепления связанности евразийского пространства. Хиллари Клинтон заявляет: «Новый СССР может быть создан под новыми названиями – Таможенный союз или Евразийский союз» … Давайте не делать ошибок. Мы знаем, что является целью, и мы попытаемся найти эффективный способ для замедления или предотвращения этого процесса»8.

В складывающейся конструкции, где Китай и Европа станут опорными столпами, слабоструктурированный регион Евразии может стать транзитным связующим звеном. На этой огромной территории возникнет новый международный регион. Для России важно не остаться в нем только транзитером. Чтобы избежать подобной участи, ей необходимо продолжить политику привлечения колеблющихся стран Евразии, некоторых внерегиональных государств к сотрудничеству. Первостепенной задачей является сотрудничество ЕАЭС с Вьетнамом и Индией. Оба эти государства нуждаются в поддержании роста промышленного производства и его диверсификации, что создает обширную сферу сотрудничества в решении однотипных задач. Кроме того, сближение с этими государствами позволит избежать чрезмерной зависимости от одного из участников «триады». Россия и ЕАЭС смогут оставаться субъектами системы международных экономических отношений при условии ориентации как на Восток, так и на Запад Евроазиатского континента. ХХI в. становится свидетелем соперничества двух видов интеграции, где участники и сухопутного, и океанического варианта через глобальные сети и многослойные торгово-экономические альянсы многократно пересекаются.

Успех соперничества зависит от страны-лидера, которой приходится проявлять инициативу в решении общих проблем объединения и даже всего региона. Главное требование к лидеру – способность посылать импульсы развития другим участникам интеграции и поясу соседства, не используя при этом доминирующие позиции исключительно в своих интересах. Реальная ситуация современной России не позволяет ей выполнять в полной мере эту функцию, но она сможет остаться лидером объединительного процесса в Евразии при соблюдении двух условий: четкого определения парадигмы собственного развития и предложения на взаимовыгодных условиях сотрудничества с другими странами в рамках программ модернизации их экономики.

На мощный натиск глобализма мир – для восстановления нарушенного баланса – ответил встречной волной регионализма. XXI в. будет веком регионализма, формирования нескольких центров развития, широкого применения в мировой торговле национальных валют и расширения их конвертируемости.

Глобализм несколько сдает свои позиции и трансформируется: главными формами проявления этого процесса станет появление новых сетевых цепей – производственных, сбытовых, сервисных, информационно-технологических и др. Сети могут функционировать как в глобальных, так и в региональных системах, поддерживать взаимоприемлемый баланс между ними.

В настоящее время сложилась сложная ситуация с обсуждающимися проектами межрегиональной трансокеанической интеграции. В принципе два трансокеанических соглашения о партнерстве могли бы стать связующим звеном между глобализмом и регионализмом, но уже с первых шагов разработчиков обоих проектов становится ясно, что они озабочены не созданием такого звена, а укреплением позиций развитого сектора мирового хозяйства. Закулисный подход к обсуждению проектов, попытки создать режим ускоренного и упрощенного подхода к их одобрению Конгрессом США, скудная дозировка информации об их содержании вызывают критику не только антиглобалистов, но и видных западных ученых.

Нобелевский лауреат Пол Кругман придерживался мнения, что разнородная группа стран, готовящихся к членству в Транстихоокеанском партнерстве (ТТП), вряд ли сможет обеспечить более свободный доступ по сравнению с европейской моделью и полагал, что «… нельзя утверждать, что ТТП способно увеличить доходы входящих в него стран более чем на какую-то долю процента»9. Стремление продавить проект объяснялось прежде всего интересами США по защите интеллектуальной собственности, патентов и авторских прав. Пол Кругман заканчивает статью «Транстихоокеанская сделка: мало выгод – много вопросов» словами: «Это подводит меня к завершающему вопросу: зачем конкретно администрации Обамы вкладывать какой бы то ни было политический капитал в эту сделку»10.

На этом фоне происходит противоречивый процесс евразийской интеграции, в который, по мнению автора, в той или иной мере вовлечено все постсоветское пространство, занимающее более 40% территории географической Евразии.

Об условиях осуществления евразийского интеграционного проекта

Два разнонаправленных процесса – глобализация и фрагментация –определяют развитие пространства бывшего СССР. Первый реализуется в формате мировых финансовых рынков, ТНК, различного рода международных сетей, второй – в национальных формах организации и управления экономической деятельностью. В современных условиях важнейшими факторами, определяющими положение региона в мировом хозяйстве, является уровень развития региональной экономической интеграции и степень связанности участников хозяйственной деятельности.

Российские исследователи И. Гурова и М. Ефремова11 в статье «Конкурирующие теории региональной экономической интеграции: сравнительный анализ» предлагают вести анализ по двум направлениям: интеграция в целях повышения эффективности национальной экономики и интеграция в целях ее роста. По мнению авторов, условиям постсоветских стран в бо́льшей степени соответствует интеграция в целях развития.

Представляет интерес подход российского исследователя С.К. Песцова к оценке интеграционных проектов. Он считает, что эффективной может считаться модель региональной экономической интеграции, способная к развитию в долгосрочной перспективе. «В качестве одного из возможных критериев эффективности (успешности) групповых объединений… может выступать срок активной жизнедеятельности (подчеркнуто мною. – Л.З.), продолжительность которого свидетельствует о прочности и устойчивости складывающихся взаимосвязей»12.

К этому подходу следует добавить еще одно важное условие, при котором возможен старт региональной интеграции. Необходимость подобного подхода подсказана мировым опытом. ВТО нотифицировала порядка 600 региональных торговых соглашений, но половина из них не функционирует, а в подавляющем большинстве действующих группировок внутренняя консолидированность настолько низка, что исключает положительное интеграционное движение, оставаясь лишь методом сближения условий торговли и защиты от неблагоприятных внешних воздействий.

Применение предложенных критериев и показателей позволит анализировать развитие региональной экономической интеграции как растянутый по времени процесс и фиксировать степень его продвижения к декларированным целям.

Используемые в настоящее время оценки региональной интеграции на евразийском пространстве отражают, прежде всего, текущее состояние экономики стран-участниц и, в меньшей степени, динамику самого интеграционного процесса и его влияния на национальную экономику.

Политика США, использовавших глобализацию в собственных интересах, сыграла с ними злую шутку. Сама природа глобализма антицентрична: он не может успешно развиваться без масштабного взаимодействия с развивающейся периферией, часть которой вырывается из тупика догоняющего развития и начинает теснить США во многих областях мировой экономики.

Мы становимся свидетелями возникновения и укрепления нового явления – региональной идентичности. Ее природа многогранна: с одной стороны, она консолидирует позиции заинтересованных стран по отношению к глобальным структурам и процессам, а с другой – формирует максимально возможный бесконфликтный комплекс национальных интересов разного рода: этнических, государственных, конфессиональных, языковых, образовательных, региональной безопасности. В то же время осознание региональной идентичности способствует стабилизации многополярного мира, снижая вероятность возрождения однополярности и биполярных структур.

Более сложная ситуация складывается в ЕАЭС – проекте с большим внутренним и внешним потенциалом. Его стартовый период совпал с конфликтной ситуацией в Украине, санкциями Запада и новой волной мирового экономического кризиса. Реакция постсоветского пространства на глобальные вызовы, наряду с общими характеристиками для периферийных регионов, имеет ряд существенных отличий.

Во-первых, советские республики представляли собой части единого народнохозяйственного комплекса, т.е. их экономическое взаимодействие было более тесным, чем на самых высоких ступенях межгосударственной интеграции.

Во-вторых, Советский Союз (равно как СЭВ в целом) поддерживал постоянные отношения с большой группой развивающихся государств, оказывая им экономическую помощь и техническое содействие. В конечном счете в мировом хозяйстве сформировалось специфическое направление международного разделения труда, обеспечивавшего взаимную выгоду участникам с различным уровнем экономического развития. К сожалению, пренебрежение накопленным опытом не позволило использовать этот ресурс в интеграционном строительстве на постсоветском пространстве.

В-третьих, у руководства России и ряда других стран СНГ возникла иллюзия, что эти особенности и опыт международного сотрудничества государств с различными уровнями развития и социальным устройством дадут возможность сравнительно легко и безболезненно реформировать постсоветское пространство (ПП) в принципиально иной глобальной среде. К сожалению, несмотря на неудачу предыдущих интеграционных проектов, у части руководства России и других новых государств сохраняется надежда на возможность продолжения подобного подхода. При этом не принимается во внимание тот факт, что в условиях нерешенных проблем переход к Таможенному союзу и ЕАЭС многократно увеличивает как количество, так и масштаб подлежащих решению задач.

В-четвертых, не был тщательно изучен мировой опыт регионализации и региональной интеграции: интеграционный процесс возникает и развивается в периоды сравнительно устойчивого экономического роста и улучшения политических, культурных и других региональных связей, тогда как в СНГ он был инициирован в период начавшегося распада очень крупной и сложной государственной структуры, разрыва межреспубликанских хозяйственных связей и серии конфликтов, кульминацией которого стала гражданская война в Украине.

Эта специфика, на наш взгляд, служит главной причиной череды неудач проектов консолидации евразийского пространства (регионализации) и формирования на нем интеграционных структур (регионализма).

Определенные трудности на пути региональной интеграции связаны с конфигурацией постсоветского пространства – наличием большой группы небольших и средних по размеру стран и одной очень крупной, территория и экономический потенциал которой намного превышает суммарные показатели остальных стран региона, а также с традиционно сложившейся системой управления (абсолютная монархия, руководящая роль КПСС, авторитаризм).

Интеграционные проекты подобной конфигурации могут формироваться на основе успешного развития государства – регионального лидера, привлекательности его емкого рынка, финансовых и технических возможностей для других участников. В 90-е гг.ы прошлого века такие условия на ПП отсутствовали. Более того, элиты (часто и руководители) испытывали аллергию на Россию – правопреемницу Советского Союза – из-за искажений национальной политики и массовых репрессий, проводившихся в советские времена.

Интеграционные группировки с ярко выраженной доминирующей страной отличаются рядом особенностей по сравнению с объединениями группы национальных экономик, близких по размерам и уровням развития. Они с опаской относятся к наднациональным механизмам регулирования, принятию обязывающих условий, единой внешнеэкономической политике, боясь растворения и даже поглощения более мощной экономикой соседа, потери национальной идентичности. Исключительно важную роль играет последовательная и взвешенная политика страны – регионального лидера и его международная конкурентоспособность.

За два десятилетия Россия неоднократно меняла отношение к организации ПП, предлагая широкий спектр проектов, включающий (без соблюдения последовательности, преемственности и учета наличных ресурсов) все стадии межгосударственной интеграции. Возникла парадоксальная ситуация: на государственном уровне провозглашалась приоритетность отношений со странами ПП, а естественные шаги этих стран по укреплению своей международной конкурентоспособности воспринимались российскими СМИ и общественным мнением (да и в правительственных кругах) как недружественные.

Подобные колебания и неопределенность в сочетании с уменьшающейся привлекательностью России как эффективного организатора экономического пространства СНГ, источника технологических, финансовых и интеллектуальных ресурсов, производственного опыта и образца социальной справедливости существенно снижают интеграционные возможности региона.

ЕАЭС как отражение особенностей региональной интеграции стран мировой периферии

Постсоветское пространство остается фрагментированным, заявленные в 1990-е гг. интеграционные проекты были не способны преодолеть внутренние центробежные силы и внешние влияния. Унаследованный от советского времени консолидирующий и интеграционный потенциал ПП в сложившихся условиях ослабевает. За период с 1995 по 2007 гг. доля внутрирегионального экспорта сократилась в 1,5 раза – с 28,4 до 18,9% – при одновременном росте доли СНГ в мировом экспорте в 1,48 раза – с 2,5 до 3,7%13.

В дальнейшем, до кризиса 2014–2015 гг., он оставался примерно на том же уровне, а после событий в Украине продолжил снижение. Это ухудшение совпало по времени с подготовкой и стартом нового проекта евразийской интеграции (ЕАЭС). Сложившийся уровень экономической связанности, судя по мировому и опыту постсоветского пространства, может обеспечить старт и дальнейшее вялое развитие интеграционного объединения, но его недостаточно для создания в Евразии центра экономического развития, способного вовлечь в активное интеграционное движение всю территорию региона.

Поэтому в ближайшие годы следует определить необходимые условия для максимально возможного увеличения емкости внутрирегионального рынка с тем, чтобы в долгосрочной перспективе превратить пространство евразийской интеграции в одно из системообразующих звеньев мирового хозяйства. Главное различие между системообразующими и «ведомыми» регионами заключается в способности первых опираться преимущественно на внутренние ресурсы и свой региональный рынок, участвуя в качестве субъекта международных экономических отношений. «Ведомые» регионы отличает слабая внутренняя связанность (connectivity), сильная торговая и инвестиционная ориентация на третьи страны и зависимость от внерегиональных ресурсов и партнеров.

По нашему мнению, системообразующей может считаться территория, способная преодолеть интеграционный порог, поддерживать процесс региональной интеграции и укреплять позиции региона в международном разделении труда14.

Подобным требованиям отвечают четыре международных региона: Европа (2,7 в 2005 г. и 2,23 в 2012 г.), Азия (1,04 и 1,18), Северная Америка (1,27 и 0,98), Южная и Центральная Америка (0,33 и 0,37). Характерно, что США и Западная Европа в международной торговле делают упор на рынки за пределами своей территории, а Азия, Центральная и Северная Америка укрепляют экономическую связанность путем повышения емкости собственных внутренних рынков. Прослеживается и другая закономерность. Позиции в мировом экспорте коррелируют с уровнем внутренней консолидированности региона: первые четыре самых консолидированных региона заняли первые четыре позиции в мировом экспорте. Эти регионы являются флагманами интеграционных движений современного мира.

Остальные три региона – Ближний Восток, Африка и СНГ – пока не достигли интеграционного порога. Первые два региона за рассматриваемый период несколько повысили внутреннюю связанность, в СНГ она оставалась до 2013 г. на уровне 18%, а после событий в Украине существенно снизилась. Низкий уровень связанности, слабая региональная инфраструктура, низкий уровень и однобокость развития – главные препятствия на пути к интеграции и идентификации этих регионов в качестве системообразующих структур мирового хозяйства.

Возникает вопрос: возможна ли интеграция в регионах со слабой внутренней связанностью и не достигших интеграционного порога? Мировая практика дала на него положительный ответ и объяснила причины внешне кажущегося противоречия. Дело в том, что региональная интеграция не является чисто экономическим процессом. Во-первых, решение дать старт интеграции принимают политики и исполнительная власть; во-вторых, принятие такого решения становится возможным при наличии поддержки значительной части общества будущих партнеров (социальный фактор); в-третьих, мотивация к объединению опирается на исторический опыт общения и культурно-цивилизационные связи; в-четвертых, существует потребность в укреплении национальных геополитических позиций через интеграцию.

Низкий и/или средний уровень развития порождает характерную черту их интеграции: для создания крупного регионального объединения обычно необходима инициатива страны, экономический потенциал которой существенно превышает потенциал любого другого участника и часто – даже совокупный потенциал последних.

На эту особенность обратила внимание Диана Тусси15. Она отмечает, что часто один из участников определяет процесс в регионе и делает это не только для сохранения своих лидирующих позиций, но и для создания глобального прецедента. Возникает проблема формирования нового баланса интересов между лидером и другими региональными участниками.

В настоящее время процесс региональной интеграции распространился практически на все периферийные регионы. К числу наиболее крупных интеграционных структур относятся: МЕРКОСУР в Латинской Америке, АСЕАН в Юго-Восточной Азии, СААРК в Южной Азии, ЕАЭС – на стыке Европы и Азии; в Африке – к югу от Сахары – ЮАР объединила несколько небольших стран. Анализ деятельности этих структур позволяет сделать важные теоретические и практические выводы.

Бурное развитие разноформатного регионализма (как и другие новейшие тренды в мировом хозяйстве) убеждает, что интеграция стран периферии отнюдь не обязательно должна повторять схему объединения развитых стран. Последние делают упор на освоении внешних рынков за пределами своей территории, а первым, прежде всего, необходимо увеличивать и диверсифицировать производство, укреплять экономическую связанность своей территории. Эти различия должны влиять на выбор модели развития, механизмов и инструментов регулирования экономических процессов объединения и курса по отношению к внешнему миру.

Регионы с низкой внутренней связанностью экономики и слаборазвитой региональной инфраструктурой способны запустить интеграционный процесс и обеспечить работу созданного объединения на начальной стадии его жизни. Начальной стадией мы считаем период вступления в силу межгосударственных соглашений об интеграции и перевод экономического взаимодействия стран-участниц в интеграционный режим. Содержание начального периода – постепенный переход от доминирования межгосударственных инструментов регулирования (ручное регулирование «сверху») к инструментам реализации экономических интересов субъектов хозяйственной деятельности (регулирование «снизу»).

При достижении интеграционного порога складывается приемлемый баланс между двумя уровнями регулирования экономики в рамках интеграционной группировки. Совершенствование этого баланса открывает дорогу к переходу на следующий этап интеграции – созданию современной региональной инфраструктуры и региональных производственных мощностей для повышения внутренней связанности и подключения к глобальным сетям. Пока из крупных интеграционных структур в Азии завершить начальный период удалось только АСЕАН, объединившей десять стран Юго-Восточной Азии.

Аналитики вялотекущего интеграционного процесса в периферийных регионах называют массу причин, но крайне редко эту, хотя, по нашему мнению, она должна быть выделена как одна из главных. Южная и Центральная Америка достала в 2005 г. уровня интеграционного порога, когда соотношение внутреннего экспорта к его общему объему составило 0,33, а затем, перешагнув его, вышла в 2012 г. на уровень 0,37. Ориентировка на временны́е периоды выхода на интеграционный порог этих двух регионов (примерно два десятилетия) возможна по отношению к объединениям, в которых партнеры сравнительно гомогенны. По отношению к периферийным группировкам с четко выраженным, экономически мощным лидером нужно искать другие критерии достижения порога, так как здесь решающую роль играет положение в стране-лидере, ее геополитические и геоэкономические интересы. Попытки в этот период решать задачи, адекватные следующему этапу интеграции, могут привести к очередной серии интеграционных разочарований.

Задачи деятельности ЕАЭС и роль России

Главная задача начального периода ЕАЭС (и всего региона СНГ) – достижение опережающего роста внутрирегиональной торговли, кооперации, инвестиций, других форм экономических связей, создание современной региональной инфраструктуры, т. е. необходимых условий для формирования жизнеспособного международного экономического региона на территории Евразии. Она обусловливает первую группу проблем евразийской интеграции.

В документах ЕАЭС сделан упор на развитие интеграционного процесса, создание в регионе центра экономической мощи, способного сформировать современный международный экономический регион. Одной из причин неудач серии попыток наладить интеграционное движение на ПП была недооценка важности четкого определения задач стартового периода и момента, когда он заканчивается, открывая возможность перехода к основной стадии интеграции.

С помощью каких механизмов, институтов, практических действий и проявлений политической воли участниками экономических процессов можно добиться максимально возможного включения регионального потенциала Евразии в формирование и развитие конкурентоспособного международного региона?

Оптимальным решением для начального периода является зона свободной торговли в рамках СНГ с интеграционным центром в формате ЕАЭС. В пользу подобного формата говорит мировой опыт: все устойчивые крупные интеграционные структуры обладают внутренним рынком объемом от 300 до 600 и более миллионов потребителей. Подобный объем позволяет осуществлять как серийное индустриальное производство, так и продуцировать материальные, финансовые, научные и образовательные ресурсы, необходимые для инновационнотехнологического развития и создания международного экономического региона, опирающегося преимущественно на внутренние возможности саморазвития. В случае невозможности сформировать подобную интеграционную конструкцию недостаточная емкость внутреннего рынка может быть частично компенсирована путем создания торгового блока(ов) или двусторонних отношений с внерегиональными партнерами.

Вторая группа проблем евразийской интеграции связана с необходимостью достижения Россией экономической самодостаточности, ее превращением не только в лидера региональной интеграции, но и в центр развития всего региона. До восстановления в России своего промышленного сектора, проведения последовательной политики импортозамещения и освоения новых технологий интеграция в Евразии не сможет получать устойчивых импульсов развития.

Моделью позиционирования Евразии в мировом хозяйстве становится связка «Запад – Евразия – Восток». Чтобы стать в новой связке хотя и «асимметричным», но субъектом триады, России необходимо участвовать в ней не только индивидуально, но и как лидеру регионального интеграционного объединения. Задача весьма трудная и требующая многих усилий и времени.

Запад, прежде всего США, продолжит политику неприятия объединительной идеи на евразийском экономическом пространстве без своего доминирующего участия. З. Бжезинский утверждал: «Только Европа, все более самоорганизующаяся в форме Европейского союза, обладает потенциальными политическими, военными и экономическими возможностями совместно с Америкой решать задачу (углубления) и расширения трансъевразийского сотрудничества16.

Продолжающаяся Западом информационная демонизация России дополнилась экономическими санкциями, стремлением изолировать ее от мирового сообщества. Ответная реакция должна включать меры среднего и долгосрочного характера. При их разработке необходимо просчитать все варианты. По нашему мнению, самым неблагоприятным из них для России может стать попытка США повторить по отношению к Украине нечто подобное плану Маршалла для Европы или инвестициям в экономику Японии и Южной Кореи. Нынешняя ситуация в мире не очень располагает к осуществлению столь масштабного проекта, но исключить обращения к проверенному историей методу воздействия на соперничающую сторону нельзя. Поэтому меры противодействия даже менее опасным вызовам должны включать механизмы и инструменты, способные адекватно реагировать на худшие варианты развития событий.

Наибольший эффект противодействия попыткам дальнейшего разрушения евразийского экономического пространства может быть достигнут путем приоритетного развития двусторонних экономических отношений между Россией и Китаем, многостороннего в рамках ШОС по вопросам безопасности, подключения к проектам вокруг Шелкового пути на двусторонней основе, а также в рамках ЕАЭС и БРИКС. Особое внимание следует уделить использованию транзитного потенциала стран ЕАЭС в сухопутных и морских коридорах Европа – Азия.

В европейском направлении до отмены санкций целесообразно использовать заинтересованность отдельных стран ЕС в поддержании нормальных отношений с Россией. Ближайшая задача послесанкционного периода – восстановление досанкционных объемов взаимной торговли и инвестиционной активности.

Сценарии экономического развития России до возникновения ЕАЭС редко предусматривали участие других стран СНГ. Разрыв кооперационных связей с Украиной резко сузил сферу сотрудничества в промышленных отраслях. Поэтому проекты восстановления индустриального потенциала России, очевидно, должны предусматривать как участие в них партнеров, так и расширение содействия в развитии их экономик и привлечения к участию в крупных международных инфраструктурных проектах. Сложная ситуация ближайших лет не должна стать тормозом экономического взаимодействия. Следует шире использовать возможности российских регионов по развитию отношений с регионами соседних стран, увеличению объемов приграничной торговли, созданию небольших и средних совместных предприятий, кооперационных связей.

Как отмечалось выше, возможности России исполнять в полной мере роль центра экономического развития Евразии в настоящее время ограничены. Это необходимо учитывать, чтобы не повторить ошибок прошлого, когда продекларированные цели интеграции и развития СНГ не были подкреплены материальными ресурсами и реальными интересами. ЕАЭС в сложившемся формате способен к саморазвитию, но его ресурсы пока недостаточны для сшивания всего региона постсоветской Евразии. Для решения этой исторической задачи он должен привлечь как минимум Украину (желательно и Узбекистан). Оптимальным вариантом была бы их готовность к присоединению к Евразийскому союзу, но даже при отказе от прямого членства, необходимо искать формы их участия через ЗСТ и/или через систему двусторонних связей в производственных и инфраструктурных программах регионального масштаба. Участие в ряде проектов пояса Нового шелкового, сухопутного и морского пути создаст дополнительные стимулы к привлечению колеблющихся партнеров.

Некоторые исследователи, отмечая наличие позитивной корреляции между экономической связанностью региона, с одной стороны, и уровнем развития и темпами роста – с другой, считают первую едва ли не ключевым фактором развития в широком понимании этого термина17. Данное положение имеет особо важное значение для ПП. Перед этим регионом стоит сложная задача – преодолеть драматические последствия развала советской системы по трем направлениям: реанимация рациональных элементов ранее существовавшей региональной инфраструктуры, повышение связанности региона, усиление позиционирования в мировом хозяйстве в режиме, обеспечивающем возможность саморазвития преимущественно за счет внутренних ресурсов национальных экономик, региональной консолидации и интеграции, присоединения к мейнстриму мирового инновационного и технологического прогресса.

Большинство стран постсоветского пространства сумели самостоятельно включиться в мировое хозяйство в качестве ведомых, вынужденно ориентируясь в первую очередь не на потребности национальной экономики и региональный рынок, а на импульсы внешнего мира. При этом характерными чертами национальных экономик региона стали деиндустриализация, высокая чувствительность к внешним шокам, массовая безработица, увеличившееся отставание от группы ведущих стран мира. Слабая позитивная динамика, дефицит материальных и финансовых ресурсов делают перспективы осуществления модернизации в существующем режиме для большинства стран в одиночку весьма призрачными. Следование подобному сценарию чревато дальнейшим размыванием потенциала постсоветской Евразии как жизнеспособного, системообразующего международного экономического региона. В сочетании с позициями Украины и Молдавии именно это грозит потерей традиционной идентичности евразийского пространства. Противостоять разрушительному тренду станет возможно только после формирования в регионе центра экономической мощи, посылающего импульсы развития в пояс своего окружения. ЕАЭС имеет шанс стать таким центром. Но для этого нужно чтобы Россия предложила партнерам по региону концепцию и политику модернизации их национальных хозяйственных систем в увязке с модернизационными и инновационно-инвестиционными процессами в российской экономике. В подобной «связке» неизбежные дополнительные затраты бюджета и частные инвестиции из России в страныпартнеры по своему эффекту становятся аналогичными вложениям в экономику России (аутсорсинг, дешевая рабочая сила, приближение к источникам сырья и рынкам сбыта, уменьшение миграционного давления, сокращение транспортных расходов и т.п.).

Однако низкий показатель связанности усложняет развитие ЕАЭС. Большинство стран СНГ придерживаются ориентации на рынки третьих стран, и неотложной задачей евразийской интеграции является формирование емкого внутреннего рынка как важнейшего драйвера экономического роста в интеграционных объединениях слабо- и среднеразвитых стран с отсутствием или недоразвитостью индустриального сектора.

Положение может осложниться в связи с готовностью ряда внерегиональных стран заключить соглашения о ЗСТ с ЕАЭС (тенденция сама по себе положительная). Подобные соглашения, увеличивая рыночный потенциал Евразии, одновременно создают ряд проблем и усложняют систему регулирования внутрирегиональных отношений. ЕАЭС пока способен посылать импульсы для развития немногих сфер, прежде всего энергоотраслей, оборонной промышленности и некоторых других. Пока неясно, как будет сбалансировано развитие ЕАЭС «вглубь» и «вширь». Заключение соглашений о ЗСТ с крупными внерегиональными странами – до упорядочения внутрирегионального торгово-инвестиционного режима и вступления всех участников ЕАЭС в ВТО – может вызвать торгово-отвлекающий эффект и тормозить интеграционный процесс.

В ближайшие два–три года ЕАЭС, видимо, должен сосредоточиться на максимальном использовании эффекта от объединения торговых систем участников интеграционного проекта и повышении готовности экономики недавно вступивших стран к совместным действиям по восстановлению индустриального потенциала ЕАЭС. Расширять состав объединения до завершения этого стартового периода вряд ли целесообразно. Нельзя повторять предыдущих ошибок, связанных с постановкой с самого начала амбициозных, невыполнимых задачи, срыв которых приводил к потере веры в саму идею интеграции.

Сейчас трудно определить перспективы ЕАЭС. Но в любом варианте развития он должен исходить из принципиального положения о том, что евразийское пространство находится в стадии формирования международного экономического региона, который сможет занять достойное место в мировом хозяйстве только путем повышения его внутренней связанности, опережающих темпов роста внутрирегионального рынка.