Читать книгу Купол над бедой. Дети серого ветра - Эгерт Аусиньш - Страница 4

Добрый день, друзья и прохожие. Вчера мы с вами – кто заметил, конечно – знатно отметили сто вторую годовщину февральской революции. По поводу вчерашней встречи «Живого Города» с наместником, о которой в общих чертах мне рассказала подруга Марина, успевшая к шапочному разбору и первой рефлексии участников событий, могу сказать только, что эти люди всегда были для меня образцом настоящего питерского поведения. Я бы хотела хоть сколько-то быть похожей на них. Еще больше я бы хотела, чтобы условия не предоставляли им больше возможностей демонстрировать свое мужество и интеллигентность настолько открыто. Но тут уж не мне решать, и не им, к сожалению. «Времена не выбирают, в них живут и умирают» – что досталось, в том и живем.

Но я хочу поговорить о другом. О великой силе фотографии. Записи видео и аудио можно смело причислять к этой же категории, но они появились позже, а великая сила фотографии распространилась на них по чрезвычайно важному общему признаку: возможности беспристрастно фиксировать события, какими бы они ни были. Согласитесь, очень трудно быть живым человеком и писать батальное полотно или хотя бы наброски к нему, а потом еще и оставаться в здравом уме и хотя бы относительно стабильным. А фотоаппарат не будет плакать и материться по ночам, он не перестанет спать и есть, фиксируя на пленку или переводя в цифры все, что попало в кадр. И тем он хорош. Именно фотографии из Освенцима и Заксенхаузена обеспечили какой-то части авторов и исполнителей преступных деяний явку в суд. А фотографии с оккупированных территорий помогли прояснить судьбу казненных без суда и следствия оккупационной властью. Ну и конечно, характер отношений местных жителей с «пришедшими дружить строем», тоже выявлялся в том числе фотодокументами. Он и так не будет ясен до конца, но сохраненные свидетельства могут, попав на глаза потомкам, кого-то все же заставить задуматься.

А конкретно-то, друзья, я вот про что: если кто-то центр города все-таки фотографировал, начиная с нового года, и по прошлую неделю, и этот человек с железными нервами вдруг увидит мой текст, то у меня просьба. Вы фотографии припрячьте, мало ли пригодится, какой-никакой, а документ. Надежда пока невелика, но это пока. Рано или поздно накопится фактаж по реальной политике власти, и вопросы заданы будут. И официальные ответы на них к тому времени хорошо бы иметь возможность прокомментировать весомо и наглядно.

Запись в блоге Аугментины за 28. 02. 2019

Движуха в городе, на взгляд Полины, началась с заметным прирастанием светового дня: сперва оживились саалан, и даже начали вылезать в город. Потом, когда она в очередной раз оказалась в городе в пересменок между командировками, к ней домой явилась Алиса в компании странного парня. Совпадение было очень приятным, но как ни классно было видеть Алису живой и относительно активной, поводы для радости от встречи были очень неубедительными. А вот причин для беспокойства было хоть ковшом черпай. Во-первых, на всей барышне, от глаз до пальцев рук, был крупными буквами написан трехмесячный недосып. Во-вторых, она до сих пор проявляла в каждом движении и в разговоре нехорошую заторможенность, характерную для состояния шока. Кроме того, у нее уже сформировалась очень подозрительная нацеленность, хотя еще не было понятно, на что именно. Эмоции и выводы были грубоваты и плосковаты, решения и поведение в целом казались ближе к подростковому, чем Полина привыкла видеть, когда Лелик был жив. Увидев это все, Полина поняла, что Алиса не сумела пережить его смерть. Психолог с друзьями и близкими не работает, это непреложное правило профессиональной этики, но для нее невозможно было не попытаться выяснить, что у Алисы стало невротической целью или вот-вот станет ею. Чтобы хоть успеть подставить ладошки, когда ту снесет. В том, что это неизбежно случится, Полина уже не сомневалась. Она провозилась с Алисой почти час, но цель, точнее, тоску фиксации, так и не определила: барышня забывала тему разговора, периодически замирала, глядя в пространство и не слыша обращений, и срывалась то в слезы, то в агрессию, теряя связность и адекватность. В общем, была нехороша.

Она пришла вдвоем со странным парнем, Максом, кажется, итальянцем или греком, которого она не то подцепила на нервном перевозбуждении, не то подписала ее сопровождать, чтобы найти мужа. Этот самый Макс некоторое время понаблюдал за беседой, потом уснул, и утром ушел до рассвета и без завтрака. Вероятно, не хотел присутствовать при встрече Алисы с фактом провала ее затеи, суть которой так и осталась неясной, похоже, даже ей самой. Утром Полина еще раз попыталась вернуть барышню в реальность, увидела очень мощное сопротивление и прекратила попытки, чтобы не развалить бедной девке остатки стабильности. Помощи психиатра в городе можно было не ждать и не надеяться получить, как и места на отделении клиники. Полине было очень жалко женщину погибшего сослуживца и друга, фактически, его жену – но запроса на помощь не было ни от нее, ни от лиц, отвечающих за соблюдение ее интересов. Потому что лиц таких тоже не было. Да если бы и был такой запрос, ее нужно было бы передавать другому специалисту, а найти его в Питере после этой зимы было уже практически нереально. И было понятно, что к лету это станет нереально даже теоретически.

Примерно к началу весны граф да Онгай, «наш отморозок», как называли его горожане уже почти с симпатией, начал выглядеть на свежих фото, как человек, которому только что отменили смертный приговор и его попустило. Он всю зиму провел в холодном и темном городе с очень небольшой группой верных ему людей. Вместе с МЧС и городскими службами граф обеспечивал городу хотя бы какую-то доступность медикаментов и базовых продуктов питания, работу транспорта и основных муниципальных и городских служб. Город его уже почти принял и относился без неприязни – в основном. Красавчик за зиму растратил весь свой лоск, остриг волосы так, что был бы неотличим от среднего городского хиппи, водись они еще в городе, потерял половину живого веса и, видимо, ждал от своих то ли петли, то ли пули, но продолжал пахать с упорством обреченного. За все это он получил прозвище сначала «этот отморозок», вскоре превратившееся в «наш отморозок», и почти что уважительное отношение питерцев. С первой капелью он вдруг посвежел, приободрился и даже начал улыбаться. Впрочем, вскоре стало ясно, что это было только следствие, потому что причина радостей Скольяна да Онгая соизволила предъявить себя народу. Неведомо откуда вылез новый имперский чиновник: легат императора Аль Ас Саалан в Озерном крае. На свежем фото он выглядел как здоровенный лось на полголовы выше да Онгая, а в графе было сто девяносто два сантиметра, он был среднего роста для пришельца. И конечно, легат щеголял гривой до локтей, по обычаю саалан. На фото он выглядел недовольно прищурившимся. Впрочем, возможно, просто мерз.

Полина ждала от него каких-то сюрпризов, и предполагала, что они вряд ли будут приятнее событий прошлого лета и осени, но даже ее опыта не хватило, чтобы предположить характер и темп действий новой власти. Так что во Пскове она глотала корвалол и капли Морозова перед тем, как посмотреть новости из Питера или открыть почту – просто так, на всякий случай. И все равно после того, как ей пришли сразу четыре письма с описаниями того, во что превратилась Сенная площадь стараниями императорского легата, она не спала несколько дней и раза три или четыре не смогла заставить себя поесть. Легата она невзлюбила, еще не зная его имени, пожалуй, даже сильнее, чем наместника, маркиза да Шайни.

А в очередную пересменку заехав к подруге, Полина обнаружила и ее тоже очень расстроенной. Марина чуть не плакала. Кроме легата, объявилась еще одна неприятность: красавчик из вновь прибывших, уверенно говоривший по-русски. И понимающий русский не хуже. Что самое противное, субкультурные сленги ему тоже кто-то продал. Вместе, по непроверенным данным, с обсценной лексикой. Этот сюрприз чуть не со дня своего появления терся на Литейном, совершенно не смущаясь незнанием языка. Звали его так же языколомно как всех их, Дейвин да Айгит. И он уже через три недели после появления бойко болтал по-русски и совершенно спокойно сокращал имя до Дэн с каждым из журналистов, подошедшим к нему больше чем с тремя вопросами. И, как назло, по росту и сложению он меньше всех пришлых отличался от местных жителей. Естественно, количество его связей росло неприятно быстро: его уже знали на Фонтанке, в Собаке, в Дневнике и ряде районных изданий, и начинали узнавать и называть по имени у муниципалов. Промосковским подписным «Русским миром» он побрезговал, зато не поленился лично зайти в редакции пока живых «Мегаполиса», «Чифтайма» и «Рейда». Еще немного – и его контакт с Ключиком становился вопросом неизбежного будущего.

Собственно, у журналистов граф Дейвин да Айгит и добыл контакт, который ему был необходим, чтобы освободить наконец беднягу Гейра, которого и так рвали на сто клочков. Граф не был легатом императора, о котором заранее позаботились и да Онгай, и Эмергов, и если ему хотелось знать язык, то он должен был сам найти себе донора. А журналисты – ну, сами напросились. Он же отвечал им на вопросы, значит, мог и спросить. Контакт человека, который может помочь ему освоить сразу и язык, и культуру, ему добыли дамы из Фонтанки, краевого новостного портала, через своих коллег из Собаки, так назывался один городской журнал о моде и культуре. Гейр, толмач всех людей да Шайни, созвонился, условился о встрече, и они поехали.

Адрес был на юге города, почти у самого здания станции метро, во дворах с большими деревьями и старыми кустами, под которыми еще лежали большие сугробы. В этих домах было не так много этажей, как на окраинах, хотя они тоже были высокими. Значит, решил Дейвин, у вероятного донора апартаменты с высокими потолками. Так и было, судя по длине лестничных пролетов. Около двери Дейвин увидел кнопку и рядом с ней надпись. Гейр, усмехаясь, перевел: «не работает. Звонить – сюда.» Стрелка под надписью указывала на торчащий прямо из двери шнурок. Дейвин улыбнулся и дернул его как следует. С той стороны двери послышался веселый звучный перезвон колокольчиков. Гейр успел сказать, что хозяин трехкомнатной квартиры – тридцатипятилетний журналист, консультант по стилю и автор обзоров работ модных домов. Кроме этого, он историк моды и реконструктор, специалист по началу двадцатого и концу девятнадцатого века, «твидовый мальчик», как определила его компания из журнала «Собака». Едва толмач успел договорить, когда «мальчик», открыв им дверь, сделал двумя руками приглашающий жест, в ту же секунду указал Дейвину рукой на гардероб в прихожей и открыл дверь в комнату, посреди которой стоял очаг. В нем, в камнях, насыпанных между двумя стеклами, горел настоящий живой огонь, но дымохода над ним не было. Дейвин удивился этому мельком и стал присматриваться к хозяину. Человек этого дома был легким, гибким и быстрым. Теплая и длинная домашняя одежда, в которой он встретил гостей, этого не прятала. С Гейром он поздоровался за руку, как со старым знакомым, и сразу отправил его в комнату греться. Дейвину он протянул руку для приветствия и назвался – «Евгений». Дейвин повторил его имя настолько четко, насколько смог, и назвал себя. Хозяин дома кивнул и жестом пригласил его проходить к огню и устраиваться. Около очага стояли три мягких квадратных сидения без спинок, а у окна с широким подоконником расположились два стула – похоже, эта часть комнаты была назначена чайным столом. У входа в комнату все место было занято угловым диваном и низким широким столом перед ним.

Евгений что-то сказал Гейру, тот перевел Дейвину: на диване вообще приятнее, но у огня теплее. В доме слегка пахло застарелой болью, слабостью и страхом. Дейвин спросил Гейра, не умер ли здесь кто-нибудь, и Гейр ответил «да, его отец, за год до объявления протектората». Евгений, наклонив голову, выжидательно посмотрел на Гейра и сказал известные Дейвину слова – «переводи давай». Он уже знал, зачем Дейвин у него, и его заботили совершенно другие вещи, чем ждали оба сааланских гостя. От первого вопроса поперхнулся сам Гейр.

– Спроси его, – сказал Евгений, – уверен ли он, что хочет в свою голову все то, что получит. Все-таки две мировых войны, не баран начихал. Не считая репрессий и чисток.

Дейвин решил уточнить значение каждого слова, начиная с двух последних. С ними сложностей почти не возникло. Выяснив их смысл, он заверил Евгения, что с понятием репрессий и чисток он теоретически знаком, а наместник так даже и практически в курсе, поскольку сам едва под них не попал в молодости. Только вот не знал, что для этого есть специальные слова. И увидев понимающую улыбку Евгения, попросил кратко объяснить, что такое мировая война. Тот сказал, что это война, в которой принимает участие весь мир, причем люди воюют против своих же соседей по планете. Дейвин призадумался. Но все же решил, что если это часть культуры – да, он хочет в свою голову и это, боевой маг он или нет, в конце концов.

Получив ответы, Евгений кивнул и продолжил:

– Он в курсе что я атеист?

Гейр усмехнулся:

– Ему все равно, – и перевел Дейвину вопрос и ответ.

Дейвин улыбнулся и кивнул, подтверждая: да, все равно.

Евгений развел руками:

– Ну, он сам выбрал. Скажи ему, что я согласен.

Ошарашенный Дейвин, услышав это, спросил Гейра, как тот условился о цене. Гейр что-то спросил у Евгения, выслушал длинный ответ, посмотрел на Дейвина круглыми рыбьими глазами, полными изумления, и передал:

– Ты расскажешь ему о нас все, что он спросит. Потом. Денег на этом он заработает и сам.

Дейвин засмеялся:

– Идет.

Гейр повернулся к Евгению, рассказал ему, что нужно делать и чего ждать после, и спросил, точно ли он уверен, что он запросил все, что хотел. Евгений засмеялся:

– Точно. Все, иди в библиотеку, там для тебя журналы, не мешай нам знакомиться.

И Гейр вышел из комнаты. Видимо, он уже бывал в этом доме, поскольку уверенно пошел куда-то по коридору. А Дейвин развернулся к донору. Ему в лицо уперся веселый и твердый взгляд таких же темных коричневых глаз, какие он привык видеть в зеркале. Вот только шевелюра у донора была короткой, вьющейся и черной. Дейвин подал ему обе руки, принял крепкие прохладные ладони донора – и поразился. Этот чужак ничем не отличался от него самого по привычкам и жизненным правилам. Ни на драконью чешуйку.

Евгений улыбнулся ему:

– Иди, не бойся, я буду рядом.

Они вдвоем вошли в этот мир. Мир света, света и света. Мир светящихся киноэкранов, сияющих витрин, уличных светильников, фар автомобилей и поездов, прожекторов театральной рампы и фотовспышек, мигающих огней взлетных и посадочных полос, огненных пунктиров трассирующих пуль второй мировой, вспышек взрывов и орудийных залпов, прожекторов, шарящих по небу в поисках чужих самолетов, галогенных ламп операционных, мощных подвесных светильников огромных цехов, настольных ламп библиотек и узких ярких ламп-трубок студенческих аудиторий, сигнальных огней высотных домов, переливающихся рекламных табло, мерцающих мониторов и коммуникаторов. Мир свободы, побеждающей любой порядок, ее ограничивающий и мир воли, превозмогающей любые природные и человеческие ограничения. Мир жестокой наивности и безоговорочного принятия даже в смертельной вражде. Мир бесцеремонности и жестокости, не сравнимой с известными Дейвину примерами, превосходящий эти примеры многократно и во много раз. Мир игры с постоянно меняющимися правилами. Мир, в котором нет и не было места таким, как этот кареглазый и черноволосый парень. Мир, не верящий в Дейвина.

Когда процесс закончился, Дейвин заметил, что за окном уже успело стемнеть, а огонь в камине начал слабеть. Он отпустил руки донора и растер лицо, возвращая чувствительность губам и коже.

– Мать-то вашу… – услышал он собственный голос.

Донор улыбнулся ему:

– Ну, значит с речью точно все получилось. А про культуру – возьми мой телефон, визитки там на столе, если что-то будет нужно, звони, спрашивай. Ты как, в порядке?

– А ты? – ответил Дейвин вопросом на вопрос.

Донор посмотрел на него с лукавой улыбкой:

– Не был ты на пьянках в доме журналиста, вот что я тебе скажу. Я уж не говорю про ежегодные премии, хотя бы городские, и афтепати после них.

– Там все так страшно? – засмеялся маг в ответ

Евгений улыбнулся в ответ и пожал плечами:

– Дело вкуса. Пошли посмотрим, как там Гейр.

Потерявшийся толмач увлеченно мерз в библиотеке у камина такого же типа, как в гостиной, но меньшего размера, над стопкой журналов, заполненных в основном красивыми фотографиями различных пейзажей.

В прихожей Евгений спросил, верно ли он понял, что визиток у Дейвина нет, и, получив подтверждение, сказал, что будет ждать звонка в течение двух недель.

Две недели Дейвин не вытерпел. Несмотря на занятость, лютый городской холод и плохую связь, он дозвонился Евгению на третий день и приехал с вопросами, пакетом зернового кофе и коробкой печенья. Когда они заметили, что общаются регулярно, был уже апрель. К этому времени они успели сделать уйму полезных и просто интересных вещей. Покатать Дейвина в автомобиле донора, а потом посадить за руль и убедиться, что да, это знание тоже зацепилось, и можно идти сдавать на права. Разбить мечом Дейвина люстру в гостиной у Евгения и воткнуть рапиру Евгения в потолок апартаментов Дейвина в замке в Приозерске. Рассказать Евгению про магию. Объяснить Дейвину, что такое электричество. Разобрать останки убитой люстры и исследовать ее устройство. Познакомить Дейвина с лошадьми в двух пригородных конюшнях и уронить его из седла. Показать Евгению рисунки сааланской фауны и угостить его вяленым мясом квама и соленой рыбой из столицы. Угостить Дейвина солеными огурцами и салом с чесноком и перцем. Смешать местный коньяк с ддайгским вином несколько раз и убедиться, что это дурацкая идея. Закопаться в библиотеку Евгения по уши и прозевать там начало совещания на Литейном, на котором Дейвин должен был присутствовать. Объяснить Евгению, что такое портал и как им пользоваться. Перебрать экспонаты его коллекции антиквариата и поговорить о трех эпохах, уложившихся в одно столетие. Покопаться в запасе камней Дейвина и забраковать идею использовать хотя бы что-то как украшение. Доказать Дейвину, что коммунизм не религия. Сориентировать Евгения в сакральной природе власти императора Аль Ас Саалан и ее отличиях от магии. Проснуться в квартире Евгения и позавтракать в городе, в единственной работающей пышечной. Проснуться в апартаментах Дейвина и позавтракать в замке, внезапно с князем. И даже пообещать князю несколько разговоров с Евгением о том, что такое местный этикет и как понять, что и почему от него хочет служба протокола, но это было уже ближе к весне, и не календарной, а реальной.

А в феврале Димитри слушал доклады, и у него едва не опускались руки. Электричество, точнее, его отсутствие, оказывается, создало проблемы не только с освещением. На нем же работали водопровод, канализация и отопление. Кроме того, экономические санкции, которые ему уже прямо назвали словом «блокада», практически перекрыли поставки топлива, продовольствия, товаров народного потребления и медикаментов. Описывая жизнь горожан в сложившихся условиях и объясняя неутешительные прогнозы, докладчики упомянули остановившиеся предприятия города и впавший в спячку из-за экономической блокады городской порт. Рассказали князю и про дышащие на ладан больницы, роддома и поликлиники. Посетовали и на закрытые школы и другие образовательные учреждения – кажется, цеховые, Димитри не понял точно. С гордостью перечислили живущие на одном упрямстве университеты и академии.

Князь распорядился было начать восстановление водопровода, чтобы у горожан была вода хотя бы для ритуальных нужд, но специалисты ему возразили: сезон ремонтов еще не начался, до него было минимум два месяца. Но тогда нужно отопление, сказал князь, – и узнал, что оно завязано в одну систему с водопроводом. Он задал прямой вопрос, сколько жителей городские власти планируют похоронить за эти два месяца, и узнал, что с неотложными нуждами горожане справились сами, по крайней мере в общих чертах. А те, кто понял, что не имеет сил справляться, уже уехали. Димитри удивился: но как же они справились? И ему рассказали. И про программу «Свет в окне», и про мобильные рынки, и про стремительно растущий сайт «Ключик от кладовой», обещающий в ближайшее время стать очень ощутимой частью инфраструктуры края.

Димитри выразил желание видеть владельцев сайта, но муниципалы только руками развели. Владельцев было четверо, и ни один не был доступен для общения. Одна, как выяснилось, работает в лагере для эмигрантов во Пскове и заезжает в город только полить цветы, а работу по сайту делает через интернет. Второй крутится по краю на своей «газели», как любой нормальный торговец, и возит самое необходимое, так что в городе его поймать тоже не самая простая задача. Третий ходит на костылях, и пока не растает снег, из дома никуда не пойдет, но он в любом случае в совете собственников не первый номер. А четвертый уже не в городе, уехал готовить катер к сезону и появится только с началом навигации. Князь улыбнулся и сменил тему. Он спросил о программе «Свет в окне», пожелав знать хотя бы имена тех, кто ее начал. И получил ответ в очаровательном местном стиле – а кто его знает, первых точек «Света» было с десяток, а через две недели их стало под полсотни, и печками-самогрейками тоже торговать начали в трех местах одновременно, а через неделю продавцов было полтора десятка. Общий тон ответа как бы предупреждал: это такой город и такие правила, привыкай. И не ищи встречи с теми, кто уже показал, что способен обойтись и без твоей помощи. Все это одновременно восхищало и настораживало. Горожане были самостоятельны, упрямы и скрытны. И имели достаточно гордости, чтобы сохранить человеческий облик и не опуститься в тяжелое время. Димитри, слушая, думал, как реагировать, и выбрал сказать несколько комплиментов стойкости и мужеству горожан и их способности справляться с трудностями.

Респекты легата горожанам попали на первую полосу Фонтанки.ру, и Полина, с подачи Марины, приславшей ссылку, прочла заметку во Пскове. Тем же вечером она отправила подруге короткое письмо: «Ага. Пока что живем. Раздвигаемся как можно шире, сливаемся со складками местности, и ищем челноков: сами все не сделаем, хоть тресни. С остальной инфраструктурой тоже надо успеть раньше красавчиков. „Независимость – основа достоинства“, помнишь? Люблю-целую, мед и морошку отправила, зайди в часть, забери у Веры.»

Димитри довольно быстро понял, что разобраться в хитросплетениях местной торговли без помощи он не сможет: слишком много надо узнать и запомнить. Местные ученые вели жаркие диспуты о правильности тех или иных решений властей, не стесняясь в выражениях. Люди, посвятившие себя науке, одинаковы под любым небом: здесь об экономике, так называлась эта область знания, беседовали так же увлеченно, как на его родине, в стенах недавно появившегося в столице университета, обсуждали допустимость магических приемов и легитимность заклинаний. Разве что местные были менее осторожны и почему-то не прибивали кафедры гвоздями к полу. Но убежденность и уверенность человека еще не доказательство его правоты, а запаса на ошибку у князя не было: весь этот запас был растрачен маркизом да Шайни еще осенью. А вопросы разрастались и разрастались, грозя стать новыми проблемами.

И тогда легат вспомнил про своего донора. Он уже знал, что местные умники имеют какие-то не очень понятные для саалан конфликты между учеными людьми и правителями, имеющие корни в недавней истории Московии. Так что, в очередной свой визит к Эмергову, он снова посетил профессора и попросил ее помочь с консультантом по экономическим вопросам. Та удивилась. Ей показалось странным, что гость говорит об этом с ней, а не с президентом, у которого был несколько часов назад. Димитри улыбнулся:

– Я ознакомился с деятельностью господина Эмергова в его бытность губернатором Костромы, с его политической карьерой. Мне крайне не понравилась история с Костроматорф и решения, принятые им в то время. Эта земля была доверена ему, однако у меня есть сомнения, что он в первую очередь думал о ее благе и благе ее жителей. Озерный край ему чужой и, значит, поводов заботиться о нем у него еще меньше. Я никогда не смогу быть уверен, что человек, предложенный им, будет думать о благополучии края, а не о личном обогащении. Кроме того, мне кажется, что его консультант будет придерживаться его приоритетов, а для местных условий они неприемлемы. Это, в конце концов, небезопасно. Озерный край не может предложить элите такой социальный иммунитет, как предлагает Московия. Мне приходится очень хорошо думать, насколько мои решения нравятся жителям края, и я хочу того же от своих людей. Что же до моих соотечественников – я не думаю, что они смогут понять и принять стиль общения, свойственный команде Эмергова. И это тоже может стать проблемой.

Закончив с этим вопросом, он призвал на помощь все свое обаяние и сменил тему:

– Но про экономиста я спросил наудачу, не слишком надеясь получить конкретный ответ. А вот то, что меня действительно очень горячо интересует, относится к вашему труду прямо. Я хотел узнать, как земляне собирали свои легенды и мифы. Особенно те, что были известны до того, как вы научились писать.

Следующий час пролетел незаметно, причем Димитри не произнес ни слова, только слушал. За время всего остального визита в Москву ничто не принесло ему больше удовольствия, чем этот час. Мысль о том, как земляне сумели сделать из своих старых богов учебные пособия, грела и радовала его до осени, и еще дольше поддерживала. Теперь он был уверен, что с этими упрямцами можно договориться, какими бы скрытными и враждебными они ни казались. Их нужно просто разгадать, как загадку – и все получится. Контакты консультанта, впрочем, пришли в письме от профессора через десять дней.

После обсуждений дел края с магистратом, купцами, представителями цехов и мануфактур, легат внимательно слушал местных безопасников и никак не мог понять, чем их так беспокоят новые увлечения горожан. Люди не тренировались с оружием, не учились боевой тактике – в общем, их занимали нормальные крестьянские игры типа «бери больше, бросай дальше, пока летит – отдохнешь», разве что игровое снаряжение было поудобнее нормального сельского, но Новый мир этим вообще был славен. А тревога по поводу общения людей, приходящих в один зал для игр, его привела в недоумение. Он пожал плечами и спросил, что же в этом странного, это же люди. Естественно, они будут разговаривать и обмениваться мнениями. Задача власти – сделать так, чтобы мнения горожан об аристократах были если не лестными, то хотя бы приемлемыми. А затыкать рты и закрывать залы – это дурная практика, она не принесет народной любви. В этих залах люди делают упражнения, чтобы создать себе красивое тело, чем же это плохо? Если они во время лишений не пали духом и продолжают хотеть быть здоровыми и красивыми – они достойны уважения, а уж раз они еще и что-то делают для этого, то вдвойне. Тем более вызывает уважение их изобретательность. От этих же самых тренажеров можно прямо во время занятий зарядить телефон или планшет и не тратить усилие даром. А еще часть потраченных усилий осядет энергией в аккумуляторах. Тех самых, которые питают системы обогрева и освещения зала и дома, в котором зал находится, так что и тут все верно. А теоретические занятия… Если кто-то умеет рассчитать скудный и явно не самый полезный рацион так, чтобы он тоже давал результат в виде красоты и здоровья, и готов обучить этому соседей и друзей – ну, тем лучше. Его попытались было переубедить, но приведенные встречные аргументы были какими-то невнятными и путаными, и Димитри остался при своем мнении.

Нежелание местных делиться с пришлыми секретами красоты князь, хоть и не без грусти, признал по меньшей мере справедливым: его предшественник наделал для этого достаточно, если не с избытком. Да, владельцы залов раздавали приглашения только горожанам, и нобилям князя пришлось попотеть, чтобы выпросить у местных приглашения, предлагаемые залами. Но даже раздобыв листовку с адресом, никто из саалан не сумел ей воспользоваться. Все пятеро отправленных на разведку нобилей вернулись к князю ни с чем: им отказали в возможности тренироваться с местными. Они принесли разве что описания залов изнутри, полностью соответствующие фото с листовок. С точки зрения Димитри все было логично и естественно, но местные специалисты постоянно беспокоились и пророчили, что он дождется беспорядков на свою голову с этим легкомыслием. Князь отвечал, что пока надеется договориться – и они уходили, проглотив не произнесенное. Остальное выслушивал Дейвин. Но и он был не слишком внимателен, поскольку был занят вопросом, как познакомить князя с консультантом по местным вопросам стиля и этикета. Вопрос решился естественно и просто, как всегда, когда участвовал Евгений. Дейвин пригласил его вечером к себе в Приозерск, они заговорились за полночь, так что утром Евгений завтракал с Дейвином, и как раз в общую столовую вышел Димитри. Через десять минут после того, как Дейвин представил своего донора князю, Женька уже рассказывал про ювелирные курьезы и весело объяснял, чем курьез отличается от концепции.

– Привет, как съездила?

– Нормально. Клюкву и бруснику подчистую размели, сушеный шиповник тоже, а травы больше не потащу, довезла палки и пыль, брали неохотно.

– Так ты в коробки бы сразу фасовала, или хоть в крафт-бумагу.

– Вот еще, возиться. И так взяли, а что не взяли – не очень и надо. Там поголовная мода сейчас, все после работы, а кто и вместо, по качалкам торчат. Типа, фигуру спасают. Залы в основном чаи и забрали, им на всех заваривать, они не капризные.

– Вот не хочешь ты денег. Не хозяйственная ты какая-то. Слушай, я одного не понимаю. Если в Питере электроснабжения и отопления как не было, так и нет, если со жратвой все не очень – чего это народ в качалки жопы спасать потянулся?

– Ну может, потому, что в качалках все тренажеры с электроостанавливающими приводами и элементарно пересаживаются на динамомашинки?

– Ага… Но тогда доводы про крупу и одежду в листовках этих залов выглядит странно.

– Кому странно? Назови мне другой способ набрать количество желающих крутить педали и тягать железо для выработки энергии. И чтобы пахали бесплатно, когда аккумы заряжать один хрен за деньги.

– Не уверена. Мне логичнее кажется расклад, когда качалки есть, но и электричество появляется пунктиром. Я согласна, что качалка – это место, куда приходят заряжать телефоны, планшеты и ноутбуки. Типа часть времени крутишь на себя – часть на общество. Но… Просто полгода – это срок. Хоть по часам, хоть не везде, но электричество в городе быть уже должно. Что-то они мутят там.

– Кому должно? Тебе должно? Так ты в октябре заявляла, что после аварии на АЭС весь край будет обесточен. По ходу, мы чирикаем по сети в Луге – и ничего. А в Питере… ну как оно тебе появится, если подстанции погорели? С учетом того, что саалан твои разлюбезные уровень потребностей горожан считают, как любой нормальный человек, включая тебя, то есть от собственной нормы. А у них там, судя по их привычкам, свечное освещение и печное отопление. И работорговля, похоже, еще не кончилась.

– Но тут-то им не там…

– Им это скажи. Пока нет ремонта подстанций, электричества не будет. Ремонт подстанций – это аппаратура и узлы, которые тоже надо покупать за рубежом. Их и раньше ремонтировали по одной штуке в год, и то после блэкаута 2010. Да, аккумуляторы народ купил и заряжает – вот как раз в таких качалках. Да, на балконах начинают ставить ветряки, я еще в прошлый раз бруснику возила и видела. Кто-то даже солнечные батареи завел, хотя смысла этой покупки я не понимаю. За полгода городу вроде удалось запитать части МЧС, пожарку и полицию. И кажется – КАЖЕТСЯ – скорую помощь. Все остальное горожане или делают сами, или кукуют как есть. Ну или уезжают.

– Но блин! Качалки-то тут причем?

– Сама думай. Те, кто остался, понимают, что или они находят способ в имеющихся условиях выглядеть так, чтобы не рвало при взгляде в зеркало, или опускаются до уровня бомжей. И именно это им группа Аугментины и доводит. А качалки – это их проект. Кроме того, качалка, при нерегулярно работающей сети и гадательно заряжаемом телефоне – это место обмена новостями и сплетнями. И Сопротивлению эти места нужны для продвижения своих программ. Погоди, и мы пригодимся. И кстати: с Лиской я бы связываться не стала, она конечно крутая, но стремноватая, а вот ребята Аугментины – это другой разговор.

– Угу. Учту.

Окончательно в город я вернулась под бодрую весеннюю капель Солнце перевалило на весну, гендерные праздники, забытые по случаю более актуальных событий, уже давно прошли, дело двигалось к апрелю. И капель совсем не радовала. Зима – это снег, а умершая инфраструктура – гарантия, что он станет сугробами, а не будет вывезен даже из центра, не говоря про окраины. Отсутствие парового отопления не добавило этим сугробам белизны. Так что грязь, в которую превратились тропинки между заметенными машинами, казалась особенно мерзкой. Общественный транспорт ходил через пень-колоду, так что, помимо меня, месило ее ногами все еще довольно много народу.

В кармане у меня лежал паспорт с левыми фамилией и гражданством. Вот имя и фотография оставались моими. Как всегда. Капюшон толстовки надежно прятал лицо от оставшихся уличных камер. Я была давно и прочно в розыске, и лишнее внимание мне было ни к чему, слишком много предстояло сделать и еще больше узнать. Власть в городе сменилась – саалан, видимо, решили, что предыдущий их ставленник уж слишком накосячил, и, едва вернулись Источники, прислали нового. Начал этот новый настолько круто, что икнули даже самые стойкие из местных. Впрочем, если верить досье, переданным мне Эгертом, большинство казненных на такую смерть вполне наработали. Разворовывать национальное достояние, конечно, добрая местная традиция, но при такой мощной одаренности бойкостью рук, мозги включать все-таки надо было. Хотя бы чтобы успеть вовремя унести ноги. Саалан дикие, со всеми вытекающими последствиями. И если я не буду достаточно осторожна – то эти последствия наступят и на меня, к радости бодрых пацанчиков Эмергова. Им я своей активностью сильно портила кровь: они хотели быть единственными и неповторимыми, изредка консолидируясь с правительством в изгнании на своих условиях. Изгнанники, в свою очередь, облюбовали Хельсинки и Стокгольм, и больше говорили, но зато с высоких трибун и больших пресс-конференций. Впрочем, денег им никто не давал, заранее предполагая, что разворуют, как они ни призывали к крестовому походу. Москвичей они не любили, как и те их, но договариваться между собой эти группы все же могли. Еще в этом мутном компоте плавали борцы за вольную Ингерманландию, так и не решившие, чего они хотят и с кем будут дружить, а с кем – резаться до последней капли крови.

К моему возвращению в город легат сажать на кол перестал и начал расстреливать, но хрен редьки не слаще. Попадаться на глаза саалан мне не стоило – их вопросы будут не про планируемые акции. Вообще, как по мне, легат очень небрежно отнесся к человеческим ресурсам. Надо было не расстреливать, вешать и сажать на кол, а утилизировать преступников в сосновоборский купол. За зиму его сородичи всяко намастрячились, не одними же драгоценными камнями они нормальный радиационный фон в городе обеспечивали.

В планах на остатки марта у меня значилось посещение квартиры родителей. Разумеется, если она не под наблюдением – как очевидным, так и нет. От Эгерта я получила адреса, где можно было, на его взгляд, безопасно и надежно вписаться, но устраиваться собиралась все же сама и отдельно. В городе было достаточно брошенного жилья, чтобы организовать несколько надежных мест для жизни. Не стоило во всем полагаться на новых друзей, какими бы искренними они не казались. Да и лишние глаза мне, при моем образе жизни, были совсем ни к чему. Контакты Эгерта пригодятся, конечно же, и я обязательно переночую у людей, чье доверие мне нужно в моей деятельности, и схожу в гости к новым друзьям. Но и старых постараюсь не забыть. Судя по мессенджеру и личке ВКонтакта, от души повеселиться в этом городе собиралась не только я. Было очень жаль, что никак не удавалось повидаться с одной из дальних, но значимых связей, она была то занята, то в отъезде, то не дома – но ничего, решила я, когда-нибудь да сложится.

Мартовское солнышко с аппетитом грызло снег, сплевывая под ноги прохожим сосульки и мусор. По еще крепким и белым дорожкам пустого бульвара на окраине города шли мужчина и женщина, неторопливо беседуя на ходу.

– Полинчик, а ты откуда знала, что он отмочит такую корку?

– С кольями-то на Сенной? – Полина усмехнулась так, как будто у нее болел зуб, и она только что обнаружила, что забыла взять с собой анальгин. – Виталик, если я правильно поняла предыдущего, у них в головах времена то ли Генриха Восьмого, то ли Ивана Грозного. Ну представь себе, что нам заменили Томаса Уолси на Томаса Мора, вот и вся разница. Этот тоже приличный до первого срыва, а стоит поскрести – и пожалуйста. Спасибо еще что на Кромвеля не похож… вроде бы.

– Получается, того тоже сорвало?

– Ну да. От страха не справиться после смерти Гаранта.

Виталик задумчиво почесал бровь:

– Поль, а ты уверена? Те были щедрыми, и если легат, приехав, не засыпал город золотом сразу, может, все-таки не оно?

Полина опять усмехнулась как будто через силу:

– Виталя, это еще впереди. И ты не забудь, что они здесь только официально четыре года, да пока отделение края провели, да перед этим еще сколько-то. Ведь они не за три дня тут нарисовались. Вот увидишь, нас всех еще придут покупать, причем чечевичную похлебку будут предлагать очень нажористую. И к этому времени нам надо бы успеть сварить себе собственные щи.

– А зачем? Они нам должны, будет справедливо, если отдадут хотя бы часть.

– А затем, друг дорогой, что отдадут они не просто так, а с прицелом за эту часть купить наше согласие считать, что ничего не было. Часть, кстати, будет очень небольшой, а списать предложат все потери целиком. И если им это удастся, все их подвиги войдут в ежедневную норму. Так вот: мы не согласны забыть, и случившееся – было. И пока мы помним, что было, договариваться с городом им придется на наших условиях. Мы с тобой, правда, этого скорее всего не увидим.

– Да и пофиг, что не увидим, я знал, во что ввязываюсь. Мне другое интересно: как на это работает идея не брать компенсацию? По мне, это в чистом виде «назло кондуктору куплю билет и пойду пешком».

– Да нет, чуть посложнее. Помнишь правило «кто девушку ужинает, тот ее и танцует»?

Виталик смутился. Ходок он был еще тот, запас наличных средств «на внеплановый кофе» в мирные времена у него был таких размеров, что при разумной экономии на эту сумму пара студентов могла месяц жить и покупать учебники. И об этой части своей жизни он предпочел бы промолчать, но Полина ждала, спокойно и доброжелательно глядя ему в лицо, и он выдавил:

– Да кто ж не помнит…

– Ну вот – улыбнулась она – представь себе задачу потанцевать девушку, у которой есть свой кошелек. И добавь, что убирать кошелек в карман она не намерена по условию.

Виталик честно попытался. И видимо, даже что-то припомнил. Усмехнулся, покрутил головой, смущенно улыбнулся Полине:

– Я в свое время не преуспел.

Она кивнула:

– Естественно. Если тебе предлагают кусок пирога, когда ты голоден, ты можешь взять пирог только на условиях предлагающего. За еду предложили потанцевать – ну, значит, танцуй, выбирать не приходится. Но когда у тебя есть своя еда, пусть не пирог, но хоть бутерброд, или ты не голоден, то можно не страдать ни о пироге, ни о собственной безопасности. Ты просто не идешь за пирогом, предложенным на негодных условиях, а достаешь из заначки собственный бутерброд.

Виталик замер, не завершив шаг, и с минуту молча смотрел на Полину остановившимся взглядом, потом сказал:

– Так вот что это было… Спасибо, некоторые события в моей жизни мне стали гораздо понятнее.

Полина пожала плечами:

– Да, именно это и было. И наша цель – как можно быстрее сделать так, чтобы легату было нечего нам предложить. И нужно успеть до дня, когда легат или кто-то, кто займет его место, дозреет до идеи поужинать город, чтобы его с полным правом танцевать. Это цель, и большая, но ее надо ставить, как задачу Сопротивления на ближайший год. Если мы не успеем…

Виталик кивнул:

– Я понял.

– Мама, не надо так на меня молчать. Ну да, меня наняли саалан. И что? Это всего лишь контракт. Между прочим, когда у меня половину статьи в «документы для служебного пользования» забрали прямо из редакции, ты ничего не говорила.

– Мама, это не оккупация. Во всяком случае пока признаков нет.

– Да нет, никакой политики. История, культура, стиль. Все очень светски и обыденно. Еще помочь легату освоить местный официальный протокол, у него в пиар-службе такое… Ну не Эмергов-стайл, конечно, эти руки мыть умеют, и даже галстуки завязывать, но на этом разница, кажется, заканчивается.

– Ну мама, ну что саалан. Если у них национальный костюм включает короткий меч… и кстати, я боюсь представить, что у них вместо белья.

– Ой, там такие забавные конструкции, мне показали полный костюм гвардейца, от рубашки до плаща… я даже век не могу определить пока. Мне от них невнятно веет гальштатской культурой, но я очень не уверен, не мой период.

– Не скажу тебе точно. Шестнадцатый максимум. Если говорить о них как о земной культуре, но это же другое.

– Мамчик, я целую тебя, передавай привет Эйно, у меня сейчас связь кончится до завтра вместе с электричеством.

Дейвин да Айгит по сааланским меркам был невелик ростом, тощ и некрасив. Еще он считался занудой и злопамятной сволочью. Если бы кто-то задался целью навесить ему прозвище, проблем бы не возникло. Дейвин внешне напоминал местным Люциуса Малфоя – то есть, выглядел почти до неприличия красивым мужиком с дурным характером и яркой особой приметой. Даже для саалан да Айгит был необычно светловолосым, и свои длинные прямые волосы он содержал в порядке, который придуманному английскому волшебнику даже не снился. Но в отличие от Люциуса Малфоя, Дейвин был кареглазым, как и все саалан. Не у всех глаза были настолько темными, конечно, он и в этом отличался от всех. Первый меч империи, внелетний боевой маг, не имеющий конкурентов на турнирах, он посвящал свое свободное время занятиям мирным и размеренным. Дейвин любил гулять пешком, ценил хорошее вино и хорошую беседу. Читать, впрочем, он любил не меньше, чем выпить и поговорить и слыл среди немногочисленных своих скорее книжным червем, чем грозным бойцом. Среди саалан его боевые качества просто не обсуждались, все и так было ясно: равных ему нет, значит, и говорить не о чем. Говоря о графе за глаза, его соотечественники обсуждали совершенно другие его качества: о его способности за вечер прочитать и запомнить том страниц на пятьсот-семьсот ходили легенды. Еще упоминали, что он может в один и тот же день колдовать и читать, и ему от этого ничего не будет: ни головной боли, ни кровотечения носом, ни даже временной слепоты.

Но жители Озерного Края ему никаких прозвищ не выдумывали. Потому что магов не бывает, а безопасникам, хоть и чужим, народного внимания не полагается.

Поэтому, в отличие от Асаны, в социальных сетях он присутствовал в основном как читатель, только изредка что-нибудь спрашивал на оружейных и автофорумах. Вопросы были осторожными и толковыми, так что он даже ни разу не был поднят насмех. Так что в день очередного визита к коллегам получив в общем пакете новостей ссылку на некий блог, он угнездился в свободный кабинет и погрузился в чтение. Начал Дейвин с рекомендованного местными консультантами поста.

Пост назывался «О дворянском воспитании». В нем были описаны непопулярные февральские решения Димитри и реакция горожан на них. Описание было составлено так, что с одной стороны, к формулировкам было не подкопаться даже при очень большом желании найти повод для дуэли. А с другой стороны было понятно, что автор, фактически, написала «я бы с этими по одной стороне улицы не ходила, и вам не советую». Конкретно она обвинила князя в том, что он установил как нормальную практику нечто совершенно неприемлемое по местным меркам. И звучало это, если перевести с языка намеков и сравнений, примерно так: «Легат, ты омерзителен. Наместник был работорговцем, ты живодер и мясник. Живи с этим, как хочешь.»

Конечно, пост разошелся и уже был процитирован в пятнадцати местах в сети. Разумеется, вменить автору было нечего даже по местным, очень строгим, меркам. Естественно, пост видели и в Московии, и в Хельсинки, и чуть ли не на другой стороне планеты.

В блоге Аугментины, так назвала себя автор, было уже около десятка постов такого содержания, и еще несколько записей с ценными мелочами, просмотренными саалан. Описание ценных мелочей было сопровождено рекомендациями, как эти мелочи припрятать так, чтобы и дальше видны не были. Дейвин видел и понимал, что блог содержит рекомендации по пассивному, но очень эффективному сопротивлению власти. И что последний пост – это призыв. Пост был опасен тем, что он позволял сформировать мнение, с одной стороны, а с другой – был примером совершенно неподсудного, но крайне нежелательного поведения. Дейвин понимал, что местные спецы и хотели бы найти основания для преследования по закону, но не смогли. А князь никогда не примет решение о судебном преследовании за частное мнение, которое не содержит прямого формального призыва к определенным действиям. Это противно обычаям и законам саалан. Если бы тут было что-то вроде «Манифеста убитого города» – тогда конечно, а в этом виде оснований для судебного или личного преследования не было. Оставалось только принять это к сведению, поблагодарить за информацию и распрощаться, что он и сделал.

После этого разговора он пошел с докладом к Димитри. Войдя и поздоровавшись, он начал с самого забавного:

– Мой князь, я поздравляю тебя, ты уже приобрел здесь врага, причем умного и благородного. – Дейвин решил, что нудная и неприятная текучка никуда не денется, она подождет, а вот повод для улыбки лишним не бывает.

Димитри выслушал рассказ и попросил показать тексты. Читал он довольно долго, перечитывая некоторые пассажи по нескольку раз. Закончив, он посмотрел на Дейвина и действительно улыбнулся:

– Да, ты прав, это интересно. Даже забавно. Пожалуй, я хочу знать, как выглядит автор.

И уже следующим утром Дейвин пошел передавать пожелание князя местным безопасникам. Ответ был скорым и неутешительным: Аугментина в сети инкогнито, по нику и текстам понятно только то, что это женщина. Или кто-то, желающий себя за женщину выдать. Связать хозяйку блога с настоящими именем и адресом реальной возможности нет, потому что интернет весь у местных неформалов и сделан на коленке. Точно известно, что южные ретрансляторы на спутники где-то в Горелово, в Шушарах и Металлострое, а дальше они какими-то своими муравьиными ходами распределяют трафик, и на севере то же самое. Известно, что Аугментина берет интернет вот в этой конкретной точке района Купчино, значит, живет где-то в окрестностях. Или не живет, а появляется время от времени. Но это окраины Купчино, огромный спальный массив, там тысячи жителей. Сейчас, конечно, населения поубавилось, в городе остался только каждый третий-четвертый житель, закрыты и закупорены все верхние этажи жилых домов, но все равно народу довольно много. А эти сволочи, раздающие, не являются официальными провайдерами, официальных в городе не осталось, спасибо что хоть эти есть. Договоры у них панковские, за донейшен, так что они присваивают пользователям анонимные коды, не привязывая их к паспортным данным. И у них все на личных знакомствах, а поэтому сам раздающий ее может и не знать, а дать ей код по просьбе кого-то из известных ему пользователей. А уж кто она попросившему – мать, зазноба или младшая сестра – сие науке криминалистике пока неведомо. Если ее нужно найти срочно, то можно, конечно, отключить принудительно этого конкретного раздающего, и посмотреть, где она объявится, после чего попробовать выловить ее посредством наружного наблюдения. Если она не уймется за это время, что вряд ли, судя по бойкости, ее можно аккуратно заткнуть или обеспечить встречу с недоброжелателями в количестве, несовместимом с жизнью. Дейвин, выслушав это, покачал головой:

– Не нужно. Князь не воюет со словами. Хочет говорить – пусть говорит.

Безопасники удивились:

– Ну вы даете. Значит, колья и виселицы в центре города вам нормально и «чего такого», а за текст, обеспечивающий головную боль всем вашим от любого местного, даже беседовать не планируется, не то что тихонько в подворотне придавить? Твой князь с таким подходом тут недолго просидит, и если его хоронить будут в открытом гробу, ему еще повезет.

Дейвин в ответ только усмехнулся:

– Мы хороним в море, отправляем на корабле от берега и зажигаем его, когда отойдет далеко. Это сначала. А потом – мой сюзерен не да Шайни, он пришел просто навести порядок. Закончив с этим, он вернется домой, и мы все вместе с ним, а вместо нас придут другие.

– Порядок? Здесь? – рассмеялся местный офицер – Ты тогда лучше сразу приготовься: вы тут навсегда. Можешь вызывать семью.

– Еще увидим – улыбнулся в ответ Дейвин. И пошел рассказывать князю о результатах занимательной беседы. Особенно его тронуло то, что «придавить в подворотне» планировалось человека, еще не известного ни в лицо, ни по имени, вычислять которого предполагалось по очень недостоверным признакам. Князь этому тоже умилился, хотя настроение у него было совсем не радужное. Особенно после мнения местного безопасника о планах легата навести порядок в крае.

Слухи про неведомых жутких тварей, жрущих все на своем пути и едва не глотающих пули на лету, совпавшие по времени распространения с первой капелью, князь поначалу не принял всерьез. Он пообещал выпороть любого из саалан, кто об этом заикнется, а жителям края вежливо предложил меньше пить и аккуратнее похмеляться. Местные безопасники охотно подтвердили горожанам и областным жителям рекомендации наместника, тщательно пряча усмешки. Но когда снег наконец почти дотаял и появились первые местные цветы, в резиденцию наместника позвонил кто-то из местных с южной оконечности края и смущенно сказал в трубку «в магию мы, конечно, не верим, но тут, кажется, по вашей части». Димитри выслушал секретаря и по порталу перешел в названный населенный пункт, оставив Асане распоряжение следовать за ним впятером немедленно. И они все равно опоздали.

На месте он узнал, что его вызвали посмотреть на человека, вчера покусанного вот этим самым, в которого наместник сам не верил и другим не советовал. И что его просили приехать, увидев, насколько с этим покусанным все странно. По дороге в кое-как переоборудованную под больничный изолятор камеру СИЗО, Димитри узнал, что пострадавший сам попросился сюда, причем очень настойчиво, часа через два после того, как его привезли в больницу. В отделе ему рассказали, что больной, пока еще соображал и был на себя похож, попросил дежурную смену его приковать наручниками к стене и врача к нему без вооруженной охраны не пускать. У одного из полицейских был опыт содержания домашних животных, он сказал, что то, что происходило с покусанным, сначала походило на заражение демодекозом, только демодекоз так быстро не развивается. И когда пострадавший еще был в сознании, он без умолку говорил: то рассказывал про свою семью, то просил убить его нахрен, пока не вышло беды. Дежурный решил, что бедняга бредит, вызвал психиатрическую бригаду, но пока освободились, пока доехали… В общем, ко времени появления в отделе психиатра страдалец говорить уже перестал и стал внешне очень похож на орка из фильма про властелина колец, какой-то местной сказки. И не только внешне: он рычал и на стенки кидался точно так же, по словам полицейских. Дежурный запер камеру и доложил начальнику отдела, а тот созвонился с приемной наместника. Князь уверенно сказал «вряд ли это магия, но пойдемте посмотрим». Асана со своими четырьмя самыми бойкими уже выходила из портала, так что группа еле помещалась в коридоре.

Но то, что было в камере, чем бы это ни было, уже успело наделать дел. Оно смогло покорежить до полной неузнаваемости наручники и вывернуться из них. Оно сумело освободиться и выйти в окно, не обратив внимание на такие мелочи, как полудюймовые стальные прутья, вмурованные в оконный проем. И оно успело порвать насмерть двоих невезучих полицейских, оказавшихся у него на дороге, причем одним из этих двоих слегка закусить. Автоматная очередь третьего полицейского, подбежавшего на крики и хрипы, спугнула уже совершенно непохожую на человека тварь, и та, оставив жертву, поскакала в сторону шоссе.

Местные, против ожиданий князя, при виде растерзанных тел не раскисли и держались бодро: один на ходу вынул рацию и что-то в нее не очень разборчиво рявкнул, кажется, матом, остальные побежали по следу твари в очень приличном темпе. Отставать было неловко, так что Димитри порадовался, что успел перед входом в портал подобрать волосы и перевязать их для надежности шнуром. Асана предусмотрительно надела местный головной убор, кепку, и собрала кудри под нее. Она не отстала от князя – как, впрочем, всегда. Остальным пришлось хуже, им Димитри крикнул на саалан, чтобы прыгали порталом, держась за Асану, и они остались привести себя в порядок: оказалось, что длинные волосы на местном весеннем ветерке не отлетают назад, а валятся на лицо, лезут в глаза и создают дополнительные сложности с обзором.

Тварь бежала шустро, но условия были против нее: в тени еще местами лежал лед, и в холоде она явно замедляла темп, а на солнце слепла и начинала петлять.

Так что через почти полчаса пробежки до звона в ушах один из полицейских сказал «вижу, наддай» – и они наддали еще немного, после чего увидели, что переродившаяся тварь нашла себе закуску в виде бродячего пса и занята едой. Подойдя, точнее подбежав, на расстояние, достаточное для стрельбы на поражение, полицейские всадили все, что было в обоймах, в неожиданно начавшую падать тварь. И в недоеденного пса заодно. На всякий случай. Потом двое перезарядили оружие и подошли поближе, чтобы убедиться, что тварь убита надежно и шевелиться больше не будет. Асана с ними не пошла, она стояла, смаргивая слезы с ресниц, и дула на пальцы: поражающее заклинание, второпях и на бегу отправленное в тварь, больно щелкнуло виконтессу по руке отдачей.

Димитри вместе с полицейскими приблизился к трупам и посмотрел на нечто, еще позавчера бывшее человеком и известное по имени. Оно вызывало ужас, омерзение и сожаление одновременно. Припомнив пост Аугментины, показанный ему Дейвином, он мысленно поблагодарил своего врага за урок, и вслух распорядился сфотографировать тварь как можно лучше на телефоны. Прямо сейчас, не дожидаясь машины с криминальным фотографом из отдела.

Как выяснилось уже через четверть часа, он был совершенно прав, потому что тварь начала разлагаться на довольно едкую слизь и какую-то синеватую пыль, облачком поднявшуюся над обоими трупами. Увидев это, князь потребовал, чтобы все отошли на десять шагов, и вместе с Асаной призвал огонь, выжигая все до подпочвенного песка, во избежание продолжения неприятностей хотя бы в этом месте.

Димитри уже не сомневался, что только что видел причину головной боли следующего наместника на много лет вперед.

На следующий день, первая половина которого ушла на разговоры с Асаной, Дейвином и всеми участниками и свидетелями события, у него была назначена встреча с представителями Живого Города. Князь решил не отменять ее – в конце концов, они вправе знать о предстоящих проблемах. Встреча началась с вопросов про метро и про Вечный Огонь, какое-то местное сакральное правило, довольно дорогостоящее. Впрочем, по сравнению с восстановлением подземных транспортных коммуникаций, затопленных во время падения городских электросетей, это было задачей, вполне подъемной даже сейчас. Но Димитри понимал, что даже если он найдет на это средства, то времени и людей на реализацию проекта у него точно нет. Похоже, понимали это и городские активисты, потому что вопросы были ими заданы довольно формально. Но князь счел нужным проявить уважение к людям. Прежде всего, он попросил прощения за то, что вынужден отказать в обеих просьбах, по крайней мере до окончания этого года. А потом, не дожидаясь уточнений, рассказал им вкратце события позавчерашнего дня и показал фотографии, присланные участниками внезапной чрезвычайной ситуации. Шока рассказ не вызвал: несмотря на просьбы князя придержать информацию хотя бы на сутки, похоже, весь город уже знал, что лучше похмеляться – не поможет. Но участники встречи все равно были впечатлены.

После довольно длительной паузы кто-то из делегатов сказал:

– Кажется, Институт гриппа не весь уехал, надо дойти до знакомых и спросить, поднимут ли они сейчас в принципе такую разработку наличным составом.

Димитри было приятно уже то, что горожане проявляют инициативу и предлагают решения, которые он не видит, причем, похоже, очень четкие и конкретные. Он живо заинтересовался идеей:

– Что такое институт гриппа и чем он занимается? Грипп – это основатель или руководитель института?

Кто-то из делегации тихонько кашлянул, двое или трое опустили головы. Рыжий и бледный худой мужчина с пронзительно-синими глазами сказал

– Грипп – это болезнь. Очень заразная. Сама по себе она не особенно опасна, по крайней мере теперь, но после нее бывают тяжелые и неприятные последствия. Она случается здесь каждый год и каждый год валит с ног половину города за неделю-полторы. Институт занимается разработкой вакцины от этой болезни. Может быть, они рискнут взяться разработать и вакцину от заражения этим… новым заболеванием.

Димитри, приятно пораженный полным отсутствием насмешек в свой адрес после такой очевидной и грубой ошибки, кивнул:

– Да, это очень нужно, буду признателен за контакты и вдвойне, если организуете встречу.

Встречу организовали в течение пяти дней прямо в здании института. Оно даже не слишком пострадало от обесточивания. C оборудованием было хуже, но не сильно. Большая часть вполне могла быть настроена и запущена, при условии нормального электроснабжения комплекса зданий института. Но кое-что надо было приобретать заново, причем за рубежом. При условии наличия этого «кое-чего», сравнимого по стоимости с небольшим парусником, сотрудники института согласились начать работу и даже попытаться вызвать бывших коллег, покинувших край, обратно.

Друзья, это Асана да Сиалан, 185 сантиметров обаяния и уверенности в себе и 85 кг мускулатуры. Ну на вид 85, весов у нас в отделе не водится, извиняйте. Но любую нашу паспортистку эта дева может унести на одном плече бегом: они у нас некрупные. И бегает Асана довольно быстро, когда мы вчера пробежались, она от нас не отстала. И кстати: легат-то тоже ничего, молодец, бодрячком, бежали почти семь километров, а он не только не отстал, даже и не запыхался. А второе фото – это то самое, за чем мы с ними вместе бегали. Позавчера с утра он еще выглядел, как любой нормальный алкаш, звали его Андрей, и бывал он у нас регулярно, в основном за хулиганство в нетрезвом виде. Но третьего дня его покусала собака, которая выглядела не менее странно, чем он сам на фото. Рядом с ним – другая собака, нормальная, этой он сам завтракал, когда мы его нашли и успокоили из четырех стволов сразу, для надежности. И хочу вам сказать, что до вчерашнего дня он привычки есть сырую собачатину не имел, хотя странностями отличался, особенно после второго стакана. Дальше и раньше было печально и местами неаппетитно, так что подробности мы оставим для криминалистов. Скажу только, что через четверть часа после успокоения оно начало разлагаться на слизь и пыль, и наши гости, не дожидаясь продолжения, сожгли все, включая траву под телами. В общем, то, что было Андреем, доставило нам хлопот и при жизни, и после смерти. Счастье наше, что пули на лету оно не глотало, а кончилось от них послушно и без капризов. Кстати, мы так и не поняли, чем гости трупы жгли, но полыхнуло знатно и до пепла выгорело очень быстро.

В общем, давайте лучше о хорошем. Об Асане. Наместник фотографии забрал и отбыл, а Асана в отделе осталась – поговорить, сориентироваться в обстановке и вообще понять все. И задала нам за минуту десять вопросов. Мы ей в ответ смогли сказать только – может, чаю? И тут она сняла кепку, и оказалось, что у нее кудри до пояса и обалденные глаза… а потом кто-то из ее парней дежурному потихоньку сказал, что она виконтесса и помощник нового по безопасности, и мы все слегка растерялись. Вот, Вконтакт ей завели с Инстаграмом, чтобы хоть зафрендить. На большее-то рассчитывать не приходится. Там будет, что посмотреть, она так и сказала: «Так вот где вы трофеями хвастаетесь, я-то думала!». И у них такого, как на фото видно, не водится. И даже похожего нет.

Кстати, про паспортисток: Асана нам очень сочувствовала, что у нас в смене девочек нет, без них же, наверное, скучно. Мы ей сказали, что поболтать можно и в паспортный стол зайти, если время есть, а она в ответ, понимающе так – их поранили, или они болели и выздоравливают? Мы как-то не нашлись, что ответить, она и не стала спрашивать. А оставила нам «на всякий случай, чтобы нас (нас, оцените!) больше не обидели» свою подчиненную, Вьезу, вот она на фото с капитаном. Было, конечно, немного неловко, но после утреннего возражать не очень хотелось.

И поскольку все равно к этой теме вышли – еще раз скажу, что про церемонию прощания и похороны погибших на дежурстве вся конкретика на странице встречи Вконтакте.

К моменту появления ссылки на страницу Асаны, созданную полицейскими прямо в отделе с телефона, виконтесса уже успела разместить фотографии любимого меча и автомата калашникова с новенькой яркой аэрографией на прикладе, групповой снимок с полицейскими из отдела и фото первого убитого ею совместно с полицейскими существа. К середине лета этот конкретный тип тварей уже устойчиво звали фавнами, а всех остальных, как тогда считалось, мутировавших из животных, – просто нечистью. Но весной все они были пока еще просто инородная фауна.

Сопротивление осознало ситуацию дней через десять, собрав все курсирующие слухи и объединив их с четырьмя известными на тот момент эксцессами с участием инородной фауны. Разумеется, ВКонтакт тоже прошарили и выбрали все, что там было на тему новых сюрпризов. Перспектива выглядела совсем не радужно.

Отойдя от монитора и отложив планшеты, собравшиеся «на поговорить» к Марине четверо некоторое время молчали, глядя в чашки с остывающим чаем. Полина была сосредоточена, Виталик мрачно-весел, Димон, когда-то гениальный хакер, а теперь просто панк от программирования, морщился: у него болели плечи после подъема на костылях на третий этаж по лестнице. Юрка, его друг, тоже панк, но не цифровой, а дизельный гений, задумчиво смотрел на танец чаинок в чашке. Потом Марина спросила:

– Ребята, вот как с этим жить?

Виталик пожал плечами:

– Мариша, ты этот вопрос за неполный год задаешь пятый раз. Вчера не сдохли? Значит, и к этому привыкнем.

Юрка поднялся было и двинулся к двери, но Полина с интересом на него посмотрела и спросила, куда это он собрался. Когда он, пожав плечами, сказал, что на угол, за пузырем, она покачала головой:

– Садись обратно. Праздновать нечего, поминать некого… пока. И вот, что, мальчики, – она помолчала и обвела взглядом Димона, Юрку и Виталика, – давайте сразу признаем, что гуманность в ее привычном нам виде придется подвинуть. Этот первый, мартовский, пациент номер ноль, кем бы он при жизни ни был, умер довольно страшно. Сами подумайте, если человек сам по доброй воле из больницы просится в следственный изолятор и просит приковать его наручниками, наверное, с ним происходит что-то, чего он боится и не хочет. То, что полиция пристрелила, человеком уже не было, и такой смерти не заслуживает никто.

Димон и Юрка переглянулись. Виталик кисло посмотрел на Полину:

– И что ты предлагаешь?

– А то – ответила она – что у любого человека должна быть возможность умереть собой, а не уродом из фильма ужасов. И возможность достать себе один выстрел для последнего выбора у людей должна быть в доступе. Кроме нас об этом никто не позаботится, а вакцина еще когда будет. Если вообще будет.

Трое мужчин еще раз переглянулись, и Юрка сказал:

– Но не через интернет же торговать.

Полина ласково улыбнулась:

– Прямо через интернет – нет необходимости. Это не то, что покупают непосредственно перед использованием.

Димон покачал головой:

– А не подарок ты, Поля…

Полина дернула подбородком:

– И не рвалась. Мальчики, что-то мы застряли. У нас еще минимум две темы, а мне на автобус выскакивать через два часа. Во-первых, нужны перехватывающие вписки на ночь для застрявших не в своем районе, и это надо как-то побыстрее организовать, эта самая фауна тут окажется в считанные недели, если не дни. Во-вторых, хорошо бы помочь эвакуировать всю домашнюю живность, желательно вместе с хозяевами, пока животных принудительно усыплять не начали. Хоть к Эмергову, хоть куда, лишь бы отсюда. С бродячими пусть красавчики разбираются, раз хозяева тут они.

С первым, я думаю, замаскировать это дело под мастерские для обучающих мастер-классов, Литейный проглотит, им не до того. И сделать этим мастерским страницы на Ключике, там же и правда днем можно что-то делать – ну такое, отчасти крафт, отчасти самопомощь. А со вторым вот не знаю даже.

Молчавшая это этого времени Марина подала голос:

– Я знаю. Но Поля, это будет фактически канал эвакуации людей в Суоми и дальше…

Полина пожала плечами:

– И что? Лучше будет, если люди тут сперва питомцев потеряют, потом сами обвалятся в депрессию? Лечить тут уже почти некому, а это еще только начало.

– Но город же ослабляем, – возразил Димон.

– А человек, занятый спасением близкого существа, и так не боец – ответила Полина, и, подумав, добавила – а после потери близкого тем более.

Виталик молча покрутил головой.

Полина выдержала паузу:

– Ребята и девчата, есть еще и третье. Медикаменты. Конкретно – замена антидепрессантам… Нужно думать, чем помочь человеку, который от тоски на стенку лезет. Чтобы с крыш уходить не начали.

– Почему? – спросил Димон.

– Потому, что это унизительно. Хоть с крыши уйти от страха перед будущим, хоть неделю терять рассудок при виде обстоятельств и на стенку лезть. И по себе всех не ровняй, тебя вообще не бывает… меня, впрочем, тоже. А адаптола через неделю в городе не будет. И вряд ли он появится в следующем месяце.

Димон снова подал голос из кресла:

– Водки точно не хватит?

– Точно – мрачно кивнула Полина. – Проверено, мины есть.

Юрка кивнул:

– Подумаем. Еще что-то нужно?

Полина поморщилась:

– Юра, да все нужно. Ну хорошо, допустим, власти очнутся. Предположим, они даже поднимут подстанции и запустят отопление. Отопление заработает нормально – не будут нужны печки. Но оно же не будет первый год после такого крэша работать нормально. Аккумулятор не очень востребован при рабочей розетке, это правда. Но будет ли она рабочей все время – тоже вопрос. Ладно, допустим, у нас тут вдруг образовался рай с электричеством, отоплением и горячей водой. Инет красавчики все равно делать не умеют, его кто-то должен будет и дальше обеспечивать. И лучше, чтобы мы, потому что условия жизни в сети диктует тот, кто раздает интернет. Пока что это мы, и лучше, чтобы так и оставалось как можно дольше. Большому дому и МЧС не очень-то продиктуешь, у них интернет свой, и делиться они по понятным причинам не будут, а остальным, включая муниципалов – можно и нужно выставлять условия.

Переведя дух и глотнув остывшего чая, она продолжила.

– Кроме того, эти олухи не в курсе про антибиотики и их заменители. Они скорее всего не знакомы с идеей контрацепции, у них же шестнадцатый век в головах, и значит, этот вопрос тоже надо как-то решать нам. Они не знают про инсулин, про тироксин, про мочегонные. Запас за зиму уже подожран, а блокада никуда не делась. Это все надо доставать или чем-то заменять. Сами красавчики не почешутся, им и так нормально. А нам нет. Нужны средства для замены нейролептиков, витаминные комплексы. Нужны антигистаминные, гидрокортизон и локоид, противовирусные и интерфероны, и хотя бы гомеопатия вместо средств точного применения. Да, Московия тебе скажет, что РАН объявил гомеопатию лженаукой. А потом попросит втридорога за церукал и карсил. Так что спасение утопающих, как всегда, дело рук самих утопающих. И все это придется вывешивать на портал, что-то открыто, что-то только для своих.

Димон пожал плечами вполне философски:

– С обезболкой сейчас, кстати, тоже начнется: вам не больно, потому что нас учили, что это не должно болеть, а у вас болевые ощущения не опасны для жизни, просто отвлекитесь, а вот вам уже ничего не поможет, но в ближайшее время не умрете, так что учитесь с этим жить. И еще классика жанра: «вы в вашем возрасте вообще помолчите» и «а чего вы хотели в таких условиях».

Полина подтвердила:

– Ага, начнется. С почечной коликой постарайтесь обойтись спазмалитиком, а лучше полежите в тепле, ну придумайте что-то, мигрень сильнее почечной колики болеть не может, оно доктор, у него диплом, оно лучше знает, что ты чувствуешь, сердечное у вас психосоматическое, сделайте с этим что-нибудь, ревматизм требует тепла, а не обезболивания… а правильно иммобилизованный перелом вообще завтра сам пройдет, нечего тут.

Оба очень хорошо знали, о чем говорили: Димон жил с амиотрофией, а Полина после двух спортивных травм и приключения в гинекологии, о котором она очень не любила вспоминать, имела массу «интересных ощущений» от каждого неудачного движения, и для полного счастья периодически ловила развернутую мигрень, вышибавшую ее из жизни на сутки.

Димон задумчиво крутил в руках кружку и думал, что про мыльно-рыльное, постельно-нательное и прочую мелочевку можно уже не заикаться: с этими вопросами положение точно то же самое. И для всего этого тоже нужны страницы, разделы и адреса. Потом он сказал:

– Ладно, Поля, я все понял, Юра тебя до вокзала довезет, потом за мной вернется, махни мне, как в городе будешь. А то и заезжай.

Полина улыбнулась ему, кивнула и потянулась за сумкой.

На следующий день клубы собаководов и кошковладельцев дружно начали эвакуацию породных линий, разумеется, с хозяевами вместе. Редкие заводчики отдавали животных, сами оставаясь в городе. Через два дня к клубам присоединились активисты форума «Пес и Кот» и начали искать возможности вывезти беспородных животных. Разумеется, вместе с хозяевами.

Комендантский час из-за какой-то непонятной фауны меня взбесил до белого каления. Сначала они устраивают эксперимент на ЛАЭС, кончающийся аварией, потом оттуда начинают лезть твари – а сидеть ночами дома почему-то должна я. Как будто мне нелегального положения мало. Со слов знакомцев я уже знала, что власти с осени не одобряли шляющихся в темноте, проверяли паспорта и устраивали блокпосты – мол, мародеры, темнота, уровень преступности как в черном гетто. Зачем им лишние проблемы, пусть добропорядочные граждане сидят дома. Теперь же любые перемещения в темное время суток без спецпропусков и вовсе запретили, повесив с десяток фотографий из фильмов ужасов, призвав избегать любых контактов с бродячими животными и рассказав о страшной заразе. И саалан не врали, вот что самое обидное. Не стала бы Асана в личном Инстаграме вешать фейковое фото: ей это было бы позорно. Саалан – это вам не пацанчики Эмергова, которые сперва хвастаются, затем ожидаемо смачно вляпываются в магию чужаков, а после этого начинают делать себе что-то похожее на лицо.

У них и с Дейвином да Айгитом так вышло. Они не нашли ничего умнее, как выбрать в цели боевого мага. Точнее, они сперва его приговорили на своем замечательном сайте врагов всего живого, а уж потом пошли страшно мстить, решив, что раз чувак не только ходит без охраны, но и сам сел за руль, то взять его будет просто. Ага, разбежались. Кинув ему фугас под колеса, они могли получить шанс, хотя скорее всего, все бы кончилось очередным фейерверком. Но они же достойные дети гордого народа! Им лицом к лицу надо! Им поговорить!

Машину они, положим, остановили, блокировав своими понтовенькими мотоциклами, которыми только перед девками хвастаться. Он к ним даже, говорят, вышел. Что произошло потом – свидетели так толком и не осознали. Рассказывали, что то ли вихрь налетел и сбил всех с ног, то ли парни вдруг начали палить в белый свет, как в копеечку, то ли желудочный грипп их разом скосил, заставив оставить на асфальте легкие и прочую требуху. Главное – результат, а уж он-то был нагляден. Семь трупов. И Дейвин еще глумился, с серьезным лицом говоря, что раз по местным верованиям хоронить по частям нехорошо, то вот, пожалуйста: с виду все целые.

Нет, конечно их дружочки сразу начали верещать, что они хотели только поговорить, а этот дикий Дейвин на них как набросится с перепугу. Но поздно: я страничку с приговором отскринила заранее, предполагая исход, и повесила во всех доступных соцсетях с издевательскими комментариями. Тогда, чтобы два раза не вставать, они вынесли смертный приговор и мне. Так что, пока весь город осознавал наличие инородной фауны и учился жить с ней рядом, я оказалась очень занята: беседовала с промосковскими боевиками об особенностях перевода «Слова о полку Игореве» со старославянского на русский. Я им не да Айгит, чтобы тратить лишние усилия на выпендреж, да так и засветиться легче. Поэтому хоронить после таких диспутов чаще всего оказывалось некого, для уборки следов вполне хватало мешка для мусора. Если меня начинали расспрашивать – я искренне удивлялась, мол, кто, когда, не видела я никого, ничего не знаю, веду блог, документирую преступления завоевателей и рассказываю о них миру. Некогда мне с этими, предавшими край еще когда он назывался иначе, отношения выяснять, слишком со многими людьми надо встретиться и обсудить дела и планы на лето.

С Виталиком меня познакомили через не то третьи, не то пятые руки. Мне его представили, как парня из анархистов, делавших какой-то свой проект. По мнению представлявших, он мог быть мне полезных в моих делах здесь. После довольно короткого обмена репликами в сети мы договорились встретиться в пышечной на Малой Конюшенной. Она не только пережила трудную зиму, но и говорят, открылась чуть не самой первой в городе, когда вокруг все было совсем плохо, а в полную силу работала только гостиница «Астория», в которой жили иностранные журналисты и наши дорогие гости.

Я пришла чуть раньше, и устроилась у стены лицом к двери, чтобы не пропустить его. Войдя, он обвел взглядом зал, как терминатор, как-то угадал меня, кивнул и подошел.

Посмотрев на стол, где уже стояли мой кофе с молоком и оставшиеся две пышки, пожал плечами и сказал

– А действительно… – развернулся и пошел к стойке.

Вернувшись с тарелкой пышек и стаканом все того же бачкового кофе, он глянул на меня так, как будто хотел улыбнуться, но передумал:

– Ну, рассказывай. С чем пришла, чего звала… и все прочее.

– Знаешь, – улыбнулась я, – Вот всегда считала, что хорошие люди должны дружить. Особенно в плохих обстоятельствах. У одного есть яблоко, у другого банан, у третьего дрын, чтобы отлупить четвертого. Вместе веселее.

– Так, – сказал он все с той же недоулыбкой, – политическую программу давай пропустим. Меня тебе уже представили, раз ты тут, тебя уже знает пол-шарика… давай сразу про конкретику, хорошо?

– Ага, – кивнула я и отхлебнула кофе. – Я часто езжу к соседям. Много что привожу. Это туда сложно, об чем отдельная жаль, а обратно – от лекарств до средств личной обороны. Или вам лучше вообще в другую степь? Так тоже не вопрос. У меня и на лето планы есть, интересные. Выезд на природу, понимаешь, лекции по химии и истории с практическим выхлопом.

– Мгм… Он задумчиво возил пышкой по тарелке, собирая сахарную пудру – а конспектов этих лекций, отдельно от преподавателей, у тебя нету? А то анархисты – народ нервный, чужих боятся. С выездами на природу – мы подумаем, но сильно не жди. У нас тут хлопот полон рот: одно вывезти, другое ввезти… А также одних эвакуировать, другим хотя бы лекарств подкинуть.

– Какие-то есть, – кивнула я. – Что-то по памяти могу воспроизвести, про безлидерное сопротивление, про формирование сетевых групп и оптимальное взаимодействие в Интернете и реале, – Виталик как-то особенно внимательно на меня посмотрел, я продолжила. – Но летнюю программу я пока не всю знаю, я все же больше вольный путешественник. Лекарства привезти – не вопрос вообще, есть свой врач в Лаппе, рецепты пишет, что твой Айболит. Они там тоже люди – дружественная аптека аж складик сняла под наши нужды. Так, на всякий случай. А вот про вывезти ты губу не раскатывай. Я пакетик кило на полтора третьего дня тащила, так вся взопрела. Наши еще ничего, им пофигу, а соседи чуть не в белых одеждах счетчиками водят, водой поливают, собак напускают.

– Сурово, – он качнул головой.

– Да они там все контаминации боятся, – махнула я рукой, – вот и бдят.

– Чего? – не понял он.

– Что заразу привезем. Радиоактивную. Сопрет кто-нибудь примус из Соснового Бора и потащит продавать в Суоми, в антикварный магазин. А вот с «ввезти» таких проблем нет. Сдается мне, если кто поедет через границу на танке, соседи только удивятся, зачем так далеко за ним ездить, не проще ли на месте кого раскоммуниздить, но вполне согласятся считать бэушной машинкой с большим пробегом, только на металлолом. В общем, если надо – я могу достать и даже не очень дорого.

Он допил кофе, поморщился, отодвинул от себя стакан по столу:

– Алиса, два вопроса, если это не слишком наглость с моей стороны.

Я улыбнулась:

– Давай. Будет наглость, так и скажу.

– Во-первых, откуда. Во-вторых, почему ты решила нам помогать?

– Старые связи, – пожала плечами я. – Я много путешествовала до того, как… и далеко не о всем писала в блоге. Кошек любопытство губит, лисам – помогает. А во-вторых… Это наш город. Это наша земля. А не их. Пусть проходной двор в другом месте устраивают.

– Проходной двор? – не понял он.

– Ты у них космические корабли видел? Хотя бы на фотографиях.

– Нет. Они свои технологии хорошо прячут. И не делятся.

– Да, – хмыкнула я. – Раса параноиков-мультипликаторов. Нет у них никаких кораблей. А порталы – есть. По ним они к нам и пришли. Технология это или магия – тут нам без разницы. Они по любому не уйдут никуда. Раз они так в нас вцепились – мы им жизненно важны и нужны, потому что никуда в другое место они попасть не могут. А вот воровать свежую кровь – еще как могут. Почем мы знаем, как эти их порталы и технологии устроены? Чего-то у них высокой развитости лично я не замечаю. А вот клептомания – в полный разворот видна. Девчонки пропали? Пропали. И с концами. Размножают они их там или в черных мессах используют, нам отсюда не видать. А факт есть факт, с ним не поспоришь. И пока мы их землю жрать не заставим – они не то что не уйдут, а будут поуютнее устраиваться и пасть на нас разевать. Им же надо, а мы подвинемся. И не знаю, как ты – я против.

Он выматерился. Потом рассказал мне про февральскую историю с вышедшим на легата малолеткой-смертником, которого красавчик сперва нанял на работу, а потом снял с него пояс со взрывчаткой голыми руками, и все это прямо там, на набережной. И тогда выматерилась уже я.

Виталик подал мне руку, сказал:

– Ну мы друг друга поняли, свяжемся. До встречи, Алиса… в сети или так. – и улыбнулся, наконец. Улыбка у него была такой поражающей силы, что будь у меня такая, я бы ее тоже экономила.

Марина узнала об этом разговоре в течение тех же суток и поняла, что Сопротивление уперлось в проблему: боевиками и мирным оппозиционерам предстояло как-то познакомиться и определиться в отношениях друг с другом. А потом еще что-то об этом сказать жителям города и края, а заодно и сочувствующим издали, из-за границы. Желательно, достоверное. Стили действий боевиков и мирных групп отличались настолько, что соединить их в одну программу не мог ни один здравый ум. Даже если считать за «здравый ум» сознание человека, рехнувшегося не больше, чем его окружение, в этих явно ненормальных обстоятельствах. Написать Полине об этом прямо она не могла, поэтому отправила ей сообщение с приглашением на любую субботу и обещанием угостить гефилте фиш. Прочитав сообщение, Полина отправилась к начальству выбивать внеплановых выходной из запасных, которых скопилось уже какое-то неприличное количество, победила в неравной борьбе – и поехала выяснять, что за проблемы образовались у Сопротивления.

Именно об этом и шел милый девичий кухонный треп двух подруг мартовским субботним вечером. Говорили, для разнообразия, у Полины, на крошечной кухне обычной купчинской «двушки», а не в «конференц-зале», как называл кухню на Некрасова один из мужей Марины. И естественно, никакой гефилте фиш на столе не было, а был какой-то из Полининых обычных десертов на скорую руку и еще вполне годный чай. Но чай стыл на столе, а десерт скучал в блюде рядом, потому что треп тек неровно, периодически срываясь на лексику, от который покраснел бы и гранит набережных, а временами поднимаясь к юридической латыни и цитатам из Кропоткина и Троцкого.

С точки зрения Марины альянс с боевиками был только признанием факта единства Сопротивления. Полина утверждала, что консолидироваться с ними нельзя ни в коем случае, чтобы не делить с ними ответственность за этически сомнительные акции. Марина недоумевала по поводу этической сомнительности, приводя в пример промосковские группы и правительство в изгнании. Полина предрекала в недалеком будущем неизбежные действия и решения из тех, которые лучше бы ни с кем не делить. Такие, что сами по себе они еще сойдут за этику, но в сумме с действиями и решениями других групп Сопротивления будут выглядеть очень неприглядно. Настолько, что как бы внешние наблюдатели не начали симпатизировать саалан, не желая детально вникать в разницу повестки дня у боевиков и мирного крыла. В итоге одна закурила, отойдя к окну, вторая вытащила из сумки заначенную таблетку сумамигрена, обе помолчали – и согласились считать вопрос недостаточно созревшим. А значит, воздержаться от публичных заявлений, по крайней мере пока.

Vity4 21.48: Полинчик, привет, у меня тут два вопроса, оба довольно неприятные, мы без тебя определяться не стали, а Маришку беспокоить не хотим, она чувствительная.

Augmentina 21.51: Виталик, вечер. Допустим, что добрый, хотя я уже представляю себе. Но выкладывай, чего уж там…

Vity4 21.51: В общем, тут два кадра отличились, каждый в свою сторону, мы пока с ребятами обоих для начала придержали в пустом бизнес-центре и решили списаться с тобой.

Augmentina 21.53: Таааак… уже недурно. И чем кадры славны? Давай-ка по очереди, сперва с одним разберемся, потом про второго расскажешь, а то я уже чую, что за обоими развесисто и кучеряво.

Vity4 21.55: Ну давай я начну с первого. Сразу предупреждаю, что будет грязно. В общем это тот, у которого вписка была на шестой Советской.

Augmentina 21.56: Ага, и что там с ним?

Vity4 21.58: Да он, понимаешь, решил, что вписку он держит за право на свежее мясо женского пола.

Augmentina 22.03: … извини, я фразу перечитывала. Еще раз, что он решил?

Vity4 22.05: Ну в общем вот что: он у себя установил такие интересные правила… я даже не знаю, как тебе сказать, чтобы не обидеть

Augmentina 22.06: Меня? А меня ты не обидишь. Так что давай прямо, и побыстрее, ночер уже.

Vity4 22.08: Ну хорошо, ты сама сказала. В общем, идея у него была такая: если ты свалилась на вписку, ты спишь с хозяином. А не хочешь раздвигать ноги, так собирайся быстро и вали за дверь, фауна там, не фауна… И впредь планируй время лучше.

Augmentina 22.11: Гм. Понятно. И что, соглашались?

Vity4 22.11: Да он не спрашивал.

Augmentina 22.13: Волшебно вообще. Пострадавшие до больницы есть?

Vity4 22.16: Да есть, и даже не одна… на чем собственно ситуация и засветилась. Но доказать изнасилование, даже откровенно криминальное – задача не из простых, и полиция хором с поганцем поет про «нужно лучше планировать время, а не надеяться на случайных знакомых», так что повторения однозначно будут, и в районе Песков вписки сейчас считай нет.

Augmentina 22.19: А что он тогда до сих пор жив? Мужикам с ним по одной улице ходить не позорно?

Vity4 22.21: Да вот как-то решили поговорить сначала…

Augmentina 22.21: Извини, а с чем? С его тупой уверенностью в праве на такие художества?

Vity4 22.24: Да, как-то не сообразили…

Ага. А со вторым чего?

Vity4 22.25: А второй решил, что может делать не только черный для портала, но и снежок для левых продаж.

Augmentina 22.25: О…

Vity4 22.25: Да вот мы тоже как-то растерялись.

Augmentina 22.28: Виталя, давай проще: на кой предмет на портале нужен химик с настолько шаловливыми ручонками? И вообще в городе непонятно зачем он нужен. И да, попрошу некстати: достань программера где-нибудь, сайт уже грузится по десять минут, там только черта в ступе нет, надо перезаливать и делать все как-то иначе.

Vity4 22.31: Это еще не все. К Ключику хотят присоединиться «Волшебный дом», «Лунная рыба», «Чай и тушь» и еще кто-то писал с этим же, я забыл.

Augmentina 22.33: Ну, ожидаемо. Сейчас все флаги в гости будут к нам. Нас это конечно радует, но несколько грузит. Хорошо бы под этим всем не положить сайт. Так что программер нужен вчера.

Vity4 22.36: Ну значит делаем портал. Есть программисты, готовы работать, условия у них здравые, все будет через полтора месяца. Да, видел я твою девочку. Ощущение, что живет не здесь – шмотки, как только что из стирки, сама тоже чистенькая, аж светится… в общем, странноватое впечатление.

Augmentina 22.39: Ну портал так портал, вам видней. А Алиса… просто не обращай внимания, у нее свои какие-то способы вести хозяйство и следить за собой. Я их никогда не понимала, и не вникала. И по поводу вписки на Советской: позвони к ребятам на Суворовский, может они согласятся. Если нет – я приеду, подумаем.

Визит легата к куполу над радиоактивными развалинами ЛАЭС был назначен на восемнадцатое апреля и носил чисто формальный характер. Не потому что Димитри было не интересно, отнюдь нет. Он, как и всякий маг, с удовольствием посвятил бы время исследованиям хитросплетению заклятий, удерживающих смертоносное излучение. Однако он точно знал, как из докладов да Онгая, так и из отчета достопочтенного Вейлина, что вопросов к работе купола нет, он под надежным контролем досточтимых и Академии, с возвращением Источников берет энергию для своего функционирования из них, при этом одна дублирующая система, на случай повторения октябрьских событий уже создана, а вторая – создавалась. Значит, непосредственной опасности городу и краю с этой стороны не было. Если все в порядке – зачем терять время на очевидное? Раз, опять же со слов да Онгая, местные ждут, что он покажется у ЛАЭС – хорошо. Он посмотрел на Сосновый Бор и станцию из салона вертолета, потом провел час с досточтимыми, оставил их на растерзание журналистам из местных, которых тоже пришлось взять в инспекторскую поездку, и вернулся в город, к куда более насущным делам. Осмотр показал, что купол стабилен и требования безопасности, выдвинутые местными специалистами, выполняются тщательно и скрупулезно.

Силы края, предназначенные для защиты обычных людей от подобных аварий, местные их называли МЧС, еще в октябре определили территории, с которых надо было отселить людей и запретить посещение вовсе. Благодаря магам и куполу она оказалась намного меньше, чем ожидали, исходя из опыта прошлого подобного происшествия. Тогда, как знал Димитри, около тридцати километров вокруг атомной станции оказались запрещены для жизни: в лесах той земли даже вода превратилась в яд, убивающий медленно и мучительно. Санкт-Петербургу повезло больше. Был полностью расселен Сосновый Бор, город атомщиков, находящийся непосредственно у ЛАЭС, закрыты подъезды и рекомендовано воздержаться от ведения сельскохозяйственной деятельности и сбора грибов и ягод на территории Лебяжинского городского поселения, но в целом земля осталась чистой. И это давало надежду, что вопрос с беженцами и вынужденными переселенцами, разбросанными по краю, удастся решить в течение ближайших нескольких лет.

Попытка Димитри выйти на контакт с программой «Свет в окне» так и не удалась. Длина дня увеличилась по сравнению с февралем в полтора раза и продолжала прибывать, ночи становились все короче и светлее. Значков с окошками на горожанах больше не было, все объявления и граффити оказались аккуратно залиты краской. Двери коммун были закрыты и туда больше нельзя было прийти с улицы без предварительной договоренности. После стука в дверь квартира затихала, и отказывалась подавать признаки жизни. Идею ломать двери, являясь с дружеским визитом, князь не одобрил. В фитнес-залы, которые очевидно были связаны с программой, местные официально отказались пускать «не своих» и прямо заявили людям Димитри – у вас есть легат, вот пускай он вам возможность следить за собой и обеспечивает. Димитри подумал и согласился с идеей. Около замка в Приозерске заложили крытый стадион. Второй, открытый, сделали наскоро за периметром.

Дейвин проводил последний вечер апреля за занятием, ставшим привычным: на его столе лежала карта области, над ней – карта города, поверх карт – две аккуратных стопки листов с текстами и цифрами. Блокнот ему нужен не был, он просто оценивал обстановку, глядя то в листы, то на карты местности.

Картина получалась довольно настораживающая. Край, разваленный да Шайни и озлобленный, был весьма активен, но активность эта была очень странной. Люди делали все возможное, чтобы их жизнь, так изменившаяся после появления в крае саалан, зависела от пришлых как можно меньше. Они, похоже, готовились к новым лишениям, и подходили к вопросу очень всерьез. Причем старались делать все возможное, чтобы власть не видела их действий и не могла просчитать их планы.

Граф вздохнул про себя: «еще немного, и нам нечего будет им предложить… надо бы поговорить об этом с князем». Его мысли прервал знакомый Зов: вернулась Асана, где-то пропадавшая два дня и ночь. И она приглашала его прийти на кухню. Он хмыкнул, но встал из кресла и пошел по длинным коридорам и лестнице на первый этаж. Войдя в кухню, граф с интересом посмотрел на большой стол, на котором внушительной горой лежала… черная радуга? Он потрогал черную массу, отливающую фиолетовым, синим и зеленым – сначала пальцем, потом всей ладонью. Ощутив под рукой плотный слой птичьих перьев, шевельнул тушку более уверенно. Птица перевернулась, раскрыла крылья цвета ржавчины с ярко-белым краем, показала длинную мощную темно-серую шею, почти белый клюв, толстые сильные лапы в серо-пестром оперении. Дейвин посмотрел на виконтессу с удивлением:

– Асана, что это?

Она довольно засмеялась:

– Это глухари, их так зовут. Три глухаря. Глухарки гораздо меньше, и не такие яркие. Я не стала в них стрелять. А эти красавцы – хорошая добыча.

– Зачем ты принесла их? – недоуменно спросил граф.

– Это наш ужин! – торжественно объявила виконтесса.

– Асана, это же птицы, их точно можно есть? – изумился Дейвин.

Она уверенно кивнула:

– Да, я уже пробовала такого вчера. А теперь и этих приготовлю.

Разложив птиц по столу на достаточном расстоянии друг от друга, она сделала фото на телефон. После этого отошла еще на шаг от стола, бросила в каждую тушку огненный шар, отделивший все перья от кожи, и смущенно улыбнулась вошедшему князю:

– Делать это руками было бы слишком долго.

Саалан считали дурным тоном магическое воздействие на пищу, которую собираешься есть. Но вручную ощипать трех птиц, каждая из которых весит около четырех килограммов – это слишком много бессмысленной работы. Заклинанием снять с них перья гораздо быстрее и чище. Димитри кивнул, взял со стола перо и задумчиво начал крутить его в пальцах:

– Красивые.

Асана, уже потрошившая первую птицу, кивнула:

– И совершенно безумные. Они ничего не боятся и ничего не слышат, когда зовут подругу.

Димитри тихонько засмеялся, глядя на птиц:

– Это небезопасно, а, Асана?

Она ответила смехом:

– Им безразлично. Каждый хочет, чтобы глухарка обратила внимание именно на него, их там по пять перед одной красуется.

Дейвин печально покачал головой:

– Вот она, судьба проигравшего…

Димитри посмотрел на Асану, посадившую первого глухаря на вертел и готовую приняться за второго, взял нож и стал помогать ей. Дейвин подумал и начал собирать перья со стола в мешок, пока они не разлетелись по всей кухне. Самые красивые он отложил, чтобы сохранить: будет сувенир на память об этом мире. Закончив с этим, он принялся мыть и чистить фрукты к ужину.

Потом они больше часа ждали, пока птицы испекутся, болтая за бутылкой вина, и Асана рассказывала об охоте. Сперва про то, как они по колено в снегу подбирались к полянам, где глухари кружили перед подругами, раскрыв крылья и развернув хвосты, и оставляли на снегу глубокие четкие линии. А затем про то, как охотники грелись в лесной избушке, как топили баню и мылись по-местному, с отбиванием холода от тела веником, и как жарили птиц на огне прямо в печи. И наконец, про совершенно ей непонятную коллизию с ее донором, который ее и пригласил поучаствовать в этом приключении.

– Представляешь, – недоумевала она, обращаясь к смеющемуся князю, – ложимся спать, я его обнимаю, а он отстраняется. Я ему – что тебе не так? В бане же все очевидно было! Несмотря на полотенце! Он мне – да я женат. Я говорю – это замечательно, потом познакомишь, а в чем проблема? Он отвечает, мол, жена будет против. Не беспокойся, обещаю, утешим жену, красивых парней у нас много, а он – а тогда против буду уже я.

Димитри отставил бокал и озадаченно сдвинул брови:

– Почему же он будет против? Он хоть объяснил?

– Да кто их разберет, – пожала плечами Асана – Он объяснил, но я все равно не поняла. У них какие-то странные правила на этот счет: пока с одним спишь, с другими уже почему-то нельзя. А если с кем-то другим идешь, первого надо оставить, получается. И для мужчин так же. И даже если первого любишь, а со вторым получилось случайно – все равно надо уйти.

Дейвин весь час с лишним терпеливо слушал ее, но наконец скривился:

– Асана, твой донор, я надеюсь, не из крестьян?

Асана, снимавшая с вертела трехкилограммового глухаря, рассеянно ответила:

– Нет, заместитель главы администрации района, а что?

– Ничего – поморщился Дейвин, – кроме кошмарных просторечий.

Асана посмотрела на него с очень знакомым ему выражением лица: «дуэли не будет, даже не мечтай», и мягко сказала:

– Давай тарелку. И покажи, какой тебе кусок. Грудь у них суше всего остального, учти.

Дейвин попробовал выбранный кусок и удивился: это было действительно вкусно. Мясо имело яркий аромат и приятный сложный кислый привкус. Оно совершенно не пахло смолой, в отличие от птиц его родины. Те за жизнь так сильно пропитывались смолистыми веществами из поедаемых ими побегов и зачатков шишек, что после смерти были неинтересны даже насекомым. По крайней мере первые года два. Наслаждаясь вином и едой, Дейвин заметил, что конфликт рассосался сам собой, не начавшись – как и всегда, когда Асана не планировала подраться.

Утром виконтесса выложила фото с охоты в Инстаграм. Кадры были действительно шикарными: черно-радужные птицы на выцветшей сухой траве и ярком белом снегу, и те же птицы, но уже как трофеи, на розовом граните кухонного стола.

Отзывы под фото с токовища были многочисленными и в основном восторженными. А вот с трофеями поздравляли как-то не очень активно, и было даже несколько недоуменных вопросов под фото: мол, глухари и глухари, они тут в это время всегда такие, чего удивительного.

Асана дня два не знала, как ответить на вопросы. На третий день она изобрела возможность разместить на своей странице раздобытые специально для этого рисунки «птички» северного саалан, напомнившей местным очень большую белку-летягу. Вот только эта белка-переросток имела ряд маховых перьев на передних лапах, в ее широкой и жесткой треугольной пасти виднелись два ряда мелких острых зубов, а задние лапы, тоже оперенные в один ряд, по мощности не сильно уступали кроличьим. Инстаграм виконтессы, а затем и ее страницу ВКонтакте засыпали вопросами типа «как же эта штука летает?» и «кого они едят?».

Димитри, уже освоивший социальные сети, написал ей, чтобы больше трех кавалеров с собой не приглашала. Он надеялся, что после доклада императору все они будут хвастаться трофеями, интересными приключениями и новыми друзьями уже дома. Император ждал его меньше чем через неделю по местному счету. Государственный Совет был назначен в день, когда обе луны родного мира Димитри покажут свой полный лик.

К императору Димитри пригласили, едва он вышел из межмирового портала. Князь и пошел, как был, связав волосы синей шелковой лентой чуть ниже шеи, даже не припудрив лицо, с неподведенными глазами, в рубашке неподобающего серо-зеленого цвета, в черном кожаном жилете и синей кожаной куртке поверх, в серых шерстяных штанах и в обуви со следами питерской грязи. Их беседа состоялась в зимнем саду старого дворца. Они неспешно прогуливались по дорожкам оранжереи с тропическими растениями, между цветами летали бабочки, уворачиваясь от миниатюрных дракончиков, в многочисленных фонтанчиках и искусственных ручейках журчала вода, ночные цветы готовились раскрыть свои лепестки. Пожалуй, не хватало только пения птиц – князь успел привыкнуть к нему в Новом мире.

В юности императора за глаза называли «короленком» и не принимали в расчет. Да и с чего бы? Рядом со старшим братом он и вправду смотрелся несерьезно: резко вытянувшийся, на глазах превратившийся из подростка в юношу, но еще не успевший возмужать. Он был намного младше своего брата, тот успел жениться сперва по выбору отца, потом привести в дом еще одну девушку, пусть не знатную, но красивую и из такой семьи, какие саалан называли «хорошими» и отличали от «знатных». И, значит, оставалось недолго ждать появления маленьких наследников, отодвигавших вероятность получить трон в призрачную даль. Впрочем, его это не беспокоило – с ним была молодость, такая короткая у смертных, и любопытство. А магом ему быть не случилось. Так что «короленка» все устраивало, о чем он часто говорил друзьям. Брату – унылые советы с досточтимыми и нобилями, ему – охоты и пиры, веселые беседы с красивыми девушками и легенды о старых богах, пугающие Академию самим своим звучанием.

Но все переменилось в один день. Жизнь его старшего брата, любимца отца и знати унес осенний шторм, вместе с кораблем, шедшим из столицы в Город над Морем, на котором принц отправился в Академию. Теперь наследником стал «короленок», его друзей Академия сочла неподходящим для юного принца. И спутники по былым развлечениям вдруг оказались объектом пристального внимания дознавателей Святой стражи, изыскания которой прервала смерть старого короля.

Димитри, спешивший в столицу и все равно безнадежно опоздавший, едва поняв, к чему все клонится, вернулся сперва на Острова, а потом и вовсе ушел на Ддайг. Именно там он узнал, что, к неудовольствию Академии, недоумению знати и страху простолюдинов, короленок, которого никто не принимал всерьез, будущая послушная марионетка Академии, вдруг объявил себя императором и заявил, что Поток говорит с ним, не магом и потомком не магов. Сумасшедшим, одержимым или отчаявшимся был принц, уже не играло роли: он был потомком королей и единственным прямым наследником династии, не прерывавшейся со времен Ледового Перехода. Что с этим делать, не знали ни досточтимые, ни знать. Так или иначе, дело решил сам Поток, в одну минуту сменив магистра Академии и подтвердив все права юного короля на трон. После того памятного совета никому не приходило в голову усомниться в том, что Поток говорит с императором и ведет его, оберегая империю Белого Ветра.

Решения, которые он принимал, зачастую были парадоксальными и нелогичными, но спустя время всегда оказывалось, что его выбор открывал единственный путь к миру и процветанию. Еще при жизни поколения смертных, заставших траур по старому королю, люди стали смешивать в сказках и песнях образ императора и Пророка, принесшего саалан знание Потока и умение использовать Источники. И его имя, как и имя Пророка, перестало иметь значение настолько, что было забыто. Он стал просто император, единственный, как солнце на небе и Ледовый Переход. Население империи росло, саалан осваивали новые земли, и наконец добрались до третьей точки и Нового мира. Император выбрал Озерный край как место для колонии, дал Унриалю да Шайни должность наместника и отправил Димитри, князя Кэл-Аларского, с полномочиями легата разгребать унылую бессмыслицу, в которую превратилось вроде бы верное дело и блистательная победа. Именно об этой унылой бессмыслице и ее последствиях Димитри и рассказывал императору в зимнем саду старого дворца. И разговор складывался вовсе не так, как ожидал князь: император хотел, чтобы он вернулся в Озерный край после совета.

– Государь, похоже, мой предшественник использовал последний шанс, мне он не оставил ни одной возможности хорошо вести дела в крае.

– Значит, кроме тебя, мне некому доверить эту землю, – император поднял согнутую в локте руку ладонью вверх, и на нее почти сразу села бабочка с прозрачно-белыми крыльями. Он не колдовал – впрочем, как и всегда.

– Государь, – Димитри тяжело вздохнул, – до прибытия в Озерный край я никогда не оказывался в обстановке, где силу приходится применять буквально на каждом шагу. Пробыв там всего-то три их месяца, я устал сравнивать себя то с работорговцем, то с рабовладельцем. Это не считая того, что на Ддайг скоро сдвинутся с мест орды, и есть еще острова Кэл-Алар, которые тоже без внимания лучше не оставлять. Кроме того, применять силу после всего, что там случилось, нет смысла, а не применять тоже никак не получается.

Император кивнул, любуясь бабочкой:

– Я мог бы просто приказать – и знать, что ты сделаешь, потому что это ты. Я не делаю этого потому, что не хочу поступать с тобой так. Но если ты откажешься, то у меня не останется иного выхода, кроме как передать земли магистру Академии.

Император посмотрел на Димитри, и в его зрачках отразился золотой свет заходящего солнца. Они сделали еще десяток шагов, и князь сказал:

– Да, государь. После совета я вернусь в Озерный край.

Бабочка взмахнула крыльями и улетела. Император кивнул, следя за ней.

– Я знал, что могу доверять тебе, князь. Поток держит тебя, ты сумеешь поступить наилучшим образом.

– Я верю и надеюсь, государь.

– Как все мы, Димитри, как все мы. Подумай, кем ты хочешь вернуться в Новый мир. Я готов дать тебе и жезл вице-императора, и печать наместника.

Император не назначал его, а предлагал выбор. И Димитри знал, что ночь перед советом он проведет без сна, и отнюдь не за беседой с женой и дочерью. Ему предстояло сделать очень тяжелый и сложный выбор. Власть вице-императора ненамного уступает власти государя, и даже досточтимые Академии вынуждены искать с ним компромиссы. Как с неудовольствием замечал магистр, Димитри творил в Заморских землях что хотел, не особо оглядываясь на слова о Пути, привечал там вольнодумцев, место которым было на исправлении в монастырях Святой стражи. Ддайг принадлежал князю лишь чуть менее, чем острова Кэл-Алар: он был там вице-императором. Нобили держали землю от его имени и присягали ему лично. Именно там обосновалась когда-то с мужьями его старшая дочь, родившаяся смертной, а не магом, и ее единоутробные братья и сестры. Их многочисленное потомство считало Ддайг своей родиной и вовсе не стремилось в Метрополию, Димитри был их сюзереном. Вряд ли они бы захотели переезда в Новый Мир, как ни заманчиво смотрелось предложение. Но если в Заморские земли придет новый вице-император, выбора у них может и не остаться.

Если Димитри после совета вернется в Озерный край как вице-император, это очень сильно развяжет ему руки. Он сможет выслушивать достопочтенного и поступать по-своему, не оглядываясь на советы и рекомендации Академии, как он делал все это время на Ддайг. Академия станет проповедовать и знакомить жителей Нового мира с Путем и Белой книгой, но вмешаться в дела светской власти у них возможности не будет. Досточтимые станут жаловаться на положение дел Магистру, тот – огорчать императора и призывать вмешаться, – и все. Точно так же, как это было на Ддайг.

У наместника с досточтимыми другие отношения. Настоятельные советы зазвучат приказами, обязательными к исполнению, и отстаивать свою точку зрения придется порой дольше, чем было бы удобно и полезно. Именно поэтому «хороший мальчик» Унриаль да Шайни был, как наместник, гораздо уместнее несговорчивого князя, имевшего к досточтимым свой давний и длинный счет еще до этой истории.

Случившееся в Новом мире было неудобно всем: Академии, клану да Шайни, императору, и разумеется, самому Димитри. И чем больше князь вникал в дела края, как легат императора, тем большее недоумение у него возникало. Маркиз да Шайни пошел в разнос и натворил бед? Но где в таком случае была Академия и досточтимые? Их долгом было советовать наместнику и наставлять его на Путь, если он ошибался. И их же обязанностью было сообщить в империю, если что-то пошло не так: третья точка слишком важна, чтобы пускать дело на самотек. В крае происходило что-то не то, и нужно было выяснить, что именно.

А приняв жезл вице-императора Озерного края, Димитри не сможет сохранить за собой Ддайг, и, значит, император назначит туда кого-то другого. И он приведет с собой своих людей, чтобы заменить вассалов Димитри, которых князь волей-неволей заберет с собой в Озерный край. Но на Ддайг жили не только люди князя, корабли с искавшими плодородных земель приходили каждый год. Пока преемник Димитри и его люди освоятся, поймут, как именно защищать колонию от набегов, число убитых будет исчисляться сотнями, если не тысячами, а количество сожженных деревень – десятками. И никакие советники тут не помогут, орды непредсказуемы, и чтобы успеть их перехватить до того, как они наделают бед, надо чувствовать дыхание земли.

Этой длинной ночью Димитри смотрел из окон кабинета на просыпающуюся столицу и выбирал, с какой землей связана его судьба, с Озерным краем или Ддайг. И, пожалуй, скажи император свою волю, князю стало бы если не легче, то спокойнее.

Димитри вернулся в Озерный Край мрачным. Через час после возвращения, несмотря на приближавшуюся полночь, он собрал у себя Дейвина и Асану, кивнул секретарю Иджену, чтобы тот тоже задержался, и рассказал невеселые новости вассалам и слуге. Им всем скормили горький пирог, хотя он был щедро полит сладким соусом. Должность наместника с расширенными полномочиями на первые три года предполагала, что досточтимые должны будут если не подчиняться, то по крайней мере не препятствовать его решениям. Но Асана и Дейвин, переглянувшись, хором сказали: «ой, как мы тут влипли, капитан». Он развел руками – мол, делать нечего, действительно влипли, надо осваиваться и пытаться прижиться. Отправив огорченных вассалов отдыхать, он вышел на крыльцо замка и долго смотрел на чужие звезды в глубокой шелковой синеве, совершенно непохожей ни на небо Кэл-Алар, ни на высокий синий купол над степями Ддайг. За горизонт скатывалась одинокая местная луна, он безотчетно поискал глазами вторую и вздохнул: искать ее в этом небе было бесполезно. С другой стороны, утешил он себя, третья точка на то и третья точка, чтобы можно было через полчаса оказаться хоть на Ддайг, хоть на Кэл, хоть в столице. Никто же не выслал его сюда пожизненно. Отдыхать он имеет право там, где хочет, просто право на отдых сперва еще придется себе обеспечить.

Утром Димитри слушал доклад Дейвина. Тот рассказывал все, что он сумел понять о настроениях в крае, и картина выглядела, если начистоту, совсем не радостно. Сопротивление одной рукой держало оружие – пока еще неумело и некрепко, но с твердым намерением причинить пришлым не меньше вреда, чем было уже получено краем. А второй рукой то же самое Сопротивление быстро собирало самое необходимое для достойной жизни горожан и предлагало им собранное в обход власти. Хуже того, местная власть, как выяснилось, уже вынуждена была пользоваться услугами оппозиции для того, чтобы обеспечивать элементарные бытовые нужды чиновников. И похоже, руки Сопротивления даже не были друг с другом знакомы. Когда Димитри рассказал все это начальнику своей пресс-службы, тот схватился за голову, точнее, взялся одной рукой за лоб. Некоторое время помолчав, он рассказал про гадкую схему спецраспределителей, от которой князя замутило. Через сутки молчаливого бешенства Димитри признал правоту этого решения и отдал распоряжение о формировании сети обеспечения чиновников и сотрудников основных городских служб продовольствием и товарами первой необходимости.

На тот же самый день наместник назначил встречу с Живым Городом. И опять их удивил. Без долгих предисловий князь сказал:

– Ну вот, я снова здесь. Теперь уже в статусе наместника. Так что теперь мы с вами можем вернуться к вопросам, которые раньше пришлось отложить, потому что мои полномочия не гарантировали окончательности решений. С одной стороны, для меня это не слишком радостный поворот событий – я, если быть совершенно честным, хотел вернуться домой как можно быстрее. С другой стороны – нам с вами предстоит провести вместе несколько интересных лет. Может быть, довольно много. Надеюсь, мы ими распорядимся разумно.

Распрощавшись с ними, он отправился общаться с журналистами. Больше всего в этой дурацкой ситуации он досадовал на то, что ему придется кормить бездельников, которые рта не раскрыли, чтобы предупредить его о том, от чего эти люди пришли предостеречь его, несмотря на риск – а тем, кто делал дело, он может раз в месяц предложить чашку чая с печеньем, и не больше. А больше они и сами не возьмут, иначе город их отторгнет.

К донору Дейвин пришел в полном отчаянии, запутавшись сперва в галстучных узлах, затем в столовом этикете. Женька молча встал перед ним, пропустил галстук под воротником и скрестил руки на груди:

– Вперед. И моя голова в твоем распоряжении.

– Ты ненормальный, – граф покачал головой, но послушно начал вязать оксфордский узел.

Через три минуты Евгений глянул в зеркало:

– Сойдет. В следующий раз сделаешь на себе, я посмотрю.

– Женька, а приборы?

– Дэн, не фиксируйся, половину этих тонкостей все равно никто не знает, а князю я все объясню за три часа.

– Женька, какие же это тонкости, ты посмотри на количество предметов!

– А, это? Наплюй. В смысле, забудь. Это задача стюардов. Просто всегда берешь крайний прибор. Тот, который ближе к руке и дальше от тарелки.

– Ты точно издеваешься. Зачем их столько, если учить назначение не нужно?

– Слушай, я же тебя не спрашиваю, зачем тебе под курткой вторая шерстяная одежда, без рукавов. Как, кстати, она называется?

– Грисс. Мы не носим поясов и ремней, как вы. Как это зачем? Жилет же ты носишь?

– Так у меня и пиджак застегнут только на одну пуговицу, заметь.

– То есть, это не чтобы держать рубашку?

– Рубашка, Дэн, не нуждается в том, чтобы ее держать. Если она на тебе болтается, то она велика.

– А как в ней иначе фехтовать? Она же будет одноразовая?

– Дэн, мы уже двести лет не фехтуем на улице просто так. Привыкай, тут тебе не родина.

Легат уехал, чтобы вернуться наместником, и в крае начались перестановки: люди да Шайни возвращались в империю, люди князя Кэл-Аларского занимали их место.

Еще в марте я повесила на стену большую карту Озерного края, кнопками прикрепила к ней имена и, если были, фотографии ставленников саалан, всех этих баронов, графов и герцогов. Гости почти не вмешивались в административное деление Озерного края, оставив на месте и мэров, и советы депутатов, и глав районов. Ну добавился в тех же Архангельске или Новгороде к городской администрации граф и его люди, и что? Это мало что меняло для жителей – что одного города, что другого. И вот теперь они уходили. Должны были уйти, забрав по цепочке своих вассалов из районов, во всяком случае, по логике феодального общества. Колья на Сенной были не циничной жестокостью, они лишь отражали время, в котором жили наши дорогие гости.

Наместник сильно облегчил мне задачу. Он то ли освоился со СМИ сам, то ли ему кто-то подсказывал. На сайте администрации появились списки отзываемых вассалов да Шайни и назначаемых им. С более низким уровнем пришлось сложнее, я ловила информацию о замене одного нобиля на другого по сайтам и районным газетенкам, вычитывала из фейсбуков и ВКонтакта местных, отслеживала по прекращению активности в Инстраграме. Работа была кропотливой и занудной, посты о найденном не получали особого отклика в социальных сетях, но я хотела сама представлять, что меняется и как.

И картина получалась интересной. В империю возвращались почти все, обосновавшиеся в Ленинградской области и Питере, север и северо-восток края, а именно Архангельск и Мурманск, переприсягал наместнику и оставался почти в полном составе. С Новгородом, Псковом и западом Вологодской области получалось как-то пятнисто. Верхи менялись полностью, а вот саалан «на земле» оставались. Московия, выделившая после объявления протектората империи над Озерным краем Коми и Ненецкий округ в Северный Федеральный округ и присоединившая юго-восток Вологодской области к Центральному округу, дежурно выразила надежду на продолжение плодотворного сотрудничества и гуманитарных программ с новой властью. Еще бы, значительный кусок Северной железной дороги достался саалан, вместе с Великим Устюгом и самой Вологдой. И значит, москвичам приходилось как-то договариваться с пришельцами, раз они хотели сохранять контроль над своими северными территориями.

Карелия, как всегда, распоряжения новой власти игнорировала, и все назначения носили формальный характер. Точнее, оно вообще было одно – некий герцог получил ее под свою руку в прошлый раз, теперь его заменили на другого, тоже герцога. Не думаю, что кто-то стал запоминать их имена. Конфликт Питера и Петрозаводска тянулся с самого появления гостей, его пытался урегулировать Гарант, но так и не смог. Так что формально Карелия считалась частью Озерного края, а фактически – делала, что хотела, непризнанная никем и имевшая отношения только с Суоми, да и то «исключительно в гуманитарных целях». Правительство в изгнании пыталось было туда сунуться, еще при старом наместнике, но выгнали их, при молчаливом одобрении Хельсинки, еще быстрее, чем саалан. Я пометила себе внимательнее присмотреться к герцогу Карельскому, потому что с шансами новый ставленник империи давал ему не столько земли, сколько хоть какой-то вес в сложных социальных играх чужаков.

Еще наместник зачем-то создавал баронства Купчинское, Автовское, Петродворцовое, Ломоносовское и Ижорское. С учетом историй про заразных чудовищ с юга края, мне это совсем не понравилось. Он ждал крупных неприятностей и загодя к ним готовился, так, как это было принято у них.

Куполом, как было очевидно с зимы, занимались их церковные маги во главе с достопочтенным Вейлином. Их количество выросло в несколько раз с осени прошлого года, они попытались было подгрести под себя Петродворец, упирая на необходимость создания базы неподалеку от Соснового Бора, но на дыбы встал Живой Город. Я так и не поняла, почему наместник, тогда еще легат, к ним прислушался, но ни дворца, ни парка с фонтанами досточтимые не получили, Димитри еще раз подтвердил, что все памятники принадлежат императору, и могут сменить владельцев только по его воле. Впрочем, в утешение церковникам отдали дворец в Ораниенбауме, где они и окопались. Как я успела разобраться, вообще подвида церковных магов было два. Одни, занимавшие менее высокое положение в их иерархии, назывались «досточтимые», и именно так саалан обращались к ним в целом – досточтимые Академии. Вторые, которых было меньше, именовались «достопочтенными». И вот вторых раньше в крае то ли не водилось вообще, то ли их было крайне мало. В чем была разница, увидеть со стороны не получалось, а саалан не разбежались разъяснять. Что же, выяснить разницу – вполне хорошая задача на лето.

Впрочем, мои изыскания так и остались интересными только мне. При случае я спросила Эгерта, чего так выходит, он-то был в числе активных читателей и всегда требовал продолжения, и побольше, и поподробнее. Он пожал плечами и сказал, что, наверное, я как-то неправильно подаю тему, или использую не те слова. Я огорчилась, он похлопал меня по плечу – мол, ничего страшного, ты пиши и все равно собирай, хорошо получается, и я совсем расстроилась. Но впереди было лето, лагерь, и как-то совсем раскисать казалось неуместным. Я мысленно махнула рукой и переключилась на список заказов для сопротивления, его надо было отправить Эгерту до начала лета.

В связи с угрозой со стороны инородной фауны и угрозой распространения особо опасного заболевания империя Белого Ветра расширяет военное присутствие в Озерном крае с целью защиты жителей края.

Обеспечение безопасности местного населения на время сельскохозяйственных работ возложено на офицеров империи и соответствующие службы края.

Из новостей на портале администрации края от 01. 05. 2019.

К майским праздникам я окончательно обустроилась в городе. Брошенного жилья было вполне достаточно, чтобы оборудовать несколько точек под разные цели: и пару мест, где я якобы живу, в противоположных районах города, и явочные квартирки, и склады под разные нужды и задачи. А вот место, где я обитала по-настоящему, я не показывала никому. Незачем.

Задолго до вторжения, во время обязательного родственного визита к двоюродной тетке матери я обнаружила Источник на кухне обычной коммунальной квартиры. Маскировался он под текущий кран. Старенькая одинокая тетя Лида, к которой мы и приезжали, живущая с котом в двух смежных комнатах на Галерной, скончалась за несколько лет до вторжения, комнаты, путем странных внутрисемейных обменов и перераспределений, оказались оформлены на каких-то дальних свойственников. Связываться со своими мне не хотелось, так что я приобрела их по поддельному паспорту и никому об этом не сказала. Позже та личность, на которую я сделала документы, зажила своей жизнью, обзавелась проверяемым прошлым и выкупила всю квартиру. Я тогда не думала, что это место мне зачем-то понадобится, но пусть будет, чего бы нет, собственность в Питере лишней не бывает. Да и Источник без присмотра оставлять не хотелось. Вот и пригодилось в хозяйстве.

Источник был настолько мал, что заметить его удавалось, только подойдя почти вплотную. Капает себе кран и капает. Свойство такое у старых советских кранов с двумя рукоятками. Неотъемлемое. И отсутствие воды и света ему в том не помеха.

Убедившись, что из открытого крана холодная вода бьет в раковину тугой струей, наплевав на законы физики, говорящие, что водопровод безнадежно сломан, я перетащила на кухню стиральную машину из ванны, подключила ее при помощи нехороших слов, за которые от матери досталось бы по губам, и заодно запитала от Источника. Получился почти вечный двигатель – машинка всасывает и греет воду, потому что берет на это энергию из самой воды, которую потребляет. Красота же! Жаль только, не похвастаешься, в сеть фоточки не выложишь… Но для мытья воды так нагреть можно, просто слив ее не в канализацию, а в ведро. В городе, получающем воду «с колес» седьмой месяц, возможность вымыться – бонус покруче многих. Собственный Источник пригодился мне и еще для одной цели – перезаряжать кристаллы. Я клала камни в дуршлаг, ставила под струю воды на ночь и к утру имела вполне годные переносные батарейки. Надолго их не хватало, но как временный вариант они вполне годились.

Свою квартиру я не показывала и не рассказывала о ней. Я не была особо осторожна, но и в сеть из этого места не вылезала никогда, о каком бы срочном деле не шла речь. И, идя по с детства знакомым проходным дворам могла не опасаться встретить тут вдруг тех же пацанчиков Эмергова, мстивших мне за честь, поруганную грубой правдой жизни в виде скринов их смелых обещаний, которые слишком часто исчезали из пабликов после очередного факапа.

Как бы ни было весело выяснять отношения со смешными московскими ребятами и покусывать при возможности саалан, оставалось одно дело, висевшее на мне с того самого дня, как вернулись Источники. Мне надо было посмотреть своими глазами на купол, построенный дорогими гостями над ЛАЭС и прилегающими территориями. Судя по тому, что говорили о станции и земле вокруг сотрудники Росатома – обычным зрением он не фиксировался, и определяли проникновение они только по счетчикам. Кто бы его ни ставил, среагировал он на аварию крайне оперативно: говорили, что Сосновый Бор пострадал больше от паники, чем от радиации. Жить там было нельзя. Не стоило гулять по лесу в зоне отчуждения, собирать там грибы и ягоды. После возвращения Источников дорогие гости запитали свою конструкцию напрямую от них, и это техническое решение было как минимум любопытным. А у меня никак не получалось добраться до сердца зоны отчуждения.

Свою машину я оставила в Хельсинки. Я была в розыске, но мешало не это: край по-прежнему оставался в блокаде, за прошедший год она стала только жестче. И, значит, просто приехать на заправку и залить полный бак оказывалось невозможным. То есть, возможным, но не на каждой заправке, а светить мордой слишком часто в мои планы не входило. Можно было бы попытаться провернуть с автомобилем тот же трюк, что я устроила со стиральной машиной, разве что запитать его не от стационарного Источника, а от кристаллов, именно так дорогие гости поддерживали купол конец осени и почти всю зиму, но, оценив риски, от этой идеи я со вздохом отказалась. Любая проверка документов в присутствии «технического специалиста от саалан» – и я попалась. Как ни прячь концы, такой автомобиль фонит достаточно, чтобы вызвать у мага желание провести углубленный досмотр. Я уже почти было нашла, как добраться до Соснового Бора через юг, но тут возникла вся эта история с заразными тварями, и поездку пришлось снова отменить.

В общем, с куполом получилось крайне неудобно. По-хорошему, едва снег сошел окончательно, стоило отложить все дела, и пройти через лес наугад, но я не решилась – столкновение с магами саалан в мои планы не входило, и даже объяснения с местными были бы совсем лишними. Да и голова была занята предстоящим летом. Мои новые знакомые хотели организовать летний лагерь для обмена опытом и идеями. Эгерт, периодически интересовавшийся, как у меня дела, обещал помочь с интересными лекторами, которых так просто в крае не послушаешь. Анархисты меня слегка сторонились, но если предложить им дополнение к их программам, которые они и так ведут по качалкам, маскируя под лекции о здоровом питании и правильном режиме дня, они не откажутся. Пособие «зеленых» по экотеррору и «кухня анархиста» устарели лет двадцать назад, и мирному подполью не помешают более новые и действенные приемы и схемы, ну не кретины же они, чтобы отказываться от новых знаний на халяву. Место под лагерь мои друзья уже присмотрели совсем недалеко от Заходского.

Внука Димитри не искал. Мальчик не дал о себе знать ни через неделю, ни через две, ни через месяц после того, как князь появился в Озерном крае в качестве легата. И, значит, или он был занят настолько, что даже не мог дать о себе знать, или его не было в живых. Димитри хотелось верить в первое и он не спешил убеждаться во втором. Ему еще предстояла непростая задача: найти среди досточтимых конфидента, который не слишком бы пытался наставлять его в вопросах общения с местными. После всего, что тут наделал маркиз да Шайни с легкой руки консультантов из Академии, князь их мнению не очень доверял.

Были, правда, и те, кто делал в Новом мире свою работу и не рвался взять больше власти, чем уже имел. Среди этих внимание Димитри привлек досточтимый Айдиш, брат-воспитатель, сидевший в Новом мире с первой экспедиции. Он не поленился не только выучить язык, но и отучился в здешних университетах и получил настоящее образование воспитателя. У него были два местных диплома специалиста.

Досточтимый Айдиш хотел остаться в Новом мире вовсе не из-за страха наказания за ошибки. Так что когда князь предложил ему выполнять свою работу дальше так, как он ее увидит и там, где найдет, Айдиш выглядел почти счастливым. Был доволен и Димитри: он одним движением решил сразу несколько неудобных вопросов. Во-первых, он наконец получил надежного конфидента для себя и своей команды. Приехав в край как легат, Димитри считал более правильным для себя и своих сделать дело, а уж потом, вернувшись домой, говорить о том, чему им всем случилось стать свидетелями и участниками, с досточтимыми. Теперь ему и его людям нужен был кто-то, разбирающийся в местных реалиях достаточно, чтобы оказать нужную поддержку, и умеющий не лезть под руку. Айдиш был как раз таким человеком. Он не имел привычки советовать князю, какие решения ему следует принимать, когда и как, и оказался достаточно тактичным и участливым. Во-вторых, Айдиш знал о местных о об их правилах и обычаях, пожалуй, больше, чем все, с кем Димитри уже пришлось иметь дело. Даже граф да Онгай оказался менее осведомлен. И в-третьих, конфидент всегда может посоветовать, где можно настоять на своем в разговоре с достопочтенным Вейлином, а где лучше не провоцировать ссору. Ему было совершенно не важно, какое именно родовое имя носил досточтимый Айдиш до принятия обетов, и где он добыл местный паспорт.

Поняв, что князь не намерен предъявлять конфиденту счет за все ошибки Академии, Айдиш окончательно обрадовался и принял условия Димитри, присягнув ему как наместнику, и заверив, что обеты Академии обеспечивают достаточно лояльности ставленнику императора от любого из досточтимых, и он не может и не должен быть исключением.

На следующий день после завершения формальностей и подтверждением их у достопочтенного, Айдиш пришел к Димитри сам, принес толстую папку и плюхнул на стол. В папке был план программы спасения детей с улицы, и он весил почти килограмм. В нем было все печальное разнообразие причин, уносящих жизни маленьких горожан, и небольшой список мер защиты детей, принимаемых местными жителями из тех, кто не опустил руки. Этому миру явно не хватало кое-чего, к чему князь привык у себя на родине, и это нечем и некем было заменить. В грустный перечень не входила появившаяся считанные дни назад перспектива появления инородной фауны в городе: она не была отражена в докладе, подготовленном еще три недели назад для следующего наместника, которого Айдиш ждал – и вот, дождался. Князь, представив себе уличных детей, покусанных оборотнями не до смерти, и дальнейшее развитие событий, с четверть часа унимал головокружение и тошноту.

Разумеется, сложив полученное от местных и областных саалан и извлеченное из доклада, наместник подготовил распоряжение досточтимым как можно быстрее обеспечить надежную защиту всех детей города от возможных контактов с фауной. Требовалась жесткая профилактика беспризорности и безнадзорности. Наместник приказал организовать патрули Святой стражи и делать все возможное, чтобы на улице не было ни одного ребенка без взрослого. Всех детей, изъятых с улицы, Димитри велел привозить в Приозерск, в безопасное место, и только после этого разбираться.

Приоритетные условия, созданные этой программе, наделали хлопот даже князю, экстренно освободившему крыло замка, точнее, отдельно стоящий корпус рядом с донжоном, для найденышей. Не говоря уже о досточтимых и достопочтенных, которым и пришлось потесниться. В школе, образовавшейся за двое суток из ничего, внезапно оказалось почти полсотни детей в возрасте от четырех до четырнадцати, потерянных родителями, найденных на улице, ушедших из дома и просто заблудившихся. Досточтимые были растеряны: братьев-воспитателей в колонии не направляли, их еще нужно было вызывать из столицы и Города над Морем. Димитри решил: набирайте пока местных воспитателей, они лучше знают, что делать с этими детьми. Все не могли уехать, ищите.

На портале администрации появилось два объявления, первое гласило: «все потеряшки в Приозерске, приезжайте с документами на них и забирайте, у вас на это есть неделя, через неделю начинаем оформлять в интернат». Второе сообщало о вакансиях для воспитателей и педагогов для школы-интерната.

Четвертое мая у Дейвина началось вполне позитивно. Это был выходной день, и граф проснулся от хорошего звонка прямо с утра.

– Дэн, привет, я тебя хотел звать купаться.

– Женька, мы не купаемся в открытой воде.

– Религия не позволяет?

– Нет, просто около столицы море холодное, а на Ддайг и на Кэл-Алар, это где князь живет, в воде всегда есть кто-то ядовитый.

– Но тут-то нету никого ядовитого, и вода теплая. Ну условно теплая, не Турция, конечно… попробуешь? Вдруг тебе понравится?

– Ну поехали.

Он отложил коммуникатор и поставил портал. Женька и бровью не повел, увидев его в коридоре, протянул руку для приветствия и кивком пригласил в гостиную, на полу которой было разложено…

– Женька, что это?

– Это? Два пенковых коврика, лежать, два полотенца, вытираться, джезва, варить кофе, банка с кофе, банка с сахаром, две кружки, пшеничные сухари, сгущенка, сухофрукты. А, и твои плавки. Мои уже на мне.

– Это одежда? Ты серьезно?

– Ну да, для купания.

– И больше ничего? Ты собираешься остаться только в этом?

– Дэн, если ты решишь купаться в штанах и ботинках, ты удивишь народ гораздо больше, поверь. Кстати, раз уж ты тут, и ты мне обещал. Давай перечисляй, что на тебе надето. И кстати, снимай это все к чертовой матери, все равно сейчас будешь переодеваться, я тебе положил шорты и футболку. Вернемся и оденешься, а пока – нечего народ пугать.

– Женька, на мне не весь комплект. Брайт, верхний плащ, я оставил в замке.

– В плюс двадцать три? Молодец, что догадался. Рассказывай про остальное.

Дейвин смущенно улыбнулся и начал. Расстегнув крючки облегающей и короткой сааланской национальной куртки, он снял ее и положил на диван.

– Это эннар. Он шьется точно по человеку. Им невозможно поменяться, нижнее можно попросить, а это нет. Его носят и мужчины, и женщины.

Евгений внимательно рассмотрел тонкую шерсть очень плотной крутки, сотканной из ниток двух цветов, уток был одного цвета, а основа – другого. На первый взгляд ткань казалась однотонной, но при внимательном рассмотрении переливалась оттенками двух разных цветов, объединяющихся в третий. Подкладки у куртки не было.

Дейвин дождался окончания исследования его куртки и продолжил демонстрацию: снял жилет и положил его поверх куртки.

– Это грисс, ты про него уже спрашивал. Грисс носят и мужчины, и женщины. Женский грисс имеет шнуровку на спине, чтобы подтянуть по телу точно, мужскому для этого хватает двух пар завязок.

Рубашка Дейвина не имела застежек, поэтому он снял ее через голову, развязав завязку ворота на плече.

– Это люйнэ – сорочка, рубашка, нижнее платье, то, что надевают под грисс. Длина зависит от твоего желания и удобства. У мужчин завязка на плече, у женщин спереди.

– Дэн?

– Что, мне остановиться? – Дейвин надеялся, что у Женьки проснется совесть или по крайней мере жалость, при всей близости отношений с донором все это было как-то уж очень откровенно. Но не совесть и не жалость обеспечили ему передышку, а женькино любопытство и желание записать все точно.

– Временно. Вы используете какие-нибудь ткани, кроме шерстяных?

– Да, парусину. Но она не годна для одежды, слишком жесткая.

– Мнда. Сочувствую. Продолжай, пожалуйста. На диване плавки, футболка и шорты, это все тебе, кроксы под столом, они новые, размер твой, сорок четвертый.

– Хорошо. Это брог… броги. Обувь. Они на завязке вокруг ноги, видишь?

– Вижу, и двойная мягкая стелька над подошвой.

– Тройная. Между ними шерсть.

– Ага, спасибо, что сказал. Другая обувь у вас бывает?

Дейвин обрадовался передышке, и, так и не одевшись, начал рассказывать про обувь для ритуальных танцев – айси, и мелины – расшитые сапожки на жесткой подошве для праздничных и приемных дней, Женька слушал очень внимательно, потом кивнул на ноги Дейвину:

– А это у тебя носки или чулки?

– Окрэй? Они до колена. Женские выше колена.

– Так, и последнее. Ваши национальные шаровары как называются?

– Я видел шаровары, Женька. Они шире. А это – жойс. Женщины тоже носят броги и окрэй, но вместо жойс у них гэльта, широкая юбка в складку, она надевается внахлест и завязывается на левом боку. Хотя женщины часто носят и жойс. Мужчины гэльта не носят никогда. Есть еще один вид одежды: верхнее платье, фаллин. Мужской фаллин – одежда досточтимых. Они бывают подлиннее, для их внутренних ритуалов, и покороче, рабочие. Короткие носят с жойс, конечно. Жойс затягиваются шнуром, и он завязывается вокруг пояса, вот тут, видишь? Их тоже снимать?

– Я же положил тебе футболку и шорты и сказал, что в национальном на пляж ехать не стоит. Ох, Дэн… Я не спрашиваю, как называется то, что на тебе осталось. Я просто прошу тебя не носить это никогда, хотя бы пока ты тут.

– Так и называется – нательное, декреп. Ты хочешь сказать, что эта часть одежды может выглядеть лучше?

– Дэн, не только может, но и должно. Что угодно из местного белья будет выглядеть лучше, чем это.

– Да? Может, покажешь? – Дейвин, устав от этой чрезмерной открытости, начал злиться.

– Да, конечно, смотри. – Евгений снял футболку и штаны и остался в чем-то очень облегающем, ярком и открытом – на взгляд сааланца. Но действительно, это нательное выглядело лучше. И в отличие от Дейвина, Женьку нагота ничуть не смущала. Сааланец наконец не выдержал.

– Слушай, ты меня в постель приглашаешь, издеваешься надо мной или… в чем смысл происходящего?

Евгений, ничуть не смущаясь сценой, задумчиво почесал бровь.

– Значит, так, Дэн. Вот футболка и шорты. Я их приготовил тебе надеть. Под шорты наденешь плавки, вот эти, которым ты удивлялся. У меня было новое белье тебе переодеться, я уже упаковал. Давай я расскажу, как это все надевать и носить. А потом поговорим обо всем остальном.

Через еще четверть часа мучений они, наконец, выехали. По дороге на пляж Дейвин узнал нечто еще более шокирующее о местных нравах, а на пляже еще и применил знание. Он с честью выдержал это испытание, хотя оно потребовало всей его выдержки. По пути назад он спросил Женьку, зачем все это было, и тот рассказал – и что это было, и зачем, и причем тут этикет, и почему это так же важно уметь в Новом мире, как владеть мечом в Аль Ас Саалан. А потом резюмировал:

– А вот о том, как рассказывать об этом наместнику, думай, пожалуйста, сам.

Дейвин додумался всего-то за неделю. И уместил опыт в одну фразу.

– Мой князь, Новый мир жесток. Когда они рвутся бить морду, это значит, что еще надеются договориться. То, что им не нравится или их не касается, они предпочитают не замечать. Если ты хочешь передать секретное письмо здесь, его лучше доверить обнаженному человеку и пустить его ясным днем идти по городу: все отвернутся, так они понимают вежливость. И чем меньше им нравится то, что они видят, тем меньше они будут смотреть в эту сторону.

Димитри не стал даже спрашивать, как Дейвин это выяснил. У того на лице было написано, что это знание стоило ему дорого. Как-нибудь потом расскажет.

– Ну что же, Дейвин. Постараемся им понравиться, вдруг они все-таки согласятся на нас посмотреть.

На утреннем совещании шестого мая, совмещенном с общим завтраком, Димитри вдруг задал вопрос:

– Айдиш, а что такое вообще их местная школа?

Айдиш, задумавшись, безотчетно подобрал руки почти к подбородку, потом опомнился и аккуратно положил кончики пальцев на край стола. Димитри понял, что тема, видимо, сложнее, чем казалось, и решил ему помочь:

– Я понял, что они там учат детей, но некоторые мелочи мне показались странными. Это ведь совсем не то, что при монастырях, хоть и похоже, да?

– Да, князь – по-свойски ответил Айдиш. – Совсем непохоже.

Это не было фамильярностью, досточтимый был просто очень занят: он собирал по всей голове слова, чтобы дать князю развернутое и понятное объяснение разницы. Он выпрямился и приложил ладони к лицу, собираясь с мыслями. Димитри ждал, помешивая чай в чашке. Айдиш подумал и начал с главного.

– Эти школы не заменяют детям семьи. Дети возвращаются после занятий в дом к родителям каждый вечер. И еще примерно четверть года дети не учатся, а остаются дома. Чтобы побыть только с родителями.

Димитри уронил ложку.

– Здесь совсем другое отношение к детям, пресветлый князь. – Айдиш счел, что для первого раза довольно, если продолжение потребуется, Димитри скажет об этом сам.

Асана, скучавшая над чашкой с кофе, темой не заинтересовалась вовсе. Она полюбовалась небом в окно, последила взглядом за птицами, потом вернулась мыслями к присутствующим:

– Мой князь, я еду смотреть, как защищен периметр зоны отчуждения. И помогу местным организовать оборону.

Димитри рассеянно кивнул:

– Да, Асана, конечно.

Дейвин, сославшись на визит в город к местным коллегам, стоявший в плане, поднялся одновременно с ней и вышел из общего зала. Димитри посмотрел на своего конфидента:

– К тебе или ко мне?

Айдиш улыбнулся:

– Если ты хочешь поговорить без помех, то ко мне. Если хочешь не упустить дела дня, то к тебе.

Пошли в итоге к Айдишу. На растерзание визитерам и приглашенным князь оставил Иджена, своего секретаря.

Выходя от конфидента через час, Димитри сказал:

– Я тебя выпущу отсюда только мертвый. Потому что в столице ты с этим всем не доживешь до заката, если откроешь рот. И достопочтенному тоже не рассказывай. Или рассказывай так, чтобы он скорей заснул, чем понял. Начинай делать здесь школу для магов. Очень быстро делай, прямо тут, в замке. И познакомь меня со своими местными собратьями по цеху. Я хочу видеть этих людей.

Но вышло так, что желание князя первыми успели выполнить живогородцы: они устроили ему визит в городскую школу через своих знакомых педагогов. На первый взгляд, эти дети ничем не отличались от его товарищей по школе в Городе над Морем, вот только магами они не были. И они учились в условиях, в которых он бы не оставил детей ни на день. И утверждали, что сейчас уже ничего, потому что светло, и одежда нужна не такая толстая, как зимой, писать почти не мешает. Их учителя уверенно говорили «им нормально – значит, и нам нормально». На переменах они бегали и орали так, что у него звенело в ушах, но взрослые только улыбались – мол, греются. Он, в своем отрочестве, имел бы за такой способ согреться не меньше пяти дней постоянно горячей задницы и спины – но эти люди утверждали, что они добиваются порядка, когда им надо, не применяя силу. Он не видел ни розги, ни плетки в классах, но дети, начиная урок, дружно вставали, приветствуя преподавателя, и молчали, пока взрослый не разрешал им говорить. И они были заинтересованы тем, что им рассказывали и показывали. Им было важно правильно решить задачу, правильно выполнить упражнение, сделать лучше, и даже помочь сделать лучше товарищу по классу они тоже хотели, и делали это.

Его не представляли им, даже не приглашали зайти в класс, чтобы не создавать лишних помех детям, но оставили двери в классы открытыми, чтобы он, проходя, мог увидеть и услышать все, что ему будет доступно.

Нет, эти дети не были ангелами: он видел рядом со школой арку входа во двор, в которой мостовая не была видна из-за окурков, видел надписи бранными словами на стенах в этой арке. По пути в Адмиралтейство он видел, как ученики и ученицы старших классов заигрывают друг с другом в такой форме, что ему, пирату и кавалеру двора, стало не по себе. Но они всю зиму приходили сюда, в это здание без воды и света, учиться. Такие как есть. И их учителя приходили сюда, чтобы их учить, потому что дети их ждали. И были еще их родители, которые каждый день встречали их вечером, которые добывали им не только еду на день, но и тетради, и книги, и все необходимое для учебы.

Встречу с педагогами края Димитри поручил организовать да Онгаю – он по крайней мере был им уже известен. Он помнил свою попытку собрать Живой Город на встречу самостоятельно, и заметил, что во второй раз они были напуганы едва не больше, чем в первый. Усвоив за февраль и март, что жители Озерного края склонны к резким решениям, когда нервничают, он решил не провоцировать лишнюю напряженность и поручил графу быть хозяином встречи. Сам он тоже пришел как гость, чтобы быть в равном положении с интересными ему людьми. Фуршет был совершенно обычным – вино и фрукты с Ддайг, печенье из Эстонии, оттуда же сыр и рыба, московский шоколад и яблочная пастила. Но гости слегка растерялись, и прежде чем подойти к столам, долго стояли и беседовали, не замечая расставленных блюд и бокалов. Видно было, что люди голодны давно и привычно – по тому, как аккуратно и понемногу они пили вино, как вдумчиво пробовали новые фрукты, как долго присматривались к угощению прежде, чем выбрать себе что-то. Видно было и то, что это их совершенно не смущает, как не смущает изношенная одежда и обувь, привычный холод и отсутствие воды в доступе. Интересовало их другое: где брать рабочие тетради на следующий год, как заменять пришедшие в негодность учебники, что использовать вместо вышедших из строя и изношенных наглядных пособий. И как сохранить интерес детей к занятиям. Первый раз услышав этот вопрос, заданный вовсе не ему, Димитри чуть не уронил бокал, но быстро притерпелся, хоть и продолжив удивляться. В его представлениях, это ученик должен был учителю. И прийти готовым к уроку, и быть жаждущим знаний настолько, чтобы претерпеть любое обращение и справиться с любым заданием. Но здесь сааланский маг со своими представлениями оставался в меньшинстве. Он было задумался, хорошо ли это, но потом вспомнил себя и свои отношения с учителями – а ведь он считал, что любил свою школу и интересовался знаниями – и припомнил, как подростки, которых он видел здесь, на перемене обсуждали решение какой-то сложной математической задачи в таких выражениях, что покраснела бы и палубная доска. И понял, что они правы, а он нет. И значит, он и должен остаться в меньшинстве, поскольку это их земля и их правила. Иначе… он не стал продолжать мысль.

После этой встречи он вызвал да Онгая, выдал ему счет и сказал:

– Граф, начни с еды для школьников и их учителей. А продолжи, пожалуй, обеспечением возможности переночевать в каждой действующей школе для всех учителей и учеников.

Граф прижал кулак к груди и пошел выполнять.

Восстановление инфраструктуры края требовало таких затрат, что у Димитри при взгляде на цифры от экономического консультанта шевелились волосы на затылке. Еда для детей и их воспитателей на ее фоне терялась, но не переставала существовать. И внутренних резервов в крае не было. Разрешать свободную торговлю, или, как это здесь называли, снимать санкции с края соседи не спешили, и, значит, взять в долг ни у купцов, ни у ростовщиков Димитри не мог. Гуманитарная помощь, о которой он попросил по рекомендации местных советников, не покрывала всех нужд, но снимала хотя бы часть головной боли. Что он смог, он вынул из своих доходов от Ддайг и Кэл-Алар, что-то выделили по требованию его вассалы. Некоторые, узнав о бедственном положении людей Нового мира, дали даже больше, чем он просил.

Покупать за рубежом семенной фонд смысла тоже не было: оказалось, что все эти семена одноразовые. Растения, выращенные из них, плодоносили один раз и отказывались воспроизводиться из семян и клубней, полученных с посева. К счастью князя, его предупредили об этом раньше, чем он запланировал траты. Такой подлости он даже предположить не мог, но приходилось считаться и с этим.

И тогда Димитри сделал самое, на его взгляд очевидное, хотя его решение и наделало переполоху в столице: он ввел новый налог на пользование межмировыми порталами, планируя хотя бы какие-то постоянные поступления на восстановление края. Причем он еще раз воспользовался помощью своего экономического советника, и усложнил привычную схему, взымая разные деньги с разных путешественников и грузов.

Магистр было бросился с жалобами к императору, но тот лишь спросил, мол, не потому ли он так возмущен князем, что хотел бы сам успеть первым, и не ограничиться пожертвованиями за передачу писем и иную помощь? И тогда главе Академии не осталось ничего другого, как посоветовать достопочтенному Озерного края внимательнее следить за наместником, которому приходят в голову столь нечестивые идеи. Достопочтенный пообещал, разумеется, но напомнил, что на его людях – купол и все, с ним связанное, в том числе и история его появления в крае. Поэтому, конечно, он сделает все возможное и приложит все усилия, чтобы князь, а вслед за ним и весь край, правильно понимал Путь, однако быстрых результатов не обещает, и если они нужны, то, возможно, дознаватель Святой стражи в сопровождении братьев и сестер хранителей будет лучшим выбором. Разумеется, отправлять последнего магистр не стал, открытый конфликт с князем в его планы не входил.

Мы ждали, что Вьеза побудет и уедет, но нет. Нам в усиление еще пятерых таких же придали. Три девки и два пацана, чтобы «грустно не было», так и сказали. Ну парни вообще без вопросов, хоть сейчас в Терминаторе снимай. Девицы не хуже. Только две проблемы. Во-первых, мы им не смогли объяснить, почему табельное оружие нужно сдавать, когда ты не на службе. Во-вторых, они никак не могут усвоить, что табельное оружие на дежурстве должно быть при тебе, особенно когда в регионе объявлена особая обстановка. Они его дома положили и так держат. В сейфах, как положено. А при себе носят ключ от сейфа. И хоть ты убейся. Когда стрельбы объявили – принесли, и все хорошо себя показали, так что точно умеют. Ну ничего. Капитан сказал, что он им «Обитель зла» покажет. Может, поймут, почему в зомби лучше стрелять без предупреждения и издалека, не вступая в бой лицом к лицу, как эти чудики считают правильным.

Когда в апреле появились первые заболевшие и сотрудники Института гриппа вызвались исследовать заразу, по совету директора этого заведения Димитри подписал указ о создании Центра по исследованиям особо опасной ксенофауны. Инородность оборотней местные выяснили примерно через неделю после получения первых образцов. Их ученые назвали метод «секвенированием ДНК», и оно позволило им достоверно определить, что четвероногие твари были чем угодно, но не заболевшими собаками. И заразившиеся от них люди тоже несли в себе отпечаток следа чужого мира. Беседы с учеными, взявшими руководство над исследованиями, были занимательны и интересны, но Димитри что-то настораживало. Весь его опыт придворной жизни и взаимодействия с Академией подсказывал, что открытость – открытостью, но исследования стоит держать под контролем и не выпускать биологические образцы из края. Это его мнение подтвердил и куратор института с Литейного – мол, знаем мы этих буржуев, сейчас как приедут (и хорошо, если приедут! Могут и по почте списаться), как взяток да обещаний раздадут, вывезут все ценное, исследуют у себя и будут торговать втридорога с краем, да еще отговариваться экономической блокадой, объясняя, почему никак нельзя спасти людей. Так что Димитри подписал и второй указ: любая попытка вывезти биологические образцы из края без разрешения, подписанного им лично, отныне считалась государственной изменой. Зимние казни сыграли ему на руку: выяснять, насколько он всерьез, сотрудники института не стали.

И тогда, как князя и предупреждали, началось. Поняв, что тайно добыть образцы не выйдет, ученые со всего мира завалили Центр заявками на разрешение участвовать в исследованиях. Самые заинтересованные сопровождали заявки очень рискованными обещаниями, на любых условиях прося возможность возиться в заразной слизи и рассматривать в микроскоп неведомую, но смертельно опасную дрянь. Было даже два или три заявления на получение гражданства края. Временами Димитри казалось, что он слышит не о научной работе, а о дележе придворных должностей, разве что вместо отсылок к заслугам предков здесь упоминали количество опубликованных работ и делили не золото, а порядок упоминания в списке авторов.

Впрочем, непосредственная польза от исследований тоже была. По свидетельствам, люди превращались в чудовищ в течение суток, пообщавшись с оборотнями, как довольно быстро стали называть несобак. Собаки, кошки и крысы, прикасавшиеся к слизи, не заболевали вовсе. Сперва предположили, что это потому что не было непосредственного контакта, однако людям хватало нескольких капель, попавших на кожу. Поэтому с величайшей осторожностью и множеством оговорок Димитри сообщили, что, скорее всего, фауна не страшна домашним животным. Разумеется, эксперименты были продолжены, но за ними уже стояло желание знать точно, что опасности для местных животных нет, а не реальная необходимость выявить риски. А вот зверей, живущих по другую сторону моря, пытались заразить совсем с иными целями. И наконец у ученых получилось – зеленая макака заболела так же быстро, как и человек, с легкостью разорвала кавказскую овчарку и сожрала её. Димитри было жаль и мартышку, и собаку, но выбора не оставалось. Ученым была нужна кровь этой когда-то симпатичной малышки и ее родственников, они хотели достать из нее лекарство для людей. Проверять его действенность тоже планировалось на обезьянах, а не на людях. Сперва пробовали добыть это лекарство из зараженного человека, специально пойманного живым, но ничего не вышло: тонкие иглы ломались об его вены, а из разрезов вместо крови вытекло нечто, непригодное к использованию, и немедленно затвердело, а потом начало испаряться, превращаясь в синевато-серую пыль. Впрочем, монстр все равно пригодился: из эксперимента люди узнали, что при температуре ниже плюс пяти он впадает в спячку и очень боится воды.

Димитри, опять же с оговорками и попытками стучать по дереву, оберегая себя от чужого колдовства, пообещали, что если все сложится, то что-то пригодное к использованию появится не раньше следующей весны. И это значило, что ремонтные бригады и их сопровождение по-прежнему станут рисковать жизнями, входя в очередной подвал. Новости из города напоминали сводку боевых действий, и Димитри приказал оказывать всякую помощь отрядам самообороны, стихийно формирующимся из жильцов на юге, вплоть до помощи с оружием. На Литейном возмущались и жаловались Дейвину, мол, доиграетесь, тот пожимал плечами и отвечал, что взрослый человек без оружия – это недоразумение, и лучше живой потенциальный враг, чем голодное чудовище, только что бывшее соседом. Ну а Лиска Рыжий хвост и ее безумные последователи все равно найдут, из чего сделать бомбы для их священной борьбы за свободу. Уж если им хватает ума ставить растяжки в подвалах жилых домов, где работают ремонтники, то остается только надеяться, что хотя бы часть этих придурков по неосторожности попадется фауне на обед.

Дейвин напросился на конфиденцию, как он сам выразился, «со странным вопросом». Когда он пришел, Айдиш был так погружен во что-то в сети, что вовремя не вылез, не сумел оторваться.

– Что это такое ты читаешь, досточтимый? – осведомился Дейвин.

Айдиш молча подвинулся и позволил ему заглянуть в монитор. Дейвин заглянул – и замер в восхищении. Такое же точно чувство, только сильнее, он пережил, когда мать его впервые привела в свою оружейную комнату. Только в этот раз он видел не оружие. Если бы он листал тетрадь, а не смотрел в светящийся экран, в этой тетради нашлось бы все на свете: стихосложение и боевая магия, летописи и исследовательские дневники, детские сказки и наблюдения за луной и звездами. И все это было играми и игрушками для детей. Простыми, понятными почти сразу и позволяющими занять время и голову на недели и даже годы вперед навыками и умениями, запоминающимися без слез, быстро и навсегда. Страница называлась «Школа на коленке».

– Чье это? – выдохнул Дейвин.

Айдиш посмотрел на него так, как будто это он пришел на конфиденцию к Дейвину – и был понят абсолютно и принят полностью:

– Моей коллеги, Полины. Она работает в корытовском лагере для уезжающих в Московию из края.

Дейвин тихонько вздохнул про себя: Корытово было далековато от Приозерска и саалан там не жаловали.

– Айдиш, так умеет только она? Или даже нет – эти игры собирает кто-нибудь, кроме нее?

– Да, конечно. У нее коллекция самая разнообразная, но не самая полная. Есть те, кто собирает только математику, у других коллекции задач по… э… в общем, тебе будет интересно. Есть третьи, они собирают курьезы о цветах и животных, есть четвертые, у них истории из старых летописей. И так далее. Мне просто удобнее брать игры из ее блога, тут все и сразу. Если бы не эти игры, дети давно бы разнесли пол-замка, и я бы не справился с ними даже с помощью местных коллег, потому что их слишком мало. А так – мы даже дружим.

– Спасибо, досточтимый. Ты обнадежил и обрадовал меня. Я пойду.

– Но Дейвин, а конфиденция? А твой вопрос?

– А конфиденция уже была, и ты только что дал мне и ответ, и утешение, и надежду. Спасибо, не буду тебя отвлекать.

На конфиденцию Дейвин приходил с грустью, а уходил с радостной уверенностью.

Он уже не чувствовал себя одиноким, найдя здесь Евгения, Женьку, друга и советчика в сложных мелочах, от которых так много зависит, но знать, что круг можно расширить, было очень приятно. Принципиального существования этой возможности было достаточно, чтобы не пытаться ею воспользоваться, да и служебные заботы не оставили бы для этого времени. Но не будь ее, дружба с Женькой не была бы настолько свободной и легкой.

В тот дурацкий май он едва обнаружил эту возможность, и утром за кофе был доволен и весел. Он жевал какую-то плюшку, намазывая ее вареньем, слушал, как Айдиш рассказывает князю о том блоге, который вчера показывал ему, кивал, поддакивал и думал о своем.

Вдруг Айдиш, прервав рассказ, сказал:

– А вот бы ее оттуда, из Корытово, к нам сюда.

Дейвин, уже освоивший местный юмор, не удержался:

– Такой бы пастью да меду хапнуть, как сказал медведь, увидав бегемота. Айдиш, она с тобой даже не поздоровается, а если поздоровается, побежит мыть руки, потому что по записям видно, что терпит она нас с очень большим трудом.

Айдиш оживился:

– А вот и поздоровается!

Дейвин усмехнулся:

– На что поспорим?

Айдиш пожал плечами:

– Ну, давай на коньяк.

Дейвин сразу согласился:

– Идет! На какой срок закладываемся?

Айдиш, потянулся за коммуникатором:

– Ты уже проиграл, смотри. Видишь комментарий от Айдара под записью? Ну так это я, Зарифов Айдар Юнусович по местным документам. Мы с Полиной полную седьмицу лет знакомы лично, встречались на университетских чтениях. И все это время переписываемся.

Дейвин пожал плечами почти с удовольствием. Не каждый день удается своего же конфидента заманить спорить на заклад:

– Ты меня сделал, да. Коньяк с меня.

Айдиш улыбнулся:

– А закуска с меня, я слегка сжульничал.

Князь тоже был доволен – день в кои-то веки начинался хорошо:

– А интересные тут женщины. Аугментина, которую ты нашел, Дейвин, и Полина эта твоя, Айдиш. И все эти их учителя. И даже Лиска Рыжий хвост. Она, конечно, площадной шут, но не пустое место. И ведь они не одни такие в крае. Было бы интересно как-нибудь с ними поговорить… Или с другими такими же…

Из новых приобретений этого апреля – барышня из шестого класса не скажу какой школы, ушедшая из дома в пятницу и пришедшая в воскресенье вечером. На улице, на минуточку, в тот день было плюс три с ветром и дождем. Что можно было делать двое суток в районе Московской площади в такой колотун, когда дома, на проспекте Ветеранов, внезапно трезвая мама и горячий чай – непонятно совершенно. Тем более неясно, как эта любительница приключений ни на оборотня не нарвалась, ни на глаза Святой страже не попалась… Доставили ее, однако, не они в Приозерск, а некие случайные шоферюги на газелях к нам в Корытово. В общем, загадочная история. Как бы там ни было, мы уже месяц ждем результатов запроса в опеку и ИДН-ОППН. Очень не хочется писать в администрацию наместника. Скольян да Онгай, конечно, может все решить, но неужели в отсутствие пинка от саалан ни одна структура в крае не работает? Родни в Московии у нашей приключенки нет, зато есть родня в Израиле и в Минске, все извещены, кто первый отзовется, туда и будем оформлять. Ну или Московия отпишется о сиротских местах в образовательные учреждения. Обратно в край от нас выдачи нет.

Из блога «Школа на коленке», 08. 05. 2019.

Новость о том, что наместник объявил набор в отряды самообороны, Полина прочла во Пскове после рабочего дня. Ее это вывело из равновесия до такой степени, что она не последовала собственному правилу: писать в блог Аугментины только из города, а в свой рабочий – только из Пскова. Она была настолько зла, что пренебрегла элементарной безопасностью: вместо городских айпи любая следилка показала бы псковский адрес. Перелогиниваясь, она тихо и монотонно говорила: «повылезли, мать вашу, благодетели, век бы вас не видеть, да чтоб вам так же кто-нибудь добро причинил, уродам…» дальше было совсем нецензурно, зато весьма разнообразно и изобретательно, все полторы минуты, потраченные на смену аккаунта, без повторений и пауз. К ее счастью, слышать это было некому, кроме нее самой.

Открыв окно для нового поста и выдохнув, она порадовала читателей на ночь глядя старой греческой притчей о разбойнике, который был совестлив и дал кусок хлеба людям, ограбленным им до нитки. В притче один ограбленный взял подаяние и умер, потому что данного разбойником было недостаточно, чтобы выжить. А другой подаяния не взял и позаботился о себе сам, и поэтому выжил. Послание притчи было очевидно: благодеяниями чужаков пользоваться не стоит, лучше справляться самим.

Дейвин, найдя этот пост поутру, восхищенно покачал головой и показал местным коллегам. Коллеги были искренне огорчены: это разрушило складывавшийся у них красивый план. Они были уверены, что Аугментина приезжает в город изредка, живя где-то в другом месте, и пишет о городе только во время визитов. Безопасники были уже готовы начать вычислять ее среди курсировавших по краю торговцев и наемных специалистов – и тут такая неприятность, стройная гипотеза рухнула: получается, что новости она узнает регулярно, и может писать вообще откуда угодно. Сейчас вот корытовский лагерь беженцев, неделю назад был Питер, а еще через неделю – да хоть Олонец. Так что привезти Аугментину князю в подарочной упаковке не получилось. Выслушав это, князь даже улыбнулся, хотя за день устал до предела, и сказал, что если сложится, он будет рад знакомству. Дейвин кивнул и подумал, что он, пожалуй, тоже был бы рад познакомиться.

Лиска Рыжий хвост, она же Алиса Медуница тоже прокомментировала создание отрядов самообороны в своем блоге. Юмор у нее был попроще, зато доходчивее для более прямых людей, не привычных ко всякой зауми. Она уже и так была в розыске, как автор «Манифеста убитого города», программного документа, прямо призывавшего уничтожать саалан физически, но продолжала активно провоцировать конфликты местных с имперской властью. Ее блоги доставляли неудобств не меньше, чем две новых угрозы: инородная фауна и незнакомая, но вполне ощутимая радиация.

На новость о формировании отрядов самообороны Лиска отреагировала короткой заметкой: мол, исторически «самооборона» – это от людей. А эти, пришлые, хотят защищать город от каких-то зомби-мутантов. Так что пусть прекращают делать вид, что умные, и честно пишут, что ищут санитаров в ветконтроль. Бобиков чипировать и стерилизовать, пусть и страхолюдного вида.

Дейвин, когда ему показали очередное творение «этой рыжей козы», хмыкнул и поинтересовался, как долго ее планируют ловить и когда выяснят, наконец, судьбу засады у квартиры ее родителей? И не пора ли ему забирать приданных для усиления местных мальчиков, раз за все время эта неуловимая девка так и не попыталась ни в свой дом наведаться, ни семейное гнездо посетить. Безопасники только вздохнули. Местные мальчики пропали с концами, как и парни Эмергова, попытавшиеся побеседовать с Лиской.

Полина запись Алисы тоже видела. Прочитала, поморщилась и закрыла окно браузера. Ей было понятно и то, что барышню все-таки понесло по кочкам, и то, что дальше лучше не будет. И что заниматься этим никто не станет, тоже было очевидно. Так что, решила она, помогать уже поздно и нечем, да никто и не просил.

В тот день местные друзья и коллеги Дейвина в первый раз за все время общения пригласили его к общему столу. Застолье показалось сааланцу странноватым – трапеза была одновременно походной, траурной и праздничной. Ему рассказали, что в этот день город отмечает годовщину победы в огромной войне, в которой участвовал край, и сказали, что эта годовщина семьдесят четвертая. Дейвин отметил себе на будущее внимательно изучить тему, а вслух сказал только, что если война помнится столько лет, победа в ней наверняка далась дорого и была предметом гордости. Судя по тому, как отреагировали коллеги, он угадал. Вина на столе не было, был местный жуткий напиток, водка. На вид это было неотличимо от воды, а на вкус – как горячий лед. Опьянение после него было таким же странным, трезвым и злым. Разговоры за столом пошли вполне соответствующие: про работу, причем про самые неприятные ее части.

Дейвин неожиданно для себя рассказал, что князя, как коллеги и предупреждали, действительно нагрузили Озерным краем против его ожиданий. И добавил, что они все рассчитывали уже собирать вещи и отправляться домой, и тут на тебе. А потом еще посетовал на то, что дома тоже ситуация присмотра требует очень настоятельно, и жена, конечно, справится, но это же не дело.

Ему в ответ излили душу про «придурка да Шайни», который при Гаранте выглядел прилично, а потом сорвался с цепи и наворотил невесть чего, и упомянули нормальных людей, которые давно у Эмергова, а присутствующие, как последние идиоты со своим благородством, в этих развалинах без света и горячей воды, и половину ежедневного необходимого их семьям приходится покупать у, прости господи, каких-то панков.

Он посочувствовал коллегам, сказав, что понимает их сложности, и что необходимость работать между двумя законами и двумя системами правил никому не добавляла ни радости, ни сил.

Ему в ответ выразили сочувствие по поводу хлопот с Сопротивлением, которые только начинаются. И отдельно добавили, что «мирное» Сопротивление тоже те еще пряники: у боевиков воплей до неба, но пока один теракт, и тот пшиком кончился, ты же тут сидишь. Выпили и за его успех в той дурацкой истории. Морщась после очередной стопки, усатый капитан сказал: «кстати, крутое у тебя оружие, парень, респект» – и вернулся к теме мирного крыла Сопротивления, а именно к тому, что ребятки Аугментины на той неделе за какие-то провинности двоих своих втихую прикончили, и фиг ведь докажешь.

Когда разливали по последней, у всех присутствующих одновременно квакнули коммуникаторы. Дейвин посмотрел в свой и очень тихо сказал «какое у вас интересное понимание пшиков… только убитых на месте шестнадцать». Все очень быстро распрощались и разъехались по разным местам разгребать одно и то же чрезвычайное происшествие.

Москва, 9 мая – РИА Новости. Теракт в Озерном крае: по крайней мере 16 человек погибли, 7 ранено. В Санкт-Петербурге грузовой автомобиль врезался в толпу людей, выходивших из храма Потока после службы. Точное количество жертв на данный момент не известно. Среди погибших есть как гости края, так и местные жители. За рулем фуры-рефрижератора находился житель Ленинградской области. Он был задержан и дает показания, однако пока представители власти его имя не называют.

Быстро просмотрев фотографии с сайта новостей, я улыбнулась и подумала, что Эгерт был прав. Это действительно работающая стратегия. Несмотря на то, что маги саалан остановили грузовик и даже смогли взять водителя живым. Чтобы он ни рассказал, он все равно будет одиночкой, хотя пацанчики Эмергова уже взяли на себя ответственность за акцию. И их успеху я слегка завидовала, шум вышел, что надо, на весь город. И жаль, что их человека взяли живым, им стоит подумать, как избежать подобных эксцессов в будущем. Теперь оставалось выполнить завет Аугментины и выстроить независимые от папы Эгерта цепочки финансирования покупки и доставки оружия. Не грузовиками едиными. Да и из ветконтроля получится хорошая цель.

Когда живогородцев после приснопамятной акции в защиту Дворцовой площади собрали повестками на беседу с легатом, они готовились к худшему: это было сделано слишком скоро и чересчур официально. То есть все участники февральского визита к наместнику получили повестки в Адмиралтейство через полицию. Потом, в разговорах между собой, они постепенно выяснили, что ни один из получивших повестки не надеялся вернуться домой. Но встреча прошла совершенно вразрез с их ожиданиями.

После разговора они спросили Димитри, почему о городе, его нуждах и перспективах он говорит именно с ними, а не с официальной администрацией и мэрией. Он им ответил: «защищать площадь от того, что вы сочли поруганием, пришли вы, а не они. А они даже не предупредили меня о том, что мой выбор неприемлем для города, хотя должны были. Значит, вам город дороже, чем им, вы знаете и любите его больше. Поэтому и дела города я буду обсуждать в первую очередь с вами, а не с ними». И как сказал, так и сделал. Так что они пересмеивались между собой при встречах и в чатах, напоминая друг другу, что первый раз все ждали, что после этой встречи их всех сложат в один овраг. Но все равно пошли. Шутки на эту тему были смешными почти два месяца, пока Димитри не вернулся обратно уже полноправным главой края. И тот их нечаянный выбор – идти на встречу, с которой можно не вернуться, вымывшись и в чистом – в начале марта в городе был сам по себе почти подвигом, но как-то вошел в обиход. Так что участники Живого Города выглядели на фоне всех остальных горожан щеголевато и даже несколько пафосно. Димитри не показывал, что как-то замечает это, но после возвращения он поставил встречу с ними перед официальной пресс-конференцией. Это было, фактически, официальное признание наместником Живого Города не просто существующим явлением, а значимым и ценным партнером по делам и задачам в крае.

Конечно, после вчерашнего следовало выразить наместнику соболезнования – шестнадцать человек потерять, лично давно знакомых и, видимо, ценных, раз они здесь с ним – это серьезное горе. Личное в том числе. Разумеется, все нужные слова были сказаны. На лице Димитри, услышавшего соболезнования от местных жителей, соотечественник которых вчера убил его людей, отразились сложные чувства: удивление, задумчивость и даже озадаченность. Так же задумчиво и озадаченно он сказал «спасибо». После чего перешел сразу к делу, как он обычно и поступал.

В этот раз наместник показал собравшимся фотографию из зарубежной поездки и спросил, правильно ли он опознал вот этот экспонат из эрмитажного альбома. Естественно, сразу сказать никто не смог – фото на коммуникатор никогда не бывает достаточно четким – но похоже было очень. Князь сказал, что владелец это честно приобрел на аукционе, и что на его, Димитри, взгляд, пожар в Эрмитаже маскировал хищения. Потом добавил, что провернуть хищения в таких масштабах было бы невозможно без участия местных. Прямое заявление, за этим последовавшее, выглядело вполне программным. Князь сказал, что для возвращения достояния в край он со своей стороны готов сделать все – но отследить появление эрмитажных вещей (он так и сказал – вещей) на аукционах и в каталогах частных коллекций не сможет. По крайней мере, без помощи специалистов. Что-то он сумел вытрясти из местных саалан – и князь показал рукой в правое крыло здания – вон там пять комнат, разбирайтесь. И, пока собравшиеся не пришли в себя, задал вопрос, ставший гвоздем вечера: – кстати, у кого-нибудь есть идеи, куда это все теперь девать?

Вечером, после пресс-конференции и еще двух часов утомительной текучки в Адмиралтействе князь и Дейвин приходили в себя в апартаментах князя. Димитри пошутил:

– Ты слышал? На тебя в обиде друзья тех семерых. Говорят, что ты над ними поглумился.

Дейвин искренне огорчился:

– Я не понял, что их так обидело… Я просто не хотел оскорбить их традиции и постарался дать семьям и друзьям возможность достойно провести погребальный обряд… надо будет спросить Евгения, что я все-таки сделал не так… – горестно махнул рукой и допил все, что было в кубке.

Димитри рассмеялся:

– Их лучше обижать почаще, может быть, хотя бы это заставит их задуматься над тем, что следует делать, а что нет. Кстати, Дейвин, ты уже можешь мне сказать – вот те твои семеро и этот вчерашний один, это одна и та же пьёвра? И если одна и та же, то где у нее сердце?

Дейвин думал долго, с десяток вдохов. Потом уверенно сказал:

– Похоже, разные, мой князь. И они вот-вот подерутся.

Князь заинтересованно развернулся от окна, к которому успел подойти:

– Да? Так может быть, им помочь?

Дейвин на некоторое время опять впал в задумчивость. Князь успел снова повернуться к окну, начать прикидывать скорость движения по небу одной особенно крупной звезды и даже прийти к каким-то выводам, когда да Айгит наконец ответил ему.

– Я бы не стал вмешиваться. Пусть сперва покажут нам весь свой рост.

Димитри, не поворачивая головы от окна, кивнул:

– Хорошо, Дейвин. Пусть подерутся сами.

Утром наместник вызвал мальчишку с набережной, Стаса, к себе в кабинет и объявил ему: «Ты едешь в Москву. Формально – учиться экстерном, курс уже оплачен, реально – на месте разбираться в схемах торговли живым товаром, не отправленным в метрополию через портал». Посмотрев на растерянного вассала, князь снизошел до объяснений: он счел, что выгоднее оплатить подростку экстернат, чем ждать два с лишним года, пока он доучится. Стас развел руками: тогда, мол, ему нужен еще и паспорт. Димитри наклонил голову: – «не понял, объясняй». После четверти часа маханий руками, сопровождаемых разнообразными «как бы», «типа» и «вроде как», терпение Димитри кончилось. Он позвонил муниципалам, задал нужные вопросы и услышал, что те слова, которых у Стаса не нашлось, звучат как «фактическая эмансипация подростка по факту наличия самостоятельного легального постоянного источника дохода». И что да, паспорт нужен, и все законно, причиной для получения паспорта и всего набора прав стала «полная финансовая независимость подростка от родителей» – то есть, положенное денежное содержание от князя.

Димитри завершил разговор и посмотрел на Стаса так, что тот попятился.

– Погоди, я тебя еще не отпускал.

– А я никуда не иду. – Юноша был сама независимость. Если не приглядываться, конечно. Приглядевшись, можно было увидеть, что сквозь независимость светятся тревога и смущение.

– Хорошо. Теперь ты, ты сам, рассказывай мне, чем эта сделка отличается от покупки тебя в собственность. И почему против этого твои родители не возражают, а против отъезда твоей сестры в Аль Ас Саалан возражали и ты, и они.

Стас открыл рот, потом закрыл и снова открыл:

– Ну ты сказал. То трудовой контракт, а то траффикинг.

– Что? – не понял князь

Пацан поморщился:

– Ну рабство, рабство. У нас называется так. А про отличия… Ты мой работодатель, у меня с тобой трудовой контракт по обоюдному согласию, за полный соцпакет и денежную компенсацию рабочего времени, четыре часа в день, все по закону. А Ксюху забрали, не спрашивая. Что там за условия – еще поди узнай, для этого ее сперва найти надо, и уж понятно, что ей никто ни школу не оплатит, ни тем более ее работу. Она – объект траффикинга, или рабыня, одно другого не лучше. А я – нормальный наемный работник.

Князь кивнул:

– Хорошо. Ты объяснил это мне, значит, объяснишь и любому спросившему. Завтра едете в Москву, с тобой едут двое, Гейр и Дэлис. Отчитываться будешь письменно раз в неделю, если что-то найдете, то иначе. Иди собирайся, и перед поездом зайди попрощаться с родителями, едешь надолго. Им скажешь, что едешь доучиваться в Москву, больше ничего не говори, оттуда напишешь.

Князь убрал Стаса из края, закономерно подозревая, что парень сильно рискует, болтаясь тут с его кольцом. Уж если вчерашнее произошло, то до идеи резать своих, имеющих дела с пришлыми, это их Сопротивление додумается в лучшем случае к следующей полной луне, а в худшем – может быть, и через час. Кроме того, подростку выявлять нелегальные схемы легче, его никто не принимает всерьез. Дэлис, конечно, не Дейвин и не Асана, но она не даст в обиду ни Гейра ни Стаса, на нее можно положиться.

Она у них хорошенькая, как кукла. Не Барби, а другие, дорогие коллекционные… шарнирные куклы, вот. На эльфа похожа, не на сааланку, а на нормального эльфа, большеглазая такая, тоненькая. Но под противочумным костюмом, который она надела еще в машине, этого не было видно. Это на их странице ВКонтакте видно, я смотрел уже. Решительности в ней столько, что с запасом хватило бы на наместника и на обоих его заместителей. Правда, из них никто не присутствовал, были какие-то другие их мужики, приехавшие на место выхода двух фавнов и трех собак одновременно с иммунологами. Тварей пристрелили, место оцепили, в штаб позвонили, машина прибыла в течение десяти минут. Трупы начинают разлагаться через четверть часа, а пробы брать нужно с еще целых.

Вот в этом самом противочумном костюме, темно-зеленом с голубеньким, она и пошла к оборотню. Метр шестьдесят пять деловитого спокойствия и пятьдесят килограммов медицинского цинизма высокой концентрации.

Полицейский попытался ее притормозить – погодите, мол, мы еще не уверены, что он умер. Может пошевелиться.

А она в переговорное устройство и отвечает:

– Ну значит, вы выстрелите.

Ей полиция хором:

– А если он вас укусит?

А она им:

– Ну значит, выстрелите в меня тоже.

И вот тогда кто-то из сааланцев ее и спрашивает:

– А зачем вы к нему собираетесь подходить?

Она сперва попыталась сказать, что вот, надо же взять слюну, соскоб оттуда, соскоб отсюда, а потом махнула рукой и полицейского, лося здорового, ну не как сааланцы, но все равно, пытается плечом подвинуть.

И тут ей сааланец заявляет:

– Но для этого совсем не надо к нему подходить! Это вовсе не обязательно! Надо просто поднести к нему сосуд!

И ты представляешь, я вижу, как пробирка плывет по воздуху прямо к этой туше, а за ней пипетка, и пипетка сама набирается этой жижей с туши, и в пробирку содержимое сливает! А потом второй раз, и третий. И шпатели-банки, вся эта хрень, так же туда-сюда летало и приходило прямо в руки девочке-иммунологу, а она забирала и составляла в контейнер. И потом с контейнером уехала. Точнее, ее увезли, она в салоне машины сидела, а водитель в кабине, с поднятыми стеклом. Они уехали, а мы остались фотографировать, как полиция трупы жжет. Обычно жгли, с керосином. Но в материал это все не войдет, конечно.

Из внутреннего чата Фонтанки.Ру 15 мая 2019 года.

В середине мая Димитри, уже наместник, снова проводил инспекцию сосновоборского защитного купола. Он уже знал, что сама идея эксперимента на ЛАЭС была ошибкой. Вряд ли маги, что бы они ни делали на станции, могли себе представить, что их действия приведут к аварии, так дорого стоившей краю и империи в целом. К счастью, они не пренебрегли традиционным правилом и, прежде чем начать, изолировали станцию и прилегающую территорию стандартным для саалан куполом. Собирались ли они напрямую вмешиваться в работу реактора, или были намерены попытаться использовать выделяемую им энергию для подпитки заклинаний, теперь было неважно. Формирование купола перед началом работы было обычной предосторожностью, которой учили всех будущих магов. И конечно, сплетая заклятие, люди не предполагали, что останутся внутри навсегда. Именно эта предосторожность погубила их и спасла город и край.

Когда произошла авария, почти все, что взрыв выбросил из реактора, осталось внутри периметра, перекрытого куполом. Он был завязан на Источники, мощные неисчерпаемые месторождения магической энергии. После взрыва они погасли, за ними следом должна была исчезнуть и защита, но за считанные десятки минут, остававшиеся у магов на станции, они успели найти какие-то другие резервы. По рисунку и из логики событий Димитри предположил, что часть этого резерва предоставили магам какие-то бывшие рядом с ними люди. Причем, похоже, они сделали это осознанно и добровольно. Если бы не их общий выбор, радиация накрыла бы и окрестности станции, и весь Финский залив, и сердце края, Санкт-Петербург, и Зеленогорск. Могли пострадать Приморск, и Усть-Луга.

Позже на первичный слой защиты досточтимые, поспешившие к месту гибели своих коллег, наложили еще не один слой заклятий, и сейчас купол виделся князю многослойным переплетением цветных нитей, произвольно меняющих свое положение, истончающихся, рвущихся и появляющихся вновь. Внутри было ничуть не лучше, прямо в воздухе плавали обрывки и ошметки того, из чего и сплеталась магическая защита города. Досточтимым Академии, занятым работами вокруг ЛАЭС, можно было бы посочувствовать, если бы они не разгребали последствия ошибки своих коллег. Слова магов Академии об общих деле и горе звучали очень красиво, но Димитри знал, насколько неохотно его люди соглашались помогать досточтимым, несмотря на возможность получить хорошую и интересную практику. Причины такого отношения его людей к досточтимым князю тоже были хорошо известны. И то, что Димитри пришел в край легатом, давало им возможность в марте отказывать магам Академии с легким сердцем. Мол, вот будет следующий наместник, его и попросите, а мы тут временно и у нас другая задача.

Теперь эта головная боль и все хлопоты, связанные с обеспечением безопасности своих и местных, оказалась частью длинного списка задач князя. Своего решения относительно обслуживания купола он не изменил, и подтвердил достопочтенному, что обеспечением безопасности в зоне бедствия должны заниматься маги Академии. Но все равно он снова и снова пересматривал оцифрованные видеозаписи ядерных взрывов и размышлял, перебирая варианты возможного развития событий в тот осенний день на станции, все еще длящийся для оставшихся под куполом. Он пытался найти вариант решения отложенной ценой их жизней проблемы и не находил его.