Читать книгу Теория государственного кредита - Егор Францевич Канкрин - Страница 5

Море стало спокойнее. Мы покинули Кристиансор в 10 часов вечера и в 10 часов следующего утра уже подплывали к Свинемюнде. Когда мы достигли залива, ветер усилился, на небе появились тучи. В открытом море, вероятно, довольно сильно штормило.

Лоцман принес мне письмо, в котором российский консул сообщал мне о кончине прусского короля, случившейся 26 мая (8 июня). Это был последний из трех выдающихся монархов, которые определяли судьбу Европы в нашу великую эпоху. Мне довелось видеть их и в тяжелые, порою даже отчаянные времена, равно, как и в дни триумфов и славы. Мало кого из них судьба била так, как Фридриха Вильгельма III. Природа одарила его особой стойкостью к подобным ударам. Удача, слава, уважение и любовь, которые он снискал в последние двадцать пять лет своего правления пришли на смену его прежним лишениям. Он не был великим, а в последнее время не был даже и особо деятельным, но понимающим и добрым монархом. Ведь всем известно, что наибольшую заботу о народе проявляют обычно монархи уже в почтенном возрасте. Отдают ли они сами себе в этом отчет – это другой вопрос. Ясно лишь, что здесь мы имеем дело с классическим случаем. Новому правителю откроются новые горизонты.

Умирают и тысячи простых людей, которым однажды довелось пережить три удивительных года после 1812-го. Уже мало кто из нынешних российских офицером отмечает отступление французов за Неман, и вряд ли вообще на службе в русской армии еще остались офицеры и солдаты, сражавшиеся в те годы.

Какими сдержанными стали люди, вспоминая то славное время! Тогда важнее всего была свобода нации, народность, избавление от иноземного ярма. Ныне же люди прославляют вчерашних поработителей, изводят друг друга мелочной полемикой о формальностях гражданского права, в то время как суть его несовершенства кроется в повальной невоспитанности людей и той лжи, которую печатают газеты.

С другой стороны, это естественно. Все старое должно исчезнуть в тумане. В свое время штурм Трокадеро наделал столько же шума, сколько наш Аустерлиц, а какая-нибудь битва при Вероне была, вероятно, не менее значима, чем наш Лейпциг. Окружающий мир прочнее мира грез, не будь это так, мы бы все давно утонули в воспоминаниях. Но нам, всем тем, кто все это прожил и пережил, в каком бы звании мы тогда ни состояли, выпал случай вместе взвесить произошедшее и происходящее. Взять и положить их на разные чаши весов. Но, чтобы сделать это правильно, надо не бояться встретиться с призраком самого себя.