Читать книгу Вовка Ясный Сокол - Екатерина Абдуллова - Страница 2

– Вовка, мы с мамой завтра приедем! – папин голос в телефоне звенел от радости.

Я тоже обрадовался. Все-таки в деревне хоть и интересно, но скучновато одному. Из ребят здесь были только Ленка с Веркой, но не играть же с малышней. А с папой можно заняться чем угодно.

Я сразу спросил:

– Рыбачить пойдем?

– Пойдем, – согласился папа. – Обязательно даже пойдем! Ох, как я мечтаю о жареной хрустящей рыбешке с яйцами и зеленым луком…

Я сглотнул слюну. Вроде и накормила меня бабушка вкуснющим борщом со сметаной, а все равно сглотнул.

– И в лес с палаткой? – спросил я.

– И в лес с палаткой, – подтвердил папа. – И купаться каждый день будем. Плавать тебя научу.

Я молча засопел в трубку. Папа тоже молчал. Он знал, что воды я боюсь до ужаса. Даже по колено в воду боюсь зайти. Отчего так, мама с папой не понимали. Никогда я не тонул, не смотрел страшные фильмы про акул или еще что, просто однажды, года в три, отказался залезать в ванну. Сейчас-то я, конечно, моюсь в ванне, но в реку все равно не захожу.

Мы еще упрямо помолчали в телефоны, а потом папа принялся рассказывать, какой он купил казан для наших походов, что уже проверил палатку и запасся охотничьими непромокаемыми спичками. Мы проболтали еще полчаса, пока ему не поступил срочный вызов.

Папа у меня хирург, и сейчас он был на ночном дежурстве. Выходит, завтра он освободится не раньше восьми, и пока они с мамой соберутся, пока по магазинам… В общем, приедут не раньше обеда. Зато на целый месяц! У папы отпуск!

До полуночи я ворочался, представляя нашу с ним деревенскую жизнь, а потом подумал, что завтра будет не до рыбалки. И я решил устроить папе сюрприз: порыбачить с утра, а на обед бабушка пожарит мой улов. Я даже зажмурился от удовольствия, представив, как папа будет хрустеть тонкими рыбешками и с гордостью поглядывать на меня – вот, мол, какой сын-добытчик.

Из-за ночных фантазий я долго спал. Проснулся от звонких голосов Ленки с Веркой, которые спрашивали бабушку, когда я выйду гулять.

Я скривился, будто на лего наступил – такая же досадная мелочь под ногами, как Ленка с Веркой. Играли бы вдвоем в свои куклы!

Выпив кружку молока, я схватил краюху хлеба, удочку и ведерко и побежал на речку. Бабушке сказал, что вернусь к обеду, рыбы принесу.

Она только крикнула вслед:

– Смотри, осторожнее там!

Это она всегда кричит, хоть в лес я пойду, хоть на дерево полезу. Обязанность у бабушек такая – про осторожность кричать.

За воротами я наткнулся на девчонок. В глаза сразу бросилось пышное желтое платье, в котором Ленка была похожа на огромный подсолнух. Девчонки счастливо заголосили и кинулись ко мне. Я – от них. А они – за мной!

Я остановился и говорю:

– Вам же бабушки запретили со мной играть.

А Ленка сощурила глазенки, голову к плечу склонила и этак хитро говорил:

– А мы им не скажем.

– Все равно, – говорю, – я на речку пошел, рыбачить. Нечего вам там делать. У вас и удочек-то нет!

– Мы только посмотрим, – заканючила Верка. – Ну пожалуйста, Вовочка…

Я опешил, а потом как рявкну:

– Я – Вовка! Ясно тебе? Вовка, а не Вовочка!

– Ясно, ясно, – закивала Верка.

Я развернулся и пошагал к Быстрице. Так называлась речушка, на берегу которой стояла наша деревня. Думаю, речку назвали так за стремительное течение.

Весной, когда по крутым склонам в нее сливались все талые воды, она была по-настоящему опасной: глубокой, мутной, бурливой. Летом Быстрица мельчала, вода становилась прозрачной, как стекло, но неслась по-прежнему споро, будто торопилась по важному делу. Даже кораблики по ней пускать не интересно, они слишком быстро уплывают и теряются из виду.

В прошлом году я вырезал деревянную лодочку, выстругал мачту, приладил ее на термоклей, парус вырезал из старой футболки – целый день возился. А лодка возьми да уплыви. Я-то надеялся удилищем ее к берегу подогнать, но куда там! Не догнал.

Всю дорогу позади слышались шепотки и топот ног. Девчонки все же увязались за мной.

На берегу я нашел тропку, ведущую к воде, и аккуратно спустился на голый земляной выступ.

Речка тихонько журчала у самых ног, ветерок шелестел в густой траве, обдувал лицо, а над головой звенели комары, обещая устроить кровавый пир. Но их обещания меня не страшили – в кармане лежал полураздавленный тюбик с мазью от кровососов.

Я раздвинул удочку на всю длину, и она вспыхнула на солнце алым лучом бластера. По крайней мере, именно так я его представлял.

Вместо червя на крючок я прилепил комочек мякиша. Здешняя рыбешка любит хлеб и охотно глотает такую наживку.

Я закинул удочку.

По воде шла беспрерывная рябь, глаза слепило, и поплавок сразу затерялся среди солнечных бликов. Впрочем, я не переживал. Подсекать, как папа, все равно не умел, так что вытаскивал рыбу только, когда она плотно садилась на крючок и тянула его вниз. А это и руки чувствуют. Вытащу.

Прошло минут пять. Рыба не клевала. Я обновил наживку и снова закинул. Прошло еще минут пять. Клева не было… Сверху доносились звонкие девчачьи голоса, смех, и то и дело Ленка с Веркой спрашивали:

– Вовка, ты поймал рыбу?

– Вовка, а ты маленьких рыбок отпустишь?

– А большую рыбу ты можешь поймать? А акулу?

В конце-концов я рассердился и зашипел:

– Из-за вас не клюет! Всю рыбу своими криками распугали! Подите отсюда!

Девчонки примолкли. Обиделись, наверное. А мне плевать – у меня тут сюрприз медным тазом накрывался.

Я стоял не шевелясь, чтобы рыба не заметила меня из прозрачной воды, и только удочку перекидывал, когда леску утягивало вниз по течению.

Начали донимать комары. Я намазался и снова замер.

Вдруг клюнуло. От неожиданности я сильно дернул вверх, и серебристая рыбешка, пролетев у меня над головой, шлепнулась на берегу. Я думал девчонки опять распищатся, но они молчали. Цепляясь за траву, я выбрался на наверх. Рыбешка билась о землю, а Ленки с Веркой не было. Ну вот, говорил же – из-за них все! А как ушли домой, так и рыба поперла.

Я опустил добычу в ведро и стал прилаживать на крючок новый комочек хлеба. Прежний весь размок и отвалился, когда я снимал рыбку. От предвкушения руки тряслись и, видимо, поэтому я не удержал хлеб. Вся краюшка с тихим бульком упала в речку, покачнулась на воде, а потом начала медленно опускаться.

Опомнившись, я упал на колени и попытался схватить ее, но не успел. Хлеб лег на песчаное дно. Сразу к нему подплыли мальки, закружились, затюкали носами.

Можно было бы спуститься, здесь вода даже до пояса не доставала, но при одной лишь мысли об этом внутри у меня все застывало и колени слабли.

Я потыкал удочкой в хлеб, но тот не цеплялся. Тогда я лег на землю грудью, свесился с выступа и протянул руку. Мальки порскнули в стороны, но до хлеба я так и не дотянулся. Я еще постоял на берегу, решая что делать: то ли мух ловить, то ли за хлебом домой идти, – а потом выпустил пойманную рыбешку и полез на берег. Ну их! Потом с папой порыбачим.

Вдруг совсем рядом громко плеснуло. Я еще успел подумать, мол, неужели здесь водится такая огромная рыба, но тут раздался визг, а потом и крик:

– Ленка! Ленка!

Девчонки! Не ушли! Я рванул на крики.

Сначала увидел желтое Ленкино платье. Его несло течением к повороту. Я кубарем скатился вниз, к реке. Там была одна Верка. Она прижимала руки ко рту и с ужасом смотрела на уплывающее платье. И тут до меня дошло. Там было не только платье – там была вся Ленка!

Верка перевела на меня круглые от страха глаза и прошептала:

– Вовка… Ленка упала…

Не помню, как меня вынесло обратно наверх, не помню, как бежал, но очнулся я только перед поворотом. Здесь река круто изгибалась, образуя песчаную отмель, и я забежал по колено в воду. Дальше идти не решился. Течение чуть с ног не сбивало!

Желтое пятно приближалось. Оно то виднелось среди бликов, то исчезало, и я никак не мог понять, там Ленка или нет. Если там, то почему не кричит?

Голова моя странно опустела, и я не мог сообразить, как Ленку поймать. Все какие-то глупости лезли: то орлом сверху подлететь, то сетью речку перегородить… Тут я вспомнил об удочке. Скинул ее с плеча, резким движением выдвинул во всю длину и протянул в реку.

– Ленка, держись! – закричал я.

Речка была узкая, удочка аж до середины доставала, и Ленка должна была ухватиться.

Но она не ухватилась. Ее так кружило и вертело, что удочку она не заметила. Только и мелькнули мимо желтый, надувшийся, как медуза, подол и торчащие вверх загорелые руки.

Вдоль реки Ленку было не догнать – кораблик ведь я не догнал, – поэтому я бросился наперерез, через берег. Река огибала пляж так круто, будто хотела сделать круг и вернуться назад, поэтому бежать было недалеко.

Выскочив на ту сторону поворота, я вгляделся в воду. Больше всего пугало, что Ленка не доплывет до меня и утонет. Но вот из-за поворота показалось ее платье, и я, ни секунды не раздумывая, бросился в реку. Сначала зашел по колено, потом по пояс…

Ледяная из-за родников вода судорогой сводила мышцы, а течение так и норовило уронить. Но я стоял. Растопырил руки, чтоб поймать Ленку наверняка, и стоял. Глаза слезились от солнца, от бликов и от напряжения, а я смаргивал слезы и шептал:

– Сюда… Пожалуйста, сюда…

Ленка была все ближе. И все чаще она скрывалась под водой. Провалится – вынырнет, провалится – вынырнет…

Я приготовился. Вот последний метр… Не достану! Я еще шагнул вглубь, обеими руками вцепился в проплывающий мимо желтый подол и потащил Ленку к берегу…

Мы сидели на песке, мокрые и обессилевшие. Ленка все кашляла и кашляла.

Прибежала Верка, села рядом с нами и громко заревела.

Ленка взяла меня за руку своей холодной, посиневшей рукой и сказала:

– Во-во-вовочка… – Зубы ее стучали, и она через силу выталкивала слова. – Вовочка, ты меня спас…

– Я В-в-вовка, – простучал зубами я в ответ.

Верка все ревела, и Ленка тоже сморщилась, будто вот-вот заплачет. Тогда я растянул замерзшие губы в улыбке и сказал:

– Ленка, ты самая большая рыбина, из всех, что я поймал.

Пока мы шли обратно, девочки успокоились и одежда высохла. Бабушке я ничего не сказал. И Ленке с Веркой запретил рассказывать, иначе меня перестали бы пускать на реку, да и баба Нюра с бабой Тоней опять бы все перевернули с ног на голову и решили бы, что я их внучек утопить хотел.

А когда приехали родители, я подошел к папе и сказал:

– Папа, научи меня плавать.