Читать книгу От сумы и от тюрьмы не зарекайся - Екатерина Ивановна Полухина - Страница 21

Вон Иван говорят, в Турции какую – то халупу прикупил. Ну да, велика радость, Турция! Пусть потешится ещё пока. Ведь бизнес его видно совсем тю-тю. Накрылся медным тазом. А я, даст Бог, наберусь силёнок и, только нас здесь видели. Куплю особнячок в Париже, чтобы Эйфелеву башню каждое утро видеть. Чтобы детки мои говорили всякие там: pardon, bonjour, merci, silvople.

Хотя, если честно, что – то не очень ему верилось уже, что у него, когда нибудь будут эти детки. Голова Алины его забита совсем другими мыслями и планами на будущее. Ну да, надежда умирает последней. И Пётр надеялся. Ничего. Поживём, увидим, – размышлял он, и уже представлял себе радужные исполнения его желаний. От чего настроение было такое, что в пору, пуститься в пляс.

Да, ему действительно всего хватало. Одного было жаль, нельзя вернуть время вспять. Как ни старался он забыть, всё помнил кареглазую девочку, которая робко называла его Петенькой. Ах, как же это было давно. Хотя воспоминания эти довольно часто посещали его. Да, а как же иначе. Ведь это были самые лучшие годы его жизни.

Риту приметили они оба с Иваном, но она потянулась сразу к нему, Петру. А Ванька не стал строить козни, а отступил, как – то сразу. Легко и просто. Может, не зацепила она его так уж, а, может просто понял, что это соперничание ведь не ради оценки. Это человеческая жизнь уже.

Петька же сразу влюбился в эту девочку с большими, шоколадного цвета глазами, в глубине которых просвечивал янтарь. Да, даже не янтарь. В них будто играли лучики солнца, отчего глаза её светились изнутри янтарём. Ему так нравилось, когда она, проходя мимо него и, задевая локтем ли, плечом, заливалась кумачом. На щеках её тогда появлялись симпатичные ямочки – улыбки, глаза светились этим янтарём. Но она, стесняясь, быстро убегала в какой нибудь укромный уголок, где и отсиживалась всю перемену.

У Петра же в такие моменты пол уходил из под ног, сердце бухало, словно молот, ноги и руки деревенели. Голос пропадал куда – то, а по телу разливался жар. Этот жар он помнит до сих пор. И воспоминаниям радуется и, тоже прячется в такие минуты, как тогда пряталась Рита, в какое нибудь укромное местечко. Чтобы не дай Бог никто не подсмотрел и не нарушил этих воспоминаний. Уж очень хорошие были эти воспоминания и, ему не хотелось ни с кем их делить и, никого в них впускать, тоже не хотелось. Это был секрет памяти.

Ведь это же теперь всё можно, хоть с первого дня знакомства. А тогда это было – табу. Да оно, наверное, и неплохо было. Хоть, что – то святое присутствовало у людей. А сейчас, где оно это чувство? Может, в наше время умеют, так любить, как тогда? Да теперь любовь, как и всё остальное, это своего рода бизнес.

А чувства? Да, где же их взять – то, если деньги вытеснили всё, превратив саму жизнь человеческую в рынок. Где всё продаётся и всё покупается. Вплоть до человеческих органов, не говоря уже о чувствах.

Вот, к примеру, взять его Алину. Ну, зачем эта молоденькая девочка живёт с ним, почти сорокапятилетним мужчиной? Ведь он мог бы быть ей отцом. А она спит с ним, целуется, занимается любовью с взрослым дядькой. Он – то не против этого. Молоденькая, хорошенькая рядом. И всё это возможно правильно. Нужно идти в ногу со временем, но сам он не хотел бы ни за что, чтобы его дочка (если бы была у него) любила вот такого же, как он взрослого мужика.

Ведь любовь – это же, что – то святое, не земное. Это обряд, священнодействие. Когда от прикосновения друг к другу, хочется зарыдать от счастья. Хочется утонуть в этом счастье. Но чувствуешь так, только в юности. И с равным себе человеком по возрасту. С годами это всё притупляется. Черствеет человек с годами. А, как же. Это закон. Но жизнь не остановишь и не вернёшь назад. Она продолжается. А нравится она тебе, или нет, это тебе решать.

В тот год, помнит он, они закончили десятый класс. Прощались со школой и вместе с ней и с детством в целом. Впереди их ждала взрослая жизнь. Они уже встречались к тому времени, обманывая родителей, что ходят: одна к подружке, другой к товарищу. Сами же гуляли у реки, взявшись за руки. Рита иногда разрешала целовать себя в щёчку, вспыхивая при этом, будто лампочка на сто ватт. И янтарь в её глазах светился, будто свежесобранный мёд из сота. Да она и пахла этим молодым мёдом.

Ах, как же это было незабываемо прекрасно, эта их юношеская любовь! Чистая, нежная, как младенец. Ему и сейчас было несказанно хорошо от этих воспоминаний. И сердце заходилось от истомы, а в голове стоял туман и слышался застенчивый голос его Риты. Петенька, ты, только не обидь меня, пожалуйста, родной. Хорошо?

И он, задыхаясь от счастья и, от её близости, обещал ей это. Да и разве он мог обидеть это сотканное из солнца, янтаря и мёда хрупкое, почти невесомое создание. Создание, которое любил всем сердцем. Он просто боготворил эту девочку и, кажется, готов был под расстрел за неё. А она, не обидь. Да разве можно обидеть божество, которому поклоняешься?

А вот и сданы экзамены в ВУЗы и можно, немного ослабить накал. В плане не заниматься зубрёжкой день и ночь, а искупаться, позагорать. Вечером побродить подольше по окрестностям. И вот однажды, в один из таких вечеров, она, пламенея лицом, опустив глаза, сказала ему, что хочет близости с ним. Она не объясняла ничего, просто от застенчивости еле слышно просила его об этом.

Он, конечно же, не мог отказать ей. И всё получилось, и всё произошло. Пётр не помнил хорошо этот вечер, был, словно в бреду. Помнит только, как Рита исступлённо целовала его и просила, не забывать её. Да, как её забудешь? Уж скорее себя, а её ни в жизнь.

Когда же наутро он осмелился пойти к ним домой, семья Риты уехала час назад. Так сказали ему их соседи. Куда? Почему? Точно никто не знал и ему никто ничего больше не ответил. Он так с тех самых пор и ничего не знает больше о своей девочке с янтарём в глазах. Только воспоминания раз за разом посещают его и он в такие моменты снова, как бы возвращается в то время. Одно он никак не может представить себе, Риту взрослой женщиной. Она так и осталась в его памяти девочкой с распахнутыми шоколадного цвета глазами и где – то глубоко в середине их, проступающим янтарём.

Он так явственно видит свою ясноокую, милую девочку, что иногда стон вырывается из его груди и ему становится снова одновременно и больно от потери её, и сладко от надежды. А вдруг. И он успокаивает своё разбушевавшееся сердце, боясь, что оно не выдержит и заставит своего хозяина, забыть всю теперешнюю жизнь и, броситься снова на поиски этой девочки.

Да, если бы, хоть какой – то намёк был, где искать – то её, он бы искал. Ах, если бы можно было вернуть всё вспять, он бы дорого заплатил за это. Только бы повторилось всё снова. Но, увы. Это невозможно. А значит, остаётся пользоваться тем, что есть.

Нет, он не считает себя несчастливым, просто до боли хотел бы, чтобы вернулось всё былое. Главное юность и все вытекающие из этого. А пока он берёт от жизни всё, что она даёт ему. Вон его Алина старается сделать всё, чтобы он был счастлив. И он заряжается от этой девочки, словно от батарейки энерджайзер.

Ведь говорят же с кем поведёшься, от того наберёшься. Вот он и набирается молодой энергии. Жаль только, деток у него нет, а, ведь могли бы быть уже взрослые. Вон у Ивана сыну его уже перевалило за двадцать и у него могли бы быть ровесники ему. А, может и старше. Но, что делать. Значит, не дано ему свыше ещё такого счастья, быть отцом. Кто – то же распоряжается их судьбами. Ведь жизнь человеческая, это же не просто так. А, если это так, то выше головы не прыгнешь, как говорит народная мудрость.

Всему свой срок. Ну да, ещё же не вечер. Какие его годы. Ещё и у него будет праздник на улице, он твёрдо верит в это. Здоровье бы не подвело, а так, что уж тут. Деньги есть, ума много не надо, теперь так чаще говорят. Да оно и получается так без сомнения. Деньги есть, ума не надо, даже, если ты и вправду того. С приветом. Но, как – то сумел заработать капитал. И он в отличном настроении вернулся домой со своей лесопилки, где его ждала ненаглядная краса, молодая супруга. Что бы, и как бы там ни было, а жизнь продолжалась. И не плохо.

То же, что случилось вскорости, а именно двадцать второго декабря, перевернуло жизнь Петра с ног на голову. В два часа ночи, а ночи в декабре, это же самая темень, полыхнула его лесопилка и сгорела, словно спичка. Метель в эту ночь поднялась такая, что света белого не видать было.

В трубах завывало так, что казалось, не одна стая голодных волков собралась в округе, чтобы наброситься на всё живое и утолить голод, набив свою ненасытную утробу. Вот, наверное, под этот вой, да после сладких объятий его ненаглядной, он сам спал крепким сном. И из соседей никто и ничего не слышал. Да и видеть в такую пургу, что увидишь. Ни тебе следов, ни зацепок. Пурга всё сравняла, застелив всё сплошной целиной.

Видно горело не слабо, раз, даже метель не могла загасить огонь. На месте пожара остались не совсем догоревшие остовы стен. Ну, ещё кое, какие детали. Видно, всё же под конец, когда основное здание сгорело, напор огня ослаб и снег всё – таки поспособствовал, и затушил пожар. Всюду валялись, лишь металлические части от распиловочных машин. Да и то, теперь не пригодные ни к чему. От самой же лесопилки остались ножки да рожки, как говорится. Снежный полутораметровый нанос, подтаявший по сторонам от огня и яма с обгоревшим, напоминавшим остов строения пепелищем. Вот и всё, что осталось от его кормилицы.