Читать книгу Призрачная любовь - Екатерина Оленева - Страница 5

Елена Григорьевна была красивой женщиной. При взгляде на неё на ум невольно приходило сравнение с хризантемой, стоящей на столешнице из дорогого богемского стекла в хрустальной вазе.

Глубоко посаженные серые льдистые глаза, точеные черты, густые прямые волосы. А ещё этот запоминающийся, берущий за душу, вкрадчивый грудной голос.

Она очаровывала холодом. Как змея, заползла в душу.

Мишка давно её знал её. Елена Григорьевна была давней подругой матери. Он привык относиться к ней, как к красивой взрослой тёте, не сомневаясь, что она, в свою очередь, видит в нем только сосунка, которому при встрече полагается приносить мешок сладостей и игрушки.

У Мишки и раньше случались романы с женщинами старше себя. Но в этот раз всё было иначе. Прежние отношения не вынимали душу из тела.

В тот вечер, когда они ввязались одновременно в тяжелые и сладостные для обоих отношения, Мишке навязали необходимость присутствовать на празднике взрослых. От такого не один нормальный подросток радости не ждёт.

Вечеринка проходила на арендованном стареньком пароходике, разукрашенном не в меру ярко. Горели разноцветные лампочки, трепыхались на ветерке разноцветные флажки. Взгляд белокурой красавицы отозвался искоркой, показавшейся поначалу неприемлемой, даже невозможной.

Елена Григорьевна подошла к нему первой.

Когда женщина наклонилась, взгляд Мишки невольно упёрся в её пышный бюст, полуоткрытый в квадратном вырезе топа.

– Я давно не танцевала, – роняли слова сочные, манящие, словно губы. – Пригласи меня.

Стараясь скрыть охватившее его возбуждение, Мишка трясущимися от желания руками обнял подругу матери.

Они медленно закружились в такт мелодии.

– Дурачок! – усмехнулась Елена Григорьевна, сжимая горячие Мишкины пальцы юноши своими, прохладными и твердыми.

Круто развернувшись на высоченных шпильках, пошла к выходу. Туда, где над импровизированным трапом сверкали разноцветные гирлянды.

Вслед за ней, Мишка двигался, словно привязанный, пока они не подошли к черному Фольксвагену.

Сев в автомобиль, Елена Григорьевна поправила зеркало заднего вида.

Её отражение холодно улыбнулось.

Пристегнулась, повернула ключ зажигания. Машина тронулась с места.

В ту ночь Мишка словно второй раз лишился девственности. Страсть захлестнула его с головой. Он полностью попал под влияние холодного взгляда, умелых рук, чутких чувственных губ; гибкого, несмотря на возраст, тела, которым никак невозможно было пресытиться.

Женщина играла на нём, как на инструменте, виртуозно.

Раньше Михаил не понимал, как это ради страсти мужчины могут идти на преступления, рисковать жизнью. Теперь понял.

Стоило в радиусе двух метров возникнуть Елене Левиной, как запах её духов на горячем теле лишал разума. Рядом с ней Мишка заболевал. Если её рядом не было, тосковал и ждал минуты, когда можно будет вновь почувствовать себя больным.

Простыни, мерцание свечей на прикроватных столиках, море дорогого вина – вот из чего состояла его жизнь.

Это напоминало наваждение.

***

– Лен, а в твоем доме гостей кормить вообще-то принято?

За время их тесного общения Мишка уже успел понять, что, если настоятельно не намекнуть на необходимость обеда, хозяйка даже не подумает настаивать на организации фуршета.

Левина в ответ состроила презрительную гримасу.

Ревниво следя за фигурой, она целыми днями сидела на гречке и сельдерее. Да и попросту не любила готовить.

– После шести есть вредно, – потянулась она как большая гибкая кошка.

Откровенно, на показ, зевая.

– А я все равно хочу есть, – упрямо настаивал Михаил. – У меня молодой растущий организм, между прочим.

– Ох уж эти молодые кобельки, – усмехнулась Елена Григорьевна.

Но направилась в сторону кухни, предварительно набросив на плечи Мишкину рубашку.

На её фигуре она смотрела просторным кимоно.

Через мгновение с кухни донеслись звуки падающей посуды и нецензурные ругательства.

Михаил рассмеялся. Его забавляло, что взрослая женщина ведет себя, как девчонка, пасуя перед сковородками.

Стремясь развлечься в отсутствии воюющей с поварешками любовницы, он потянулся к книжному шкафу, где больше половины века без толку пылились, томясь по читателям, шедевры классиков.

Заглянув за корешки книжек, Михаил натолкнулся на старый фотоальбом и не замедлил его оттуда выудить.

Изображения пухлых младенцев он пролистал сразу.

Фотографии взрослых Левиных задержали его внимание.

Мишка с интересом внимательно рассматривал неизвестных ему людей. Мужчину с суровым, жестким, замкнутым выражением лица. Женщину, хрупкой внешностью удивительно напоминающую сказочную фею-сильфиду. Угловатого подростка с быстрыми, как росчерк пера, чертами незапоминающегося лица – будущего мужа Елены Григорьевны.

Второго мальчика в детстве легко было принять за девочку, настолько приторным был его образ.

– Чем ты занимаешься? – резко спросила Елена Григорьевна, со стуком опуская поднос с едой на прикроватный столик. – Кто разрешал тебе рыться в моих личных вещах?

– Это семья ведь твоего мужа? – поинтересовался Миша, не обращая внимания на ворчание любовницы.

Левина сухо кивнула.

– Извини, – поцеловав её, покаянно промурлыкал вредный мальчишка, – я не думал, что тебя это расстроит.

– Меня это не расстроило, – отрезала Елена, забирая альбом.

– У твоего мужа был очень хорошенький братишка, – заметил Мишка.

– Только если ты любитель мальчиков, – презрительно скривила губы она. – Давай есть? Ты, помнится, умирал от голода.

Изящным движением кисти она накручивала на вилку бесконечно длинные, грозящие застрять в горле, спагетти. Масла на них явно пожадничали.

Макароны плохо проварились и были недосолены. По вкусу кулинарное творение больше всего напоминало подошвы армейских сапог, вздумай кто-то приготовить из сапог кашу, заменив ими топор.

Михаил мужественно не выказывал отвращение, поглощая кулинарный шедевр любовницы.

По крайней мере, одно достоинство у блюда имелось – оно начисто отбивало аппетит.

– Как ты относишься к страшным историям? – неожиданно резко отбрасывая от себя вилку, спросила Елена Григорьевна. – К мерзким, грязным историям с плохим концом?

К данному блюду как раз такой подливки и не хватало.

– Настороженно, – честно ответил Миша, отодвигая от себя тарелку.

– Этой историей, – задумчиво глядя куда-то перед собой, продолжала Левина, – закончилась моя юность. Когда мне было девятнадцать, я влюбилась. Предметом «сей страсти» стал младший брат моего мужа.

– Тот красивый мальчик с фотографий?

Мишка ощутил болезненный укол ревности.

– Его звали Адам. Адам Левин. Ещё до нашей первой встречи я многого, всякого о нём наслушалась. Городок-то у нас был маленький. А интересных событий и личностей и того меньше. Мало-мальски неординарная личность могла рассчитывать на то, чтобы сделаться героем провинциального романа.

У Адама была плохая репутация. Но его любили. Понимаешь, есть такие плохиши, они просто похищают твою душу. Было в Адаме нечто привлекающее к нему все взгляды. Он был как солнце. Холодное, колючее, грубое, порою жестокое солнце. Но, к нему тянуло.

Его любили однокашники. Любили преподаватели. Любили женщины. И, как потом выяснилось, – ироничная, недобрая улыбка скольнула по губам Елены Григорьевны, – любили мужчины. Но это выяснилось потом. Позже.

А по началу, когда Адам обратил на меня внимание, я была на седьмом небе от счастья. Я наивно полагала, что искренняя любовь хорошей, чистой девушки отвратит его от привычных пороков и дурных привычек. На деле же я, как выяснилось, мало представляла, от чего мне предстоит его отвращать.

Когда вскрылась их связь с одним из наших сокурсников, Костей Петушенко, ты даже не представляешь, что я пережила…

Елена Григорьевна тряхнула головой, словно отгоняя неприятные воспоминания.

Сухой смешок заставил Михаила потянуться к женщине, чтобы как-то утешить ту юную неискушённую девушку, которой она когда-то была. И которую больно, незаслуженно ранили.

– Мне казалось, мир рухнул, – продолжила она. – Как же я тогда страдала, мой хороший. Врагу не пожелаю ничего подобного. Вопреки всему, я ещё продолжала на что-то надеяться. Я все равно продолжала его любить.

Глаза Елены Григорьевны стали словно бы стеклянными.

Она настолько ушла в прошлое, погрузилась в воспоминания, что вряд ли помнила, понимала, с кем говорит.

– Назло Адаму, – только назло! – я стала встречаться с его старшим братом.

Братья совсем не походили друг на друга. Сложно было представить, что в шальном, дерзком, безрассудном Адаме текла кровь ростовщиков. (Его мать, несмотря на нехарактерную для этой нации хрупкость, была чистокровной еврейкой).

А вот в Андрее она явно прослеживалась. Можно сказать, била ключом. Он был надежным, предсказуемым, предусмотрительным. Меркантильным. И как полагается правильным мальчикам – скучным.

Мы с Андреем подали заявление в загс. А потом…

Елена Григорьевна поднялась и подошла к окну, рассматривая дремлющий город, усыпанный бусинами огней.

– Потом события приняли совершенно жуткий поворот. Лев Григорьевич, отец мальчиков, начал за мной ухаживать. Я решила не отвергать его ухаживаний.

Лицо женщины напоминала белую злую маску.

– Из мести! Понимаешь?

– Нет, не понимаю, – ответил Мишка внезапно севшим голосом. – Что было потом?

– Это сложно понять, я знаю, но …

– Что сложного? – пожал плечами Миша, в свой черед потянувшись к сигарете и глубоко затягиваясь едким дымом. – За одного сына ты выходила замуж для статуса, со вторым спала для удовольствия, а с отцом развлекалась из-за денег. Все очень даже понятно. Но выглядит не привлекательно, это точно.

– Издеваешься? – прищурила глаза любовница. – Ты ещё просто щенок, у которого молоко-то на губах не обсохло! Но, по большому счету, наверное, ты прав? Только давай пока оставим комментарии. Раз уж сегодня я решила исповедоваться, то выговорюсь до конца. И черт с тем, что ты обо всем этом думаешь.

По случаю нашей помолвки с Андреем мы устроили нечто вроде семейной вечеринки. Все прилично выпили и, так случилось, что мы оказались близки. Втроем, вместе. Понимаешь, о чем я?

Мишкины брови взлетели высоко.

Он присвистнул:

– Чисто технически интересно было бы на это посмотреть.

– Такое не приветствуется общественной моралью. Но это была незабываемая ночь, – медленно подбирая слова, словно в трансе говорила Елена. – Они была великолепны – все трое. Но и Лев Григорьевич, и Андрей были только вариацией темы. Мелодией был Адам. Только Адам, он один, всегда!

– Ну да, один. Двое других это так, бонус.

Левина машинально затянулась очередной сигаретой.

– Той ночью я видела Адама в последний раз. Наутро мы нашли его мертвым. Он вскрыл вены. Вокруг догорали свечи.

Свечи была повсюду. Свечи. И кровь. Вот так все и закончилось.

– Н-да, – взъерошив волосы, после довольно длительной паузы, изрек Миша. – Я узнал о вас много интересного, много нового, многого увлекательного, дорогая Елена Григорьевна. Мне до вас ещё расти и расти. Учиться, так сказать, и учиться.

Елена зло засмеялась:

– Ревнуешь?

– Нет, не ревную, – передернул плечами Миша. – Завидую.

И они принялись жарко целоваться, разгоряченные кто ревностью, кто воспоминаниями.