Читать книгу Секреты бессмертных. Продолжение… - Екатерина Попова - Страница 2

Ночь в хижине накрыла всё мягким, влажным покрывалом. За узким окном тонко шумел ветер, склоняя клены у края тропы, и свет фонаря на дороге казался далеким и чужим. Настя проснулась от ощущения, что рядом кто-то дышит – не холодно и не зловеще, а таким тихим и ровным вдохом, каким дышат люди, уставшие от долгого пути.

Она лежала на раскладушке, укрывшись пледом, и пыталась сложить мысли в порядок. Последние недели были как разрывающийся свиток: ссоры, побеги, тайные разговоры при свечах, кровь и обещания мести. Они с Ноа прошли через многое, и сейчас казалось, что между ними зияет пропасть, которую не так просто заполнить.

Дверь хижины осторожно приоткрылась, и в проёме показалась фигура в плаще. Ноа казался усталым до костей: на лице – бледность, на губах – следы давно нестертых шрамов, а плечи держали не просто физическую усталость, а груз столетий. Он медленно вошёл, как будто боится нарушить то хрупкое спокойствие, которое наконец настало.

– Я пришёл, – сказал он тихо.

Настя повернулась. Её голос дрогнул, но она старалась говорить ровно:

– Я знала, что придёшь.

Он подошёл ближе и присел на табурет у печки. В комнате пахло чаем и сухой древесиной. На столе лежала их карта – исписанная пометками и каракулями – и пара потёртых фотографий, которые они нашли в старой библиотеке, рассматривая прошлое Ноа.

– Я думал о том, что сказал, – произнёс он, глядя в огонь. – О том, что сделал. И о том, чего ты заслуживаешь. Ты не должна была этого видеть. Я… сжёг мост, который мог бы нас связать.

Настя слушала и понимала: он винит себя не только за собственные поступки, но и за то, что заставил её страдать. В этой вине был и страх – страх потерять единственное настоящее, что у него осталось.

– Ты не сжёг мост, – ответила она, мягко. – Ты постарался его защитить. Но защита – не всегда оправдание для тайны. Я тоже делала выборы, но вот что важно: я пришла сюда не ради правды как наказания, а ради правды как понимания.

Он увидел её взгляд, и на лице его впервые отразилось не только боль, но и облегчение.

– Я боюсь, Настя, – прошептал он. – Боюсь того, что если я откроюсь тебе целиком, то ты увидишь не человека, а монстра. А я не хочу, чтобы ты ушла из‑за того, кем я стал.

Она закрыла глаза и представила все те истории, которые слышала, стоя в Салеме: эти слова, вырезанные из старых хроник, о бессмертных, что теряют человечность с каждым веком. Она вспомнила взгляд Ноа в ту первую ночь – не столько хищный, сколько усталый от вечности.

– Монстром ты стал не за один день, – сказала Настя тихо. – Но монстр ли тот, кто мучается за свои ошибки и старается их исправить? Ты спасал людей. Ты отказывался от бездумной жестокости. И если ты монстр – то из тех, кто помнит, что такое сострадание.

Он оперся локтем о стол, положил голову на руку и чуть улыбнулся.

– Это редкость, – произнёс он, и в этой улыбке не было иронии. – Редкость, которая пугает.

– Потому что редкие вещи ценятся, – ответила Настя.

Между ними повисло молчание, но уже не насыщенное угрозой, а чем‑то, что похоже на понимание. Она повернулась и достала из сумки чашку – ту самую, что Марина подарила ей в дорогу. Сделала две порции горячего чая и подала Ноа.

– Пью чай с тобой, – сказала она, – не потому что хочу поверить. А потому что хочу узнать. Хочу слушать.

Ему это было нужно так же, как и ей. Он взял чашку, обжёгся, поморщился, и это напомнило ей, что перед ней – живой человек, каким бы странным ни был его дар.

– Слушай, – начал он. – Я не хочу больше держать тебя в неведении. Но знаешь, правда – это не односложное слово. Правда имеет последствия.

– Я знаю, – сказала Настя. – И готова их принять.

Его голос стал ровным, и он начал рассказывать. Он говорил о том, как когда‑то в XVII веке попал в круговорот истории: как человек, рождённый в бедной семье, он пытался выжить в жестоком мире. Он говорил о встречах с теми, кто предложил силу, о ночах, когда он согласился, не понимая, во что вляпался. Рассказы ходили туда и обратно, то и дело прерываясь на тихие вздохи.

Настя слушала, иногда задавая вопросы – о мелочах, которые казались ей особенно важными: о музыке, которую он любил, о том, какие запахи помнит по детству. Эти бытовые детали делали его человечней, снимали барьеры между ними.

– Я убегал, – заметил Ноа в какой‑то момент. – От своей совести, от тех, кого я потерял. Я пытался оставить прошлое позади, но оно преследовало меня в каждом лице, которое я встречал.

– И что тебя остановило? – спросила Настя.

Он посмотрел на неё и сказал, почти шёпотом:

– Ты.

Она почувствовала, как сердце сжалось, и в этом сжатии было много тепла и боли одновременно.

– Ты вошла в мою жизнь, когда я считал себя потерянным, – прошептал его голос. – Твоя простота напомнила мне, что могу быть кем‑то ещё – не только чудовищем в ночи.

Слова были просты, но в них скользила правда, глубже которой было мало в их мире. Они говорили долго – о страхах и надеждах, о том, что было и что ещё может быть. Иногда прерывались смехом: смех у них получался легким и неожиданно искренним, и каждый раз этот звук казался им обоим лекарством.

Когда разговор стал подходить к концу, Настя внезапно спросила:

– Ты хочешь, чтобы я осталась?

Он молча кивнул, и этот кивок сказал больше, чем слова. Но в её душе не сразу возникло решение. Она думала о доме, о маме, о книжном магазине с его запахом старых страниц. Ей было страшно оставить привычную жизнь ради человека, который мог потребовать от неё невозможного.

– Мне нужно время, – призналась она наконец. – Но не от тебя. Мне нужно время, чтобы понять, что мне важнее: сохранность старого мира или шанс на то, что жизнь может быть другой.

Ноа вздохнул, и в этом вздохе было то, чего она жаждала – уважение к её выбору.

– Я готов ждать, – сказал он. – Но не вечно. Вечность – моя природа, но твоя – нет. Я не хочу быть причиной того, что ты потеряешь то, что ценно.

Она посмотрела на него и поняла, что любая пауза теперь – это не разрыв, а пространство, где их чувства могут укрепиться.

– Тогда давай договоримся, – предложила она. – Мы дадим друг другу время, но не отдаляемся. Я буду приезжать сюда – в Салем – так часто, как смогу. Ты будешь оставаться честным. И если один из нас почувствует, что это невозможно – мы поговорим.

Он улыбнулся, и в этой улыбке была и ошибка, и обещание. Они составили простой план: период встреч, обмен письмами, маленькие сигналы, чтобы не терять связь. Им обоим было нужно знать, что другой рядом – даже если не сейчас и не всегда.

Ночь прошла в тихих разговорах и обещаниях. Утром, когда первые лучи пробились сквозь щели в ставнях, Настя вышла на крыльцо и вдохнула прохладный рассветный воздух. Город ещё дремал, а где‑то далеко слышался голас торговцев, готовящихся к открытому дню. Она знала: впереди их ждёт ещё множество испытаний – Виктор не унимется, кланы не оставят в покое, а прошлое Ноа тянет за собой тени.

Но в сердце у неё поселилось новое ощущение – не полное спокойствие, но мирный настрой, будто после долгого бега наконец можно передохнуть и собрать силы.

Несколько дней спустя они начали выполнять свой план. Настя уезжала в Россию на пару недель – по делам и чтобы навестить маму, а Ноа помогал ей замаскировать поездку так, чтобы никто из клана не заподозрил подставы. Они переписывались через шифрованные каналы: простые послания с кодовыми словами, что позволяли удостовериться друг у друга, что всё в порядке.

Каждое их сообщение было как маленькая священная вещь – строка, спасавшая от одиночества. Они делились не только важными новостями, но и мелочами: какой чай пьёт Настя, какой цвет купила ей Марина, какую песню сейчас слушает Ноа. Эти мелочи плели вокруг них тонкую сеть доверия.

И всё же мирное существование было хрупким. Виктор, тем временем, не играл в долгие игры. Он был как штормовое небо над тихим морем: грозно, постоянно, и невозможно предугадать, где наступит удар. Но пока они были в промежутке – в моменте, когда раны ещё заживали – Настя позволила себе жить простыми радостями: возвращением домой, запахом маминого супа, тёплым светом лампы в книжном магазине и короткими звонками с Ноа.

На прощание, перед отъездом, он дал ей маленькую медальон‑карту с древним символом, который носили немногие в его кругу. Она засомневалась, принимая его: в ней смешались трепет и осторожность.

– Если что‑то случится, – сказал он, – открой его. Там – адрес и слово, которые помогут тебе найти меня.

Она прижала медальон к груди и почувствовала, как её сердце отзывается на холодный металл. Внутренне она знала: это начало нового этапа – не конец их истории, а мост к финалу, где придётся принять окончательное решение.

Глава закончилась не громким финалом, а тихим обещанием. Мир оставался опасным, но они выбрали доверие вместо отчаяния. И в этом выборе была сила, которую не сломают ни век, ни кровь, ни месть.