Читать книгу Секреты бессмертных. Продолжение… - Екатерина Попова - Страница 3

Ночь пришла тихо, как будто город Салем сам затаил дыхание. Улицы были пусты, и фонари бросали тусклый круг света на моклый булыжник. Настя шла рядом с Мариной, шаги их были почти синхронны, но внутри Насти всё вибрировало иначе: в груди – странный, едва уловимый пульс, как будто под кожей у неё появилась ещё одна жизнь. Она не могла понять, что это – предвкушение, страх или что‑то древнее, пробуждающееся после долгого сна.

Накануне ночью Элла показала ей старую комнату в доме на краю города – небольшую, с окнами, выходящими на заросший сад. Там была книга: не просто том с переплётом, а кожаная рукопись, пахнувшая пылью и ветром столетий. Настя открыла её и прочла строки, которые прошли сквозь неё, будто кто‑то читал их прямо в её голову:

«Кто в крови хранит корни, тому дано призвать свет старых дней. Слова – ключ, дыхание – дверь, сердце – пламя. Будь осторожна: дар лечит, но и отнимает, если принять его без воли».

Она думала, что это метафора. И всё же дома, в ту ночь, когда луна поднялась высоко, Настя ощутила, как что‑то тёплое и мягкое поднимается от живота вверх, к горлу. Это было не её собственное дыхание – это был голос земли, шёпот корней, который вдруг стал понятен. Словно её предки, про которых никто не рассказывал, шептали ей наставления.

– Ты слышишь? – прошептала Настя, не уверенная даже в себе. Марина, держащая сумку за спиной, повернулась к ней. В лунном свете её глаза были совсем другими: яркие, но с напряжением, как будто что‑то внутри боролось с ней.

– Что слышу? – ответила Марина, но её голос трясся. Её пальцы сжали ремешок на сумке; она выглядела измотанной, и Настя вдруг заметила едва заметные следы крови на ладони под тонким слоем пыли.

Ночь оказалась поворотной. Они шли по узкой тропе к старому кладбищу, где Элла обещала показать ключ к «пути исцеления» – не буквальному лечению, а дороге, которой можно вернуть потерянное. Но клянусь, никакая книга не могла предусмотреть того, что случится дальше.

Когда они подошли к развилке, Марина остановилась. Её лицо изменилось: мышцы шеи натянулись, губы сжались в тонкую линию. Нельзя было не заметить, как она приняла позу, будто готовясь броситься. Настя инстинктивно шагнула ближе.

– Марина? – её голос был мягким. – Всё в порядке?

– Всё нормально, – ответила Марина, но в её глазах мелькнуло что‑то звериное, и Настя поняла, что «нормально» – это не то, что она думала.

Она заметила следы – когти на коре старого дерева, глубокие, как будто не человеческие. И запах: острый, тёплый, пахнувший шерстью и железом. Настя вдруг вспомнила отблески в глазах Марины накануне, её ночные странности, необъяснимую усталость и желанное одиночество. Всё это сложилось в один холодный пазл.

– Ты… ты не говорила мне, – проговорила Настя, потому что слова сами рвались наружу. – Что с тобой?

Марина опустила взгляд. На её губах играла горькая улыбка, и в ней было и что‑то гордое, и что‑то уязвлённое.

– Я боялась, Настя, – сказала она тихо. – Я не знала, как ты отреагируешь. Но это часть меня теперь. Я не прошу тебя понять. Просто – будь рядом. Пожалуйста.

Настя чувствовала, как внутри неё что‑то дрожит. Но не от страха. От решимости. Она думала о той книге, о словах Эллы, о древнем шёпоте, что открылся накануне. Она думала об обещаниях, которые произносила себе всю жизнь: быть честной, быть смелой, не прятаться за чужими решениями.

– Я буду, – ответила она. – Но ты должна обещать, что не пойдёшь одна ночью в лес. И что скажешь мне, когда почувствуешь, что теряешь контроль.

Марина вздохнула и кивнула. Её губы дрогнули, и оттуда вышел звук, почти не человеческий – оборонительный рык или плач, Настя не знала. Она взяла руку Марины, и в эту секунду прикосновение было горячим и реальным, и Настя ощутила, как её собственные ладони наполнились светом, тёплым и мягким, словно первый отблеск весеннего солнца.

Этим светом было нечто иное, чем страх. Это было желанием защитить. Она не знала, откуда оно пришло; она лишь знала, что его нужно направить. Она закрыла глаза и подумала о словах из книги – «слова – ключ». Она не знала ни одного старого заклинания, но в её голове всплыл простой ритм фраз, старых слов, которые, казалось, текли у неё в крови.

– Я не знаю, что это, – прошептала она, – но я могу попробовать.

Марина посмотрела на неё с надеждой и страхом одновременно. Они располагались под старым кленом, и тишина вокруг была абсолютной. Настя вынула из сумки платок Эллы и подержала его перед собой, словно это было необходимым атрибутом. Она не знала, то ли это символическое действие, то ли попытка удержать себя от паники.

Она произнесла вслух первые слова – простые, почти детские. Их смысл был не в словах, а в намерении: быть опорой, удержать, направить. Когда она говорила, воздух вокруг стал гуще, как будто нить паутины, которую можно было натянуть. Память земли откликнулась, и один шепот превратился в другой – более ясный, более властный. Свет в ладонях Насти усилился, образуя тонкую нить, которая сплелась вокруг запястья Марины.

Потом произошло то, что можно назвать только началом трансформации. Марина вскрикнула – не от боли, а от странного освобождения. Её плечи выгнулись, глаза засияли, и на миг её черты стали иначе острыми, чем прежде. Шерсть – или то, что напоминало её – выступила у висков; пальцы сжались в кулаки и затем расслабились, и в ладони появилась сила, которой Марина никогда прежде не знала.

– Это – я, – сказала Марина, и её голос был низким, как эхо в пещере. – Она – часть меня. И она хочет жить.

Настя держала нить света и чувствовала, как она пульсирует. Это было как держать ожившую нить судьбы; если ослабить хватку – можно было потерять нить навсегда. Она понимала: Марина не просто превратилась в животное. Она обрела форму, которая была защитой и проклятием одновременно. Теперь рядом с ними возник другой вопрос: что делать с этим даром и как его направить.

– Мы не можем прятать тебя, – сказала Настя, тихо, но твёрдо. – Ты – моя подруга. Мы вместе прорвёмся через это. Я постараюсь помочь.

Марина посмотрела на неё с благодарностью, и в её взгляде светилось что‑то, что Настя не могла назвать иначе как семейной преданностью. Они двинулись дальше к кладбищу, но по дороге их остановил издалека звук – не приближающийся шаг, а длинный, медленный шелест, как будто кто‑то перемещался по небу.

Тень вышла из темноты: фигура Виктора, одетая в старую, поношенную куртку, лицо освещённое жесткой луной. Его глаза были холодны, как лед; улыбка его была жестокой, как всегда. Он ступил к ним легко, как хищник, который ничего не боится.

– Так, – сказал он, – вы наконец добрались до места, где можно раскрыть тайны. Но тайна должна остаться тайной, – и его голос разрезал воздух, как нож.

Настя почувствовала, как свет в её руках усилился – не её воля, а собственная природа в ответ на угрозу. Она сжала платок крепче, и тонкий круг света расширился, обволакивая их обеих. Марина выпрямилась, и сила в ней стала явной: она стояла как щит, её тело натянуто, как тетива лука.

– Мы не ищем войны, Виктор, – сказала Настя. – Мы хотим понять и исцелиться.

Он рассмеялся – низко и неприятно.

– Исцеляться? – переспросил он. – Вы, дети, слишком романтичны. Знаешь, Настя, я научился, что истина – это власть. И кто держит истину – тот управляет властью.

Его рука медленно потянулась к сумке, где ещё лежала часть её жизни – книга Эллы. Виктор не скрывал, что пришёл забрать всё, что мог. Он хотел стереть любые следы, которые могли бы привести к его обличению.

– Нет, – сказала Марина, и это слово было не громким, но в нём было больше силы, чем в любой угрозе Виктора. Она шагнула вперед, и из её движения вырвалось нечто, что показало всем – она уже не та, что раньше. Её плечи задрожали, и густая тень опоясала землю у её ног.

Виктор нахмурился. Он сделал шаг назад, но не убежал – он рассчитал. Он знал, что Марина опасна, но не настолько, чтобы её бояться. Он знал, что есть ещё третья сила – та, что носит Настя в себе – и он боялся её по‑своему: боялся, что она может разрушить то, к чему он привык.

– Ты не понимаешь, – сказал он, приближаясь снова. – Ты думаешь, что свет этот спасёт тебя? Ты думаешь, что тьма не отомстит? История – это цепь, девочка. И вы только звенья. Я – крючок.

Настя слышала в его словах угрозу, но также видела в них и слабость. Он говорил громко, чтобы скрыть дрожь. Секунды тянулись. И тогда она сделала то, чего раньше не делала: она встретила его взгляд прямо, и не отступила.

– Может быть, – сказала она, – но цепь расшатанна. И то, что мы делаем, чтобы исцелить её, – тоже часть истории. Мы не отнимем у тебя силу, Виктор. Мы просто изменим терпеть твои правила.

Она не знала, что произойдёт. Но внутри неё была уверенность, которая не требовала доказательств. Её голос не дрожал. Свет в её ладонях взметнулся как факел, и нить света, которой она держала Марину, расползлась в узор вокруг них, словно руны, вырезанные на земле. Руна ожила, и воздух стал плотнее; Виктор нахмурился, как человек, которому неожиданно стало плохо.

Он шагнул вперёд в попытке разрушить круг, но Марина обрушила на него свой гнев – не животную ярость, а нечто древнее, защитное. В её взгляде было мало жестокости; в нём было решимостью остановить несправедливость, которой она была жертвой. Виктор отошел назад, закашлялся, тяжело опёрся на палку, за которую всегда держался, как на символе своего контроля.

– Ты думаешь, что победишь меня светом? – прокашлял он. – Свет – это иллюзия. Истина – в крови. А кровь у меня, и мои друзья услышали этот зов.

С этим он сказал слово – не просто слово, магическое, но ритуальное, и земля под ногами дрогнула. В ночном воздухе запахло сыростью и старыми могильными плитами. Тени за их спинами вздрогнули, и из них вышли силуэты – его сторонники: люди, похожие на него, бледные, с глазами, как угли под пеплом.

Марина рывком бросилась вперёд. Её движения – быстрые и точные – смяли одного из приближающихся, и Настя почувствовала, как чувство контроля, которое они оба пытались удержать, начинает рваться. Ей было нужно выбрать – либо бежать, либо встать и сражаться за то, что они уже начали.

Она вспомнила слова из книги и простую истину: магия не в словах, а в намерении. Её намерение в этот момент было одно – защитить Марину, её дом, своих новых друзей и свою жизнь, которую она теперь чувствовала по‑новому. Она подняла руки, и свет, прежде мягкий, стал кинжалом, прорезающим тьму. Руны засияли ярче, будто откликнулись на её решимость.

Бой начался не мгновенно, а как волна, которая сначала шепчет, а потом разбивается о берег. Марина в ярости и защите, Виктор с его прихвостнями, и Настя с её только что рождённой магией – все они были участниками одной сцены, где ставки были высоки, и исход – не ясен.

Но в этой буре Настя ощутила и другое: внутри неё росло понимание, что её дар – не только оружие. Это была нить, что могла связывать, исцелять и менять. Пока руны пулемётным огнём посылали свет, она пробовала не разрушать всё, а воссоздавать. Она направляла поток так, чтобы не убить, а вывести наперёд тех, кто мог измениться. Она чувствовала, как сила в Марине отвечала ей взаимностью: не «зверь», а защитник.

Когда первые лучи рассвета начали смягчать края ночи, Виктор понял, что ночь уходит не на его сторону. Он отступил, не без горечи, и отступил не потому, что потерял силу полностью, а потому что понял: его власть трещит по швам. Его люди разбежались, как крысы, и он остался стоять один, окружённый тем, что когда‑то было его миром.

– Это ещё не конец, – прошептал он, уходя в тень. – История помнит меня.

Но он ушёл. И когда последние его шаги стихли, Настя опустила руки. Свет потух, оставив только следы – еле заметные руны на земле и запах старой пыли, перемешанной с свежей зеленью.

Марина упала на колени, тяжело дыша. Она снова была Мариной, хотя глазами время от времени проскакивал отблеск звериного. Она посмотрела на Настю и улыбнулась, дрожа от усталости и облегчения.

– Ты… – начала она, но не смогла закончить.

Настя подошла и села рядом. Её пальцы запутались в волосах подруги. В её ладонях не было больше огня, только тёплая пустота и облегчение. Они сидели так, пока не показалось бледное розовое утро, и пока город не начал просыпаться к новому дню, где уже не было прежнего страха.

Они знали – это только начало пути исцеления. Виктор скрывается, история будет мстить, и мир вокруг ещё долго будет помнить ночь. Но теперь вместе у них был дар и оборона: магия Насти и сила Марины. Они были не просто друзьями. Они стали родственными душами, связанными не кровью, а выбором.

Настя подняла голову и, глядя на просыпающийся город, впервые ощутила, что её жизнь изменилась навсегда. И это было не страшно. Это было как новое дыхание – неожиданное, но настоящее.