Читать книгу Свободные и счастливые - Екатерина Северная - Страница 5

Глава 3. Джа и апельсины

Длинные полки супермаркета чуть ли не ломятся от изобилия фруктов, овощей и зелени, разных там сельдереев и кинзы, брокколи и проростков пшеницы. Вот она, правильная, благородная, «живая» еда нового просветлённого общества! Гречка – только зелёная, рис – только чёрный, горох – только отборный, а макарон нет вовсе. Не говоря уже о мясе. Зато предостаточно фасоли, бобов, нута и круп из разных там полезных злаков. Соки – только прямого отжима, без сахара. Газировки нет – только чистая родниковая вода. Чай – только без кофеина, на основе травяных сборов. Пирожные и торты – только «сыроедческие», из перемолотых с мёдом орехов. Просто рай для любого диетолога, вегана, буддиста или рьяного приверженца здорового образа жизни нашей… моей… тихо ушедшей, пока я спал, эпохи.

– Герберт! Дядя Герберт! Это вы? Эге! Да это безвопросно вы! Ну ни… чего себе! Я узнал вас!

Какой-то длинный жилистый парень лет восемнадцати-двадцати с пирсингом в носу и дредами радостно хлопнул меня по плечу и сделал шаг назад, пригибая голову и с любопытством разглядывая меня с головы до ног, будто вымершего мамонта. Его движения были нервными и угловатыми, а взгляд – липким и пронырливым. Разноцветная толстовка, широкие штаны, сверкающие серёжки в ушах и яркие плетёные браслеты делали его похожим на попугая.

В ответ на моё недоумённое молчание он лишь ещё шире улыбнулся и продолжил свои эмоциональные излияния:

– Вы меня, конечно, не знаете! Но я-то распознал вас. Я видел вас на канале отца. Видео, где вы боксировали с его отцом. Вы потрясно нокаутировали правым боковым, мне запомнилось!

Наконец мне удалось вставить реплику в монолог юнца:

– Эй, парень, стоп, стоп. Давай подробнее. Ты кто такой?

– Эрнеста вы помните?

В моей порядком измученной за последние три месяца памяти всплыло широкое и добродушное лицо моего друга, армейского товарища Эрнеста. Он был мне как брат.

– Так ты его сын? – с надеждой спросил я – А где он сам?

– Не хочу вгонять вас в грусть, дядя Герберт, но он умер три года назад. А я не сын, я внучок его. Я знаю про вас. Вы проспали последние сорок лет. Каково это, а?

– Внук. Внук? Ах да, разумеется… Сорок лет. А тебе около двадцати. Ну что ж, рад был познакомиться! – я кивнул и развернулся, намереваясь уйти. Едва ли выйдет что-то путное из дружбы с внуком моего товарища.

– Подождите, Герберт! – юнец резво обогнул меня и преградил дорогу, хитро сощурился, ухмыльнулся и сунул в руку визитку, – Мне воображается, мы с вами отлично поладим! Я рад, что встретил вас. Может быть, завернёте как-нибудь в гости? Поболтаем, абсента выпьем, сигарами подымим – да-да, настоящими ох… – с ехидным смешком запнулся парень, – …какими сигарами!

– Что ты сказал? – удивился я.

– Вы слышали, дядя Герберт! Приходите. Завтра вечером например. Только остерегайтесь – у моей хаты частенько дежурят «оранжевые». Ну, вы понимаете.

Было в нём что-то неприятное, скользкое, отталкивающее. Впрочем, я тоже, надо полагать, не слишком приятный и располагающий к себе тип, с моим-то теперешним выражением лица. А значит, у нас с ним есть нечто общее.

Парень запрыгнул на электросамокат, поднял вверх обе руки и покатился прочь мимо прилавков с капустой.

– Как тебя зовут-то? – проорал я ему вдогонку.

– Джеральд, но все привечают меня как Джа-а! – и исчез за поворотом.

В тумане беспорядочных мыслей я прихватил зачем-то килограмм апельсинов, побродил между рядами с зерновыми хлебцами, спокойно прошёл мимо касс самообслуживания и направился домой. Только завернув в свой двор я осознал, что не заплатил за апельсины.

Потрясающе. Теперь я преступник.

Правда, едва ли моё преступление кто-то заметил. Супермаркет респектабельный, кассами самообслуживания здесь честно пользуется каждый, кражи немыслимы. Всех оставшихся воров переловили и пересажали в «исправительные капсулы» ещё лет двадцать назад. Но вот я только что случайно украл апельсины. О да. Протест против системы, он такой. Пожалуй, надо будет…

– Герберт! – вдруг услышал я голос за спиной, назвавший меня по имени – второй, чёрт возьми, раз за последний час. Терпеть не могу сюрпризы и неожиданные встречи! Меня не слишком-то тянет к общению с тех пор, как я обнаружил себя в «золотой эпохе». И, кроме того, я ведь только что украл эти проклятые апельсины, будь они неладны.

Я обернулся и похолодел. Снова она. Девушка, которая гналась за мной утром и которую я наблюдал на трансляции. Неужели она видела..? О, если так, то одним годом в «капсуле» я теперь вряд ли отделаюсь!

– Герберт. Добрый день. Я ждала вас.

– Вы что, и правда следите за мной? – настороженно спросил я, инстинктивно пряча пакет с оранжевыми фруктами за спину.

– Я просто узнала, где вы живёте, и пришла навестить вас.

– Зачем?

– Утром я спешила, но сейчас у меня есть время, и я очень хочу поговорить с вами.

Кажется, пронесло. Она ничего не знает об апельсинах. Просто решила провести со мной «душеспасительную» беседу. Я расслабился и с удивлением заметил, что девушка успела переодеться из этого своего оранжевого комбинезона в нормальную одежду, кожаную куртку с пояском и обтягивающие брюки. А у неё ничего фигурка. И ножки стройные…

– Как вы узнали мой адрес и моё имя?

– У лучших дружинников с платиновым значком лотоса есть доступ к Городской Сети.

Ах да. Городская Сеть. Единый виртуальный портал с профайлами, именами, фотографиями, адресами и социальными сетями всех граждан нашего «светлого общества». Правда, я думал, доступ к нему есть только у полицейских. Выходит, «оранжевые» с платиновым значком приравниваются к «стражам порядка».

– Вы так рьяно носитесь со своим фотоаппаратом, что уже заслужили звание лучшего дружинника? Поздравляю, – я криво усмехнулся, продолжая бесцеремонно её разглядывать.

Стройные ножки и тонкая талия. Ей бы дома сидеть, в объятиях любимого мужчины. А не подкарауливать сомнительных незнакомцев и донимать их своим навязчивым вниманием.

– Вы сказали это неискренне, но всё равно благодарю. Кстати, утром мы не успели познакомиться, меня зовут Адель. Вы угостите меня чаем? – почти кокетливо улыбнулась она, стрельнув глазками.

– Нет, не угощу, Адель – выдохнул я, – Во-первых, у меня нет этого вашего травяного чая, только кофе. А во-вторых – с чего вы взяли, что я хочу с вами общаться?

Я почувствовал, как к горлу подкатывает ком раздражения. На секунду я ощутил жгучее желание пригласить-таки её к себе домой, запереть дверь и доказать, что Кали-юга никуда не делась, что пороки и преступления «тёмной эпохи» невозможно искоренить её нравоучениями и фотографиями. И заодно проверить, меняет ли она хоть иногда это своё решительно-жизнерадостное выражение лица. Разумеется, я тут же отогнал эти мысли прочь и вытащил из кармана карточку-ключ, чтобы как можно скорее избавиться от её общества.

– Какой вы неприятный человек, Герберт. Но я же вижу, что это всё наносное. Вы на самом деле очень добрый и светлый внутри. И я хочу помочь вам раскрыться, – она решительно тряхнула распущенными волосами и снова мило мне улыбнулась.

– Да оставьте вы меня в покое! – почти закричал я, – Что вы вообще можете обо мне знать?! Почему вы решили, что имеете право учить меня жизни?

С удовлетворением отметив растерянность на её лице, я сделал несколько широких шагов к подъезду, взмахнул карточкой, рванул на себя входную дверь и с громким хлопком скрылся за ней.

Интересно всё-таки, как она меня нашла в Городской Сети, не зная ни моего имени, ни моего адреса. И «фотографии» моей у неё не было. Или она тайком просканировала моё лицо? Хорошо ещё, я успел удалить из социальных сетей всю информацию и упоминания о себе. Все снимки, сообщения, дату рождения… Особенно дату рождения. Всё, что хоть как-то относилось ко мне прежнему. Я так и знал, что в этом «светлом идеальном обществе» мы все под колпаком. За нами следят.

***

В «золотую эпоху» Сатья-юга истину проповедуют и пером, и речью, и в прессе, и с трибун. С каждым днём число наставников и проповедников значительно увеличивается. Добродетельных людей хвалят в открытую; тех, кто идёт на жертвы и самоотречение ради остальных, больше не называют глупцами. Уважают духовную литературу и стремление к познанию истины; лжецов и болтунов порицают. Правда и честность касается даже коммерческой деятельности, продавцы устанавливают на свои товары единую цену и не пытаются обманным путем увеличить свой капитал. Их основная цель – прежде всего служить обществу.