Читать книгу Сжечь правду - Екатерина Спирина - Страница 5

Высоковольтное напряжение

На самом деле я не смог.

Наши отели были недалеко друг от друга у самого подножия гор, и когда следующим утром я вышел на улицу и отправился в сторону подъемника, я увидел впереди ее, идущую в том же направлении. Я хорошо понимал, что мне стоило бы сразу же изменить курс моего движения, вычеркнуть ее из своей памяти и постараться больше не вспоминать. Но я не спал полночи, занятый именно тем, что думал о ней. Это было помешательством. Я подсознательно понимал, что медленно, но верно погружаюсь в какое-то неведомое мне чувство, которое не имело права на существование.

Я много шагов прошел следом за ней на некотором отдалении, пребывая меж двух огней: разумом и чувством. Меня безжалостно сжигало желание провести с ней еще хотя бы один день. В итоге я нашел себе оправдание: ей нужен инструктор по горным лыжам, а я уже ввязался в эту роль. К тому же, как хороший инструктор я должен был поинтересоваться, как она себя чувствует после вчерашней тренировки. Поэтому я неуверенно ускорил шаг и догнал ее.

– Ну? И какими эпитетами ты наградила меня с утра? – спросил я, подкравшись сзади.

Кьяра подпрыгнула от неожиданности, обернулась, и через секунду лицо ее озарилось искренне радостной улыбкой. Уже давно никто так не радовался моему появлению. Может, даже я еще ни у кого не видел такого выражения глаз. Сердце мое сорвалось и полетело вниз, снова подарив мне то же самое ощущение, как при спуске с горы.

– Что ты потрясающий инструктор, и я хотела бы взять у тебя еще несколько уроков.

Не стоит даже сомневаться, что последующие дни мы провели вместе на горнолыжных склонах, в остериях, а последние пару вечеров – еще и в барах чуть ли не до полуночи. За несколько дней мы обсудили с ней столько тем, сколько я со своим лучшим другом за всю жизнь не обсудил. Но я хорошо понимал, что необсужденных тем осталось в тысячи раз больше.

Единственная тема, которой я усиленно избегал, была наша с ней личная жизнь, увы, раздельная. Я вообще старался об этом не думать, потому что мне хотелось успеть в полной мере насладиться ее обществом. Она была жизнерадостной, умной, ироничной, эрудированной…

Я пытался видеть в ней только друга, потому что это было единственным, что я мог себе позволить. Разумеется, это уже немало. Проблема была в том, что я упорно видел в ней женщину, к которой меня тянуло, как пчелу на нектар. Естественно, я себе во всем этом категорически не признавался, но то, что я не хотел этого признавать, ничего не меняло.

Чем ближе подкрадывался конец отпуска, тем чаще я с ужасом задумывался о том, что скоро мы с ней расстанемся, она вернется к своему мужчине, будет жить с ним и, между прочим, заниматься любовью. Я прямо физически чувствовал, как эта мысль безжалостными языками пламени обжигает мне мозг. Я начинал ворочаться в кровати и даже бить свою ни в чем не повинную подушку. Каждую ночь я принимал окончательное и бесповоротное решение прекратить с ней занятия по горнолыжному катанию и больше не встречаться, но, черт знает почему, принятое решение увиливало от исполнения, едва я утром выходил за двери моего отеля.

За два дня до моего отъезда мы сидели в баре. Поздний вечер окутал альпийскую деревню.

– Пора спать, – сказал я с некоторым сожалением. Мне было сложно признавать этот факт уже несколько последних вечеров.

– Флавио, ты через два дня уезжаешь? – спросила Кьяра, отводя взгляд.

– Да. У тебя еще остается два дня для совершенствования твоих навыков с моей помощью.

Она грустно усмехнулась.

– Комо далеко отсюда? – спросила она неожиданно.

– Комо? Что именно: само озеро или город?

– Там красивый город?

– Из этого я могу сделать вывод, что ты имела в виду озеро. Какое именно место тебе нужно?

– Ну… Здесь, в Ломбардии8, находятся два красивейших озера. По крайней мере, говорят, что Гарда и Комо очень красивые озера. Когда я собиралась сюда, я подумала, что было бы неплохо взглянуть на Комо, раз оно будет так близко.

– Едва ли оно близко, – усмехнулся я. – 100 километров и два с половиной часа езды.

– Это если на велосипеде ехать? – иронично спросила она.

– Нет, на машине. На горных дорогах особо не разгонишься.

– Ясно. Не знаешь, как туда добраться?

– Своим ходом? Понятия не имею, – пожал я плечами. – Но моя машина в твоем полном распоряжении вместе с гидом.

Мадонна, что я делаю?! Мало мне того, что мы неделю почти не расстаемся. Но проводить время на горных склонах и в остериях – это одно, а поехать вдвоем в Комо – это значит сблизиться еще больше. Потому что такие города, как Комо, сближают! Там нет туристов, нет суеты, там царит совсем другая атмосфера – небольшого спокойного городка, где все друг друга знают. Эдакая семейная обстановка тепла и уюта. Хочется замедлить шаг, может, даже остановиться, и наслаждаться моментом, созерцая красоту вокруг. А когда наслаждаешься моментом с кем-то, это сближает.

– Ты готов пожертвовать предпоследним днем катания ради Комо? – с насмешкой спросила Кьяра.

– Между прочим, Комо – весьма достойный город. А вид с маяка вообще способен лишить дара речи. Так что я бы не назвал это жертвой…

Хотя я бы пожертвовал этот день и на банальное сидение в номере и не посчитал бы это жертвой. Если бы в номере была она.

В 10 утра я уже парковал машину в одном из жилых переулков маленького города, примостившегося у самого озера, в зеркальной глади которого отражались холмы и горы. С них плавно спускались умиротворение и покой. По холмам кое-где были хаотично разбросаны разноцветные дома, а над озером грациозно летали чайки – олицетворение свободы. Как бы я хотел быть сейчас свободен, как вон та белоснежная чайка…

– Хотел бы вспорхнуть, как она? – вздрогнул я от неожиданного вопроса Кьяры, которая с улыбкой смотрела на меня.

– Угу… Стать свободным… Выйти за пределы возможностей… – ответил я.

– И что бы ты делал со своей свободой?

Например, прижал бы ее к себе так крепко, что у нее бы перехватило дыхание.

– Неспешно наслаждался бы жизнью… Но оставим в покое философию и обратимся к более приземленной науке: географии, – решил я сменить тему, а то мало ли что может сорваться с моих губ. – Озеро, что плещется у твоих ног, – одно из самых глубоких в Европе. Глубина в некоторых местах достигает 410 метров.

– Страшно плыть там, где под тобой бездна, – заметила Кьяра.

– Ты же любишь адреналин.

– В горах он другой… – задумчиво сказала она. – Там ты летишь вниз, и адреналин бурлит в твоей крови. А здесь с тобой ничего особо не происходит, но мысль о том, что могло бы произойти, не дает покоя.

– Надо меньше думать о несуществующих проблемах и больше наслаждаться моментом.

– У тебя сегодня безмерно философское настроение, – улыбнулась Кьяра.

– Хорошо, раз философия тебя не занимает…

– Да нет, почему? – засмеялась она, прервав меня. – Философствуй, на здоровье.

– Нет уж, оставим лирику и обратимся к физике.

– Физике?! Послушай, физика для меня – наука весьма туманная.

– Придется мне твой туман чуть рассеять. Вот скажи мне, горнолыжница, кто изобрел электричество?

– Ммммм… – протянула она, нахмурив лоб. – Мне, конечно, не хочется показаться невеждой, но я не знаю. Единственное предположение, которое мне приходит в голову, – это Вольта, поскольку его именем названа единица измерения электрического потенциала.

Я чуть не выронил из рук фотоаппарат и изумленно уставился на нее. Далеко не каждая представительница слабого пола способна делать такие предположения в туманной науке физике.

– Либо в прошлой жизни ты была физиком, либо твой мозг подключен к Википедии.

– Я угадала? – счастливо рассмеялась она.

– Скорее использовала своей IQ. Brava!

– Спасибо, – смутилась она и покраснела.

– А теперь взгляни на вон то белое здание, которое чем-то отдаленно напоминает… Что, кстати, оно тебе напоминает? – решил я проверить ее познания в другой области. Мне нравилось открывать в ней новые удивительные черты.

– Наверно, римский Пантеон, – смело взглянув мне в глаза, ответила Кьяра.

– У нас с тобой одинаковые ассоциации, – усмехнулся я. – Правда, не только у нас. Потому что архитектор храма, Федерико Фиджерио, действительно черпал вдохновение у римского Пантеона. А здание это называется Храмом Вольта в честь всемирно известного изобретателя электричества и обыкновенной батарейки.

– Так он родился в Комо? – удивилась Кьяра.

– Да, именно здесь он и родился. Но должен тебе сказать, что Алессандро Вольта не был гением от рождения. Он вообще был незаконнорожденным сыном священника, а потому родители отдали его кормилице и почти сразу забыли о нем.

– Как можно забыть о своем ребенке?! Едва ли таких можно назвать родителями… – сказала она, и в глазах ее сверкнул мрачный огонек.

Я внимательно ее рассматривал. Наверно, из нее будет хорошая мама…

– Тем не менее, он жил с кормилицей на горе Брунате, куда нам предстоит сегодня залезть и сойти с ума от пейзажей. Алессандро тоже взирал на эти пейзажи, живя на лоне природы и самостоятельно познавая окружающий мир. Им особо никто не занимался, и говорят, что он заговорил более или менее вразумительно лишь годам к 7. Примерно в этом возрасте он попал под опеку своего дяди каноника, который внес в его жизнь латынь, музыку, естественные науки и энциклопедии. Алессандро зачитывался трудами Ньютона, а точное предсказание Галлеем появления на небосклоне новой кометы заставило его окончательно уйти в физику. Он преподавал эту науку здесь в гимназии, потом был профессором в университете Павии, а потом и деканом философского факультета в университете Падуи. Еще он поразил жителей своего родного города Комо тем, что построил здесь первый громоотвод, а на него прикрепил колокольчики, которые в грозу звенели.

– Хаха, – рассмеялась Кьяра. – Зачем в грозу звенеть?

– Не знаю. Может, думал, что мелодичный звон колокольчиков сделает раскаты грома менее зловещими и отпугнет грозу. Ты же знаешь, что раньше люди верили во многие интересные вещи, лишенные всякого разума. Между прочим, первый громоотвод был создан именно здесь неслучайно. Комо – самый дождливый город Италии, здесь даже бывает высокая вода, как в Венеции.

– Вот это да! Невероятно! – воскликнула Кьяра.

Мы еще некоторое время обсуждали неоклассический Храм Вольта и самого физика, после чего направили свои стопы в сторону исторического центра, перекусив кусочком свежей пиццы. Кьяра с любопытством крутила во все стороны головой, рассматривая невысокие аккуратные дома на узких мощеных улочках, а я периодически фотографировал ее. Я в тот момент несерьезно отнесся к этому, совсем не приняв во внимание, что потом мне надо будет разбирать эти снимки, вспоминать эту волшебную неделю вместо того, чтобы навсегда вычеркнуть ее из своей жизни. Но я с увлечением человека, для которого фотография является страстью, продолжал фотографировать Комо и Кьяру на его фоне.

Комо и Кьяра. Кьяра и Комо… Она так гармонично вписывалась в этот город, что временами казалась мне его жительницей. Это ощущение перечеркивалось лишь тем фактом, что я рассказывал ей о Комо, а не наоборот.

Совсем неожиданно мы вышли на его центральную площадь. Она была маленькая и уютная, окруженная невысокими домами с красными крышами (это, правда, видно только с горы, на которую мы забрались позже) и с портиками, где прячутся различные магазинчики и ресторанчики, а в самом центре стоит Дуомо. Я не знал, интересуют ли Кьяру шедевры искусства. Я очень редко встречал молодых людей, которые бы по-настоящему увлекались памятниками истории, но Кьяра, ясное дело, не имела к ним никакого отношения.

– Ух ты, какой собор! Это Дуомо? – Я кивнул, а она продолжила: – Я так понимаю, этот собор тоже представляет собой смешение стилей, как Дуомо в Милане? По крайней мере, я вижу здесь элементы готики, Возрождения и барокко.

Я не мог поверить своим ушам. Современная девушка, едва взглянув на архитектурную постройку, определяет стили, ей характерные. Почему-то мне ее ровесницы попадались обычно с гораздо более приземленными увлечениями.

– В прошлой жизни ты была еще и искусствоведом? – спросил я, сбитый с толку.

– Нет, – рассмеялась она. – Но я ведь работаю в редакции журнала, связанного с путешествиями, а до этого я училась в университете, правда, заочно, на факультете истории искусств. Я много изучала искусство Италии.

– Хорошо, тогда я послушаю Вас, уважаемый гид.

– Нет-нет, – мотнула она головой. – Про Комо я мало, что знаю, а про этот собор – и вовсе ничего.

– Этот собор – третий по величине в Ломбардии. Первый – это…

– Дуомо в Милане, – перебила меня Кьяра. – А второй – не знаю, – рассмеялась она, глядя на выражение моего лица.

– Второй – Чертоза в Павии. Таким образом, поскольку собор строился четыре столетия, невозможно назвать архитектора. И даже скульптуры, которые украшают фасад, тоже являются работами различных мастеров. В фигурках исторических персонажей и жителей города представлена история человечества. С левой стороны находится известная «porta della rana»9…

– Снова лягушка, – рассмеялась Кьяра.

– Эта несъедобная.

– Но что она делает на двери?

– Согласно одной из легенд, лягушка находится на уровне самого высокого наводнения, которое здесь было.

– То есть во время того наводнения она осталась сидеть на стене и закаменела? – лукаво улыбнулась Кьяра.

– Возможно, – кивнул я. – Ты можешь подойти и погладить ее. Говорят, это приносит удачу.

После того, как она приласкала древнюю лягушку, мы вошли внутрь собора. Кьяра широко и удивленно раскрыла глаза. Но что другое она ожидала от итальянской церкви? Каждая из них заставляет на несколько мгновений открыть рот от восхищения ее размерами и внутренним убранством, которое нередко даже весьма скромное, но почему-то все равно поражает. Взгляд ее был прикован к главному алтарю.

– Этот беломраморный алтарь в готическом стиле создан еще 1317 году…

– Мамма мия, какая древность… – прошептала Кьяра.

– На самом деле, его создавали на протяжении двух веков мастера из Кампьоне. В XVIII веке он приобрел элементы барокко за счет скульптур библейских персонажей.

Мы обошли все алтари, а их там целых шесть, три из которых – работы Томмазо Родари. Я постарался вспомнить все, что знал об этих алтарях из двух моих посещений этого собора в предыдущие периоды. Потом мы долго рассматривали лепнины на куполе – произведения Франческо и Агостино Сильва, а также неоклассические скульптуры, выполненные Помпео Маркези. Ну и, разумеется, гобелены XVI и XVII веков мастеров из Феррары, Флоренции и даже Антверпена, а также картины Бернардино Луини и Гауденцио Феррари.

Мы бродили по собору достаточно долго, хотя в обществе Кьяры у меня совершенно пропало ощущение времени. Мне казалось, что прошло всего минут пять, и в то же время, что прошло несколько часов. Лишь чувство голода заставило меня вспомнить о приземленных потребностях и предложить ей, наконец, покинуть собор и где-нибудь пообедать.

Когда мы вышли на улицу, я понял, что день уже превращается в вечер, и нам надо поспешить, если мы хотим забраться на маяк и в приличное время вернуться в Фопполо. Разумеется, Кьяра сразу сказала, что хочет попробовать что-нибудь типичное для этих мест. Потому я решил предложить ей missoltini – это озерная итальянская финта, которую ловят в мае, потом сушат на солнце и консервируют, выдерживая рыбки слоями с лавровыми листьями в деревянном сосуде под прессом в течении нескольких месяцев. Потом эти рыбки немного поджаривают в гриле с маслом и уксусом и подают с полентой и красным вином.

Выйдя из ресторана, мы направились к фуникулеру и сели в кабинку вагончика, который начал поднимать нас на гору Брунате. Город с красными крышами неспешно удалялся, становясь игрушечным и словно прячась в объятиях холмов.

Потом мы еще долго, почти час, карабкались вверх к маяку. Естественно, что когда мы туда добрались, маяк был уже закрыт, потому что зимний вечер уже начал набрасывать на холмы свое тонкое сиреневое покрывало ранних сумерек. Мы стояли там совсем одни, а перед нами лежала головокружительная панорама, тянущаяся до самого горизонта, который неровной линией рисовал границу между небом и землей. Казалось, что мы парим над окрестностями, словно свободные чайки, и от этой мысли меня переполнило ощущение легкости и мечтательности. Я даже забыл, что хотел сделать парочку красивейших фотографий местности с высоты полета чайки.

Но потом я встретился взглядом с Кьярой. Он был до краев переполнен влюбленностью. Я не имел права даже на секунду подумать, что это хоть как-то связано со мной, потому усиленно уговаривал себя, что она влюбилась в эти умопомрачительные пейзажи. Но внутри меня создалось сумасшедшее напряжение. Я был словно наэлектризован, и мне начало казаться, что если сейчас зажглась бы спичка или зажигалка, я бы вспыхнул. И источником такой вспышки могло быть ничего не значащее прикосновение…

– Сфотографируй меня, пожалуйста, – прервала Кьяра мои бурные мысли, передавая мне свой телефон.

Когда я протянул руку, чтобы взять телефон, я коснулся – случайно – ее руки. Возможно, это был эффект присутствия на земле человека, который изобрел электричество, но внутри меня произошел электрический разряд. Казалось, что через нас пробежал импульс тока, как это бывает в фантастических фильмах. По спине у меня организованно помчались наперегонки мурашки. Мы стояли, держась за этот ее телефон и соприкасаясь пальцами, похожие на опоры линии высоковольтной электропередачи, между которыми через руки – как через провода – бежит ток высокого напряжения. И как эти опоры, мы были обречены всегда стоять на расстоянии друг от друга…