Читать книгу Наследие - Эль Кеннеди - Страница 4

Логан

– Тебе действительно не нужно было этого делать, – настаивает отец Грейс, когда я опускаю на место капот его внедорожника. – Не то чтобы я не ценил это, но я чувствую себя настоящим идиотом, заставляя тебя заниматься физическим трудом в канун Рождества.

Я провожу чистой тряпкой по подбородку, чтобы стереть полоску машинного масла, и изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Мне чертовски нравится Тим Айверс, но есть что-то очень смущающее во взрослом мужчине, который говорит «идиот».

За четыре года, что я встречаюсь с его дочерью, я по пальцам одной руки могу перечислить случаи, когда этот человек ругался, и это резко контрастирует с моим собственным воспитанием. Я вырос с отцом-алкоголиком, каждое второе слово которого было ругательством. Моей бедной маме однажды пришлось пойти на встречу с детсадовским воспитателем, потому что я назвал другого ребенка «гребаным уродом». О, что это были за деньки… Очень плохие, несчастливые дни.

К счастью с тех пор все изменилось. Мой отец трезв уже почти четыре года, и хотя мы еще не помирились, я, по крайней мере, уже не ненавижу его.

Если быть честным, в последнее время я воспринимаю отца Грейс, как своего собственного. Он достойный человек, если игнорировать тот факт, что предпочитает футбол хоккею. Но никто не идеален.

– Тим. Чувак. Я не позволю своему близкому человеку платить деньги за замену масла, когда я могу сделать это бесплатно, – сообщаю я ему. – Я вырос, работая в нашем гараже. Я могу заменить масло с закрытыми глазами.

– Уверен? – настаивает он, поправляя на переносице свои очки в тонкой оправе. – Ты же знаешь, я не стал бы пользоваться положением, сынок.

Сынок. Проклятье. Каждый раз это так меня трогает. Нет никаких оснований для того, чтобы Тим звал меня так. Мы с Грейс не женаты. Когда мы только начали встречаться, я считал, что он из тех людей, которые называют «сынком» всякого юнца. Но нет. Только меня. И не могу отрицать, что мне это нравится.

– Знаю, что не стал бы, почему и предложил, – уверяю его я. – И как я сказал ранее, даже не думай больше идти к этим своим жадным механикам. Мой брат позаботится о твоей машине. Бесплатно.

– Как там твой брат? – Отец Грейс запирает машину, прежде чем направиться к двери гаража.

Я выхожу вслед за ним на подъездную дорожку, где мое лицо тут же охлаждает морозный воздух. Хотя снега в Гастингсе этой зимой еще не было, Грейс говорит, что прогноз обещает его завтра. Идеально. Люблю снег на Рождество.

– Джефф в порядке, – отвечаю я. – Велел мне пожелать тебе счастливых праздников. Они сожалеют, что не смогли выбраться на ужин сегодня.

Мой брат и его жена, Кайли, в этом году проводят праздники в Мексике с ее семьей. Это сороковая годовщина ее родителей, поэтому они решили устроить грандиозный праздник в солнечном месте. Моя мама и отчим, Дэвид, присоединятся к нам сегодня вечером, поэтому будет, наверное, весело. Мы с Грейс всегда наслаждаемся, наблюдая за ее строгим отцом, молекулярным биологом, когда он разговаривает с моим невероятно мягким отчимом-бухгалтером. В прошлом году мы поспорили, сколько скучных тем они смогут обсудить за один вечер. Грейс выиграла, поставив на двенадцать. Я угадал десять, но недооценил новое увлечение Тима старыми бутылками из-под молока и новую коллекцию фарфоровых слонов Дэвида.

– Жози тоже сожалеет, что не смогла приехать, – говорит Тим, имея в виду мать Грейс, живущую в Париже. Несмотря на то что Тим и Жози развелись много лет назад, они все еще близки.

В отличие от моих предков, которые не могут находиться в одной комнате даже сейчас, когда мой отец больше не пьет. Мы с Грейс столько раз обсуждали, что будем делать, когда решим пожениться: «когда», не «если», потому что ну в самом деле! Мы созданы друг для друга, и оба это знаем. Но мы стрессуем по этому поводу, поскольку не знаем, как быть со свадебными приглашениями. В конце концов мы решили, что, вероятно, сбежим, чтобы избежать всей этой драмы, поскольку мама ни за что не придет на свадьбу, если там будет отец.

Не то чтобы я стал ее осуждать. Во время замужества отец превратил ее жизнь в настоящий ад. Она годами имела дело с пьяными истериками, горячками и реабилитационными периодами, в промежутках самостоятельно пытаясь вырастить двух сыновей. Удивительно, что нам с Джеффом удалось простить его.

– Ты еще не знаешь, позволит ли твое расписание поехать с Грейс в Париж этим летом? – спрашивает он, когда мы огибаем угол дома, направляясь к широкому крыльцу.

– Все зависит от того, как команда покажет себя в плей-оффах. Было бы заманчиво провести два месяца в Париже. Но это значит, что я не буду играть в послесезонный период, а это отстой.

Тим смеется.

– Вот видишь, если бы ты играл в футбол, сезон закончился бы в феврале, и ты бы смог поехать…

– В один прекрасный день, сэр, я привяжу вас к стулу и заставлю смотреть хоккейные матчи, пока у вас не останется выбора, кроме как полюбить этот вид спорта.

– Все равно не сработает, – весело отвечает он.

Я ухмыляюсь.

– Вы должны больше верить в мои способности к пыткам.

В тот момент, когда мы подходим к ступеням крыльца, у обочины перед домом останавливается большой коричневый фургон. На секунду я чувствую замешательство, думая, что это мама и Дэвид, пока не замечаю логотип сервиса доставки.

– Они все еще занимаются доставкой? – удивляется Тим. – В шесть часов вечера накануне Рождества? Вот бедолаги.

И правда. Курьер выглядит измотанным и замученным, когда бежит по тропинке к нам. В одной руке у него картонная коробка, в другой – массивный телефон.

– Привет, народ, – говорит он, когда добегает до нас. – Счастливых праздников, извиняюсь, что беспокою. Вы – моя последняя доставка на сегодня… это для Грейс Айверс?

– С праздником, – говорит Тим. – Это моя дочь. Она внутри, но я могу позвать, если нужна ее роспись.

– Не стоит. Сойдет подпись любого члена семьи. – Он передает Тиму телефон и пластиковую ручку. После того как отец Грейс ставит свою подпись, курьер прощается с нами и спешит обратно к своему грузовику. Без сомнения, жаждет добраться домой и увидеть семью.

– От кого это? – спрашиваю я.

Тим проверяет обратный адрес.

– Без имени. Указан только почтовый ящик в Бостоне.

Пакет – примерно два на два фута, и когда Тим передает его мне, я замечаю, что он не очень тяжелый. Я щурюсь.

– Что, если это бомба?

– Она взорвется, мы умрем, и атомы, из которых мы состоим, найдут себе новое применение где-нибудь во вселенной.

– И с Рождеством нас всех! – говорю я с преувеличенной праздничной жизнерадостностью, прежде чем закатить глаза. – Вы – настоящий зануда, сэр, вы это знаете?

– Что это такое? – требовательно спрашивает Грейс, когда мы входим в гостиную большого викторианского дома.

– Без понятия. Только доставили. – Я протягиваю коробку. – Это тебе.

Грейс мило прикусывает губу, как делает всякий раз, когда думает. Ее взгляд перемещается к красиво украшенной елке и груде идеально упакованных подарков под ней.

– Не думаю, что ее можно положить туда, – наконец решает она. – Мой обсессивно-компульсивный синдром не позволит мне дожить до завтрашнего утра, зная, что тут есть какая-то глупая коробка, которая не выглядит волшебно.

Я фыркаю.

– Могу упаковать ее, если хочешь.

– Упаковочной бумаги не осталось.

– Возьму газету. Или пергамент.

Моя девушка пристально смотрит на меня.

– Представим себе, что ты этого не говорил.

Ее отец смеется. Вот же предатель!

– Ладно, тогда открой ее прямо сейчас, – говорю я. – Мы даже не знаем, от кого это, так что, технически, это может быть неофициальный рождественский подарок. На пятьдесят процентов я уверен, что это бомба, но не беспокойся, красотка, твой отец заверил меня, что после взрыва нам найдется иное предназначение.

Грейс вздыхает.

– Иногда я тебя не понимаю.

Затем она бросается на кухню за ножницами.

Я восхищаюсь ее задницей, которая отлично смотрится в ярко-красных легинсах. К ним она надела красный в белую полоску свитер. Ее папа одет в такой же свитер, но только зеленый с красным, с глупым изображением северного оленя, которого я принял за кота, когда увидел впервые. Очевидно, мать Грейс связала для него эту ужасную вещь, когда их дочь была еще маленькой. Как человек, у которого не было семейных праздников, я вынужден признать, что мне очень нравятся странные рождественские традиции.

– Ладно, давайте посмотрим, что там. – Голос Грейс звучит взволнованно, когда она разрезает полоску упаковочной ленты на коробке.

Что касается меня, то я – настороже, потому что не полностью исключил мысль, что это может быть нечто опасное.

Оно открывает картонную крышку и вынимает маленькую записку. Хмурит брови.

– Что там? – требовательно спрашиваю я.

– Тут написано «Скучаю».

Моя настороженность взлетает на десять футов выше. Что за черт? Кто, черт возьми, посылает моей девушке подарки с открытками, на которых написано «Скучаю»?

– Может, это от твоей мамы? – делает предположение Тим, глядя так же озадаченно. Грейс лезет внутрь и роется в море упаковочной бумаги. Она хмурится сильнее, когда нащупывает что-то внутри. Мгновение спустя ее рука появляется с добычей. Все, что мне видно, – пятна синего, белого и черного, прежде чем Грейс, взвизгнув, роняет это, будто оно обожгло ей ладонь.

– Нет! – стонет она. – Нет. Нет. Нет. Нет, нет, нет, нет. – Ее разъяренный взгляд обращается ко мне. Она тычет пальцем в воздух. – Избавься от него, Джон.

О, боже. Осознание приходит, когда я подхожу к коробке. Теперь я вполне представляю, что там может быть, и – да.

Это Александр.

Отец Грейс хмурит лоб, когда я достаю из коробки фарфоровую куклу.

– Что это? – требовательно спрашивает он.

– Нет, – все еще повторяет Грейс, указывая на меня. – Я хочу, чтобы этого тут не было. Немедленно.

– Что именно я должен сделать? – вмешиваюсь я. – Выбросить?

Она бледнеет от этого предложения.

– Нет, этого делать нельзя. Что, если он разозлится?

– Конечно, он разозлится. Посмотри на него. Он постоянно зол.

Сдерживая содрогание, я заставляю себя посмотреть на лицо Александра. Поверить не могу, что прошло почти семь благословенных месяцев с тех пор, как я его видел. Если уж говорить о жутких антикварных куклах, то эта будет во главе списка. С фарфоровым лицом, настолько белым, что оно кажется неестественным, у него большие безжизненные голубые глаза, странно густые черные брови, крохотный красный рот и черные волосы с экстравагантными залысинами. Он одет в голубую тунику с белым носовым платком, в черный пиджак и шорты и блестящие красные туфли.

Это самая жуткая вещь, которую я когда-либо видел.

– Вот что, – говорит Грейс. – Не общайся больше с Гарретом. Я серьезно.

– В его защиту, это все начал Дин, – подчеркиваю я.

– И с ним тоже не общайся. Общайся с Такером, я знаю, он ненавидит все это так же, как я.

– Думаешь, мне это нравится? – Я уставился на нее. – Да ты посмотри на это! – Я машу Александром перед Грейс, которая пригибается и уклоняется, лишь бы не попасть под его болтающиеся руки.

– Я не понимаю, – ощетинивается Тим, протягивая руку к кукле. – Это феноменально! Посмотрите, как это сделано. – Он восхищается куклой, в то время как мы с его дочерью пялимся на него в ужасе.

– Черт возьми, папа, – вздыхает Грейс. – Теперь и ты коснулся его.

– Это немецкое производство? – Он все еще рассматривает Александра. – Похоже на немецкое. Девятнадцатый век?

– Меня очень беспокоит ваше знание старинных кукол, – откровенно говорю я. – И мы не шутим, сэр. Положите его, пока он вас не запомнил. Для нас уже слишком поздно… Нас он уже знает. Но у вас еще есть время спастись.

– От чего?

– Он одержим, – мрачно отвечает Грейс. Я киваю.

– Иногда он вам подмигивает.

Тим проводит пальцами по подвижным векам.

– Этому механизму сотни лет. Если глаза открываются и закрываются сами собой, это, скорее всего, просто износ.

– Прекрати его трогать, – умоляет Грейс.

Действительно. Он что, желает умереть? У Гаррета это желание точно есть, потому что он очевидно хочет, чтобы я убил его при следующей нашей встрече. Я люблю Гаррета Грэхема как брата. Он мой самый близкий друг. Товарищ по команде. Он, мать его, потрясающий. Но провернуть такое с нами на Рождество?

Конечно, я злоупотребил тем фактом, что у меня есть запасные ключи, чтобы несколько месяцев назад протащить Александра в дом Гаррета и его подруги на день рождения Ханны. И тем не менее.

– Вы не против, если я сделаю фото и попытаюсь выяснить его стоимость? – спрашивает Тим, гикнутый академик в нем поднимает голову.

– Не стоит беспокоиться. Он стоит четыре тысячи, – любезно отвечаю я.

Его брови взмывают.

– Четыре тысячи долларов?

Грейс кивает.

– Еще одна причина, по которой мы не можем выбросить его. Кажется неправильным выбрасывать такие деньги.

– Дин купил его пару лет назад на каком-то аукционе антиквариата, – объясняю я. – В описании было сказано, что кукла одержима, так что Дин счел ржачным подарить куклу дочери Така, которая тогда была еще младенцем. Сабрина взбесилась, так что она дождалась приезда Дина и Элли спустя пару месяцев и заплатила кому-то в их отеле, чтобы куклу оставили у них на подушке.

Грейс хихикает.

– Элли сказала, Дин вопил как девчонка, когда включил свет и увидел там Александра.

– А теперь это идея фикс, – заканчиваю я с полуухмылкой-полувздохом. – Мы отправляем Александра друг другу в тот момент, когда никто этого не ожидает.

– А что сказал продавец? – с любопытством спрашивает Тим. – У куклы есть предыстория?

Грейс качает головой.

– Папа. Прекрати называть его «куклой». Он тебя слышит.

– С ним была какая-то информационная карточка, – отвечаю я, пожимая плечами. – Не помню, у кого она сейчас. Но главное, его зовут Александр. Он принадлежал мальчику по имени Вилли, который умер в Калифорнии, примерно во времена «золотой лихорадки». Очевидно, вся семья умерла от голода, кроме Вилли. Бедолага днями брел в поисках помощи, пока не упал в овраг и не сломал ногу, он лежал там, пока не умер от переохлаждения.

Грейс содрогнулась.

– Они нашли его прижимающим Александра к груди. Чокнутый продавец кукол сказал, что прямо перед смертью душа Вилли вселилась в Александра.

Тим распахивает глаза.

– Боже. Чертовски мрачно.

Челюсть у меня падает.

– Сэр. Вы что, выругались?

– А как удержаться? – Он кладет Александра обратно в коробку и закрывает крышку. – Почему бы не отнести его на чердак? Джин и Дэвид будут тут через минуту. Не стоит показывать его им.

Решительно кивнув, Тим Айверс выходит с коробкой в руках. Я честно не знаю, то ли он серьезен, то ли подшучивает над нами.

Мои губы кривятся от сдерживаемого смеха, когда я поворачиваюсь к Грейс.

– Александр изгнан на чердак. Так лучше?

– Он все еще в доме?

– Ну да…

– Тогда нет. Так не лучше.

Ухмыльнувшись, я хватаю ее за талию и притягиваю к себе. Затем опускаю голову и касаюсь губами ее губ.

– А сейчас? – бормочу я.

– Немного лучше, – уступает она.

Когда я снова целую ее, она прижимается ко мне, обвивая руками мою шею. Черт возьми. Как я скучаю по этому в поездках. Я знал, что жизнь профессионального хоккеиста непроста, но не представлял, как буду скучать по Грейс всякий раз, уезжая из города.

– Ужасно, что ты опять уезжаешь, – говорит она мне в губы. Очевидно, ее мысли созвучны моим.

– Всего лишь на пару дней, – напоминаю я.

Она закусывает губу и прижимается щекой к моей груди.

– Все равно слишком долго, – говорит она так тихо, что я едва слышу ее.

Я вдыхаю сладкий запах ее волос и прижимаю ее ближе. Она права.

Это ужасно долго.