Читать книгу #Сказки чужого дома - Эл Ригби - Страница 10
Часть I
Кигнолла
7. Город ветров
ОглавлениеОн наблюдал за тем, как наступает утро. Отслеживал это по гаснущим фонарям и светлеющему небу. Больше ничего из окон квартиры Ронима, выходящих на Холодную сторону, было не различить: Зуллур сюда не заглядывал.
Ласкезу казалось, что он живет здесь уже долго, хотя на самом деле прошло всего несколько дней. Пустых и спокойных дней, когда Роним уходил, а он оставался: детектив запретил ему гулять в одиночестве. Тем более в здешних районах, где ютились многоэтажные клетки, просто нечего было делать.
Таура не ночевала в комнате: ла Ир еще в первый вечер забрала «прекрасное создание» к себе, в соседнюю квартиру. Шпринг, поначалу опасавшаяся незнакомки, быстро с ней сдружилась, что не могло не радовать: настроение у Тауры наладилось, она стала напоминать себя прежнюю. Мирина давала ей свои красивые наряды и украшения, делала ей прически – развлекала как могла. Ла Ир вела домашний образ жизни, зарабатывая литературной критикой в аджавелльских альманахах, и, видимо, была рада компании. Сквозь тонкие стены в квартире Ронима Ласкез часто слышал смех и музыку, лившуюся из радио.
Несколько раз квартирная хозяйка звала Ласкеза присоединиться, но он отказывался, чувствуя себя не слишком уютно в компании двух женщин. Мирина, возможно, поняла это. Настаивать она перестала, зато показала одну из комнат своего довольно большого – не сравнить с «клеткой» детектива – жилища. Она вся была заставлена книжными шкафами. Так что Ласкез снова читал, правда, уже не то, что дома. В основном, учебные и научные издания, пытаясь догнать курс. Здесь, в городе, его прежние мысли только окрепли. Он очень хотел поступить в Корпус серопогонных.
Для этого нужно было сдать несколько предметов и физических нормативов. К последним Ласкез был вполне готов, а вот знания… ему пригодилась бы помощь Тэсс, она умела все разложить по полочкам и училась на отлично. Но сестра была далеко. И он занимался сам, а заходя в тупик, утешал себя одной мыслью. Возможно, он и вовсе не доживет до экзаменов.
У Ронима – особенно вечером, когда детектив был дома, – Ласкез чувствовал себя в безопасности и начинал верить, что все обойдется: и с Тэсс, и с управителем, и с инцидентом на Веспе. Днем, в одиночестве, становилось хуже. Мысли о тех словах Тэсс иногда подстегивали его к бегству, пусть это и противоречило здравому смыслу. Книги помогали. Как и раньше, они очень выручали. Еще больше помогло бы…
– Что тебя беспокоит?
Когда Роним спрашивал об этом, Ласкез начинал жалеть, что к нему вернулся голос. Написать о страхах, как и о надеждах, было бы проще, чем говорить о них вслух. Он отвечал: «Я скучаю по сестре», опуская «Она тебе не доверяет». Детектив кивал.
Теперь у Ронима начались выходные. Вслед за ними он взял еще несколько дней. Ласкез чувствовал вину, хотя сыщик и сказал, что все равно собирался в отпуск. Нет… все складывалось не так, как Ласкез представлял. Он не нашел старого друга. Он принес этому другу плохие новости, да еще засел в его квартире. Это не говоря о тенях алопогонных, маячащих за спиной. Так что Ласкез не решался заговорить о Корпусе серопогонных или вообще о чем-либо, что требовало от Ронима нервных и любых других затрат. Даже об обещании попробовать связаться с сестрой не напоминал.
Небо окончательно прояснилось. В комнате стало светлее, и Ласкез встал с постели, устроенной прямо на полу. Одевшись, он приблизился к окну, оглядел хмурые крыши и опустил жалюзи: Роним все еще спал. И ему полезно было отдохнуть: из ярда он возвращался неизменно поздно, всегда вымотанным. Его лицо, когда он переступал порог, казалось болезненно бледным. Сероватым. Таким оно было и сейчас. Детектив слегка запрокинул голову и прикрывал глаза рукой. Ласкез остановился над ним, вслушиваясь в ровное дыхание. Кошмары? Снова? Он дорого бы дал, чтобы понять это.
В коридоре пару раз гавкнул Бино, заскреб по полу. Ласкез вышел, притворив дверь, и иллиций над лбом доги радостно замерцал. Ласкез снял с крючка поводок.
– Пойдем-ка я тебя выведу.
Это были единственные прогулки, которые он пока совершал. Бино успел к нему привыкнуть: охотно подпускал, так что во двор они ходили часто. Уследить за таким зверем оказалось проще, чем Ласкез думал.
Бино припустился по лестнице. Ласкез, с силой увлекаемый вперед, крепко цеплялся за перила. На последнем пролете он все-таки едва не пересчитал ступеньки носом, но, к счастью, свидетелей этого конфуза не нашлось.
Большой просторный двор с нескольких сторон ограничивали дома. Для выгула животных к нему примыкала отдельная площадка. Побродив по ней какое-то время, Ласкез снова прицепил к ошейнику доги поводок. На улице было промозгло, задерживаться не хотелось, но опасение – что не в меру бодрый, наверняка проголодавшийся и соскучившийся зверь будет шуметь в квартире, – заставило продлить прогулку. Пусть Роним выспится, наверняка его будят спозаранку и в выходные. Держать дома подобное чудовище… определенно, только от Ронима и можно было ждать нечто подобное.
Ласкез вернулся туда, где пестрели цветники и стояли аккуратные деревянные скамейки. Он взял с собой учебник Единого Права, который и собрался почитать, но к своему удивлению обнаружил, что двор уже не пустует. Мирина Ир помахала с ближней лавочки и окликнула его. Он подошел.
Женщина, одетая в теплый дук с высоким воротом, причесанная и накрашенная, сидела, закинув ногу на ногу. Рядом лежал аккуратный букетик незнакомых розовых цветов в серебристой оберточной бумаге.
– Доброе утро, мой юный друг.
Она улыбалась и была явно в хорошем настроении. Мирина потрепала по загривку Бино, тот лизнул ей руку и лег.
– Здравствуйте, ла. – Ласкез сел. Он заметил в ушах женщины знакомые сережки-ромбы, холодно сверкающие на свету. Из прически сегодня не выбивалось ни одной пряди, весь вид соседки казался строгим. – Не спится? Вы гуляли?
Она бросила взгляд на цветы, и Ласкез прикусил язык. Вероятно, гуляла не одна. Может, вовсе не ночевала дома.
– Я не залеживаюсь, – наконец ответила женщина. – От этого один вред. Никогда наш разум не бывает так ясен, как в эти часы. Для меня – при моем свободном графике – это самое плодотворное время. Даже сейчас я работаю.
– Работаете?
– Обдумываю книгу, чтобы хорошенько помучить автора, – она кивнула Ласкезу. – В своей рецензии. Мне есть что сказать.
– Что за книга? – уточнил он скорее из вежливости.
– Детектив. Хо' Аллисс, «На море сегодня светло». Опережая твой вопрос: да, мне понравилось, и… – она посмотрела особенно проницательно, – опережая другой твой вопрос, да, он жив и все еще пишет. А «Идущие домой» – лишь одна из почти двух десятков его книг. Далеко не лучшая, но лучшее и известнейшее – не всегда одно и то же.
– Пожалуй, – кивнул Ласкез. – А почему вам не нравятся «Идущие домой»?
Она поправила ворот и взяла в руки букет. Затем положила его на колени и стала теребить мелкие зеленые листочки.
– Он слишком тяжело ей болел. Это всегда заметно, если, конечно, читатель внимателен. Книга, которой автор болел по-настоящему… она колет тебя иголками или даже режет ножами. Ты зачастую даже не понимаешь причин и, конечно же, не замечаешь ни иголок, ни ножей, но чувствуешь. И если ты вдруг видишь…
Она понюхала цветы и снова отложила их. Ласкез ждал.
– …то невольно начинаешь задавать себе вопрос, сколько этих ножей торчит у автора в груди. Напомни-ка мне вкратце, о чем она?
Ласкез задумался. Он не видел смысла в пересказах, тем более ему казалось странным проговаривать известный сюжет. Но ла Ир явно хотела что-то услышать или просто забавлялась. Спешить было некуда. И он попробовал:
– О дальнем острове, на котором стояли древние здания, запертые хитрыми замками. Поговаривали, что внутри когда-то поклонялись сильным существам… их звали «тэусы», и они умерли… Точнее, люди убили их и стали править сами. Другие говорили, это выдумка. Потом несколько человек нашли близ крыльца ребенка, вокруг которого летали птицы. Ребенок был крылатым и смуглым… и обладал силой – поворачивать вспять моря, усмирять бури, приручать зверей. Вскоре оказалось, что таких – детей и взрослых – много, и в одну дождливую ночь они вышли из дверей этих древних зданий, которые тут же рухнули, все, кроме самого центрального, и…
– И?… – тихо подтолкнула ла Ир.
– Люди, нашедшие первого ребенка… Механик, Мечтатель, Страж, Поэтесса, Близнец и Замарашка решили привести крылатых в мир. А там…
Он запнулся. Женщина тяжело вздохнула и продолжила:
– А там существа стали убивать, потому что мир показался им прогнившим. У них было свое представление о том, как перестроить его правильно. Победить несправедливость. Снова заставить людей верить в чудеса. Но люди не захотели и перебили их. И вот тогда рухнули последние из Холодных Хором. Вроде бы погребя под обломками тех, кто вывел крылатых в мир. А ведь, наверное, крылатые не были злыми. Лишь жестокими.
– Они долго пробыли в заточении. Вряд ли могли понять, что мир просто стал другим. Не хуже, а другим.
– Другим… – повторила ла Ир.
Больше она ничего не сказала, будто по-прежнему чего-то ждала. Как оказалось, так и было.
– Может, у тебя есть интересный вопрос?
Вопрос был. И Ласкез подумал, что задать его литературоведу – неплохая мысль.
– Как вам кажется, о ком эта книга?
В свое время Ласкез обсуждал это почти со всеми, кто читал известную, переизданную уже пять раз историю. Спорили многие. Трудно было не увидеть в приключениях шести безымянных людей двойное дно, а вот разгадать, насколько оно глубоко…
– Хм.
Губы ла Ир растянулись в улыбке. Она пододвинулась ближе, наклонилась и заговорщицки прошептала:
– Я жуткая врунья. В своей рецензии я написала, что вижу здесь отсылку к неким… военным и политическим силам, появившимся столь же неожиданно в знаковый период истории. Но я так не думала. Алопогонные – не Тьма из Холодных Хором.
– Тогда почему вы это написали? Я тоже так подумал. И моя сестра. И…
Она пожала плечами и села прямо. Казалось, она даже удивилась его глупости, что было как-то обидно. По крайней мере, она высоко вскинула тонкие брови, прежде чем пояснить:
– Чтобы заслужить репутацию умного и меткого критика, надо сначала научиться угадывать, что подумает большинство. Чтобы они чувствовали себя… умными, понимаешь? Подумавшими так же, как «в газете». А то, что кто-то просто украл еще не оформившуюся мысль… – она полезла в сумочку и выудила оттуда сигареты, – это ерунда. У нас чего только не воруют.
Ласкез невольно рассмеялся. Мирина Ир закурила. Когда она выдохнула первое облачко дыма, он все же уточнил:
– То есть суть вашей профессии – не давать свою оценку, а предугадывать чужую? Разве это не скучно?
Женщина снова подняла брови и покачала головой с некоторым самодовольством:
– У меня уже есть репутация. Я пишу то, что думаю. Я больше не ворую мысли, я их дарю. Вот так.
Он кивнул. Он не был уверен, что действительно понял ее, но идея звучала интересно. Мирина Ир сделала еще пару затяжек, а потом вернулась к теме:
– «Идущие домой» – тяжелая книга. Если бы она была об алопогонных, вряд ли бы она кончилась именно так. Исчезновением Тьмы. Обрушением зданий. Убийством Близнеца и Механика, арестом Замарашки…
Ласкез вздрогнул. Он вспомнил, чтó не давало ему покоя даже спустя несколько дней после того, как он закрыл книгу в темной обложке, на которой не было ничего, кроме приоткрытой двери. Он спросил:
– А как вы думаете, куда делись другие трое? Мечтатель, Страж, Поэтесса? Ведь повествование обрывается после описания того, как на острове осыпалась башня. Они… выбрались из-под обломков?
Ла Ир посмотрела ему в лицо. Ее глаза были пронзительно-карими, Ласкез отметил это еще в первый раз и поймал себя на мысли, что это редкий оттенок. Не характерный для киримо в целом, он чаще встречался у ками и лавиби. Похожий цвет глаз был у Джера, у Капрама Пагсли и…
– Я всегда верила, что они сбежали. И ло Аллисс говорил, что верит. И наш с тобой милый друг, Роним, тоже. Я обсуждала с ним эту книгу.
– Ему нравится? – с любопытством спросил Ласкез.
– Нет. Он чересчур умный. А история слишком запутанная.
– Но он любит детективы…
Она притушила окурок о край урны. Затем задумчиво оглядела его со всех сторон, выбросила и поднялась на ноги.
– Прелесть детектива заключается в том, что автор как правило заботлив, он почти всегда бросает читателю хлебные крошки. Как… в сказках. Идя по этим следам, читатель находит развязку и искренне думает, что сделал это, потому что крошки обронили случайно. Иногда даже ругает предсказуемый финал, не совсем понимая, что суть книги не в финале, а в цепи событий, которые к нему привели, и вот их-то не предугадать, потому что они могут быть какими угодно. Хо' Аллисс же… – тут она издала легкий смешок. – О, мой друг… Хо' Аллисс – писатель злой, жадный. Он вовсе не дает подсказок, не бросает крошек. Невозможно понять, о чем «Идущие домой», если ты не был там. А там никто не был. Проводишь меня? Я боюсь, девочка перепугается…
Женщина взяла цветы. Ласкез кивнул, встал и потянул за поводок Бино. Они направились к крыльцу подъезда, и неожиданно ла Ир спросила:
– Кто твой любимый персонаж, Ласкез, в той книге?
Он ответил, почти не задумываясь:
– Страж. Он первым выступил против военных… чтобы защитить крылатых, когда их стали истреблять. И до этого он всегда всех защищал.
Она серьезно кивнула. Затем поднялась на пару ступенек и обернулась:
– А тебе или кому-нибудь из твоих знакомых нравится Поэтесса?
Ласкез почти сразу кивнул:
– Моему лучшему другу. Он любит дерзких женщин. А она ведь была очень смелая. Связная в деле, и…
Мирина Ир улыбнулась.
– Да. Она была дерзкой. Мне тоже она очень по душе.
По пути до своей лестничной клетки они почти не говорили.
* * *
Ронима не пришлось будить. Он, уже одетый и удивительно бодрый, был на кухне. Готовил что-то на завтрак, зажимая сигарету в углу рта. В приоткрытое окно пробивался холодный ветер.
– Благодарю, что вывел его. – Сыщик обернулся, наблюдая, как Бино деловито направляется к своей миске, где уже лежало немного свежего мяса и размоченного хлеба. Потом внимательно посмотрел Ласкезу в лицо. – Не слышал, как ты ушел.
Ласкез сел к небольшому столу.
– Ты спал как убитый. Думал, проспишь весь день.
– У меня… – Роним стряхнул пепел в банку из-под консервов, – нет такой привычки. Утром лучше соображается.
– Она тоже так сказала.
Серый детектив, приблизившись, поставил на стол кастрюльку с черножаром. Ласкез задумчиво взглянул на две щербатые чашки.
– Она?… – уточнил Роним.
– Ла Ир. Она там во дворе… работала. Обдумывала рецензию.
– Накрашенная и с цветами?
Ласкез, начавший разливать напиток, удивленно поднял глаза. Сыщик фыркнул и выразительно постучал себя согнутым пальцем по лбу:
– Дедукция, конечно…
Но почти сразу, отодвигая одну кружку, он пояснил менее весело:
– Ты же понимаешь, в Аджавелле не получится так хорошо жить, просто пописывая статейки и сдавая квартиру оборванцу вроде меня. У Мирины много поклонников. Всегда было. Как поклонники ее острого ума – те же писатели, так и…
– Я понял.
– Ты также должен понимать, что в Большом Мире это нормально.
Роним снова отошел к плите. Он снимал со сковороды и выкладывал на тарелку куски поджаренного хлеба с сыром. Наблюдая за ним, Ласкез просто ответил:
– Меня это не касается. Главное, чтобы на Тауру эти поклонники не обрушились.
Роним потушил сигарету, вернулся и, поставив тарелку с тостами, сел напротив. Он внимательно посмотрел Ласкезу в лицо.
– А может, было бы к лучшему?… Ла с поклонниками почти всегда могут надеяться на защиту.
– Она совсем ребенок, боится этого, – отрезал Ласкез. – Пусть, глядя на нее, ты мог подумать…
Он осекся. Вспомнил ту встречу на Позвоночном вокзале и кое-что еще, вздрогнул, быстро взял с тарелки хлеб. Но кусок не лез в горло, что-то мешало… Может быть, внимательный взгляд детектива. Ласкез вернул тост на место и, вздохнув, продолжил:
– Там, в Такатане… ею интересовался твой бывший Вышестоящий. Тавенгабар. Как оказалось, кстати, он… был алопогонным. И он снова с ними. Ты знал?
Роним, потянувшийся было к тарелке, замер. Выражение его лица стало настороженным и тревожным, но нисколько не удивленным.
– Да.
– Сиш Тавенгабар, – Ласкез отпил из чашки, – друг отца моего друга. Того самого друга, с которым мы покинули Кров. Тавенгабар приезжал на Выпуск. И…
Он опять запнулся. Затем сделал усилие и с расстановкой произнес:
– Я знаю, что ло Паолино тоже был алопогонным. Отец моего друга был алопогонным. И этот кот. И… еще один человек, Грэгор Жераль. Я не могу быть уверен, но почему-то мне кажется, что ты и это имя знаешь.
Сыщик кивнул, но промолчал. Он не опускал головы, взгляд оставался таким же сосредоточенным и напряженным. Мог ли он… наброситься на него? Ласкез не знал, но гнал от себя эту мысль подальше. Он решился. Нужно было договорить.
– Я должен знать, Роним. За что управитель попал в тюрьму? Что-то связывает тебя с ним? Может, ты…
Роним протянул руку. Ладонь замерла, так и не коснувшись плеча Ласкеза: тот отпрянул к спинке стула. Он и сам не смог бы объяснить, что его так напугало, но…
– Что ж. – Сыщик убрал руку. – Ясно.
– Я…
– В первый вечер ты рассказал мне, сколько вас сбежало. Как вы сбежали. Зачем? – Роним достал из пачки новую сигарету. – Я могу без особого труда, отследив ту радиограмму, вычислить, где вы прятались и… чуть труднее, но это тоже возможно… где вас подстеречь. – Он зажал сигарету губами, не сводил с Ласкеза глаз. – И только теперь ты задумался о… доверии? Ты опоздал. Это могло стоить тебе жизни.
Ласкез сидел, откинувшись назад. Он сжал руки в кулаки, его била предательская дрожь.
– Роним.
– Тебе стоило думать раньше, – невнятно произнес детектив и чиркнул спичкой. Из-за сигареты во рту мужчины интонацию определить не получалось, Ласкез напрягся еще больше.
– Послушай…
Он затянулся.
– …как и о том, что, будь я на их стороне, я уже придушил бы тебя, а девчонку сдал. Она выглядит слабенькой. Алопогонные бы с легкостью…
– Я…
На этот раз сыщик дал себя перебить.
– …понимаю. Просто…
Роним зажал сигарету в пальцах. Подпер другой рукой щеку. И выжидающе поднял брови:
– Просто?…
От кончика сигареты вверх тянулась ниточка дыма. Она завивалась в ленивую рассеянную спираль, Ласкез сосредоточил взгляд на ней, это было легче, чем смотреть в голубые спокойные глаза человека, с которым приходилось вести сложный разговор. Но этот разговор был важен. Лучше было завершить его сейчас.
– Я хочу знать, – Ласкез постарался говорить твердо и сел прямо, по-ученически складывая руки на столе. – Что вообще означает «их сторона».
– Секреты. – Роним сделал еще одну затяжку. – Старые секреты.
– Какое отношение ты имеешь к этой «стороне»?
Сыщик тяжело вздохнул, отпил из чашки и произнес:
– Никакое. Я ненавижу алопогонных. Ненавижу всех, кроме одного.
Удивительно, как жестко и эмоционально Серый детектив произнес одно слово – «ненавижу». Остальные слова казались бесцветными. Ласкез закусил губу.
– Управителя?
– Да. Будешь… – угол тонкого рта слабо дрогнул, – допрашивать?
Ласкез серьезно кивнул.
– Давай.
– Откуда ты его знаешь?
– Он и его брат были детьми хозяина частной портовой компании в Галат-Доре. Мой отец служил охранным, сопровождал грузовой поезд. Матери не было, и он таскал меня с собой, вот мы и подружились с ребятами. А потом…
Кончик сигареты медленно тлел. Дым бежал вверх.
– Миаля отдали в Корпус. Он сдружился с этой мерзкой гадиной, с Грэгором Жералем, и нашел еще двух дружков, Тавенгабара и Лирисса. Они четверо стали лучшими на курсе, потом вошли в Алую Сотню – элиту подразделения. А я… – заметив, что пепла стало слишком много, Роним стряхнул его на стол, – был уже для него сероват, понимаешь? Не тот уровень. Нет, мы не поссорились, но наши дороги разошлись. В следующий раз мы столкнулись несколько юнтанов спустя.
Роним задумался. Он явно подбирал слова. Ласкез ждал продолжения, но, как ни странно, уже сейчас ему стало легче. Он даже взял кусок уже остывшего хлеба и начал жевать. Сыщик, заметив это, слабо улыбнулся, но тут же помрачнел.
– Было одно дело, где участвовало несколько военных отрядов. Думаю, тебе пока неважно знать, эта история осталась в прошлом. Так или иначе… Миаль допустил ошибку, двое из его четверки пострадали, хотя, на самом деле, с той бойни вообще мало кто выбрался живым. Миаль ушел в отставку. А Тавенгабар…
– Это ведь… он пострадал? – уточнил Ласкез.
– Да. Я не в курсе, как, знаю, что серьезно. Когда он восстановился, то перешел во Второе подразделение, где поспокойнее, но, видимо… – Роним слабо усмехнулся, – недостаточно просто снять их мундир. Что-то всегда будет тянуть назад.
Роним замолчал. Затянулся в последний раз и потушил сигарету, а потом слегка подался вперед.
– Больше мне нечего рассказать, кроме одного, и это я уже говорил. Миаль важен для меня, я хотел бы выручить его. А также… – он все-таки тронул Ласкеза за плечо, – я сделаю все для его детей. Для тебя, твоей сестры и…
Они опять посмотрели друг другу в глаза.
– Благодарю.
– Я еще ничего не сделал.
– За другое.
Ему стало легче ровно на один полученный ответ, но это было уже немало. И он наконец почувствовал, что действительно проголодался за это утро.
* * *
Дул ветер – такой же, как в первый день. Ласкез ощущал его, хотя окно в машине было едва приоткрыто. По идее, ветер, соленый и порывистый, должен был напоминать те ветра, что дули близ Крова, но почему-то не напоминал. Возможно, потому, что был ледяным. Невероятно, но Роним его особо не замечал. Как и Бино, развалившийся на заднем сидении.
Ласкез впервые видел город в дневное время, поэтому приглядывался особенно внимательно, то и дело вертя головой. Изучал здания и улицы, становившиеся ближе к центру изящнее и необычнее, – не то что жилые районы, полные однотипных клеток. Город вырастал на глазах. А вот неба, отгороженного высокими крышами, становилось меньше.
Тут, казалось, и не жили вовсе: всюду лавки и конторы, банки и офисы, парковки и больницы. Центр был небольшим, его отделяла застроенная бежево-голубыми зданиями Осевая улица, на деле почему-то представлявшая из себя правильное кольцо. Красивые постройки с башенками тоже вряд ли были жилыми: слишком много здесь сновало строго одетых людей.
– Деловой город… – негромко произнес Ласкез. Роним усмехнулся.
Первым местом, куда они приехали, был ярд, где через большие окна можно было рассмотреть происходящее в кабинетах. Серопогонные все так же суетились, а еще на этот раз Ласкез отчетливо услышал отдаленные лай и вой, вызывавшие внутри неприятное чувство беспокойства. Роним сам указал на одно из зданий, низкое, продолговатое и единственное непрозрачное здесь.
– Серая псарня.
Едва машина остановилась на открытой парковке, Бино возбужденно сунул морду в окно. Роним удержал его за загривок.
– Не выпустишь?
– Убежит… – отозвался сыщик. – Знаешь, я использую его в работе, но никогда не буду держать среди служебных, хоть мне и предлагали.
– Почему?
– Звери прирученные, но не знающие одного хозяина, вырастают другими. Поэтому они так часто воют. А Бино…
Доги лизнул Ронима в руку и улегся обратно на сидение. Сыщик улыбнулся:
– Как видишь. Он нас подождет.
Они вышли из машины и миновали три ряда других – в большинстве своем таких же блеклых и старых, но Ласкез, до недавнего времени почти не видевший автомобилей, с интересом их разглядывал.
– Однажды я тоже заведу собаку, – мечтательно сказал он. – Может, хотя бы служебную…
Роним, прикуривая очередную сигарету, повернул голову:
– Служебную?… Я не спрашивал, но кем бы ты хотел стать, когда…
Он осекся. Ласкез мягко закончил за него, поправив:
– …если все кончится.
Роним нахмурился.
– Поверь, обстоятельства не безысходны.
– Поэтому ты стал столько курить с момента, как о них услышал?
Они посмотрели друг на друга, и Ласкез усмехнулся. Слегка ускорил шаг, прежде всего радуясь тому, что сыщик, наверное, забыл про заданный вопрос. Роним почти сразу догнал его, зажал сигарету между пальцев, открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел.
– Какие люди! Так и знал! Ты собрался поселиться на работе и пацана поселить?
Капрам Пагсли скучал перед входом в ярд, вальяжно рассевшись на ступеньках. Он не обращал особого внимания на других серопогонных, сновавших вокруг, только морщился, если служебные животные – доги и лапитапы – тянули к нему морды. Ками поднялся, когда Роним и Ласкез подошли почти вплотную, и пожал обоим руки. Ладонь Ласкеза он коротко и болезненно сдавил, руку Ронима – задержал в своей довольно надолго и сощурился:
– Сигарета. А кто сказал «не больше трех в день»?
– Откуда ты знаешь, что это не первая и не вторая?
Роним интересовался без раздражения или замешательства. Губы даже дрогнули в усмешке. Пагсли слегка пожал широкими, обтянутыми кожаной курткой плечами:
– Я не из ушлых барсуков, ложь не секу, но нос у меня есть. И он подсказывает, что это уже даже не шестая. Завязывай, старина.
Роним не ответил. Судя по тому, что у него пропала улыбка с лица, он собрался заговорить о серьезном, но Пагсли шутливо подмигнул Ласкезу и сообщил:
– К тому же, может, ты не знаешь, парень, но в Большом мире мода на курево посложнее. Сигаретами балуются разве что непослушные детишки, студенты да самки. У уважающего себя самца должна быть трубка.
– Пагсли, – Роним вздохнул. – Хватит.
Но он опять улыбался, выдыхая дым уголком губ.
– Как дела?
Пагсли слегка присвистнул:
– Ты был тут недавно. Никак, ничего нового, самолеты к океану сегодня не летали, но и обратно не возвращались. Новостей нет, а Бéрта… – он неопределенно повел рукой себе за спину, – да, ждет, поэтому я и вышел, зная, что увижу твою физиономию. У нее, говорит, завал, поднимись-ка сам. Ей есть что сказать по… дельцу. Пацана не бери, начальство тут.
Роним кинул на Ласкеза быстрый взгляд. Кивнул.
– Значит…
– Вряд ли. Сложно это, учитывая, что красных крыс набежало…
– Ладно. Подожди здесь.
Роним поднялся на крыльцо. Ласкез остался на месте, напряженно глядя на спину детектива. Тот не обернулся и вскоре прикрыл за собой дверь. Ками, стоя в прежней небрежной позе, – руки в карманы, ноги широко расставлены, – хмыкнул:
– Замерз?
– Терпимо, – поспешно отозвался Ласкез и закутался в шарф.
Пагсли кивнул. Вид у него был любопытствующий:
– Слышал, на ваших островах тепло. Наверное, здорово. Снег-то хоть выпадает?
– Случалось, но ненадолго. Там правда было здорово. И… – Ласкез твердо закончил: – Было и есть. Там – здорово.
Пагсли уловил его настроение. Цокнул языком, подергал сам себя за ухо и бросил, вроде бы не обращаясь напрямую:
– Знать бы, что там происходит, да?
– А вы не в курсе?
Ласкез задал вопрос, не особенно на что-либо рассчитывая. Конечно, ками только пожал плечами.
– В Малом мире диковато. И волки, и болота, и жара, и бури… все может быть. Вплоть до того, что этот туман оказался живым, да и сожрал… – Он хлопнул себя по лбу. – Извини. Зря я так. Нелегко тебе пришлось, да и Роним, он…
– Что? – невольно Ласкез подался вперед. Пагсли улыбнулся:
– Ему был по нраву этот ваш Кров. Он ведь хотел ну… выбраться к тебе. Совсем незадолго до… ну ты понял.
Он стал говорить тише и как будто скомканнее, спохватившись, что болтает лишнее. Но Ласкез все разобрал и почувствовал, что его сердце забилось чаще. Значит…
Пагсли следил за его лицом. Видно, что он был доволен. Ухмыльнулся, отчего сильнее обнажились торчащие бивни, и сказал все тем же тихим голосом:
– Знаешь, он достался мне уже таким.
– Кто?…
Пагсли досадливо скрестил на груди руки и склонил голову, подбирая слова.
– Да наш гений сыска. Нелюдимый он. Никого у него нет. Разве что псина эта да я. И где только всех друзей и самок растерял, и…
– Растерять друзей удивительно легко.
Ласкез произнес это, а перед его глазами предстали Джер и Тэсс. Он вдруг подумал, что в какой-то мере… даже здесь, при нынешних бедах, подражает Рониму. Оставил всех, кого любил. Не знал, как вернуться к ним. Постоянно за них боялся.
– Со мной такого не случалось, – категорично сообщил ками. – Мои друзья – как мой выводок. Даже те, кто старше меня.
Он гоготнул. Ласкез, обдумав его слова, кивнул.
– Значит, вам повезло.
Они помолчали. Потом Пагсли спросил:
– Документы-то есть у тебя? Успели вам их…
Ласкез покачал головой. Ками без особого удивления покивал:
– Так и думал. Я слышал, сироткам вечно зажимают син-карты, чтобы они не удрали до Выпуска. В шестнадцать ведь уже хочется на свободу.
Ему тоже так казалось – совсем недавно. Сейчас он, пожалуй, многое бы отдал, чтобы отказаться от свободы.
– Мы с Ронимом озадачимся, – пообещал ками. – Знакомых у нас – вал, в регистрационной службе тоже. Устроим тебе… и сразу почувствуешь себя полноценным членом Син-Ан, да славится она…
– Благодарю.
Ласкез задумался. Хочет ли он быть «полноценным членом Син-Ан», если Син-Ан позволяет исчезать целым островам и держит в неволе целые континенты. Впрочем… чушь в духе книжных бунтарей и преступников. Конечно, хотел бы. И документы. И хотя бы относительную безопасность, и место в этом мире, и…
– Роним идет.
Ласкез обернулся. Детектив появился в дверях.
– Слышишь, пацан…
– Что?
Пагсли понизил голос. Сейчас он не улыбался.
– Ты что-то значишь для него. Его друзья – мои друзья. Но если с ним вдруг что-нибудь случится из-за тебя…
Звук, который он издал вместо того, чтобы договорить, напоминал низкое рычание из самой глубины мощной грудины. Маленькие глаза сузились, губы поджались; впрочем, стоило Ласкезу кивнуть, лицо Пагсли разгладилось. И все же… Ласкез сомневался, что сможет так просто забыть сказанное.
– Нам пора.
Роним поравнялся с напарником. Тот кивнул:
– Мне тоже. Еще не обедал… съезжу в блинную.
Капрам Пагсли проводил их до парковки, где сам вскочил на блестящий хромированный мотоцикл, завел его и огласил округу громким ревом мотора. Мужчина не стал тратить времени на прощания, ограничился взмахом руки и помчался прочь, вскоре скрывшись из виду. Роним открыл дверцу машины и, уже сев за руль, уточнил:
– Не обижал?
Ласкез покачал головой.
– Он славный, – заметил сыщик.
– Да, мне тоже так кажется. А что тебе сказала твоя знакомая?
Машина тронулась, Роним начал аккуратно выводить ее с парковочного места. Не поворачивая головы, сосредоточившись на том, чтобы не задеть чей-нибудь не в меру беспокойный живой транспорт, сыщик ответил:
– Нам… не стоит связываться с твоим другом. Сигнал, который передал он, не поддается сторонней дешифровке, так как послан на выделенной частоте. Мы такой послать не сможем, даже если используем рабочие частоты серопогонных. Всегда есть риск, что…
– Перехватят?
– Да.
Машина поехала быстрее. Роним посмотрел на Ласкеза, как тому показалось, виновато.
– Пусть свяжется с тобой сам. Подождем немного.
Он снова подумал о сестре. О Джере. О тревожной, ничего не объясняющей радиограмме. А потом о другом. «Но если с ним вдруг что-нибудь случится из-за тебя…»
– Хорошо, – сказал он, отворачиваясь к окну. – Куда едем?
Детектив, казалось, колебался. Наконец негромко произнес:
– Есть место, на которое стоит посмотреть… хотя вряд ли это поможет.
* * *
Башня не напоминала алые цитадели Акра Монтара. Здесь не было ни вычурных фронтонов, ни высокой крыши, ни хоть каких-нибудь резных украшений на фасаде. Более того, башня точно так же, как многие служебные здания вне центра и Осевой улицы, походила на клетку. Так же, как жилые многоэтажки, так же, как ярды. Что-то подсказывало Ласкезу, что алопогонные здесь чувствуют себя далеко не так уютно и вольготно, как их соратники в Такатане.
Окна были большими. Но рассмотреть, что происходит внутри, было нельзя: стекла оказались тонированными. Так, что алая башня напоминала огромную муху, которая таращится десятками черных поблескивающих глаз.
Ласкез и Роним оставили машину в переулке и, подойдя к настежь распахнутым кованым воротам, остановились. Из служебной будки к ним высунул голову молодой ки с черной поблескивающей чешуей.
– Могу ли я вам помочь? Что-то ищете?
Ласкез вздрогнул, когда зеленые глаза уставились на него. Роним ответил совершенно спокойно:
– Благодарю. Полагаю, нет. Я… показываю моему другу виды города.
Охранник оживился, дружелюбно кивнул и быстро облизнул губы.
– О, можете подойти поближе. Или осмотреть холл. У нас часто бывают приезжие.
– Мы подумаем, – так же ровно отозвался сыщик. – Время есть.
Ки исчез. Ласкез сделал вдох. У него, видимо, не получилось скрыть облегчения, смешанного с удивлением, но говорить об этом вслух он не стал. Просто задрал голову, утыкаясь взглядом в два флага на шпиле странной клетки – ярко-красный и черный с символом Син-Ан – восемью стрелами. Оба флага развевались на ветру, но здесь даже ветер будто бы старался вести себя тише.
– Идем.
Пальцы детектива сжали плечо. Ласкез подчинился. Когда они зашагали вдоль стены назад, Роним одними губами шепнул:
– Не оборачивайся. Глаза тебя выдают.
Они вернулись в машину, но детектив не спешил трогаться с места. Заведя мотор, он сидел прямо, неподвижно, будто чего-то ждал. Наконец он посмотрел на Ласкеза, слегка наклонившись к нему.
– Успокоился?
– Я не…
Роним вынул очередную сигарету, но пока просто вертел ее в пальцах. Казалось, он думал. Наконец ровно произнес:
– Он здесь. Все еще здесь. Наверное, мы могли бы даже спросить прямо – у дежурного. И получили бы ответ.
Ласкез вжался в спинку сидения. Не дожидаясь вопросов, сыщик объяснил:
– Они не держат ворота открытыми. Только когда ставят капканы. А в капканы они ловят… – он все-таки сунул сигарету в рот и полез за спичками, – на живца.
Роним приоткрыл окно и выдохнул дым, ладонью рассеял его остатки. Ласкез впервые почувствовал дурноту, а ведь он уже почти привык, что детектив курит.
– Они ждали тебя?… Нас?…
Роним вздохнул.
– Здесь, конечно, может быть и какой-то другой заключенный. У которого тоже есть… друзья, которых поджидают. Но об этом точно надо спрашивать.
– И они… ответят? – не поверил Ласкез.
Машина тронулась и вскоре выехала на дорогу. Начал накрапывать дождь.
– Да, – хмыкнув, Роним сделал еще затяжку и стряхнул пепел в окно. – Они же дружелюбны и удовлетворяют все прихоти граждан. Ответят. Только никакой гарантии, что не спросят, зачем тебе это. И что спросивший об этом не будет лавиби. А ложь – это уже повод к задержанию. Так или иначе…
– Осталось изобрести невероятный план? – с горечью уточнил Ласкез. И, понимая, что не будет заставлять сыщика врать, задал другой вопрос: – Куда теперь?
– Туда, где спокойно.
Серый детектив явно хотел подумать в тишине, а Ласкез решил не мешать. За окном посерело. Даже дома Осевой напоминали тучи, лишь кое-где сверкали одинокие освещенные окошки, реклама и вывески. Ласкез тоже попытался думать. О невероятном плане, об управителе, о Пагсли, но мысли путались. И он стал просто считать пятнышки света. Думая, что, может быть, в Такатане – или на борту Странника – их считает Тэсс.
* * *
Машина выехала к заливу, на высокий участок набережной. Здесь устроили парковку, по крайней мере, была разметка, но сама площадка пустовала. Места отчертили так, чтобы автомобили могли встать капотом к воде. Так Роним и сделал, пробравшись в дальний ряд. Здесь он опустил стекла.
Ветер усилился, стал еще более соленым и прохладным. Но то ли Ласкез постепенно привыкал, то ли машина была развернута так, что порывы ветра не попадали в салон. Открывшийся вид – на холодный и голый Небесный сад, на мутную линию его края, на пенящиеся волны и изгибающийся сбоку участок косы – не давал обращать внимание даже на особенно настойчивые дуновения.
По пути они купили себе трэм и áцу – что-то вроде местных бутербродов с рыбой, на белом лóбесовом хлебе, которые подавались горячими, и внутри них ощущались сладкие кольца поджаренного лука. Бино, учуяв запах, немедленно просунул голову между передними сидениями, и Роним скормил ему сразу половину своего бутерброда.
– Так что?…
Голос детектива заставил Ласкеза, смотревшего вперед и выискивавшего в заливе хоть один корабль, повернуть голову.
– Что?
Роним тоже вглядывался вдаль. Он – впервые за время долгой прогулки – почти казался расслабленным и улыбался.
– Твое будущее. Что ты собирался делать после Выпуска? Думал об этом?…
Ласкез сделал маленький глоток из стакана.
Трэм уже не обжигал горло, но был приятно теплым.
– Что я собирался делать? Найти тебя.
– А дальше?
Он уставился на свои колени. Потом снова на воду.
– Дальше пристроить Тэсси. Она Зодчий. Она заслуживает чего-то очень хорошего.
– Зодчий, – задумчиво повторил Роним. – Вот как… ты не говорил.
– Это открылось после того, как вы улетели. И… в общем, она может стать хорошим инженером-конструктором. Сама собрала беспилотник. Она…
– А ты? – перебил сыщик. Ласкез хмыкнул:
– А я обычный. И я хотел бы стать…
Он глубоко вздохнул. Бино ткнулся носом ему в плечо, и он не глядя протянул доги остатки ацу. Тот начал громко жевать; как ни странно, лязганье мощных челюстей над ухом немного успокаивало. Ласкез мысленно махнул рукой на все, в чем сомневался эти несколько дней, и закончил:
– …как ты. Пойти в Серый Корпус. Конечно, без всякой помощи… я сам поступлю, я занимаюсь для этого… Сам как-нибудь добуду документы и… вот.
Он замолчал. Заставил себя улыбнуться и небрежно прибавил:
– Понимаю, глупость.
Ласкез повернул голову. Роним смотрел оценивающе и задумчиво. Наконец на его лице тоже появилась слабая улыбка.
– Глупо звучит только идея с документами. Это не так просто. Но с этим мы разберемся.
– Отец моего друга вроде бы задействовал свои знакомства, я даже оставил след, мы должны были встретиться, и тогда я бы получил их, но теперь…
Я вообще не знаю, что с нами будет. Но озвучивать это лишний раз не хотелось.
– …теперь, думаю, ему не до того.
Роним все еще улыбался:
– Не торопись. И даже если ты прав… мне «до того». И Пагсли. Хотя он тебя едва знает. Ты не пропадешь.
Больше он ничего не сказал. Даже не закурил, просто отвернулся к воде. Его лицо по-прежнему было спокойным, кажется, он выбросил из головы лишние мысли или спрятал их достаточно глубоко. Пальцы рассеянно теребили шерсть на массивном лбу Бино, тянущего морду вперед.
– Знаешь, я не выбирался сюда уже несколько юнтанов.
За окнами продолжал идти дождь. Впереди шумел океан. На краю неба вдруг появился маленький силуэт корабля с белыми – не алыми – парусами. Ласкез подумал, что смог бы полюбить этот город. Когда-нибудь. Если…
…Если все закончится.