Читать книгу У черта на куличках - Елень Романовъ - Страница 2
Начало
ОглавлениеКак всё началось, помнит только Вода. На исходе безвременья великое предвечное Море отступило, и из него на песок вышел первый Колдун. Он принес Огонь. Огонь был свиреп и безжалостен, как первозданный мир. Он был неуправляем. Колдун желал подчинить Огонь, но тот не хотел служить ему – пепел и дым шли подле него. Тогда человек отправился к воде узнать, как заставить Огонь покориться. Холодное, притаившееся во мраке Море шептало ему о жертве, и Колдун отсек палец с руки, бросив его волнам. Кровь обагрила соль и камень. Два дня и две ночи ждал он на берегу ответа у Моря. Два дня и две ночи Море молчало. Но на рассвете третьего дня, в глубине, откуда поднимается солнце, родился Змей – слабый, как ребенок, и сильный, как порождение стихии. Море отдало дитя Колдуну, и тот заточил Огонь в нем.
Змей рос подобно дереву, зверю и человеку: долго, дико, подневольно. Он слушался слова, но сам не мог говорить, когда он сказал Колдуну: «Ты мне никто, я сильнее тебя и не желаю служить тебе», – тот проклял его молчанием, чтобы Огонь в нем не знал голоса. Немое дитя не в силах было ни возразить, ни подчиниться, раздираемое на части запертой в нем стихией – ее возмущенная ярость жгла леса и луга, превращая поля в пустоши, а камни – в угли. Но как ни пыталось пламя обжечь Колдуна, ничего у него не выходило: кожа человека, расцветая лепестками легчайших ожогов, к рассвету вновь становилась белой. Тогда сила Змея обрела руку и разум, но не сердце. Сердце его горело Огнем, мечтая о свободе. Ночью, пока Колдун спал, измученный снами и явью Змей вернулся к Морю – волны жгли ему ноги, не слыша голоса. И он покорился. Змей научился служить Колдуну, отпускать Огонь и сдерживать его, и с каждым днем его свирепая сила, послушная чужой воле, слабела.
Остановить Змея могла лишь Вода – проклятие, что лилось с неба, окружало удушливым белым туманом в низинах, таяло под ступнями росой и снегом, жгло, разъедая кожу, впиваясь в тело гнойными язвами. Колдун наложил чары на одежды Змея, чтобы злая влага не ранила его, но в ненастные дни в очаге их дома никогда не гасили пламени – зверь погружался в него целиком, и тело его облепляла искрящаяся рыжая мошкара.
В первый сухой день поздней осени Змей отправился в Лес к Дереву – жечь всяк облетающий лист, не касаясь Огнем ни одной из ветвей. «И держись подальше от людей!», – повелел Колдун, застегивая на нем плащ и укрывая голову капюшоном, чтобы прячущиеся в ветвях капли не кусали его. Змей кивнул, обещая исполнить наказ, и скрылся в ветвящейся глубине. Там он беспечно играл с ветром, разевая тихую темную нору рта и радуясь своей привольной игре. Он жег только-только отрывающиеся листы, листы, ложащиеся к самым корням, ловил их силой своей близко-близко к запрету, пока не услышал далекие крики среди безграничной лесной и своей тишины.
Люди были в лесу, забирая у него то, что он им давал. Неразрывно связанные друг с другом, они выкрикивали свои имена гулкими голосами. Змей хотел послушать их, только послушать. Бесшумный, и оттого невидимый – вне тончайшей паутины их зова – он крался среди серых стволов всё ближе и ближе.
Женщина с выцветшими волосами, выбившимися из-под рябого платка, с вывернутыми наружу швами на юбке, в которой она бессильно путалась, как в самом воздухе, уходила из Леса ни с чем, проклиная дождь и голод, наполнявший ее пустой живот страхом. Змей слушал ее жалобы в тайнике между рыхлых стволов, щипавших его водой. Стая тощих волков кружила поблизости, втягивая в ноздри запах пришелицы, гневившей Бога роптанием. Лес дарил своим детям сухое мясо этой случайной жертвы и право выпустить из него ослабевшую душу. Звери бросились к Женщине, но Змей укрыл ее за стеной Огня, испугавшего волков сильнее, чем Голод. Когда же пламя угасло, она выскочила из круга золы (в какую превратились мох и деревья, еще мгновения назад бывшие мхом и деревьями), и бросилась прочь.
Она бежала сквозь лес, не разбирая дороги, разрывая одежды о колкие обломки сухих стволов, валилась на землю и поднималась вновь. Ее ожоги и слезы привели охотников, явившихся убить Демона. Сила Змея не была безгранична: мстительный Огонь, прогорая, оставлял его – отрекшегося от своей истинной природы – беззащитным. Люди кололи Змея острыми палками и бросали в него камнями, загоняя исчадье Ада к скалам, где, сорвав с него плащ, скинули в самое темное ущелье, обрекая на долгую мучительную смерть в сырости.
Колдун искал день, искал ночь, пока жители деревни не рассказали ему о чудовище, замурованном ими в пещерах. Он бросился к скалам, проворно карабкаясь вверх, оставляя кровь на камнях, что впивались ему в ступни и ладони – волосы бились ему в глаза, ветер слепил потоками ледяной воды – силой своей Колдун поднимал валуны, но нигде не мог отыскать Змея. Морозная ночь расползлась по земле, как слизь, и черная стылая тьма пожрала душу Колдуна. Он звал отчаянно, моля и заклиная откликнуться. Эхо несло его голос по ветру. А когда тьма потекла от света в ущелье, Колдун заглянул в бездну, чтобы увидеть там, под толщею мрака, призрачный свет Моря, укрытого веками. Змей был прозрачен, как саламандра, выгоревшие вены вились у него под кожей пересохшими прутьями, все его пальцы, кроме одного, почернели. Он был неподвижен. И тогда Колдун познал страх. Он спустился на дно сырой темноты, поднял Змея с камней – тот повис у него на руках, ускользая из них, точно пойманная волна. Колдун снял Проклятие, чтобы Змей никогда больше не был безмолвен, и тот разомкнул уста воем глубинных рыб. Эхо несло его голос по ветру. В сердце Колдуна родилась жалость – острая, как игла с серебряной нитью, в сердце Колдуна родилась злоба – беспощадная, как камень, летящий в ребенка. Он ходил за Змеем три дня, лечил его пламенем и дымом целебных трав, а когда зверь обрел прежнюю силу, первое, что приказал Колдун: уничтожить деревню. Змей уже не умел возразить, и сжег каждый дом, сарай и святилище, но не тронул ни одного человека. Ужас наполнил сердца людей – обескровленные, они понесли весть по свету о страшном чудовище, что пожрало Огнем их дома. Но то была ярость Колдуна – не Змея.