Читать книгу Лиса. Аркан пророчества - Елена Альбертовна Жукова - Страница 15

«Никогда не думал, что жизнь может измениться в одночасье. В один миг, в одну секунду. Но так оно и произошло. Я, который был искушен в любви, который соревновался в количестве покоренных сердец и не только их с самим Астаниэлем, попался как мальчишка на наивный, открытый взгляд дочки травницы. Но я слишком тороплюсь. Пожалуй, лучше все же изложить все по порядку.

Варг, добрая душа, довез меня до моих новых, не особо-то и желанных земель и отбыл, оставив одного перед гордо вздымающимися стенами Шерской крепости. Оглядывая их, я совсем потерял надежду выполнить задание Ордена. Где, помилуйте, Боги, я должен был найти проклятое пророчество? И главное, когда? Судя по размеру крепости и, как я верно полагал, немалой территории, кою эти стены защищали, найти искомое мне светило лет этак через двести. Потому я, отринув надежды и предъявив страже на воротах бумаги, смело отправился вступать, так сказать, в наследные права. Как я уже упоминал, наследников, кроме меня, у этого богатого имения не имелось, а потому и козней мне, по моему разумению, строить было некому. Как же я тогда ошибался. Все, начиная с управляющего и заканчивая самым последним нищим в этом городке, воротили от меня нос, почитая нового асса Шерского за рамельскую деревенщину. От открыто враждебных действий их удерживала моя магия, но, девочка моя, если бы ты видела выражение их лиц, когда они считали, что я не вижу, если бы слышала, о чем шептались слуги, не подозревая о том, что простым заклятием их слова легко проникают в мои покои. Если бы ты обо всем этом знала, то ни за что бы не захотела оказаться тогда на моем месте. Одинокий и почти потерявший надежду когда-нибудь вернуться к прежнему образу жизни, я пребывал в подавленном состоянии.

Хотя, отдать мне должное, я тоже не был особо нежен в отношении к окружающим. И на конюшнях порол, хорошо хоть не самолично, и даже вызывать наемного палача приходилось, правда, казнил лишь за кровавые дела. Ну да не о том сейчас.

Наберясь терпения и сбросив первоначальный сплин, я принялся за создание комфортных условий. Но, наведя порядок в собственном доме посредством замены одних работников на других и разобравшись с местной стражей, я пришел к неутешительному выводу – никакого пророчества в замке нет. Ни подслушанные шепотки, ни открыто задаваемые вопросы не прояснили в этом деле ничего. Оставалось рыскать по округе. Мне не сиделось на месте. Я перерыл всю отцовскую библиотеку, признаться довольно скудную по тем временам, расспросил всех служанок, попутно узнав, кто из них подворовывает слегка, а кто довольно зловредно, чуть не разгромил легендарные отцовские винные погреба и даже осмелился ковыряться в фамильном склепе ассов Шерских, за что получил убийственно-косые взгляды от челяди. И при всех моих усилиях результат все еще был нулевой. О чем я и отписался в Орден, предположив в письме, что никакого пророчества в Шерской Косе не существовало.

Орден ответил коротко и ясно: «Искать, найти и уничтожить». С горя я заперся в библиотеке и принялся добросовестно уничтожать содержимое отцовских погребов, попутно заново перечитывая фамильную книгу древа ассов Шерских. Древо оказалось не слишком большим. Самый старший из наших с тобой предков вступил во владения во времена Эльмиры Огненной, дочери Гварда Рамельского, расселившей своих вассалов по дальним рубежам Империи, закрепляя тем самым положение юго-восточных границ после подписания мирного договора с Кадмией.

Прибыв на новое место, новоиспечённый асс Шерский принял довольно жёсткие меры по отношению к местной бывшей власти, о чем мне рассказал некий опус во славу храбрейшего и справедливейшего (не знаю уж был ли он справедлив) асса Грейнфера Шерского. Автора уже и не вспомню, если честно, но писал шельмец очень живо. Вкратце, асс Шерский, твой дальний-предальний предок, сжёг имевшийся уже на этом месте замок дотла, попутно изгнав бывших владельцев, кое-кого из них и вовсе казнив, и возвёл новую, тогда ещё белоснежную, как описывает автор, крепость. В общем, жили они с тех пор долго и счастливо, временами теряя власть, вытесняемые неспокойными еще кадмийцами, а временами попадавшими в опалу, при Валтише Тишайшем, к примеру. И вот, сквозь винную пелену мне пришла в голову довольно занятная идея. Нигде в прочитанном мною опусе о Грейнфере Шерском не было указано ни имени бывших владельцев, ни места их высылки. Не всех же казнил старый вояка. Пришедший на мой зов новый управляющий, как ни странно, оказался полезным. Он предположил, что, возможно, местная ведунья сможет мне ответить на этот вопрос. Оказалось, что и такая персона имеется на моей территории, а точнее в лесу, который зеленым языком врезался в каменистый берег Саманки. Ты, конечно, скажешь, что я сам должен был до этого додуматься и, возможно, была бы права. Ведь искал я пророчество не кого-то, а ведуньи. Инелла Отама была ею и об этом мне было известно с самого начала. Но мысль сия не озарила светлую голову твоего отца. Так или иначе я отправился в лес.

Деревянный домик с крышей, покрытой мхом, я нашёл не сразу. Верно, ведунья была опытной и знала, как избежать любопытных глаз. Обнадёженный словами управляющего о древнем возрасте знахарки, я прочесал почти все заросли довольно буйно разросшегося подлеска и нашёл-таки ее дом, хоть и зашёл в него слегка прихрамывая, подвернув ногу почти в самом конце пути.

Дом встретил меня недружелюбно, наподдав хлопнувшей дверью по лопаткам, но оказалось, что все мои труды были напрасными, хозяйки дома не оказалось. Развешенные над печкой пучки полувысушенной травы давали надежду на ее возвращение, и я остался ждать, решив, что если старая шептунья не появится до вечера, то придётся перенести визит на следующий день.

За маленьким, почти не пропускающим света окошком стемнело. Нога моя нещадно болела, и мысль о том, что придётся проделать обратный путь мирясь с этой болью, не доставляла мне радости ещё и от осознания того, что уйти придётся так и не добившись результата.

Пребывая в одиночестве, я коротал время, разглядывая скудную и в то же время богатую на мелочи обстановку. В дальнюю комнату зайти мне помешало воспитание, но и так было понятно, что там располагалась спальня хозяйки, а к спальням столь пожилых нир я не испытывал слабости. В кухне же, по совместительству выполнявшей функции столовой и гостиной, обстановка ограничивалась двумя длинными лавками, стоявшими вдоль большого стола, небольшой лавкой у окна, на которой я и сидел, и белёной печью.

С приходом сумерек длинная лавка за столом показалась мне вполне уютной и даже в некоторой степени мягкой. Кое-как стянув сапоги, я перемотал больную ногу попавшимся под руку полотенцем и устроился на лавке, проклиная неудачный день, да так и заснул. А проснулся от окатившей меня ледяной воды. Морщинистое надменное лицо нависшей надо мной пожилой женщины сочилось презрением, в руке у неё виднелся ковшик, из которого меня и окатили водой. Она спросила кто я и как посмел заявиться к ней в дом без дозволения. Клянусь, дорогая, я никогда за всю свою жизнь так не пугался. Но стоило мне увидеть выглядывающие из-за спины ведуньи прекрасные любопытные глаза, как весь мой страх исчез, уступив место столь же сильному любопытству. Представившись, я, конечно, не стал раскрывать все карты перед старухой, лишь сообщил, что к ней меня привела больная нога. Старая карга пошептала что-то надо мной и, отойдя к печке, оторвала от одного из висящих пучков пару веточек. Она протянула их мне, во все глаза разглядывающему ее молодую помощницу, разбиравшую принесенные ими травы и раскладывающую их на столе. Твоя мама, Лиса, была необыкновенно красивой, тонкой, нежной, несколько уставшей, но от этого не менее притягательной. Настолько, что я, сам того не замечая, сжевал то, что мне не очень-то вежливо протянули. Старуха, удостоверившись, что я проглотил ее снадобье, недовольно проворчала, что нога моя назавтра будет как новая, а потому мне следует отправиться тут же домой. Я взглянул в окно. На улице была ночь. Идти по лесу ночью, да еще и со все еще болевшей ногой мне не слишком хотелось, а может всему причиной была Дита и чистая жалость в ее глазах, принятая мною за первый признак симпатии. Так или иначе, я попросился на ночлег. Твоя мама уговорила травницу дозволить мне переночевать у них на лавке. Мне пригрозили самым страшным проклятием на свете, если я пересеку границу их спальни и оставили в одиночестве в окружении трав, сладко пахнущих и вызывающих совсем нескромные фантазии о мягком сеновале.

После той ночевки я стал частым гостем в лесу и на побережье, куда молодая помощница травницы ходила собирать странные водоросли и речных улиток. Я искал повод для встречи с ней, но, оказываясь наедине вдруг терял всю свою смелость и говорил совсем никудышные комплименты. Наподобие необыкновенно маленьких следов от ее ног. Я ляпнул, что такие маленькие ноги должно быть принадлежат ребенку. Не узнавая сам себя, я недовольно хмурился, а она смеялась и, клянусь, ее смех что-то воскрешал в моей душе. Любовь, нежность, доверие, совесть? А может все сразу. Дита не жеманничала и не кокетничала. Смущалась, когда я подходил слишком близко и искренне переживала, когда я порезался о раскрытую ракушку. Ранка была пустяковая и я легко мог бы сам остановить кровь, но мне были приятны ее прикосновения, а от ее сопереживания и испуга сладко щемило сердце.

Ведунья, приходившаяся Дите бабкой, смотрела на меня косо, недовольно ворча каждый раз, когда я попадался ей на глаза. А после моих расспросов о бывших хозяевах этих земель запретила Дите со мной встречаться.

Поначалу я, поняв это, рассмеялся. Кем была она и кем я? Но, наткнувшись на непроходимую чащу, ощетинившуюся острыми ветками против каждого входящего в лес, я нешуточно разозлился. Меня, мага, хочет удержать какая-то старая карга?! Стихии буквально клокотали в моих ладонях. Но ни ураганный ветер, ни ливень, вызванный мной, не помогли, а неудача лишь разозлила меня ещё больше. Я вернулся в крепость и послал отряд стражников вырубить просеку до домика ведуньи. Но они, проработав топорами весь день, вернулись мало того ни с чем, так ещё и потеряв одного из сослуживцев, которого утащили волки. На следующий день я убедился в правдивости их слов, собственными глазами увидев, что на месте вырубленных и лежащих огромной кучей кустов и деревьев, выросли новые, свежие, с не менее острыми ветками и самолично слышал волчий вой.

Признаюсь честно, от того, чтобы спалить весь лес меня удержала лишь тревога за Диту. Убедив себя в том, что старуха ничего не сделает собственной внучке и, возможно, для той будет лучше остаться без меня, я снова засел в крепости. Решив, что обойдусь и без ведьминской внучки, я ушёл в загул. Пьянство, вседозволенность и доступные женщины способны отвлечь от много. Однако, вино меня не расслабляло, а женщины не были похожи на Диту даже издалека. И я сдался. Разогнав всех, я привёл себя в соответствующий ассу вид и сел за письмо. К ведунье был отправлен вестник с предложением мирно обсудить положение, не прибегая к огню и мечу.

Она согласилась принять меня в своём доме, но по прибытии предупредила, что Дита отослана к дальним родственникам, в Кадмию.

С порога сообщив, что намерен жениться на Дите, я положил на стол перед старухой единственную свою ценную вещь, перстень. Она долго разглядывала его, не притрагиваясь и, как мне тогда показалось, даже отодвинувшись от него подальше. После посмотрела на меня своими не по-стариковски яркими и ясными глазами и сказала, что знает, что именно я ищу. А также знает, где это находится. И готова открыть мне тайну, потребовав взамен отказаться от ее внучки. Выбор был непрост. Орден ждал от меня исполнения приказа. Да и сам я хотел занять место повыше, но без пророчества об этом не стоило и думать. А тут старая карга предлагает мне решение всех проблем. Вот только цена оказалась непомерной. Ко времени моего визита в лесную сторожку я уже успел осознать, что без Диты больше не представляю своей жизни. И ни титулованное место, ни привилегии, ни золото не скрасят мою жизнь так, как сделает один лишь ее взгляд.

Я отказался. От привилегий, от наград, от всего, принеся клятву на крови в верности и преданности, в одно мгновение сменив сторону.

Ты спросишь, жалел ли я когда-нибудь об этом. Нет. Я жалел о многом. О том, что не оставил службу и не уехал с вами в Рамелию или Кадмию, или любую другую страну. О том, что не решился убить Барти, когда он открыто угрожал моей семье. О том, что не был рядом с тобой, что не наблюдал, как ты растёшь. О том, что не смог спасти мою любимую, когда она заболела. Я о многом жалею, только не о том выборе, что сделал много лет тому назад в маленьком лесном доме».