Читать книгу Lost boys. Звереныши - Елена Алексеевна Волохова - Страница 3

Я всем своим гитарам дал девичьи имена. А ведь от них одни неприятности. От девчонок. Не от гитар.

Red Dead Fox «Записки на туалетной бумаге»

Воспиталка опять назвала её убогой, а другие девочки смеялись.

Бусинка чикнула по журналу ножницами и нечаянно отрезала голову модели. Ничего, всё равно её интересовало только платье. Резать кривыми маникюрными ножницами неудобно, но только такие удалось стащить со стола воспиталки. Вместе с журналом.

Под лестницей, куда она сбегала от насмешек, было темно. Бусинка сидела на полу, под коленками шуршала шелуха семечек, нагрызенных старшеклассницами. Бусинка держалась поближе к полоске света от одинокой лампочки между лестничными пролётами, но так, чтобы её не заметили из коридора случайно пробегающие девочки.

Она отложила вырезанное платье в сторону. Раньше она вклеивала наряды из журналов в тетрадку. Но потом тетрадку нашла Лосиха. Вместе с другими дурами они перебрасывали тетрадь над головой Бусинки, пока совсем не обтрепали листы, а потом порвали. Бусинка собрала обрывки и похоронила их на дальнем дворе. Теперь она только вырезала наряды и просто оставляла их там, где сидела.

С ней почти никто не водился. Бусинке было удобно притворяться перед воспитателями и учителями недалекой, так спрос с неё меньше. Они лишь смотрели на «бедную сиротку» со смесью жалости и презрения, а друг другу говорили: «Ну, это все её диагнозы» и не лезли. Девочкам тоже не особо хотелось дружить с убогой, вечно что-то рисующей в тетрадке и на своих ногах. В какой-то момент Бусинка поняла, что переусердствовала, играя в дурочку, потому что стала слышать в разговорах взрослых своё имя рядом с такими словами, как «спецучреждение», «особые условия» и другие. Бусинка сообразила, что её могут отправить в место похуже приюта. Хватило нескольких более адекватных ответов на уроках, чтобы учителя сняли с неё клеймо «кретинки». Однако и девочки заметили её перемену. Притворство в их небольшом сообществе не терпели. Внезапное «поумнение» сверстницы расценили как зазнайство и стали считать Бусинку выскочкой. А выскочек и любимчиков учителей не любили, их толкали в коридорах, задевали локтем, чтобы те роняли поднос с едой, плевали на кровать и рвали тетрадки с секретами.

В коридоре послышались крики. Вафля с Лосихой волокли что-то. Или кого-то. Бусинка вжалась в тёмный угол, лопатками чувствуя трещины на стене. Одной рукой она стиснула висящую на простой верёвке пластмассовую прозрачную бусину на шее, второй – секретик, скрытый в кармане сарафана. Когда крики умолкли, она вновь подползла к свету и перевернула страницу журнала. По красивым картинкам со звёздочками она поняла, что это гороскоп. Буквы упорно не хотели соединяться в нормальные слова, прыгая по странице, поэтому чтение давалось девочке с трудом. Но знаки зодиака Бусинка узнала. Что такое зодиак, она понятия не имела, как и то, что такое гороскоп. Она просто слышала от других девчонок, что гороскоп предсказывает будущее, иногда хорошее, иногда плохое. Бусинка не знала свой знак зодиака, но заглянуть в будущее хотелось. Поэтому она закрыла глаза, поводила пальцем над страницей и наугад ткнула. Открыла глаза. Под пальцем развивались золотые локоны на фиолетовом поле. Дева, поняла она и скривилась. Лучше, конечно, чем козий рог. Может, переиграть, подумала она, но не решилась. Бусинка понимала, что второй раз будет неправдивым. Она глубоко вздохнула, несколько раз моргнула и сосредоточено посмотрела на буквы. Если бы ей пришлось делать это на уроке, фиг бы она постаралась, пусть сколько угодно называют убогой и кретинкой. Но сейчас решалась её судьба. С трудом, но ей удалось прочесть: «Вы потеряете нечто ценное, но обретёте в пять раз больше».

Бусинка расстроилась. Ей вовсе не хотелось ничего терять. Тем более, что из ценного у неё были только две вещи. Но получить в пять раз больше очень хотелось. Она решила, что предсказание хорошее, осталось сделать так, чтобы оно сбылось. Что лучше, съесть его или закопать? Съесть или закопать. Бусинка прикрыла глаза и представила. Пять каких-то потрясающих вещей ждут её, и для этого надо, конечно, закопать. Она вспомнила про красивую вишню. Правда, растёт вишня на мальчиковой территории. Но ягоды на ней крупные и сладкие, Бусинка уже как-то лазила там. Дерево точно волшебное, оно исполнит её желание, если под ним зарыть предсказание. Бусинка вырезала кусок текста и побежала на улицу.

В этот короткий промежуток времени до обеда воспитатели мало обращали внимания на воспитанниц. Бусинка пробежала по общему коридору, слетела по лестнице в фойе и вырвалась на улицу, под палящее солнце. Она знала место, где сетка между территорией мальчиков и девочек порвана настолько, что она могла спокойно пролезть там. Старый сарай с девичьей стороны и следующие за ним кусты на стороне парней – хорошее укрытие. Кусты прятали Бусинку почти до самого вишнёвого садика, а там уже и до заветного дерева недалеко.

Бусинка вылезла из кустов и отряхнулась. Вот незадача, какие-то мальчишки крутились как раз рядом с тем местом, где она собиралась зарыть предсказание. Можно залезть под кусты и подождать, пока они уйдут, но непонятно, сколько придётся так ждать. Бусинка вздохнула.

Падение мальчика с дерева показалось ей вспышкой яркого света. Наверное, из-за рыжих волос, которые мелькнули на солнце и потухли в траве. Тело ударилось о землю с неприятным звуком, аж в затылке отдалось. Остальные мальчики сразу побежали к приятелю, паника и страх в голосах.

«Блин», – подумала Бусинка и повернулась в сторону кустов. Проблемы мальчиков её не касались, у них свои правила и свои воспитатели. И вообще, в такой ситуации лучше сделать вид, что тебя тут не было. Голоса мальчиков жужжали в голове. Всполох рыжих волос при падении мелькнул в памяти. Бусинка сжала ладошкой сокровище в кармане сарафана. «Блин, – подумала она ещё раз и повернулась к мальчикам. – Меня будет тошнить, я могу упасть в обморок или правда стать кретинкой, – думала она, на ходу жуя бумажку с предсказанием. Мальчики были все ближе, она видела кровь на лице рыжего и руках другого, который обнимал его, – ну и ладно». Она проглотила размокший комок и сказала:

– Я могу его вылечить.

***

Кровь пузырилась на губах Лиса, глаза подслеповато глядели в небо, он хватал ртом воздух, но нормально вздохнуть не мог. Мальчишки, видевшие падение с верхушки дерева, бежали к нему.

– Лис, держись! – кричали они. – Чародей, что делать? Что делать?

Чародей не знал. Он приподнял голову друга и положил себе на колени. Лис пытался что-то сказать, его глаза молили о помощи. Но помочь мальчики не могли. Бежать к взрослым? Но они так далеко. Мальчишки обступили друга со всех сторон и в ужасе смотрели на необратимое последствие детской шалости.

– Я могу его вылечить, – раздался тоненький голосок.

Мальчики оглянулись. Рядом стояла девочка со спутанными длинными волосами. В приюте её знали, как Бусинку из-за украшения на шее. Не дожидаясь приглашения, она подошла к Лису, присела на колени и положила одну ладошку ему на грудь, а вторую – на лоб. Лис ещё несколько раз судорожно раскрыл рот, потом сделал глубокий вдох и успокоился, тело его расслабилось, взгляд наполнился блаженством. Мальчики радостно запрыгали вокруг него. Побледневшая Бусинка пошатнулась. Чародей подхватил её под локоть и тревожно заглянул в глаза.

– Всё в порядке, – улыбнулась Бусинка.

– Ты хиллер, – догадался Чародей.

– Угу, – Бусинка облизнула побледневшие губы.

Чёрные точки прыгали перед её глазами. Пришлось отдать слишком много силы рыжему мальчику. Она полезла в карман за платочком вытереть испарину со лба. Её тайное сокровище прицепилось к платочку и выпало из кармана на траву. Чародей мигом схватил блестящие камушки.

– Отдай, моё, – Бусинка протянула руку, но Чародей не отдал.

– Не твоё, это браслет директрисы, – его неприятные глаза сверлили девочку. – Ты представляешь, какие последствия тебя ждут? Если его найдут у тебя?

Бусинка надула губы и обиженно отвернулась:

– Ну, и пожалуйста, иди стучи на меня, стукач!

Чародей скривил губы в ухмылке.

– Никто на тебя стучать не собирается, – он сжал браслет в руке.

– Директриса будет искать его, – заявил Зверь.

Бусинка взглянула на него и вздрогнула, таким большим и широким он показался ей.

Мальчишки посмотрели на Бусинку, затем на спящего Лиса и, наконец, друг на друга.

– Ну, и пусть ищет, – пожал плечами Чародей и швырнул браслет далеко в кусты.

***

– Ты же понимаешь, что у него не первый уровень телепатии? – Зиберман потряс перед Стенишем медицинской картой Чародея. – Тут минимум второй.

Стениш потрогал ладонью горячую кружку с чаем, обмакнул в него печенье и съел.

– Ну, тебе же ничего не стоит и дальше писать, что первый, – просто сказал он.

– Мне ничего не стоит, – заверил Зиберман, откладывая карту. – Но в комиссии не дураки, сразу поймут.

– Ему четырнадцать, комиссия ему грозит года через два, а то и три, если повезёт, – Стениш отхлебнул чаю. – А вот если поставить ему хотя бы второй уровень, госпожа Н мигом озаботится его будущим. Правительство уж очень интересуется псиониками высокого уровня.

– Он кусает тебя, – Зиберман указал на перевязанную руку воспитателя, – а ты защищаешь его.

– Он ребёнок. Вот и пусть его детство, хоть и такое, продолжается дальше. Комиссия никуда не денется.

Зиберман вздохнул.

– Насчёт Чародея ладно. Но вот про этих, – доктор хлопнул ладонью по стопке папок, – про этих мне придется писать всё, как есть.

Стениш посмотрел на папки – дела пятерых оборотней, нескольких старшеклассников-выпускников, Зверя и ещё парочки «неблагонадёжных» воспитанников.

– А что такого про них можно написать? – пожал он плечами. – Оборотни у нас вообще образцовые. Каждое полнолуние спокойно проходит, тьфу-тьфу. Зверь, да, на грани. Но он всё равно слишком маленький ещё для комиссии.

– Если повторится что-то похожее на последнюю драку, возраст его не спасёт, – Зиберман снял очки, чтобы они не запотевали от горячего чая. – Она, – он указал пальцем наверх, – вообще велела мне приготовить документы всех, кому уже есть шестнадцать.

– И мне, – кивнул Стениш. – Но если с выпускниками всё и так решено, то никого другого я никуда не отдам.

– Каждый год бодаешься с ней, – проговорил Зиберман.

– И буду бодаться дальше.

– Тебя послушать, можно подумать, что комиссия прямо мировое зло. Они всего лишь решают будущее детей, отправляют на обучение, дают профессию.

– Ты не хуже меня знаешь, куда отправляют оборотней и таких, как Зверь. Прямиком в армию.

– Знаю. Не худший вариант. Лучше, чем на улицу. В армии можно неплохо устроиться и сделать карьеру. Ты ведь и сам служил.

– Вот только я служил по своей воле. Контракт закончился, я ушёл. Они, – Стениш указал на папки, – уйти не смогут. Их лишат выбора.

– Ты давай не горячись, а то кричать начинаешь, – Зиберман поморщился и указал на свои уши. – Я всё прекрасно понимаю. Но когда приходит время комиссии и распределения, мы уже ничего поделать не можем. Если честно, то ты и так до хрена всего делаешь выше нормы. Когда ты в последний раз отдыхал?

Стениш уставился на коллегу так, словно не понял его вопроса.

– Вчера же мы отдыхали, – проговорил он.

– Вчера мы пили, – Зиберман сделал характерный жест рукой у уха. – Это не отдых. Я-то тут вечерами и в выходные торчу, потому что от жены прячусь. А вот ты чего тут делаешь? Молодой ещё.

Стениш ухмыльнулся его словам.

– Чего лыбишься? – спросил Зиберман. – Тебе ещё сорока нет, молодой, значит. Свободный. Я бы на твоем месте по бабам шлялся, а не тут плесенью покрывался.

– По каким бабам?

– По молодым и красивым.

– Я тебе надоел в качестве собутыльника, раз к каким-то бабам отправляешь меня? – Стениш засмеялся.

– Напротив, – заверил Зиберман. – Наравне с твоим профессионализмом я ценю в тебе способность составить компанию за бутылочкой вискаря. Но готов отпустить тебя в объятья какой-нибудь красотки.

– Скажешь тоже.

– Чтобы бодаться с директрисой, нужны силы, – не унимался Зиберман. – А у тебя их нет, потому что загоняешь себя на работе. Она слопает тебя, как я эту печеньку.

Стениш вздохнул. Зиберман, конечно, прав. Особенно про отдых. Он и в отпуске-то толком не был, постоянно в приют ездил. Из медицинского отсека Стениш направился прямо в кабинет директрисы. Стоило предупредить её, что он берёт выходной.

Он постучался, дождался приглашения и вошёл.

– Госпожа Н, я хотел попросить, – начал Стениш, но остановился. – Вы что-то ищете?

Директриса перекладывала с места на место документы, ящики стола выдвинуты. В образцовом кабинете никогда не случалось такого беспорядка.

– Знаете, господин Стениш, это уже перебор, – госпожа Н поджала губы, поправила выбившуюся из безупречного пучка на голове прядь. – Я, конечно, слышала, что дети воруют. Но украсть у директора – верх наглости.

– Что у вас пропало? – спросил Стениш, скрестив руки на груди.

– Браслет. С изумрудами, – она села на кресло, сцепила пальцы рук и посмотрела на Стениша, прямая и строгая.

– Почему вы решили, что его украли дети?

Он тут же пожалел о вопросе. Глаза директрисы загорелись, а губы сложились в ещё более тонкую линию.

– Потому что его нигде нет, господин Стениш, – процедила она. – С утра был на мне. А после обхода на территории мальчиков уже пропал. Выводы напрашиваются сами собой.

Стениш выдержал её взгляд, но всё же отвел глаза к окну. Где-то там, за плотными шторами, сияло лето. Но в кабинете директрисы даже днём горел электрический свет вместо солнечного.

– Хорошо, – кивнул он, – я опрошу детей.

***

– Ещё раз спрашиваю, кто из вас, оборванцев, это сделал?

Стениш сверлил уставшим взглядом пятерых мальчишек. Те стояли перед ним строго по линейке, игнорируя его вопросы с немым пренебрежением. Грязные, в поношенной одежде, покрытые новыми и старыми синяками и болячками. Изрисованные чернилами, имитирующими татуировки. Наверняка голодные. И упрямые до зубовного скрежета. Он уже полчаса допрашивал их, орал, угрожал, пытался подкупить.

Все напрасно. Мальчишки молчали.

Он терпеть не мог эту пятерку. Остальные дети приюта со страхом или непониманием в глазах оправдывались, некоторые даже плакали. Эти же явно ещё до начала допроса понимали, зачем их позвали. Значит, знали и виновного. И покрывали его. И будут покрывать дальше, сколько бы Стениш не старался. Что бы ни происходило внутри их маленькой группки, как бы они иногда до крови ни избивали друг друга, мальчики всегда держались вместе. Чужакам не было хода в их стаю. Мелкие зверёныши глотки перегрызут друг за друга. Вот и сейчас они поджимали губы, опускали глаза, переминались с ноги на ногу, но упорно не шли на контакт. Стениш слишком долго проработал в приюте и доверял интуиции. А она подсказывала – виноват кто-то из этой пятерки. Или все вместе.

Стениш пристально посмотрел на каждого в отдельности. Лис, рыжий вихор, шустрые глазки, проворные руки. Где что плохо лежит – сразу его. Ходит через стены без зазрения совести. Клык, плотное телосложение, настоящий живчик, работает за двоих, ест за пятерых. В полнолуние его обязательно запирали, как и остальных оборотней. Тень, младший, всего тринадцать лет, всегда тихий, незаметный, пока никаких способностей не проявил. Чародей, слишком знающие глаза для четырнадцатилетнего пацана, молчаливый и наблюдательный. Прозвище само говорило о его способностях. Зверь, старший из мальчишек, агрессивный, все драки его. Без ошейника не оставил бы в приюте камня на камне. Некоторые воспитатели считали именно его главарём маленькой банды. Но Стениш знал, что истинный главарь у них Чародей.

Каждый из них мог быть виновен.

– Не знаю, зачем уж вам понадобились эти побрякушки, – произнес Стениш. – Продать или выменять в приюте вы их не сможете. Наружу вам ход заказан, значит, и там они вам не пригодятся. Что же вы делать с ними собираетесь?

– Уж не знаю, что вы там курили, господин воспитатель, раз обвиняете нас, – нагло протянул Лис, – но может мы уже хопцы-дрипцы-хоп-ца-ца отсюда? Да и вы по своим делам пойдёте.

– Ах, ты щенок! – Стениш схватил Лиса за ухо и рванул на себя. Остальные мальчишки даже не шелохнулись, но Стениш заметил, как они напряглись, а в глазах Чародея сверкнул металл. Перегрызут глотки друг за друга, это точно. – Не знаю, кто украл, но точно кто-то из вашей шайки. Надоело мне с вами разбираться. Раз уж вы так стоите друг за друга, то и наказание понесёте вместе. Пойдёте сейчас в подвалы таскать мешки со строительным мусором. Всё, что накопилось за эту неделю. Если до ужина не успеете, ляжете спать голодными. И будете таскать мусор дней семь, не меньше. Пошли вон!

Пацаны прошаркали в коридор. Стениш дождался, когда шаги смолкнут, и начал орать в бессильном гневе, круша вещи звуковой волной.

***

Конечно, на ужин они опоздали. Уже в поздних сумерках вернулись в спальню и изможденно повалились на кровати. Клык вынул из тумбочки пакет с сухарями и отдал Чародею. Тот поделил сухари на пять равных кучек. Только запить было нечем.

Лис достал из-под кровати гитару и наиграл мотив из Nirvana. Тревожно и фальшиво. Раздался тихий стук в дверь, и на пороге появилась Бусинка.

– Я вам поесть принесла. Стащила в столовой.

Мальчишки уплетали бутерброды с колбасой и запивали сладким чаем. Довольные рожицы блестели от масла.

– Вы не выдали меня, – робко произнесла девочка, теребя прядь волос.

– Ты спасла Лиса, – отозвался Чародей, вытирая со рта крошки. – Теперь ты одна из нас. Мы своих не выдаем.

– Я ж не поблагодарил тебя, – воскликнул Лис. – Сейчас у меня ничего ценного нет, но как только раздобуду, отдам тебе! Клянусь своим хвостом!

– Ты как вообще ухитрилась стащить браслет у грымзы? – спросил Чародей.

– Ну, я наткнулась на неё в коридоре. Все знают, что я неуклюжая и дурочка. Она даже не обратила на меня внимания, только оттолкнула.

– Знаешь, сестрёнка, – Лис проглотил последний кусок, – я, конечно, восхищен твоим умением. Но надо соображать, что и у кого таскаешь.

Он подмигнул ей. Бусинка засмущалась и поджала губы.

– Теперь я понимаю, – кивнула она. – Больше не буду.

В коридоре прогремел голос воспитателя: «Отбой!»

– Мне пора, – сказала Бусинка.

Зверь подорвался с кровати.

– Я провожу, – и поспешно добавил, – чтоб не обидели.

Клык подошёл к Бусинке с кульком семечек. Хотел что-то сказать, но начал заикаться, в итоге просто сунул кулёк ей в руки и, весь красный, вернулся на свою кровать.

Бусинка счастливо улыбалась. Теперь её никто в приюте не обидит. Ведь у неё есть пять братьев. Всё, как и предсказывал гороскоп в украденном у воспитательницы журнале.

***

Стениш достаточно сухо объяснил госпоже Н, что поиски виновных, а уж тем более браслета не дали результатов. О некоторых тайнах мальчишки не расскажут даже под угрозой наказания. Даже ошейника. Директриса смотрела на Стениша непроницаемым безэмоциональным взглядом, под которым все тушевали. Стениш же ловил себя на мысли, что говорит с ней без особого почтения и безразлично. Должно быть давняя усталость сказывалась на нём и притупляла чувства. Ему хотелось побыстрее закончить с неприятным делом и пойти к Зиберману пить.

– Но вы же наказали каких-то воспитанников, господин Стениш. Подвалами.

– Я лишь предполагаю, что это сделал кто-то из них. Или все пятеро. Не пойму, зачем. Но мотивы у всех детей в приюте бывают очень странные порой. Они могли украсть на спор, от скуки, из придури. А теперь будут молчать, хоть головой об асфальт лупи.

При последней фразе госпожа Н приподняла левую бровь. Стениш чертыхнулся про себя. Что-то он совсем стал перебарщивать со словами.

– Это я образно, – добавил он.

– Понятно, – протянула директриса. – Хорошо. Я поняла вас. Можете быть свободны.

Стениш с облегчением направился к двери.

– Кстати, господин Стениш, – голос директрисы остановил его руку, готовую толкнуть дверь. – Вы приходили ко мне по какому-то делу, когда я поручила вам найти воришку.

– А, да, – Стениш замялся. – Я хотел предупредить, что хочу взять выходной.

– А разве об этом надо предупреждать? У вас же два положенных выходных в неделю. Конечно, идите.

Стениш пробормотал слова благодарности и вышел из кабинета.

«Вот стерва, – думал он. – Даже не замечает, что я тут каждый день. И ночую почти постоянно тут».

Стениш резко остановился от внезапного осознания. Если бы он тогда после визита к Зиберману сразу ушел на свой заслуженный выходной, а не поплёлся к стерве отпрашиваться, то разбираться с ворованными серьгами пришлось бы его напарнику.

– Пора заканчивать с этой хренью. В конце концов, у меня есть своя жизнь.

***

Бар пах табаком, спиртом и намёком на осуществление грязных фантазий. Стениш поднял бокал с виски, чтобы бармен протёр стойку, и опять уставился в янтарно-мерзостную жидкость. Олицетворение его настроения. Чистые льдинки растворяются в крепком алкоголе, как светлые помыслы в тухлой реальности. Чем такое времяпрепровождение отличалось от попоек в обществе Зибермана, он не понимал. Разве что поговорить не с кем. Но находиться в квартире с её спёртым воздухом и бардаком он не мог. Полдня гонял пультом каналы телика и плевался на постоянную рекламу и тупые программы для домохозяек. Когда понял, что с него хватит, вышел без цели из дома. В результате оказался в баре. И понял, что виски здесь дороже выходит, чем в складчину с Зиберманом.

На него пахнуло смесью дорогого парфюма и сладостью мартини. Он вздрогнул и повернул голову в сторону запаха.

Она присела рядом внезапно, но словно была здесь всегда. Чёрная обтягивающая блузка уходила в тёмно-бордовую юбку до колена. Из украшений лишь серьги-гвоздики и кольцо из белого золота. Вьющиеся чёрные волосы собраны в хвост. Алая помада на губах и след от нее на кромке бокала мартини.

«Красивая», – подумал Стениш.

Женщина посмотрела на него и приподняла угол губы в улыбке.

– Трудный день? – дежурная фраза рассекла воздух.

Обалдевший Стениш заморгал и выдавил из себя «эээ».

– Понятно, – она вновь улыбнулась уголком рта. – Очень трудный день.

Стениш заставил себя собраться и произнести как можно спокойнее:

– Скорее трудные сто лет.

– Ого. А хорошо сохранился для уставшего зомби.

– Я сплю в морозильной камере.

Она засмеялась.

– Я Ада, – ладонь с ухоженными пальцами упала в его шершавую ладонь.

– Стениш, – прохрипел он в ответ.

– Нет. Это фамилия. Как твоё имя?

Он замялся, сдвинув брови к переносице.

– Ричард, – выдавил наконец.

– Вот это да, Ричард. Ты действительно заработался. Еле имя своё вспомнил.

Ада достала из сумочки тонкую ментоловую сигарету и прикурила от протянутой Стенишем зажигалки.

– Я не пошлю тебя, если решишь меня угостить. Я буду «Космополитен».

Стениш улыбнулся и кивнул бармену. Ладони его предательски потели, а глаза блуждали по стойке и рядам бутылок, лишь бы не смотреть в сторону Ады.

«Только бы не подумала, что я клеюсь», – пронеслось у него в голове.

– Не бойся, не подумаю.

Фраза вынудила Стениша посмотреть ей в глаза. Чёрные. Красивые.

– Ты телепат? – спросил он.

Она кивнула.

– Обычно после такого открытия большая часть мужиков отстаёт сама собой.

– Стрёмно, наверное, – слово из приютского лексикона вырвалось как-то само.

– Напротив, это к лучшему. Уходят те, кто боятся.

– Я не боюсь, – в голове Стениша сами собой всплыли образы госпожи Н и перепачканных воспитанников.

– Я знаю.

Алые губы коснулись ледяной красноты коктейля.

– Чем занимаешься, Ричард? Где же это несколько дней идут за сотню лет?

– Я воспитатель.

– Сказал «воспитатель», подумал «надзиратель», – улыбка дрожала на уголке губы.

Стениш вздохнул.

– Ты не могла бы?..

– Конечно-конечно. Я не читаю специально. Просто некоторые мысли очень сильны.

Стениш кивнул в знак того, что всё нормально.

Вторая порция коктейля и виски подходила к концу. Пустой и такой лёгкий разговор освобождал голову от суеты и взваленных на себя обязанностей. Она смеялась, дотрагиваясь пальцами до руки Стэниша. После каждого глотка на губах оставалось всё меньше помады. И всё меньше напряжения между ними. И всё больше выпитого спиртного.

– А знаешь, как я сбрасываю усталость? – спросила Ада. – Танец! Я танцую! Тебе тоже стоит попробовать.

Она оглянулась, убедилась, что несколько человек хаотично движутся под музыку, и сказала:

– Пойдём!

– Я не умею.

– Чушь!

Она бросила бармену сумочку, схватила Стениша за руку и потащила за собой.

Музыка ловила её тело и подсказывала движения. Хвост распался, мягкие локоны упали на плечи. Её руки легли ему на плечи, пальцы сомкнулись в замок на затылке. Аромат ментола и коктейля срывался с губ, дразня мужчину. Он притянул её к себе, нашёл языком её язык. Горячий поцелуй обжёг обоих, но не остановил. Они поглощали друг друга, травились ядом страсти. И тогда это казалось им правильным.

Потом он винил себя за слишком большое количество виски, оказавшееся предателем похуже Иуды. Но в тот момент его рассудок не воспринимал ничего, кроме её тела. Он не помнил, когда всё изменилось. Вместо душного бара вдруг холод кафеля в сортире. Её ягодицы на краю раковины и ноги вокруг его бедер. Чёрная блузка задрана к подбородку. Его губы жадно блуждают по нежным соскам. Она дышит ему в ухо:

– Ричард, ещё, Ричард…

Ему так нравится слышать своё имя, нравится быть внутри этой женщины, ощущать её дрожь, слышать протяжные стоны.

– Мне мало, – слышит он и поворачивает её к себе задом.

Восторг в её глазах отражается в заляпанном зеркале. Он смотрит, как груди движутся в такт его движениям. У него слишком долго никого не было, чтобы теперь так быстро отпустить её. Первобытная потребность полностью взяла над ним верх. Её стоны говорили о том, что и она поддалась древнему, как мир, желанию. И лишь исчерпав друг друга и себя самих до конца, они остановились, на несколько мгновений зависнув между двумя мирами.

– Здесь неудобно, – выдохнула Ада.

– Поехали ко мне, – предложил Стениш, снимая презерватив.

Она повернулась, слегка коснулась губами его губ.

– Только сумочку заберу.

И выскользнула из сортира, на ходу поправляя юбку. Стениш наскоро привёл себя в порядок и вышел следом за ней.

В баре её не было.

Он спросил о ней бармена. Тот ответил, что она забрала сумочку и ушла. Неприятный холод прошёлся по спине Стениша. Он расплатился с барменом, надеясь, что Ада просто ждёт его на улице.

Но на улице её не оказалось. Чтобы унять дрожь разочарования и злости, он решил закурить. Но зажигалка как назло отказывалась выпускать огонь. Он швырнул её о стену. А потом заорал на всю улицу, будя голосом сигнализации стоявших рядом машин:

– Сучка! Грязная сучка!