Читать книгу Останкинские сезоны - Елена Батмазова - Страница 4

Золотое время программы «Авоська» пришлось на середину 90-х. Рынок полнился товарами неизвестного происхождения и сомнительного качества, вырастали и рушились финансовые пирамиды, находчивые ребята «обували» менее находчивых, отечественный потребитель был до неприличия дик и простодушен. Однажды, после пятой стопки в пресс-баре, генеральный продюсер ТВП ни с того, ни с сего задался мощным вопросом – сколько же паленой водки ежегодно выпивают россияне? Он адресовал этот вопрос своему заместителю и тот, вместо ответа предложил сделать программу-ликбез для потребителей. Это была фишка. Идею проработали, вытащили из уважаемой газеты двух сообразительных малых, распределив между ними должности руководителя и шеф-редактора. С названием особо не мудрили, как-то сразу на ум пришла «Авоська» – некий обобщенный образ потребительской корзины.

Все сложилось наилучшим образом. Через год слово «Авоська» стало солидным брендом, который зрители приравняли к потускневшему советскому знаку качества. Главное – не было конкурентов, соперничать с раскрученной «Авоськой» никто не решился. Десятиминутная программа шла ежедневно по будням в утреннем эфире, вкатывая гражданам дозу противоядия от всевозможных вредных свойств окружающих вещей, продуктов и услуг. Покупателей учили правильно ходить в супермаркет, судиться с химчисткой, определять по внешнему виду «левые» спиртные напитки, выходить из запоя, выбирать качественную дубленку и лучшие на свете сосиски, получать налоговые льготы, о существовании которых никто и не подозревал… Мир был огромен, и «Авоська» всюду совала свой длинный нос, который недоброжелатели регулярно обещали укоротить. Особенно обижались известные производители, когда в результате экспертизы (проводимой самым что ни на есть научным образом специалистами соответствующих институтов) их товар оказывался, по выражению шеф-редактора Самчука, «говнищем». Кто такой Самчук оскорбленные бизнесмены не знали, зато ежедневно видели по телевизору ведущего – благообразного мужчину в летах. С хитрым прищуром он выдавал на всю страну убийственную информацию, за что, впрочем, был дважды бит неизвестными личностями в темное время суток. Тем не менее, «Авоська» строго блюла свою независимость, и вновь прибывшим корреспондентам первым делом вдалбливали, что за «джинсу» (так журналисты называли рекламу) – расстрел.

Чтобы зрители не скучали, корреспонденты развлекали их, как могли: тексты писали забавные, сюжеты снимали с подвывертом – так, что даже обыкновенная щетка для обуви становилась предметом небезынтересным, например, визуально сопоставлялась с собакой породы скотч-терьер. Руководство «Авоськи» прекрасно осознавало, что особенности разных видов щетины интересны далеко не всем, а вот если щетку «оживить», и заставить скотч-терьера носиться с ней в зубах, и зритель вдруг увидит, как они похожи – скотч-терьер и обувная щетка… Правда, подобные манипуляции предметами считались рядовым вариантом съемок. Бывали полотна куда более масштабные – шоу для зрителя. Прочность, скажем, разных марок линолеума испытывали так: настилали на плацу, и неделю рота солдат маршировала по образцам. После чего линолеум сдавали на экспертизу, дабы определить самый прочный.

Работа корреспондентов была адской. С раннего утра они звонили экспертам, писали и озвучивали тексты, снимали постановки, редакция пустела только к часу ночи.

– А кто обещал, что будет легко? – говорил в утешение шеф-редактор Гена Самчук. – Выходим каждый день, по три сюжета в программе, значит, надо работать. О`кей?

Самчук очень любил, когда все работали. Корреспондент, который после сумасшедшего дня релаксировал, откинувшись на спинку стула, вызывал у него живейший интерес. Всякий раз, направляясь из своего начальственного закутка к принтеру, он проходил мимо бездыханного сотрудника и предлагал ему сдать подводку для ведущего, перечитать текст, обсудить новые темы, позвонить в какой-нибудь НИИ, в конце концов, оторвать свой зад от стула и сделать хоть что-нибудь. Например, договориться о съемке на завтра, поскольку освободилась дополнительная камера. Самчука совершенно не смущало, если на часах уже было десять вечера.

– Еще не поздно договориться, вся ночь впереди. Ясный перец, что все закрыто, значит, надо звонить специалистам домой. Да кто спит, кто может спать, когда у нас камера виснет? Разбудим! Могу дать телефон одной шалашовки из Минздрава.

Женщин, особенно симпатичных, Гена Самчук почему-то звал шалашовками, а когда «Авоська» привлекла для съемок девушек-моделей, в его лексиконе появилась и «шалашовочная мамка» – директриса модельного агентства.

Геннадий Самчук был бледный редковолосый мужчина, с цепкими глазками и скептической усмешкой, которая, словно хроническое заболевание, всегда была при нем. Он от рождения усвоил, что люди – по большому счету сволочи и основной смысл их жизни – водить ближнего за нос, поэтому доверять никому и никогда нельзя, и уж он-то на этом ни за что не попадется. Работа в «Авоське» только усугубила ядовитую усмешку шеф-редактора, поскольку сволочей среди героев программы действительно хватало. Выглядел Самчук довольно запущенно, несмотря на наличие жены, с которой был в неплохих отношениях, одевался небрежно, потасканно и, по воспоминаниям Максима Панцова, «пах кошками». Рыночные джинсы, мятая футболка с короткими рукавами – всегдашний рабочий наряд Самчука, вызывал у Лизы Дубковой недоумение. Ей казалось, что такая одежда не подобает шеф-редактору популярной программы и никак не соответствует величине его заработка, о которой Лиза могла только догадываться. Однако Гена придерживался иного мнения и вовсе не собирался выставлять напоказ свои доходы, являя собой безупречный образец непритязательности и скромного достатка. Тем не менее, однажды нашелся человек, который выразил свои сомнения вслух. Газетчик, писавший об «Авоське» статью, впервые увидев Самчука, проницательно сощурился, ткнул пальцем в его обнаженную волосатую руку и произнес:

– Ага! Часы!

– Что такое? – насторожился Гена.

– Часики – из бутика? Вы какую фирму предпочитаете – «Ролекс», «Чопард», «Патек Филипп»?

– Я – что попроще, – сдержанно ответил Самчук. Часы были куплены на ближайшей к дому барахолке, за их благородное происхождение волноваться не приходилось, но вопрос разбудил в шеф-редакторе смутное беспокойство. От часов коллега перешел к разглядыванию фальшивого лейбла «Пьер Карден» на Гениных джинсах, и приподнятые его брови Гене совершенно не понравились. По этой причине дотошного журналиста вскоре выпроводили с минимумом информации, а Самчук с облегчением рассказал о том, какие же смешные деньги он заплатил за свой жалкий гардероб и аксессуары. Максим Панцов, которого несмотря на усердную работу не брали в штат и которому в те времена не хватало денег даже на презервативы, сдавленно крякнул, и глядя Гене в глаза, произнес злую и туманную фразу:

– Ну, ни хрена себе…

Гену Самчука корреспонденты подозревали в нехороших вещах. Потенциал «Авоськи» в части получения прибыли был неисчерпаем, не проходило и дня без предложений запустить «джинсу» и продвинуть на рынок какие-нибудь сковородки с антипригарным покрытием, за что сулили немалые деньги. В «Авоське», конечно, гордились своей неприступностью, однако нет-нет, да и текли слюнки от тех несказанных возможностей, которые, увы, проплывали мимо. И, хотя Гена изо всех сил олицетворял собой борца с рекламой, коллеги – тоже не лыком шитые – нутром чувствовали подвох. Например, когда шеф-редактор слишком уж настойчиво рекомендовал определенного эксперта из определенной фирмы. По какой схеме он может прокручивать свои темные делишки и прокручивает ли вообще в условиях тотального контроля со стороны рекламной службы телекомпании, никто достоверно сказать не мог. Но тот факт, что Самчук постоянно что-то обмывает – новую квартиру, машину или дачу – тоже нельзя было вот так просто вычеркнуть из общественного сознания.

Антона Вительса, первого руководителя «Авоськи», никто ни в чем не подозревал, поскольку странно подозревать в пристрастии к земным благам человека не от мира сего. Вительс носил волосы до плеч, растянутые свитера богемного вида, был задумчив и очень умен. Правда, ум этот был странного свойства – своей необычайной педантичностью и въедливостью он заставлял страдать корреспондентов, режиссеров, ассистентов и даже иногда Самчука. Исподтишка Вительса уважали, однако то, что он маньяк скрыть было невозможно никоим образом. Окружающую действительность он скрупулезно членил на графы и столбцы, вел строгий подсчет тех или иных характеристик и только на основе подробного анализа делал выводы. Предложение Вительса «составить таблицу» звучало применительно к любому сюжету, который предлагался корреспондентами.

– Надо составить таблицу, – сказал он Елизавете Дубковой, несколько месяцев назад прибывшей в столицу из Нижегородской области. Речь шла о банальном полиэтиленовом пакете, который почему-то приглянулся Вительсу в качестве темы сюжета. (К тому моменту «Авоська» уже рассказала обо всех вещах, которые только были на свете, и пошла по второму кругу, не гнушаясь мелочевкой).

– Таблицу? – поразилась Лиза. Мысль о том, что такая паршивая вещь, как простой полиэтиленовый пакет для выноса покупок из магазина, нуждается в составлении таблицы, показалась ей насмешкой.

– Ну, да, таблицу, – убежденно произнес Вительс. – Надо разбить пакеты по категориям… Они же разные бывают, верно? Жесткие-шуршащие, гладкие-бесшумные, с прорезной ручкой и с навесной… Разбить их на группы и отметить плюсы и минусы. Вот, к примеру, какая ручка быстрее оторвется, если я положу в пакет десять килограммов колбасы?

Вительс задумался, что-то почертил на бумаге и подытожил:

– В общем, надо составить таблицу.

Свой первый сюжет о разновидностях полиэтиленовых пакетов Лиза Дубкова с ощущением легкого помешательства делала целый месяц. Сюжет не получался, Лиза чувствовала озверение оттого, что никак не могла понять принципов построения материала. У себя на периферии она успела отучиться на факультете журналистики, успешно поработать в газете и на телевидении, а вот «Авоська» ей не давалась. Строча ночью тексты в глянцевый мебельный журнал, дабы прокормиться и заплатить за квартиру, Лиза размышляла, а не послать ли к черту эту «Авоську», которая вообще находится за гранью журналистики. Не пускали упрямство и мучительная вера в свои способности, к тому же очень хотелось работать на центральном телевидении.

О пакетах было разведано все, что только можно: кто и как, где и зачем, из чего и почему, но Вительс с Самчуком отрицательно мотали головами. Не хватало «фенечки» – какой-то любопытной информации, которая бы оживила бесхитростное повествование.

– Нудь, нудь… – морщился Самчук. – Ну, пакет, и что? Ну, с ручками… А надо, чтобы – ого, ПАКЕТ!

Лиза отправилась в цех по производству этих проклятых ею полиэтиленовых «штукуевин» и выяснила, что немцы заказали предприятию партию пакетов с крестами для сбора останков германских солдат, погибших во время Второй мировой. Кроме того, ей попался на глаза эксклюзивный образец с радостной физиономией очень известного певца. Самчук запал на пакеты с крестами («потому что не «джинса»), а Вительс – на певца («потому что кресты – это капец какой-то»). В итоге певец дал Лизе синхрон о том, что пакет специально тестировали на предмет деформации изображения и что, если даже до отказа набить полиэтиленовую авоську колбасой, лицо стоимостью в миллион долларов не очень покорежится.

Потом еще был памятный сюжет об испытаниях домашних тапочек. Парней из рок-группы «Сороконожка» попросили прогуляться в тапках различных производителей по Воробьевым горам и описать свои ощущения: комфортно ли, не хромеют ли ноги и тому подобное. Причем Вительс изначально мечтал, чтобы рокеры прошли в домашней обувке несколько километров, и чтоб непременно по набережной Москва-реки, и чтобы одеты они были в некое подобие смирительных рубашек, и вели бы себя буйно – словом, чтобы зритель скончался от смеха. Но по жизни «сороконожки» оказались вовсе не такими придурками, какими выглядели на сцене и в клипах, клоунами они быть не хотели, к тому же день выдался мерзкий – ранне-осенний холод, секущий ветер, иглы дождя… В общем, ограничились коротким проходом по Воробьевым горам, разбежались, красноносая съемочная группа упала в какой-то кафешке, все опрокинули по рюмке коньяка, но Лиза все равно простудилась. Зато сюжет получился-таки смешной, и Самчук еще спорил с Вительсом стоит ли вырезать колоритное словцо «капедрец» из синхрона о тапочках.

Спустя несколько месяцев после описанных мытарств в компании ТВ-Прайм произошел раскол: у телекомпании сменился акционер, а как следствие – и гендиректор, и вот-вот должна была поменяться информационная политика. Народ стал разбегаться по другим каналам, Вительс и Самчук тоже совершили исход, хотя их жизнедеятельности ничто не угрожало. Оставшиеся сотрудники злобно посмотрели им вслед и решили начать сначала. В руководители произвели бывшего режиссера Сергея Храмова; Максима Панцова с Лизой Дубковой взяли в штат, и все завертелось сызнова, будто бы «Авоська» была каким-то вечным двигателем. Без прежнего руководства работалось свободнее. Храмов рулил командой без особого нажима, день-деньской разглядывая обнаженных девиц в Интернете; Лиза с Максимом вместе с зарплатой ощутили повышенный интерес к жизни и творчеству, но – если уж совсем откровенно – всем хотелось большего.