Читать книгу Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга II. Дети - Елена Бауэр - Страница 10

Григорий Григорьевич возвращался домой после деловой встречи. Вышел из машины чуть раньше. Хотелось немного пройтись, размять ноги. Последние дни он редко вставал из-за стола. Война вносила свои коррективы и в мирную деятельность, нарушая привычный ход вещей, разрушая давно сложившиеся устои. Не было возможности не замечать ее даже в глубоком тылу.

Подходя к дому, Гриша обратил внимание на кадета Пажеского корпуса. Ему показалось, что он уже где-то видел этого юношу. Но мысли Гриши были настолько заняты новыми схемами поставок для магазинов, что он тут же забыл об этом. Если б только он поднял голову, то в окне мог бы заметить дернувшуюся занавеску – это его дочь спрыгнула с подоконника, едва завидев родителя.

На дороге были разбросаны какие-то листовки и прокламации. Одна из них прилипла к калоше Григория Григорьевича. Он пытался снять ее тростью и невольно разглядел, что на ней изображено – Распутин и Императрица в непристойной позе, весьма неделикатно намекая на близкие, неплатонические отношения.

– Какая мерзость! – возмутился Григорий.

У соседнего дома дворник мел улицу в несуетливой, философской задумчивости.

– Любезный, – крикнул ему Елисеев, – поди-ка сюда!

Человек с метлой вздрогнул, словно проснулся, и подбежал к Григорию Григорьевичу.

– Убери-ка эту пакость! Чтоб ни одного листка не осталось!

Он обернулся на кадета. Что это он там крутится? Уж не он ли эту гнусность разбросал? Вроде приличный молодой человек, но кто их сейчас разберет. Ходят с романтично задумчивым видом, а потом раз – и бомбу в ноги бросят! Кадет будто прочел мысли Елисеева и поспешил удалиться.

За обедом Григорий Григорьевич все не мог успокоиться.

– Куда только жандармерия смотрит? Это уже переходят всякие границы дозволенного! – возмущался он.

Мариэтта, предчувствуя политическую лекцию, поблагодарила за обед и пошла к себе. Последние несколько недель Гриша не мог нарадоваться. Девочка повеселела. К ней вернулся аппетит.

– Вот пусть ими полицейское управление и занимается. Что ты себе душу рвешь? Кто серьезно будет относиться к каким-то пошлым рисункам в грязи? – успокаивала его Вера Федоровна.

– Да об этом весь свет шепчется. В любом салоне только и говорят про Распутина, что он царицей управляет, а через нее государем и всей империей. Паузы такие делают многозначительные и глаза таращат, мол, даже произнести не смеют все скабрезные детали…

– Мне кажется, ты сгущаешь краски. Нужно совсем не знать Александру Федоровну, чтоб про нее такое подумать…

– А как же председатель Государственной Думы? Родзянко – главный сплетник и есть, несмотря на то, что в Царском селе бывает с докладами регулярно.

– Неужели это Родзянко утверждает, что между Распутиным и ее величеством есть… нечто?.. – супруга даже не осмелилась дать этому название.

– Еще не хватало! Нет, но он носится с обвинениями Распутина, как с писаной торбой. Послушать его, так этот старик абсолютно во всем виноват – и хлыст он, и распутник, и мздоимец. Если что-то плохо в государстве, так все из-за него. Нечистый, да и только. Не удивлюсь, если в душе Родзянко мечтает, чтобы и эти грязные слухи оказались правдой!

К слову, Распутин был младше Елисеева на пять лет. Забавно, что Григорий называл его стариком, хотя себя таковым не считал. Объективности ради, Елисеев и выглядел значительно моложе. А с появлением в его жизни Веры Федоровны он еще больше расцвел на зависть злопыхателям.

– А тебе Распутин кажется достойным человеком?

– Отнюдь! Я думаю, он та еще шельма. Задурил всем голову со своими гипнотическими способностями, якобы лечит наследника. Если помогает мальчику, дай да Бог. Но я думаю, это самовнушение и желание верить в чудо бедной матери. Будучи хитрым мужиком, он, разумеется, пользуется ее расположением. Гуляет? – Естественно! Просит за кого-то? – Безусловно! Но то, что нет ничего непристойного в их отношениях с Государыней, я уверен! А взъелись все на него за то, что он подход к царской чете нашел. Это не так-то просто. Им всем хотелось бы быть на его месте. Всем им хотелось бы давать Императору советы и людей своих пристраивать. Обидно, что их мужик простой обошел! Да и забывают они, что у Государя своя голова на плечах! – Гриша грустно посмотрел на бутылку мадеры. Хотелось угоститься рюмочкой, исключительно в медицинских целях, для успокоения. Но в Пост было нельзя. Нужно было дождаться хотя бы воскресенья.

– Пожалуй, – согласилась Вера Федоровна.

– Странные люди, у них государственных чиновников взрывают тысячами, а они считают самым страшным злом мужика неотесанного. По своим мыслительным способностям противника выбирают, не иначе.

– Вероятно, они думают, что присутствие Распутина и провоцирует народные волнения.

– Чепуха! Александра II взорвали задолго до появления старца при дворе. Массу людей погубили, когда про него даже никто еще и не слышал. Вот где опасность! Вот чего надо страшиться! Революционеров, народовольцев всяких! И не из-за самого Распутина народ волнуется, а из-за листовок этих гнусных. Откуда народу-то, что про него знать, коли никто не расскажет?

– Ну, все, Гриша, будет! Зачем ты меня пугаешь? Скажи, что все будет хорошо! Война скоро закончится, и мы поедем в Париж…

– Совсем забыл, у нас теперь там небольшой домик в округе Понтуаз.

– Так что же ты молчишь? Ах, какие восхитительные новости! – Вера Федоровна подошла к Григорию Григорьевичу и крепко обняла его.

Стемнело. В камине уютно трещал огонь. Пока Вера готовилась ко сну, расчесывая волосы перед туалетным столиком, Гриша лежал в кровати и гонял в голове беспокойные мысли.

– Как ты думаешь, на кого нацелена была эта пакость?

– Гриша, пожалуйста!

– Подумай.

– На Распутина, – отмахнулась Вера.

Гриша молчал.

– На Императрицу?

– Я боюсь, на Государя! И придумали это совсем не болваны или оболтусы… Царя народ любит. Если сразу на него нападать, люди встанут на его защиту. Очень хитрый ход – облить грязью человека, которому он благоволит, и царицу, а через это постепенно подрывать уважение к Государю. Умно, ничего не скажешь!

– Ведь ты только сегодня сомневался в их мыслительных способностях, – супруга ласково улыбнулась, считая, что подловила Гришу.

– Что ты, любимая! Мои сомнения относятся исключительно к индюкам, которые это по гостиным да салонам разносят. Они ведь в силу своей ограниченности даже не понимают всей опасности…

– Ты уже видел это? – Вера Федоровна не оставляла попыток сменить тему. Гришины рассуждения ввергали ее в тревогу и уныние. Она протянула мужу газету.

– «В 8 часов 30 минут вечера в театре «Фарс» по адресу: Невский проспект, 56 (дом Елисеева), начался самый забавный, самый веселый и интересный боевой фарс „Девушка с мышкой“», – прочел Гриша заметку вслух: – Что ж, будем надеяться, что он будет успешен даже без госпожи Лин. Посмотрим, на что способен Рассудов-Кулябко без примы…

– А что с ней сейчас?

– Да что с ней станется? Это же Валентина Феликсовна! Открывает новый театр, в другом доме на Невском же, – рассмеялся Елисеев, погрузившись в воспоминания, – а ты видела ее пародию на скандалиста Пуришкевича? Это было совершенно уморительно! Лин пела куплеты «Володя, не шуми», а седок в колясочке на сцене, невероятно напоминающий Пуришкевича, отвечал пронзительным свистом в свисток. Публика была в восторге! Однажды на Валентину Феликсовну даже набросились его поклонники. Прямо на сцене! Пришлось полицию вызывать, чтоб разнять!

Григорий Григорьевич хохотал так заразительно, что Вера Федоровна тоже рассмеялась.

– Зачем только она стала приваживать этого мерзавца Закретского, – отсмеявшись и вытирая слезы с глаз, с некоторой грустью заметил Гриша. – Потому я и расстался с ней без большого сожаления. Иначе уговорил бы ее остаться в театре и Рассудова-Кулябко урезонил бы.

Валентина Феликсовна Лин была незаурядной дамой – австрийская шансонетка, вышедшая замуж за немецкого подданного, успешно выступающая на подмостках России. Какое-то время она арендовала театр в магазине Григория. Фарсы, в которых она блистала, пользовались неизменным успехом. Была в этой женщине загадка, которая заставляла Веру Федоровну волноваться. Такие хищницы были способны увести любого мужчину из семьи. К счастью, в театре произошла мини-революция, и власть захватил режиссер Рассудов-Кулябко. Прима ушла, хлопнув дверью. Гриша принял это как данность и уговаривать госпожу Лин не стал по известным причинам – в последнее время ее часто видели в компании графа Закретского, закадычного Гришиного недруга. Валентина Феликсовна, возможно, понятия не имела о вражде мужчин, но такова несправедливость жизни – можно легко оказаться на обочине, просто попав в историю из-за своего незнания. Чтобы быть на коне, нужно обладать информацией, даже если она скрыта от большинства других глаз.