Читать книгу Три солнца. Сага о Елисеевых. Книга II. Дети - Елена Бауэр - Страница 12

Григорий Григорьевич проснулся от головной боли. Было уже довольно поздно. Рассвело. Обычно он вставал гораздо раньше, возраст давал о себе знать. В молодости Гриша мог проваляться в постели до обеда, если можно было позволить себе не ходить в лавку, а теперь нет, все как у Чацкого – «чуть свет – уж на ногах…». Но не в этот день. После вчерашнего маскарада у Степана Петровича голову словно поместили в чугунные тиски и постоянно подкручивали их, чтобы сжать сильнее. Он встал, медленно подошел к окну. За ночь резко потеплело. Снег превратился в грязную жижу. Подкатила тошнота.

Скрипнула дверь. Мерзкий звук пронзил голову Елисеева. Григорий не замечал раньше, что дверь такая визглявая.

Вошла Вера Федоровна с подносом, на котором дымился только что сваренный кофе в изящной фарфоровой чашке. Гриша поморщился.

– Мне что-то нездоровится. Я, пожалуй, полежу еще немного. Передай, чтобы отменили все встречи. Не смогу сегодня никого принять.

Он лег в кровать.

– Что случилось? – Вера Федоровна поставила поднос на стол, подошла к нему и села рядом. Она положила руку на его лоб. – Господи, ты горишь! Неужели инфлюэнца?

Гриша закрыл глаза. Как же было хорошо, чувствовать ее прохладную руку. Боль как будто даже отступила на мгновение.

– Посиди со мной, – попросил Гриша. – Может, на погоду…

– У тебя жар! Нужно позвать доктора! – супруга заметно разволновалась. До этого она никогда не видела Григория больным. – А пока заварю тебе чай из бузины или мать-и-мачеху с анисом.

– Не хочу. Принеси лучше сбитня, – закапризничал Гриша.

Вера Федоровна поспешила на кухню. Когда она вернулась, больной уже спал. Она не стала его будить. Известно, что сон лучшее лекарство.

После полудня прибыл врач. Он разбудил Григория и тщательно его осмотрел. Покачал головой, но ничего толком не сказал. Велел больному принимать аспирин, а Вере Федоровне обтирать мужа уксусом и обкладывать капустными листами, чтобы сбить температуру. У Елисеевых нашлись запасы аспирина, который производился известной немецкой фармацевтической компанией, и поставки которого в Россию с началом войны прекратились. В свое время Гуля, пока еще жил в родительском доме, будучи поклонником этого средства, собрал большую коллекцию всевозможных его форм выпуска для своих наблюдений.

Елисеев провалялся в лихорадке три дня. Его знобило и трясло так, что зуб на зуб не попадал. Обтирания помогали, как мертвому припарки. Вражеский аспирин тоже не слишком старался ослабить страдания русского тела. Организм справился сам, и на третий день болезнь стала отступать.

Удивительно, но даже, несмотря на то, что больной несколько дней находился в полузабытьи, никакие пугающие образы не являлись ему во снах. Словно со смертью Марии Андреевны отступили и ночные кошмары. Покойная сестра в наряде невесты уже несколько месяцев не ввергала его в холодящий кровь ужас.

На четвертый день, пообедав в постели, Гриша почувствовал в себе силы встать. Он подошел к окну. Подморозило. Мелкие снежинки искрились в воздухе.

Вдруг Григория Григорьевич заметил под окнами кадета, которого он уже однажды видел. Тот улыбался кому-то в Елисеевском доме. Из комнаты Григория не было понятно, куда конкретно смотрел молодой человек. Сначала Гриша подумал, что у мальчишки роман с какой-нибудь горничной. Потом он вдруг вспомнил о Вере Федоровне. Где она? Он не допускал мысли, что его супруга может кокетничать с кем-то, особенно с таким желторотиком, но все же опыт сигнализировал, что что-то с этим юношей нечисто. Жди беды. Григорий позвонил в колокольчик.

– Где хозяйка? – хрипло поинтересовался Григорий Григорьевич у прибежавшей горничной.

– Нету-с. Четверть часа как ушла к модистке-с.

– Как только вернется, пусть зайдет.

Молодой человек показал кому-то в окне свернутый лист бумаги, положил его под камень, скрываемый ветками кустарника, и заторопился прочь. Григорий хотел было снова вызвать прислугу и отправить за запиской. У него до сих пор не шли из головы пошлые карикатуры на Распутина и Государыню. Но не успел он дотянуться до колокольчика, как из дома уже выскочила горничная. Она забрала послание и забежала внутрь.

Григорий Григорьевич поймал девушку на лестнице.

– Милочка, изволь-ка объясниться, что это за тайная переписка в моем доме? – просипел хозяин.

– Я ничего не знаю-с!

– А что это у тебя в руках? Революционная прокламация?

– Нет-с, что Вы! Я бы никогда… – голос у девушки задрожал.

– А что же тогда?

– Это амурное-с…

– Что ж, милочка, вместо того, чтоб работать, ты здесь амуры крутишь?

– Это не мое-с! – горничная разрыдалась.

Все это казалось Григорию крайне подозрительным. Для кого же она тогда носит любовные записки, если это не ее? Григорий Григорьевич протянул руку, и девушка послушно отдала хозяину письмо.

Елисеев развернул листок и чуть было не рухнул с ударом.