Читать книгу Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман - Елена Борисовна Сперанская - Страница 2

Во входную дверь коммунального дома первого этажа постучался следователь – старший лейтенант Кирьянов, но никто не открывал, так как узкий коридор вел в широкую светлую прихожую с одним окном. Оттуда в другой такой же узкий проход, откуда две двери были связаны с комнатами жильцов и большой кухней с потрескавшимся каменным полом. Из кухни одна двойная дверь выходила во двор, а другая – в комнату еще одной семьи, где проживал Вежин Борис Павлович – персональный пенсионер с семьей, состоящей из трех человек – жены – Нины Афанасьевны, моложе его на девять лет, дочери Насти, одиннадцати лет и восемнадцатилетнего сына Петра – студента Музыкального училища провинциального города Саратова. Их жизнь протекала в постоянных заботах и хлопотах. Здоровье отца позволяло участвовать в общественной работе, ходить на семинары своих одногодок журналистов, бывших коллег, помогая им в работе, наставляя советом и добрым словом в издательстве газеты «Местное время», где он прослужил последние двадцать лет своей трудовой деятельности, составляя репортажи и очерки о работе целевых предприятий города: Авиастроительного завода, кинокомпании, предприятий общественного питания, университета. Везде помогали сотрудники и руководство тех государственных органов, куда он обращался, чтобы создать музей, провести встречу со старыми большевиками, кто стремился передать молодежи свои опыт, знания и трудовую дисциплину, которая очень ценилась среди подрастающего поколения.

«Странно, что никого нет…» – углубился в свои размышления молодой специалист, недавний выпускник Юридического института, кого направили на работу участковым милиционером в данный спокойный микрорайон, где обосновались в основном граждане, приезжие из разных мест, в одно-двухэтажных каменных и деревянных строениях, у кого было постоянное место дохода, и кто обзавелся семьями.

Тогда следователь постучался в дверь, которая находилась в самом узком коридоре, соединенным со вторым этажом крутой лестницей и большой фанерной доской на щеколде, чтобы как-то пообщаться с людьми, обитавшими по соседству с частным одноэтажным каменным домом, где пропала молодая женщина – воспитательница детского садика, проживавшая на квартире у бездетной пары. Но и там никого не оказалось.

Наконец следователь Кирьянов услышал шаги по цементному полу коридора, выложенному большой бордовой плиткой. Двухэтажное здание раньше было аптекой со всеми необходимыми архитектурными аксессуарами такой медицинской организации: прохладным подвалом с комфортабельными удобствами, комнатами и коридорами. На первом этаже – место для изготовления лекарств с одним окном и дверью во двор и на второй этаж – фармакопея, переделанное в кухню. Зал для приема посетителей с тремя окнами, где проживали зажиточные упитанные соседи. Непосредственно аптечный отдел с одним окном, где проживала семья Вежина. Маленькая гардеробная комната для переодевания, тоже переоборудованная в жилую комнату, с окном, выходящим во двор через широкий лестничный проем, ведущий в подвал, и закрытую, застекленную квадратными формовыми изразцами, веранду.

– Кто? – спросил его мужской голос.

– Это участковый милиционер, – ответил в тон оперативный сотрудник МВД, в форме старшего лейтенанта, с папкой на молнии в руках, где он хранил материалы начатого им расследования пропажи гражданки: беседу с сотрудницами детского садика, кто отзывался положительно о своей коллеге, и кто написал заявление в милицию за подписью заведующей детским учреждением. Туда поступила на работу, пропавшая – Безбеднова Галина – восемнадцатилетнего возраста, приехавшая в город из районного центра, получив образование воспитательницы дошкольного учреждения.

Дверь открылась. Оперативник, в недавно приобретенной за собственные деньги сине-серой форме – фуражке с черной кокардой, брюках с голубым кантом, голубой рубашке, черном галстуке и укороченном жакете с пояском, увидел на пороге скромно одетого пожилого мужчину. На нем был шелковый синий в белую полоску домашний пиджак от пижамы с большими карманами и темно-синие брюки.

– Старший лейтенант – Кирьянов, – сказал милиционер и показал свое новенькое удостоверение в раскрытом виде.

Темнота коридора не позволяла говорящим видеть друг друга, а общаться на ощупь они не привыкли с незнакомцами.

– Пожалуйста, проходите, – пригласил его войти мужчина, на висках которого не было ни одного черного волоса, а седина покрывала всю голову.

– Я по поводу исчезновения женщины – Галины Безбедновой, проживавшей на квартире у ваших соседей по улице справа. Три дня она не появлялась ни дома, ни у своих хозяев, ни на работе. Вы что-то слышали об этом? – спросил офицер милиции, разглядывая кухню, куда пригласил его пройти пожилой мужчина.

– У нас с теми соседями нет никаких контактов. Через высокий забор не видим, что там у них происходит… Но насколько я знаю от дочери, она как-то была у них в доме, что никуда девушка не ходила. Они разводили кур и продавали мясо и яйца на базаре. Дети везде суют свой нос. А жена говорила, что они пустили эту квартирантку, чтобы она убиралась у них и готовила им еду. Приехала она из деревни и работала нянечкой в детском садике, – доложил Борис Павлович Вежин.

– Спасибо, – поблагодарил следователь Кирьянов, намереваясь опросить всех соседей первого этажа.

Борис Павлович скрылся в своей коммунальной комнате первого этажа.

Затем участковый милиционер постучался в высокую белую дверь, ведущую к комнатам семьи – Микитиных, состоящей из четырех человек: мужа, жены и двоих взрослых детей – Юрия и Лины. Ему навстречу вышел грузный лысый пожилой человек в майке и домашних брюках.

– Мне нужно узнать, что вы знаете о ваших соседях по улице Шевченко, – спросил следователь Кирьянов официальным тоном, показывая свое удостоверение в развернутом виде.

– Жена покупала у них яйца и тушки птиц. Я с ними ни разу не разговаривал, – ответил глава семьи – Егор Васильевич, стоя на пороге. – А что случилось?

– У них пропала, с ними проживавшая, племянница, – ответил милиционер строго.

Лицо Егора Васильевича – надзирателя СИЗО – вытянулось от недоумения.

– Спросите у других соседей. Кто-то должен знать об этом? – посоветовал сотрудник вневедомственной охраны, где служил Егор Васильевич долгие года. – Вот напротив, например.

– Это мы и сами знаем. Если что-то узнаете, вот мой рабочий телефон, звоните. Извините за беспокойство, – офицер протянул листок с цифрами и попрощался.

Детектив постучался еще в две двери по соседству, но там никого не оказалось. Он ушел на второй этаж двухэтажного дома, чтобы задать те же самые вопросы жильцам.

Он прошел по лестнице, недавно покрашенной красной масляной краской, открыл фанерную перегородку, отделяющую лестничный марш.

Преодолев 20 ступенек, постучался в самую крайнюю дверь, где жила семья из трех человек: студентов юридического института и их маленького сына, недавно въехавших в освободившуюся комнату без удобств. Но там никого не было. Тогда следом оперативник подошел к следующей высокой двери и сделал то же самое. На пороге появилась высокая стройная пожилая цыганка с кудрявыми с проседью волосами, уложенными сзади в тугой узел.

– Что вам надо? – спросила она, демонстрируя свою грязную заношенную одежду, вытирая руки о подол рваного фартука, надетого поверх темного традиционного цыганского платья с фалдами, но гораздо короче, едва прикрывавшего кряжистые колени, что, когда она поднимала руки, видны были узкие загорелые бедра с синими венами на сгибе.

– Что вы знаете об исчезновении девушки в соседнем доме справа от вас? – хотел выяснить по долгу службы милиционер.

– Все дети боялись ту красавицу из-за вида ее серого шерстяного платья. Она ходила в нем постоянно и летом, и зимой. Никогда не снимала, даже в самую жару. Жила она у них с прошлого года, – стоя на пороге, стала рассказывать цыганка витиевато.

Она вела оседлый образ жизни уже лет двадцать пять, давно не гадала заезжим прохожим. Вот случай представился. Известное народное поверье гласило, что если впутать цыган в любое дело, то можно скоропалительно закрывать, так как они сами рассудят на свой лад, чтобы извлечь самую крошечную выгоду из сложившихся обстоятельств, чтобы заработать или продать информацию заграницу по своей цыганской почте, которая простиралась до самой Индии.

– Что-то конкретное можете сказать? – вопрос озадачил любительницу предсказывать судьбы, проклинать или давать наставления за вполне реальные деньги.

– Что вы имеете в виду?! – с покровительственной интонацией воскликнула она, на мгновенье замолчала, увлеченная ходом своих мыслей. – Нет этой потаскухи среди живых и мертвых…

– Как это понимать? – озадаченный молодой специалист в области юриспруденции посмотрел на цыганку острым взглядом.

– А ты пройди, молодой, красивый… В комнате за столом я тебе расскажу и на картах покажу, – пригласила цыганка, терпеливо глядя, как участковый милиционер отмечал в своем списке жильцов, кого он успел опросить.

– Нет, проходить я не буду, но, понимая ваши меркантильные заботы, хочу предупредить, что гадать у нас запрещено законом, – решил напугать галантную гражданку служитель закона.

В его обязанности входило опросить как можно больше свидетелей, чтобы выйти на подозреваемого, виновного в исчезновении лица, проживавшего на его участке, так как трехдневный срок, положенный для ожидания, истек вчера, а сегодня участковый приступил к выполнению своих основных обязанностей – поиску пропавших граждан.

– Ты меня не напугаешь. Я давно ушла из табора. Гадаю только соседям иногда по их просьбе за продукты питания. Но тебе бы и за деньги предсказывать судьбу не стала. У тебя все будет плохо, – со злостью крикнула она, закрыв прямо перед носом милиционера дверь, щелкнув английским замком.

«Очень конкретная женщина. Без комплексов, сразу видно, жадная и лицемерная», – охарактеризовал цыганку про себя оперативник, с чувством юмора глядя на следующие две двери, куда ему надо было еще обратиться по своей работе.

«Придется продолжить», – сориентировался милиционер, посмотрев на часы, которые показывали начало одиннадцатого – время, когда обычно никого из соседей в квартирах не бывало.

Кроме пенсионеров или больных, так как школьники и дошкольники – все находились в государственных учреждениях по месту жительства или работы граждан, несущих ответственность за своих малолетних детей, кого они обязаны были воспитывать. Он отметил, что в первой квартире – Берендеевых, никого не застал, а во второй, где проживали четверо человек – двое разнополых взрослых детей с родителями – по фамилии Тугушевы, общался с матерью семейства.

Пока он стоял, разговаривая с цыганкой, из смежной двери два раза полная пожилая соседка – Романенко в красивом пестром атласном халате выходила на кухню, поэтому следователю Кирьянову не составляло большого труда появиться там. Таким же способом спросить у нее, когда она разогревала, что-то готовила на плите. Песик без породы и поводка вертелся у нее под ногами. Он ловил куски мяса, которые она бросала ему периодически. Пенсионерка к облегчению милиционера начала первой говорить с приятным украинским акцентом:

– Я ничего не знаю об этом случае, но могу предположить, что там все нечисто. Никаких доказательств вины у меня нет, но и свидетельствовать против себя я не буду, так как у нас с ними никакого контакта нет.

– Хорошо, – записал в своем листе следователь Кирьянов, чтобы потом перенести в начатое им дело.

Детектив не удивился правильности речи свидетельницы, потому что ее муж работал на рынке мясником, общаясь только с грамотными и обеспеченными клиентами. Следователь подошел к кухонному оконному проему. Оттуда взглянул во двор и на железную кровлю соседнего дома, увидев только коричневую парадную входную дверь с тремя крашеными ступеньками, крышу курятника и небольшой серый участок земли без цветов и травы.

Он повернулся и ушел, направляясь именно туда, что он видел из окна кухни. Выйдя на солнечную сторону, милиционер взглянул на противоположные дома, где около одноэтажного дома сидели три пожилые женщины на скамеечках. Они о чем-то живо беседовали. Поэтому следователь переменил свое решение, намереваясь пообщаться с ними, так как надеялся, что они наверняка знали что-то ценное о пропавшей гражданке – Безбедновой Галине. Он перешел дорогу, обогнул, усыпанную цветами, клумбу и остановился рядом с сидящими пожилыми женщинами.

– Что-то слышали об исчезновении молодой женщины вон в том доме, – милиционер указал рукой на противоположные дома.

Бабушки в валенках, теплых тапочках с меховой опушкой как будто очнулись от созерцания цветов с парящими стрекозами и бабочками на красивой, ухоженной клумбе. О чем они думали, вглядываясь в глубину цветовой гаммы, наслаждаясь солнечными лучами, никто не догадывался. Возможно, они вспоминали свою неугомонную молодость, бешеные ритмы самбы или фокстрота на танцплощадке.

– Да, мы знаем, что Галя гуляла постоянно одна, не боялась, что на нее нападут. Возвращалась с работы поздно. Она училась, наверно на вечернем факультете или трудилась допоздна, – призналась крайняя щупленькая старушка с большими карими глазами, выражающими полное доверие и расположение к следователю.

– Мы с ней недавно разговаривали. Она сказала, что поступила учиться в Педагогический институт на заочное отделение. Когда закончит, будет учительницей начальных классов, а сама ходила в комбинат ясли-садик на работу нянечкой, – вступила бабушка, сидящая рядом, поправляя белую в крапинках косынку.

– Это я и так без вас уже выяснил. Не помните, видели вы ее с кем-то посторонним? – снова обратился следователь Кирьянов к соседкам по месту жительства пропавшей гражданки.

– Нет, точно. Она всегда одна ходила. Даже было интересно на нее смотреть. Ну, это я так к слову сказала, – процедила сквозь зубы последняя старушка, из сидящих около широких дверей дома, откуда они выходили погреться на солнышке, так как жили вместе как сестры.

На другой стороне, около дома, с уже опрошенными жильцами, суетились дети, стараясь вникнуть в суть переполоха. А цыганка-Ася не поленилась. Она вместе с жиличкой-пенсионеркой Романенко в атласном халате, вышли развешивать белье во двор, наблюдая, куда направился милиционер следом. У старшего лейтенанта оставались вопросы к каждой из них:

«Куда же ходила по выходным дням пропавшая гражданка Безбеднова Галина? Кто ее сопровождал, и были ли у нее враги?»

Но, переговорив с бабушками, он убедился, что все нити вели к хозяевам злополучного дома, куда он, в конце концов, сам решил наведаться. Тем же путем он вернулся к двум свидетельницам, рядом стоящими, после развешивания чистого белья во дворе, как после похорон. Милиционер, ничего не говоря в их сторону, минул дощатый забор. Он позвонил в калитку, за которой жила та самая свидетельница, которая подала заявление в районный отдел. Звонок заставил хозяйку дома открыть следователю Кирьянову узкую калитку. Переступив через высокую соединительную доску, оказавшись в идеально чистом дворе, сыщик показал свое удостоверение сотрудника МВД в раскрытом виде.

– Вызывали? – спросил он официально, понимая волнения заявительницы.

Пропустив его вперед, невысокая, округлая женщина в сером платье и желтоватой косынке, с красивым дебелым лицом, по-видимому, та самая, которая подавала заявление, произнесла мягким голосом:

– Я вас давно жду.

Следователь Кирьянов оглядел с головы до ног говорящую. Когда зашел на маленькую кухню, он присел на придвинутый ему табурет. Отметив очень приятную внешность хозяйки, сказал наставительно:

– Пришел, собственно, по вашей просьбе. Хочу осмотреть комнату, где спала ваша племянница.

– Да. Можете пройти вот сюда, – спокойно указала рукой гражданка Осокина, а по мужу Безбеднова, чья родственница проживала с ними восемь месяцев, но исчезла буквально недавно.

Детектив обошел две такие же идеально чистые клети без украшений с голубыми плюшевыми занавесками в проемах дверей. Заглянул в требуемую спальню, где стояла одна бедная железная кровать для подростка, найденная где-то в металлоломе, покрытая очень тонким темным дешевым шерстяным одеялом.

– А где шкаф или тумбочка с ее вещами? – спросил детектив, у которого уже сложилось мнение об образе жизни, спешащих разбогатеть, граждан.

– Все вещи племянница Галя хранила у нас в гардеробе. Мы от нее ничего не прятали. Жили одной семьей. Помогали ей, чем могли. Питались вместе. Она иногда покупала кое-что на базаре после распродажи яиц, которыми мы ее снабжали. Она каждый выходной с раннего утра туда бегала, – добавила хозяйка, указав на шкаф, занимавший почти всю площадь в предполагаемой крошечной гостиной.

– Откуда такой зловонный запах? – спросил милиционер, почувствовав отвратительное амбре, тянущееся по воздуху из двора.

– Это из курятника. У нас куры, два гуся и утка. Пойдемте во двор, вы сами убедитесь, – предложила хозяйка, выпроваживая сотрудника райотдела милиции.

Они вышли на воздух, а на них стала с гоготом наступать домашняя живность: куры и утки, которые рассыпались по двору суетящейся толпой, взмахивая крыльями, отталкивая себе подобных домашних птиц.

– Ждите, приду еще раз. Возможно с собакой, чтобы она взяла след вашей пропавшей племянницы, – с участием сказал милиционер, направляясь к калитке.

– Кыш, кыш, кыш, – принялась шипеть, очень скользкая в обращении, хозяйка, размахивая руками, которой на вид можно было дать лет сорок или тридцать пять из-за матово-белой кожи, а на самом деле ей было далеко за сорок, хотя выглядела она очень моложаво.

По данным паспортного стола, где следователь Кирьянов побывал загодя, он выяснил, что Безбедновой Таисии было пятьдесят два года, а ее мужу Никифору – шестьдесят четыре. Оба были на пенсии, но занимались разведением птицы, которую потом сбывали по спекулятивной цене населению, чтобы деньги сложить в «кубышку».

Следователь Кирьянов вернулся в свой кабинет на машине, сложил в папку все допросы свидетелей по порядку. Он опять прочитал их показания. У него ушло на это занятие минут десять, но возникло подозрение.

«Надо осмотреть двор с курятником, откуда шел невыносимый запах разложения и куриных отходов», – наметил он себе план работы.

В предыдущий раз, когда они хотели пойти с собаководом, тот отказался, так как не было никаких значительных изменений окружающей обстановки. Кинолог посоветовал выждать неделю, чтобы выветрился сбивающий запах гашеной извести, которым были усыпаны все места общего пользования: туалет с выгребной ямой, сарай, где потом был обнаружен труп неизвестного человека в дровах, баня, погреб и весь приусадебный участок.

«Возможно, в этом случае в семье Безбедновых мог возникнуть спор на почве ревности. Хозяйка убила свою племянницу. Что зафиксировано в истории криминалистики. Но эта рабочая версия. Где находится труп жертвы? Подозрительно, что у гражданки Безбедновой такое же серое платье, как у ее племянницы. Если та ходила постоянно в одном и том же платье, то у нее не было смены. А ее родственница воспользовалась исчезновением племянницы, надела оставленное ей платье. Тогда в чем она ушла? Что-то здесь не сходится… Если она купила новое платье, в нем отправилась куда-то, а старое оставила дома. Откуда такие приличные деньги у нянечки детского садика, которая недавно устроилась на работу? Может быть, сама хозяйка дома дала ей свою одежду? Надо будет выяснить у нее самой, не пропадало ли у нее что-то из верхней одежды?» – серьезно задумался детектив, когда убирал дело о пропаже гражданки Галины Безбедновой в свой сейф, чтобы потом снова взяться за расследование с имеющимися у него данными экспертизы.

«Идеальная чистота в доме. Ни соринки, ни пылинки… Как будто специально все вытрясли в поисках своей племянницы. Ну, это понятно. Если копнуть глубже… Как они построили этот дом? Откуда у них были средства на строительство? Значит, участок приобрели для постройки или купили готовое строение?» – все эти вопросы стали волновать детектива, который собирался расследовать это дело за считанные дни, чтобы доложить генералу Кедрову о раскрытом преступлении или появлении исчезнувшего лица. Он мечтал положить папку, со всеми имеющимися доказательствами, на стол руководства.

Следователь Кирьянов вернулся в архив. Словно по мановению волшебной палочки, когда он заказал у лейтенанта, заведующего архивом, ему принесли старинное дело на гражданина Безбеднова Н. В., прописанного по тому же адресу. Оказалось, что данный гражданин отбывал наказание в исправительной колонии строгого режима за кражу с взломом сберкассы и убийство инкассатора, который перевозил деньги. Встречная милицейская машина остановила грабителя, перекрыв движение на встречной полосе. Образовалась пробка. Все следующие вперед автомобили по приказу руководства ДПС и начальника полиции вынуждены были предъявлять документы в целях обезвреживания опасного преступника, сумевшего завладеть деньгами сберкассы, предназначенных для осуществления целенаправленного распределения по учреждениям и для личного использования гражданами города.

Безбеднов пытался бежать, но его упредили сотрудники милиции. Состоялся суд, на котором выяснилось, что у Безбеднова были нормальные средства для существования, а грабежом и убийством он занялся из ухарства, чтобы нажиться на ком-то, у кого были вклады в сберкассу. Отсидев свои положенные пятнадцать лет, тот вернулся спокойно на место своего проживания, обзавелся семьей, сойдясь с продавщицей мороженого – Таисией Осокиной. Они сломали старый ветхий домик. Выстроили «кукольный» одноэтажный особняк из серого камня, покрашенный до середины белой краской, как знак чистоты и невинности в назидание, стоящим рядом, домикам из красного кирпича или дерева.

Оказалось, что кирпич был приобретен по оптовой цене на месте его прежней работы каменщиком, куда тот и вернулся, чтобы заработать себе пенсию, но восьмичасовой рабочий день был слишком утомительным для любителя легкой наживы. Поэтому он стал «калымить», зарабатывая шабашником, подвизаясь частным образом у собственников дачных участков или помогая себе самому, перетаскивая, награбленный на прежней работе, кирпич по одному-два в сумке домой, тут же складывая из него стены.

Вскоре появился крошечный двадцатиметровый домик, поделенный на клети с тремя окнами, где могли поместиться только пять вещей: шкаф, диван, стол, две табуретки. Этой назидательной историей закончилось бы дело, но племянница из села, где раньше жили Безбедновы, приехала к ним в гости. Пришлось найти в соседнем дворе железную кровать, на которой раньше спала дочь жильца Вежина – Настя. Они неожиданно разбогатели, когда Борис Павлович предложил им взять кровать на временное пользование бесплатно, чтобы потом вернули, так как в семье могло быть пополнение. Из-за железной кровати разгорелся жаркий спор. Все соседи с первого и второго этажа хотели воспользоваться представленной возможностью, поставить у себя в комнате коммунального дома новую меблировку.

Однако Безбеднов сразу предъявил права, когда ночью вдвоем с сожительницей они перетащили железную кровать для подростка, купленную Вежиными на распродаже, к себе, поставив в коридор. Потом передвинули к окну на кухне для племянницы. Получилась кухня с кроватью. Об этом никто из соседей не жалел, так как Безбеднов освободил соседний двор от ненужного металлолома, пообещав отдать десять рублей Борису Павловичу. О чем он тут же забыл, но все-таки стал отдавать по три рубля ежемесячно из своих заработков по преображению дачного поселка. Туда он ежедневно ездил на электричке, чтобы свести концы с концами.

На полученные десять рублей за три месяца семья Вежиных отремонтировала свою комнату, покрасив полы красной масляной краской, базальтовым цветом потолок и стены с рельефным рисунком. Отдавали деньги бутылками водки то Столичной – за 3,12 рубля, то Особой – за 2,87 рубля – самым ходовым товаром. Последний раз, как обычно, тоже заплатили, но добавили еще рубль для укрепления бюджета строителей. Такая бухгалтерия была присуща всем жильцам коммунального дома. Других расчетов маляры не требовали. Они сами знали, что им предстояло сделать по очереди, чтобы комнаты преобразились до неузнаваемости.

Школьница и отличница Настя – дочь Бориса Павловича – долго мечтала сбыть надоевшую ей железную кровать, которая сначала принадлежала ее брату – Петру, а затем ей самой. Волнения прекратились, когда, наконец, ремонт закончился, а кровать появилась в пределах домика Безбеднова.

Таисия Безбеднова давно грозившаяся пригласить Настю посмотреть, как они обставились, передавала приветы через маму девочки, так как однажды она вызывала ее к прикованному к дивану мужу, у которого после работы развилась белая горячка от частого употребления спиртного, поэтому ему следовало ограничить притрагиваться к рюмке водки. Выздоровев после промывания желудка, Никифор окончательно избавился от такой вредной привычки, после нескольких процедур, проведенных опытным терапевтом, кем была мама Насти, давая ему рвотное средство.

В один из летних дней, когда Таисия ожидала появления в их доме с Никифором милиционера, завидев, идущую за продуктами в магазин в конце квартала, девочку, спросила с хитрой ухмылкой:

– Ты не забыла, что хотела посмотреть, как мы живем здесь и что у нас есть?

– Обязательно приду. Вот сейчас сбегаю в угловой подвальчик, куплю колбасы по 2,20 рублей килограмм и зайду к вам на чай, – сделав ударение на последнем слове, Настя ускорила шаг.

Выбор в магазине был небольшой: один сорт упомянутой колбасы, творог, сыр, сметана, масло двух видов: подсолнечное и сливочное, маргарин, разнообразные крупы, селедка, фруктовый сок в стеклянных банках. Вся прогулка отняла у нее менее получаса. Вернувшись к себе в комнату, девочка положила покупку в новый холодильник «Орск» на верхнюю полку. Она отдала сдачу маме, спросила с чувством исполненного долга:

– Меня пригласила соседка из соседнего дома в гости, могу я зайти к ней на минуту?

– Иди, но будь осторожной в обращении с ними, они очень привередливые, – разрешила Нина Афанасьевна с упреком.

– А что это значит? – спросила девочка настороженно.

– Сама увидишь, а теперь можешь идти, – ответила женщина.

Настя подошла к соседнему забору со щелью для почты, которая с годами, пока девочка росла, начала опускаться вниз, достигнув глаз, как раз в то лето, когда соседи по улице купили железную кровать, и исчезла гражданка Галя Безбеднова, обладательница скверного, как вся детвора решила, серого платья. Объясняя это тем, что разве у нее нечего больше надеть, кроме теплого шерстяного салопа?! Слово «салоп» они услышали от проезжего барышника, который торговал свистками, шариками, серпантином и конфетти для Нового года, подъезжая к их подъезду с телегой, запряженной лошадью. Счастье встретиться с ним было для каждого ребенка, чьи родители могли позволить приобрести подарок любимому чаду.

Но у известного в определенных кругах авантюриста-барышника была еще красная китайская шкатулку с зеркальцем за десять-двенадцать рублей. Что составляло его главное сокровище, о чем он с гордостью сообщал периодически каждому, кто хотел посмотреть на его богатства. Но никто из детей и взрослых не мог замахнуться на такое изысканное украшение интерьера. Все с грустью отходили от продавца, восседавшего в телеге, спрашивая друг друга:

– Купили шкатулку или нет?

Ответ был однозначный. Поэтому, чтобы посмотреть на указанную им роскошь, надо было улыбнуться или приобрести что-то маленькое. Такое было условие уличной торговли. Дети тренировались улыбаться, выпрашивая мелочь у родителей, а мамы, снисходительно улыбнувшись, снабжали ребенка пятью или десятью копейками на сувенир от местных производителей.

Однажды на зависть всей улицы Шевченко, шкатулку купил высокий дородный парень Валера Степанов, который любил катать детей на раме своего велосипеда. Он заплатил положенные десять рублей. Еще ему сделали скидку два рубля с учетом, что он не будет возвращать подарок назад.

– Хочу жениться. Вот это будет подарок моей невесте на день рождения, – признался он всем детям, толпившимся рядом с телегой. – Свадьба мне обеспечена.

Все соседские ребятишки с облегчением вздохнули, узнав ошеломляющую весть. Но не только свадьбу, но и хороший урок для подрастающего поколения преподал завидный жених, когда переехал жить к своей невесте, и у них появились двое малышей.

В тот день, когда Настя собиралась посетить соседей, никакого барышника рядом с их домом не появилось. Он, по слухам, уехал в США, чтобы сняться в очередном боевике, мелодраме, фильме ужасов или триллере, к чему у него, безусловно, были феноменальные способности. Все потом долго обсуждали ущемления, которым подвергся барышник, пересекая границу не на лошади, а на сверхзвуковом самолете, устроившись на работу в Голливуд на эпизодические роли.

«Что-то долго не могу попасть к таким хозяйственным людям? Зачем она меня все-таки пригласила? В такую жару долго я здесь не выстою» – спрашивала себя Настя, стоя рядом с калиткой, ведущей во двор с курятником, закрытой на засов. На голове у нее красовались два смешных бантика.

– Ты уже вернулась? Молодец! Проходи, не стесняйся, я только пол вымыла, – сообщила моложавая женщина Насте, когда та переступила через порог калитки.

– Здравствуйте, – поздоровалась Настя, стесняясь.

– Вот курятник, посмотри, – она подвела девочку к самораскрывающимся дверям. Оттуда вывалила пушистая белая масса в перьях, кудахча и гогоча.

– Не боишься? А то смотри, сейчас кину тебя в лапы к твоей воспитательнице… – она сзади взяла девочку за плечи.

Настя от страха замолчала, у нее перехватило дыхание.

– Хотела бы иметь такое свадебное платье из куриных перьев? – спросила доброжелательная хозяйка.

– Нет. Долго ждала, пока вы откроете, – поведала девочка, обрадованная, что ее не употребили в пищу. – Одни куры, – восхитилась Настя, чтобы вызвать доверие.

– Нет, и утки тоже есть. Вот они, – хозяйка показала с гордостью на переливающихся с боку на бок трех уток, отошедших к соседнему забору.

Затем девочка смело прошла в домик по приступке. Заглянула в каждую клеть с позволения хозяйки, когда та жестом демонстрировала свои хоромы. Она с разочарованием поняла, что площадь их коммунальной комнаты, где проживала с родителями значительно больше, чем в соседнем доме, но опрятность до безобразия могла свести с ума, так как сквозила во всем облике жилища, о чем ее уже предупредила мама.

– Садись вот сюда, – сказала Таисия Безбеднова, не дожидаясь ответа, толкнула гостью на табурет, стоящий рядом со столом, – чай будешь?

– Нет, спасибо, – испуганно ответила Настя. – Не хочу ничего, – оглядывая кухню, с ужасом сказала она.

– Вот сиди здесь. Я буду говорить тебе кое-что, но некоторые слова буду пропускать, чтобы ты сама додумалась, о чем я говорю. Теперь никуда отсюда не уйдешь, до тех пор, пока не вернется с работы дед. Я сильнее тебя. Ты со мной никогда не справишься, маленькая шалунья, – с дикой злобой припугнула девочку соседка.

Она медленно выговаривала каждое слово, как будто судебный смертельный приговор, переводя взгляд на высокую покрашенную газовую печь с открывающейся нижней железной форточкой и выдвижной верхней вытяжкой, когда гостья сначала, как загипнотизированная смотрела, как та муштрует ее. А потом, осмелев, доведенная до жути и страха от безысходности, так как хозяйка дома стояла в проходе, перевела взгляд в самый потолок печи.

«Ну, и баба-яга! У меня есть свой дедушка. Он сидит дома и не знает, что попала в западню. Как же мне отсюда убраться? Сколько времени буду здесь находиться? Может быть, дед придет поздно вечером? Смогу ли сбежать отсюда к родителям?», – спрашивала себя с негодованием «маленькая принцесса», у которой бантики были завязаны именно таким образом, как научила делать мама, когда сообщила ей название новой прически.

Девочка, не долго думая, вскочила с надоевшего ей, недавно выкрашенного красной масляной краской, табурета. Опрометью выскочила на улицу, пересекая серый двор и калитку за одну минуту.

– Кыш, кыш, кыш, – услышала она вслед шипение и громкий хохот негостеприимной хозяйки.

Трясясь от страха и внутреннего перенапряжения, Настя появилась в коммунальной комнате, чуть не столкнулась в двери с мамой:

– Как ты быстро вернулась, – удивилась женщина. – Понравилось? – строго глядя на дочь, хотела выяснить она.

– Нет. Но очень чисто, а мебели мало, – пояснила Настя, успокаиваясь рядом с родным человеком, глядя на черное пианино.

– Так это же хорошо. Свободно ходить, – заметив смущение девочки, сказала женщина одобрительно.

– Как будто там произошло преступление, а они хотят спрятать следы… Что-то напоминало мне у них о смерти, а она сама очень симпатичная на лицо, но голос у нее мерзкий, как у ведьмы. Настоящая злая колдунья Гингема из сказки «Волшебник Изумрудного города», – сказала Настя, вспоминая, с чем можно было сравнить впечатление, полученное после посещения соседнего дома, но не находила слов в своем детском лексиконе.

Девочка увидела смерть с мягкими кошачьими шагами.

– Они всегда такие вычурные со странными привычками толкаться и пихаться. Это я заметила с первого посещения. Больше туда я не ходила, хотя они приглашали еще раз. Противно смотреть на больных в нерабочее время. Достаточно мне работы и дома… – возмутилась Нина Афанасьевна в сердцах.

Настя выпила чаю с только испеченными булочками, обсыпанными сахаром и съела бутерброд с колбасой. Когда с улицы вернулся отец, он находился во дворе, занимался хозяйственными делами, вытрясал мешки. Увидев испуганную дочь, тоже с интересом спросил:

– Что нового произошло за мое отсутствие?

– Да, вот Настя пришла от Безбедновых. Говорит, чуть лоб себе не расшибла у них о притолоку, – на свой лад сказала мама.

– Неужели? – спросил отец, облокотясь о холодильник, стоящий у самой двери.

Настя уже вышла из-за стола, начала убирать посуду, оставленную членами семьи для мытья, чтобы навести порядок в комнате.

– Нет, ничего не случилось. Но жить с ними я бы не стала. Что творится у них, я не знаю. Какая-то тяжелая обстановка. Но очень бедно, – путая слова, ответила она, готовая выйти из комнаты с горкой посуды в руках, чтобы заняться своей основной обязанностью по дому – уборкой.

– Что-то не так? – отец продолжал допытываться о криминальной ситуации в соседнем чистеньком особняке.

– Я все сказала маме об этом, но могу добавить, что они злые и подозрительные. Им нельзя верить, – она, недоговорив, прошла на кухню, провожаемая любопытными взглядами родственников.

Закончив с посудой, Настя вернулась в комнату, вытерла тарелки, поставила на место, испытывая свое терпение, принялась читать отложенную книгу Дюма «Три мушкетера», полученную из библиотеки приключений одноклассницы.

* * *

Визит участкового милиционера заставил всех соседей опрошенного первого этажа углового двухэтажного дома вспомнить, что они слышали обо всех подобных случаях от знакомых. Вечером на общей кухне произошел крупный разговор между всеми жильцами, которые были дома и что-то понимали в розыске пропавших лиц. Каждый из домочадцев высказал свою версию происшествия.

– Мы ничего про них не знаем. Но однажды я покупала у них яйца. Очень свежие и крупные, – высказала свою версию соседка-пенсионерка – Анна Ивановна за двоих – себя и мужа – Егора Васильевича.

Она, узнав, что разыскивают пропавшую квартирантку из маленького, чистого, каменного домика, выстроенного недавно, с обустроенным во дворе курятником и конурой для собаки, разогревала ужин на старой четырех конфорочной плите.

– Думаю, что она сошлась с каким-то мужчиной и переехала на другую квартиру или в другой город, – заявила продавщица овощами – Тамара, которая проживала в маленькой комнатке с мужем-атлетом, чья дверь выходила в узкий коридор, а одно окно – на улицу рядом с входом.

– А я предполагаю, что она просто решила порвать с ними. Кто-то мне говорил на улице, кажется из дома по соседству с другой стороны, когда мы приезжали к ним по вызову из поликлиники, что у этой женщины был аборт с сильным кровотечением. Но это, возможно, сплетни… Скорее всего, наговор, – сообщила сотрудница поликлиники – Нина Афанасьевна, когда ее надоедливых детей не было на кухне.

– Сейчас уже ничего не изменишь, поэтому милиция хочет закрыть дело. Ищут они человека долго. Все сведения соберут и отправят ее родителям в деревню, откуда она приехала к нам в город. Будут собирать вещественные доказательства по делу. Может быть, с собакой приедут. Нам остается только ждать результатов расследования, – такая версия была высказана мужем врача – Борисом Павловичем, тем, кто встретил участкового милиционера.

Нина Афанасьевна слушала его с пристрастием и явным уважением, чтобы потом попытаться поспорить с мужем.

– Что-то мне подсказывает, у нее не было врагов, а только сотрудники, – соизмеряя свои возможности на небольшом кухонном столе, где были разложены овощи для щей, сказала еще одна пенсионерка – Дарья, которая жила напротив пожилых людей в крохотной комнатушке – клети, перебиваясь мелкими спекуляциями.

– Виновный… – он сделал паузу, – попадет сразу к нам, в изолятор, – тихо произнес Егор Васильевич, сидя на лавке после дежурства около стола точно в такой же позе, как он сидел на работе в СИЗО, охраняя спокойствие граждан.

– При любых сложных обстоятельствах найдут виновного, – заметил философски, появившейся на пороге, студент Петр Вежин – сын Бориса Павловича.

– Кто ищет, тот всегда найдет, – процитировала его сестра – Настя, когда заметила, что все исчезли из общей комнаты, как по мановению волшебной, а ей так хотелось послушать, о чем же шла речь на этот раз, высказать свое мнение школьницы, чтобы казаться взрослее и чуточку мудрее.

Когда все версии были высказаны, жильцы по одному стали покидать кухню. Этот случай постепенно забылся всеми соседями коммунального дома, но неприятный осадок от разговора остался надолго. Никто из них не возвращался к теме о пропаже граждан в окрестностях города. Лишь однажды Егор Васильевич сообщил, что директора макаронной фабрики – уважаемого человека с высшим образованием – посадили за растрату, но это не имело никакого отношения к делу о пропаже Гали Безбедновой. Следователь больше не приходил, и жизнь мало помалу нормализовалась.

Приближались выходные дни и праздник Первомая. Все начали готовиться, осваивая пригородные участки, вскапывая огород и сажая овощи. Никаких новых криминальных случаев не произошло за последнюю неделю, чему каждый из соседей на первом этаже тихо радовался.

С вечера Настя – долговязая девочка с бледным лицом, но правильными чертами: большими выразительными глазами, ровным носиком, пухленькими губами – собрала все свои небольшие пожитки. Она рассматривала поношенную, коричневую, шерстяную, школьную форму, которая уже была ей маловата и черный, штапельный фартук. Достала синюю, полушерстяную, удлиненную юбку; белую поплиновую блузку с защипками на груди, которая очень ей шла, и которой она гордилась; хлопчатобумажные, коричневые чулки и лаковые, черные туфли.

Разложив вещи перед собой, она выбирала, в чем пойти на праздник Первомая с мамой – врачом скорой помощи. Черное, колючее, драповое, осеннее пальто с вышитым воротником было настолько мало, что еле застегивалось на груди, а на шее вообще не сходилось, поэтому она решила не ужинать, чтобы выглядеть респектабельно и не бедно среди коллег и сотрудников штата больницы. Из-за этого факта она страшно робела. Ей хотелось произвести приятное впечатление на уважаемых людей и их детей.

Вечером Настя надела пальто-маломерку поверх летнего, шелкового платья с солнечным рисунком для примерки. Она недавно переболела тяжелой лакунарной ангиной, поэтому очень боялась снова простудиться, потеряв возможность появиться на улице.

– Смотрится неплохо. Ты можешь идти в нем нараспашку, – посоветовал старший брат Насти, удивляясь, что девочка росла год от года, а пальто на первоклассницу никак не подходило для десятилетнего подростка ни по длине, ни по ширине.

Настя, усомнившись в его словах и совершенно не смущаясь, рассматривала себя в небольшое зеркало посередине светлого трехстворчатого буфета, представлявшего собой восход эпохи социализма.

– Ну, это мы посмотрим, – разозлилась она, так как прекрасно понимала, что в школьной форме идти на праздник некрасиво, юбка была слишком длинной, а с пальто весь наряд выглядел ужасно.

– Твое дело, – сказал семнадцатилетний юноша, артистически позируя перед зеркалом и постоянно расчесывая свои густые темные волосы на пробор.

– Хорошо, надену старый, домашний халат, чтобы не выглядывало из пальто. Расстегиваться не буду. Никто не заметит, что у меня нет бального платья на выход, – поделилась Настя в отчаянии, удивляясь своей худобе и утонченности.

Она постоянно мечтала познакомиться с каким-то симпатичным мальчиком и подружиться. Найти своего союзника в играх, так как среди школьных товарищей происходили ежедневные стычки и драки из-за любой мелочи. И вот случай немедленно представился. Она много смысла вкладывала в понятие «дружба», поэтому очень нервничала. Дома рисовала стенную газету под названием «Дружба» два раза, помещая туда стихи Есенина и собственные сочинения, за которые в школе получила отлично. Но оба раза самонадеянно рвала на мелкие кусочки, чтобы потом вместе с мамой склеить. Нина Афанасьевна – ее мама – высокая, интересная, шатенка с прической из длинных волос в виде валика, надевая очки, сразу предупредила:

– Придут все опытные врачи, у которых есть дети – твои ровесники. Тебе надо будет соблюдать дисциплину.

Про твердую дисциплину, которую следовало обязательно соблюдать, девочка слышала много раз в школе, поэтому немного успокоилась, но внутреннее волнение и предпраздничная тревога не прошли.

– Кто интересно придет из детей? – спросила Настя, понимая всю глупость заданного вопроса.

– Да, тебе не обязательно с ними знакомиться, – посоветовал папа Борис Павлович – седеющий мужчина – бывший госслужащий, но персональный пенсионер по болезни глаз.

Это заявление вывело Настю окончательно из себя, она готова была расплакаться.

«Почему не надо знакомиться со своими одногодками? Может быть, они сами захотят узнать, как меня зовут или сколько мне лет?», – рассуждала девочка, внутренне сжавшись, упрекая себя за любопытство, проявленное в выяснение главного своего вопроса о дружбе.

«А если меня откажутся взять с собой?» – внезапно возник назойливый вопрос, от которого она никак не могла избавиться в течение всего вечера, слоняясь по комнате из угла в угол до беспамятства, мешая своим появлением каждому члену семьи.

«Мне надо проявить себя с самой лучшей стороны, чтобы зарекомендоваться перед мамой или помочь ей в чем-то по дому: постирать, вымыть посуду, пол», – пронеслась у нее в голове счастливая мысль, от которой у нее повысилось упадническое настроение. Все эти нудные, ежедневные обязанности она выполняла хорошо, но ей лично хотелось добиться похвалы, чтобы убедиться в правдивости маминых слов о своих сверстниках – детях сотрудников. За ужином Настя, отодвинув от себя тарелку, опустив глаза, устало сказала:

– Сегодня постараюсь обойтись без ужина. Боюсь, пальто на меня завтра не налезет.

Родители переглянулись в недоумении. Мама, не смотря на предупреждение, положила на тарелку вкусной картошки, жареной на сливочном маргарине, и поставила перед дочерью.

– Настя, обрати внимание на нашу маму. Она вернулась с фронта в звании капитана медицинской службы в одной шинели (правда, у нее была еще доха), – отец девочки всегда ставил свою жену в пример перед детьми. – Ходила в ней очень долго… Все обращали на нее внимание… Потом сдала в музей как экспонат. Тогда многие ходили в шинелях…

Сын и дочь всегда с радостью воспринимали эту важную информацию во время совместного обеда, ужина или завтрака. Обращался отец всегда мимо конкретного человека, но на этот раз, по-видимому, заострил внимание на пустой тарелке девочки и желании жены угодить всем членам семьи.

– И все тоже сдали шинели в краеведческий музей? – спросил Петр важно, демонстрируя свой кругозор и уважение к родителям.

– Ну почему? – удивился отец реплике любознательного взрослого сына. – Так и продолжали носить, пока не истерлась, а потом перешили детям.

Настя с тоской представила себя в перелицованной офицерской шинели.

– Многие сразу сдали в военкомат, как положено по уставу, – вступила в дискуссию мама, прошедшая Отечественную войну, заслужившая ордена и медали за все свои героические походы и боевые подвиги.

– Меня послали на борьбу с раскулачивание в период НЭПа, а в войну, все об этом знают, я работал журналистом в две смены на радио и в военкомате, зарабатывая лишь на пропитание большой семьи – кормил свою маму, брата и сестер с детьми. Все равно еды не хватало, когда умел отец – мастер на железной дороге. Приходилось экономить на всем. Продали самое ценное: золотые украшения, книги, дорогую мебель. Перешивали старую, поношенную одежду. Военные заводы по выпуску снарядов работали в три смены, – сказал Борис Павлович строго, вспоминая прожитые годы.

В шоке Настя поняла, что доела полную тарелку калорийной еды, да еще с хлебом. Ей казалось, что никогда она не ела такого вкусного ужина.

– Познакомились мы, когда наша мама ходила в шинели каждый день на работу. И даже не собиралась снимать, – продолжил отец свое повествование, глядя, как дети в два рта умильно съели целую сковороду, приготовленного ужина и запили молоком. – Я ее уговаривал тогда переодеться в гражданскую одежду, но безрезультатно… Наша мама – герой войны и труда.

– Все мы знаем эту историю, – сказала мама, польщенная рассказом. – Но не стоит расслабляться на достигнутом.

Настя не знала, что ответить взамен такого красивого прошлого. Ее восхищало слово «доха», которое вызывало у нее массу положительных эмоций. Она представляла что-то необыкновенно пушистое и теплое, поэтому, вздохнув, сказала:

– Теперь точно поправлюсь на килограмм и не влезу ни в одно платье. Это старое пальто, хотя оно выглядит еще хорошо, не сходилось у меня на груди. Не буду застегивать у воротника…

– А ты что в положении, чтобы поправляться? – спросил бесцеремонно ее брат – Петр, добиваясь, чтобы ему положили добавки, он всегда вставлял ей шпильки.

– Никто не должен обращать на тебя внимания, – строго добавил отец, обращаясь к дочери, украшавшей себя скромностью, а она опять испугалась, вдруг мама отменит их взаимный договор о выходе в светское общество коллектива железнодорожной больницы или она сама заболеет.

– Возможно, похудею до завтрашнего дня, – вслух размечталась Настя для самоуспокоения, убирая со стола, а затем старательно домывая посуду после ужина на кухне.

– Ну, это вряд ли, – изрек корректно отец, обращаясь участливо к дочери, понимая ее тревоги как свои собственные.

Вечер для всех членов семьи закончился благополучно в надежде, что завтра после демонстрации мама испечет сладкий пирог с вареньем из яблок, кулебяку с капустой и рыбой, сварит щи, компот, пожарит котлеты или еще что-нибудь вкусное. Так и не получив сладкого пирога на ночь за старание, девочка уснула в предвкушении счастливого момента знакомства с любым мало-мальски разговорчивым школьником среди праздничной процессии с флагами и шарами, куда она собиралась появиться впервые в ее короткой ученической жизни.

Цветные шарики, надутые папой, сразу сдулись, так как не нашлось подходящей нитки. Сама Настя не могла надувать.

Утром она разобралась еще раз в небольшом запасе туалетов. Остановив свой выбор на летнем платье с солнечным рисунком, рискнула все-таки надеть сверху черное, драповое, перешитое пальто на шелковой подкладке. Но рукава явно смущали. Они были чуть выше запястья. Она решила, что можно будет положить руки в большие карманы с вышивкой такой же, как на воротнике. Карманы находились как раз на талии, поэтому держать руки в них постоянно выглядело бы слишком вызывающе.

Мама Насти тоже разоделась в пальто цвета морской волны. Серьезной опасности простудиться не было. Погода установилась солнечная. Немолодая пара очень упитанных людей – соседей по коммуналке – в домашней одежде высыпали на кухню, восторгаясь видом своей соседки и ее дочерью с большими белыми бантами. Муж – сотрудник органов внутренних дел, жена – рабочая Молкомбината прекрасно ладили между собой и с соседями.

– Выглядите обе прекрасно, – в один голос стали говорить соседи. – Можно идти по подиуму, как для журнала мод.

Не глядя на себя в зеркало, Настя с мамой – участницей войны – ринулись к месту сбора колонны демонстрантов.

На майской демонстрации собрались все сотрудники железной дороги, включая врачей, медсестер и фельдшеров. Врачи больницы шли особняком. С гордостью, размахивая транспарантами и плакатами, прошла профсоюзная организация, а за ними потянулись преподаватели и учителя профессионального образования. Настя заметила, что все мамины сотрудники были без детей, лишь одна миловидная женщина стояла с мальчиком, с виду лет десяти, то есть ее ровесником. Он широким жестом и с благосклонным видом вручил ей шарик.

– На, возьми, дарю! – произнес он в приподнятом настроении.

– Спасибо, – поблагодарила Настя, обрадованная изумительным началом праздничной демонстрации с транспарантами, цветами и шарами, упрекая себя, что зря она нервничала вчера, переживая относительно появления детей маминых сотрудников.

Все на самом деле выглядело прекрасно. Она с радостью отреагировала на его сюрприз, поняла, что у этой встречи должно быть продолжение. Но мальчик оказался мало разговорчивым. Они познакомились друг с другом в продолжение небольшой паузы, пока демонстрация выжидала входа на площадь на углу пересекающихся улиц. Все участники танцевали под гармошку и пели.

– Меня зовут, Саша, – вклинился мальчик в ход Настиных спутанных мыслей, чтобы привлечь к себе внимание.

– Настя, – ответила она, стараясь вытянуть укороченный рукав. – Будем знакомы.

Разговор перешел на профессиональную тему, чем занимались родители, кем они сами собирались стать в будущем, когда окончат школу, техникум или вуз. Настя тут же сообщила первое, что пришло ей в голову, наивно предполагая, что актерское призвание наилучший способ найти друга:

– Я хотела бы быть актрисой драматического театра или кино.

– А мы, возможно, покинем страну. Уедем отсюда в Израиль, но не скоро… – сказал Саша, улыбаясь своей симпатичной спутнице. – Сначала надо окончить школу с отличием, а потом получить высшее образование. Надеюсь стать биологом или врачом, как мама. Там, говорят, очень хорошо платят специалистам.

– Здорово! – поддержала его Настя. – Не жалко расставаться?

– Нет, если дело касается денег. Но мне совершенно не хочется уезжать в другую страну, где я никого не знаю, – ответил он.

Глубокое разочарование и грусть проникли под сознание девочки, так как она увидела в сыне сотрудницы своего союзника, с кем разлучаться ей бы ни за что не хотелось, тем более переезжать с ним или кем бы то ни было в другую страну. Она была очень назойливой и привязчивой. Часто брала на себя взрослую обязанность покровительства и любила вникать во все слухи, витающие вокруг всяких небылиц и фактов.

– Хорошо, что мы познакомились, – вслух сказала Настя, а потом добавила, чтобы не казаться слишком глупой, назначая сразу свидание по-взрослому. – Хотела бы с тобой встретиться когда-нибудь. Ну, лет, предположим, через несколько… – сказала она, представив себя стоящей на углу улицы с таким же красным шариком в руках, а удивленный Саша, казалось, не понял, о чем она говорила, поэтому промолчал насупившись.

– Через сколько лет ты надеешься, мы встретимся? – вдруг спросил мальчик, чтобы уточнить сроки ожидания.

– Лет через пятьдесят на этом же месте, – наобум ответила Настя, испугавшись своих слов. – Так будет интереснее жить с надеждой.

Она быстрее хотела закончить выяснять, понял ли он шутку или нет. Вокруг играла музыка аккордеона, некоторые танцевали или пели. Детей взяли за руки родители, чтобы они не отделялись от коллектива. Майская демонстрация прошла быстро через городскую площадь и успешно завершилась. Все разошлись по своим домам отмечать праздник. По пути Настя «обмозговала» свои впечатления и никак не могла понять, что же все-таки произошло? Надо ли ждать столько томительных лет встречи с милым мальчиком, у которого такие приятные глаза, серьезные планы на будущее и чудесные манеры?

«Дождусь своего друга обязательно, – твердо решила Настя. – Жаль только, что встреча произойдет не так скоро, как мне этого хотелось бы. Надо долго учиться, получить хорошее образование…» – мечтала она.

Засыпая от усталости, она села за праздничный, накрытый белой скатертью, дубовый стол с фигурными ножками, как у рояля. Мама поставила на середину тарелку с пирогом, испеченным ею на обед, поделенным на несколько равных частей.

– Какой красивый пирог! – восхитилась Настя беззаботно.

– Нравится? Значит, ешьте, – сказала мама весело, отрезая хлопотливо долю, раздумывая о своем предназначении.

Глаза ее сияли от радости и счастья. Каждый член семьи съел с удовольствием кусок сладкого пирога с яблоками.